Ёржик. По следам цветочных воришек

Ёржик

По следам цветочных воришек

Денис Андронов

© Денис Андронов, 2025

ISBN 978-5-0065-4641-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Д. Андронов

ЁРЖИК

по следам цветочных воришек

Глава первая. Дом

Белело ли что-то за синей рекой?

Вставал ли за речкой лесок золотой?

Бежал ли по речке уставший баркас?

Нам, то неизвестно. То было до нас.

Петляли ли чайки над гладью речной?

Дрожала ль осока в тени голубой?

Про то неизвестно, но знаем прекрасно,

что в доме напротив огромной реки.

Нет! В доме огромном у тихой воды.

Нет, даже не так. Нам известно чудесней:

В том доме, где множество стен и окошек,

а в каждом окне занавески в горошек.

А если собрать весь в горошек в ладошки,

то можно наделать семь литров окрошки,

и ей накормить даже птичек и кошек.

Конечно же, если у кисок и пташек

появиться к ней интерес.

Так вот.

В этом доме, где дверцы скрипучи,

а ручки на дверках немножко колючи.

Да что там колючи! Кусачи и злючи.

А как же иначе им быть?

А если воришка захочет забраться?

Не каждый с воришкой попробует драться.

Ведь можно без носа при драке остаться!

А ручка-колючка способна прекрасно,

воришку за дверь не пустить.

Нам это известно. Но более скажем!

Вот Дом! Он значительный, многоэтажный,

точнее возвышенно сильноэтажный.

Из ёржиков в нём поселился б не каждый,

кто любит этажность и в лифтах кружить.

Так вот.

В этом Доме. Точнее с фасада,

где выросла из гиацинтов преграда,

находится дверка, размерами с книжку.

За ней обитает не птичка, не мышка

и даже не с пальчик весёлый мальчишка.

Скрипя, открывается дверка-малышка.

Точнее сначала три раза звенели

за дверкой ключами и песенку пели,

а после стучали по дверке предметом,

по звуку – тяжелым, но важно ли это?

Три раза звенели, два раза стучали,

и дверку-малышку тихонько качали.

И дверка пошла, забренчав и тревожась,

и даже от страха немного кукожась.

Коснулась стены. Бубенцы зазвенели.

Да те, что на дверке-малышке висели.

Затихла малышка, а с ней бубенцы —

все звуки попрятали в вечность концы.

И здесь, на пороге, где коврик для ножек,

что служит ночами приютом для кошек.

Тем кошкам, что изредка любят горошек,

что им раздают в предрассветной тиши.

На коврике, что перешёл по наследству

к владельцу, когда вдруг закончилось детство,

с которым закончилось, кстати, соседство

с мамулей, папулей, сестрёнкой и братом.

Жаль в детство нельзя воротиться обратно.

Сейчас же владелец ковра бородатый.

Не прям борода. Больше сладкая вата.

На ощупь уж точно, как сладкая вата.

По цвету стандартна, немного помята.

Но в этой бородке довольно приятно,

той птичке, что гнездышко свить не сумела

в малиновой рощице и прилетела

в бородку к тому, кто стоит на пороге,

и смотрит сейчас на короткие ноги.

Конечно свои.

Ножки птички в бородке.

Тончайшие ножки. Для смелой походки.

– Бадам, – говорит он, и злится немного.

Естественно, злится! Собрался в дорогу,

а ботики на ноги не нацепил!

– Бадам, базабыл. Бабатинки, базыл!

И дверка-малышка обратно закрылась.

Бубенчики пели, о том, что им снилось…

А сниться ли что-то бубенчикам, кстати?

Наверное, да. Про бубенчики хватит.

Три раза бренчали за дверкой ключами,

два раза стучали и дверку качали.

И дверка-малышка дрожала и пела,

бубенчики радостно делали дело.

На петлях вращаясь, коснулись стены.

И вот, на пороге явился из тьмы…

Из тьмы приквартирной, где спят силуэты.

Лишь то, что мы видим:

– четыре газеты;

– копилка;

– дробилка орехов;

– кассета;

А что за кассета? Чуть позже про это.

А дальше лежали, стояли, пылились,

такие предметы, что нам и не снились:

– кривая сова, вероятно, подделка;

– ядро ведролёта;

– живая свистелка;

– какая-то шпага;

– какой-то билет.

А дальше не видно. А, значит, секрет.

Знакомьтесь, друзья, к нам из тьмы приквартирной

шагнул за порог…

Он почти что всемирный.

Известный, чуть больше, чем в целой квартире.

Но меньше, чем скажем, в каком-нибудь мире.

Довольно знакомый. Довольно чужой.

Чужой, но не всем. А забавный какой!

Знакомьтесь же!

Ёржик.

В ботинках бумажных.

Он – очень смешной, и не очень отважный.

Но это не важно, а важно другое.

У Ёржика сердце, как солнце, большое.

Не то, чтоб размером, но свет от сердечка,

согреет и ёржика, и человечка.

Глава вторая. Лысина

В том доме, что очень и сильно этажный.

Который заметит, конечно, не каждый.

С окошками, где рассыпался горошек,

что лакомством служит для крошечных кошек.

В домишке-малышке, где ручки-кусачки

хозяевам служат вернее собачек.

Где добрые мысли начало берут.

Там ёржики тихо и мирно живут.

Один из которых, в секундочку эту,

закрыл дверь-малышку и смотрит на лето.

Под звон бубенцов, что остались в дому,

он смотрит на лето. Да! Кстати про это.

Про лето, что любят почти, как весну.

У ёржиков лето – прекрасное время.

То время для сбора чудесных растений.

Одно из которых на тоненькой ножке.

Зеленой. Прекрасной. А сверху лепёшка.

Лепёшка мохната, как пчёлка иль кошка,

но цветом на кошку похожа немножко.

Совсем не похожа. Сказать поточнее,

лепёшка мохнатей и просто желтее.

Мы знаем всех кошек на этой планете,

и жёлтых пока не встречали, поверьте.

И это растенье с мохнатой лепешкой,

все ёржики любят срывать понарошку.

Вернее сказать, ну, совсем не срывают,

а только за ростом цветом наблюдают.

И часто довольные сладко вздыхают.

От счастья, от радости и от покоя,

который им дарит цветочное море.

Да! Только глядят, наслаждаясь моментом,

и рассыпаются на комплименты:

– О, как, ты, чудесно цветочное море!

– Какой аромат от вас нынче стоит!

– Любимое небо! Любимое поле,

своей красотой первозданной манит!

– Гляжу, вы сегодня взгрустнули немножко? —

Нагнется, любуется, гладит ладошкой.

А ручкой взмахнёт, и в руке остаётся,

не желтый цветок, а кусочек от солнца,

что в сердце пылает и греет когда,

у лета закончится срок…

– Ба-да-да! —

взволновано пискнул встревоженный Ёржик.

Он лето вдыхал и растенья срывал.

Как вдруг в безмятежном пространстве покоя,

глазами увидел, а после расстроил

ранимое сердце, что билось в груди.

И вновь пропищал:

– Ба-да-да! Ба-ди-ди!

Вы только вглядитесь: бескрайнее море

цветочков, но приступ великого горя

у Ёржика вызвал престрашный момент!

Точнее сказать:

– Бададой бинцидент!

Вы вслушайтесь только, вы только всмотритесь.

И Ёржиком бедным попробуйте стать.

Ах, если б случилось, смогли б увидать,

как целое море цветов шелестело,

красиво качаясь на ветре, гудело.

Точней не гудело, а пело, звеня,

и песней цветочной желтели поля.

Но вот, в середине бескрайнего поля

цветочки пропали. Их кто-то сорвал!

– Бебочки бабали! Би бто-то бовал! —

так Ёржик несчастный за мной повторял.

Цветочное море, и дырка у края,

размером почти, что с большого слона.

У края, где раньше цветы прорастали,

теперь облысев, красовалась земля.

Но кто совершил это тёмное дело?

От лысины черной следов не видать.

Воришки, быть может, сюда прилетели?

Ну, с неба упали цветочков нарвать.

А может они пробрались под землею?

А может быть, прыгнули, как кенгуру?

Цветочки собрали, лепёшки украли,

и скрылись бесследно в дупло иль нору?

И Ёржик, хоть он не отважный каратель,

но всё же собрался злодея сыскать.

И вот потому-то! Да-да! Потому-то!

Он сразу отправился прямо в кровать.

А всё от того, что он знал понаслышке —

все воры приходят при свете луны.

А днём они дома стирают штанишки,

чтоб смыть преступлений немые следы.

И Ёржик ушёл. Но, конечно, сначала!

Вот прямо сначала, уж так повелось:

все ровно три раза гремели брелочки,

два раза стучали по дверке рукой,

и птичка в бородке тихонечко пела,

а пела о том, что несчастье стряслось.

И Ёржик лежат под большим одеялом,

на мятной подушке и щурил глаза.

Он, видимо, думал. Конечно, он думал!

Но вслух ни словечка сейчас не сказал.

И птичка лежала на той же подушке,

и мысли витали в её голове. И даже игрушки…

А нужно отметить.

Ведь это неправильно будет скрывать.

У Ёржика есть сорок девять игрушек.

Он с ними садится за стол, чтоб поесть.

И с ними он ходит на плаванье в душе.

И спать, и играть, и читать, и дышать.

Ну, в общем, глаголы с концовкой на «-ать».

И даже игрушки нахмурили бровки.

И мягкие лапки к ушам приподняли.

И даже лошадка, что в старой коробке

от обуви долго без дела лежала,

моргнула глазами, лягнула лягушку.

А та возмущалась…

Но Ёржик в подушку

попрятал два уха, и слышал лишь мысли.

Парящие буквы, красивые числа

в его голове, под оранжевой челкой,

летали и строились в хитрые планы.

И Ёржик решил, что проспит до заката.

А с первой звездою отправится в море.

Да, это понятно! Ведь если б не спал он,

то ночью бы сон его сцапал в кровати.

Но, Ёржик умнее, но Ёржик хитрее.

Он выспится днём…

Ёржик

спит уже,

кстати.

Глава третья. Поимка

И вот она ночь. Ёржик резко проснулся,

точнее, сначала два глаза открылось.

Прищурился Ёржик, затем встрепенулся,

и вмиг одеяло, упав, укатилось.

Проснулась и птичка, залезла в бородку,

и дальше продолжила спать в одночасье.

А Ёржик достал изумрудную лодку;

рыбацкую сеть; мармеладные снасти;

лимонный сироп; и пальто-маскировку;

очки, чтобы видеть, что деется ночью.

И всё это он распихал по карманам.

Стоит в коридоре, а сердце стрекочет.

Стрекочет и бьётся сердечко со страху.

Но медлить нельзя, уже солнце сокрылось.

И Ёржик по дверце ударил с размаху.

И дверь от удара на землю свалилась.

Возможно, от нервов, авось специально,

удар оказался сильнее, чем нужно.

И Ёржик, с испугу, почти моментально,

из дома сорвался и дёрнул наружу.

Несли его к морю короткие ножки.

В цветочное море. В бескрайнее море.

И только у места, у желтой дорожки

замедлился бег.

Ёржик

около

поля.

Всё тихо вокруг.

И воришек не видно.

Сейчас он решил приготовиться к встречи:

достал из кармана гигантскую лодку,

пальто-маскировку накинул на плечи.

На лысине поля раскинулись сети.

Он в них положил мармеладные снасти.

И только закончил, набросился ветер.

И на небе черные тучки сгустились.

А ветер шумел, колыхая цветами.

Цветочки качались, лепёшками бились.

И Ёржик присел средь цветочного поля.

Вдруг с неба воришки на землю слетелись.

Точнее один, но большой и ужасный.

Ужасней него может быть только каша,

которую кушать порой заставляли,

но Ёржик не ел, потому что боялся.

Затих ветерок, а воришка отвратный,

уже над лепешками жутко склонялся.

Он рвал стебельки и ни сколь не смущался,

и даже, пожалуй, чуть-чуть улыбался.

И даже тихонечко едко смеялся.

Как может смеяться ужасный бабайка,

когда анекдоты читает утайкой

про глупых злодеев и важных принцесс.

И ёржик от ужаса в лодку залез.

Лишь только два глаза, два маленьких глаза

глядели на жуткого зверя.

Лишь только два глаза, два крошечных глаза

кромешную тьму лицезрели.

И Ёржик напялил очки на гляделки,

чтоб зренье ночным обернулось.

И тут он увидел! Ох, что он увидел.

Аж, сердце его встрепенулось.

У монстра был панцирь, да красного цвета,

на панцире черные точки.

А жуткие лапки, корявые лапки

срывали с корнями цветочки.

И Ёржик прозрел! Это ж Божья коровка

размером с футбольное поле.

И ёржик вспотел.

– Бэто божья боровка барует беточное боле! —

он шепотом пискнул и взялся за весла.

И лодка, качнувшись в растеньях,

отправилась плавно к ужасному монстру,

спасать результаты цветенья.

Коровка притихла и рвать перестала.

Стремглав головой повертела.

Расправила крылья. Присела. Взлетела.

К сетям с мармеладками перелетела.

Принюхалась. Затанцевала.

А как прокружилась, опять приземлилась

и стала проглатывать снасти.

А Ёржик от счастья, что план удается,

сидит в своей лодке и хитро смеется:

– Би-би-би! Ба-ба-ба! Бу-бы-бо! Би-бе-ба! —

вот так он хихикает. Именно так!

Исчез, испарился изменчивый страх.

А божья коровка в сетях увязает,

уж сеть её лапки собою хватает.

А божья коровка едой занимается.

Пока она кушает —

не отвлекается.

И Ёржик подплыл и за сетку схватился,

да дернул ёё, словно стал силачом.

От дерганья монстр ужасный свалился,

и землю ударил плечом.

Взлетел словно птица, ликующий ёржик.

– Ба бавился! Ба бобедил.

Лежала на спинке Коробочка божья,

как будто в ней не было сил.

И вылезла птичка, что только проснулась,

зевнула, взглянула вокруг.

Увидев коробочку, лишь ухмыльнулась…

А Божья коробочка

перевернулась!

Очнулся поверженный жук.

Расправились крылышки и затрещали —

взревел красно-черный мотор.

А птичка и Ёржик заверещали.

Так громко кричали, так жутко кричали,

что даже коробочку перепугали.

Она-то от страха взлетела над полем,

и стала кружить, как юла.

Но сетка держала. Да, сетка спасала.

Спасала, как только могла.

И в этом моменте, трагичном моменте,

случилось несчастье одно.

Ведь сетка, за лодку цепляясь, свисала.

А жук подлетел! Так что сеть обмотала

и Ёржика, эх, самого.

Как только не пробовал выбраться Ёржик:

зубами хватался, царапался, дрался.

Но сеть зацепилась, не распустилась.

А значит, наш Ёржик попался.

Запряталась птичка в бородку. Затихла.

А Божья коробка, взревев, взлетела над полем.

И мчала так лихо, что Ёржик слегка обмерев,

разжал свои ручки и выпустил лодку.

А Божья коробка, усилив нажим,

уже поднималась достаточно ловко,

касаясь небесных вершин.

Внизу оставались: цветочное море;

и кошки, что ели горох.

Уже загорались в домишке окошки.

А дверка-малышка, упав на порог,

все также лежала, надеясь, что Ёржик,

вернёт её в узы петель.

Но он не вернёт, он уже в облаках.

Не может спуститься на землю никак.

Куда принесёт его божья коровка?

Быть может на небко, где красный восход?

Где божьей коровкой забытые детки

макают печенья в какао и мёд?

Да кто его знает, известно немного,

но кто нам мешает узнать?

Летит бедный ёржик.

Опасна дорога.

«Домой бы вернуться в кровать» —

Так думает ёржик, но время стремится,

конечно же, только вперёд.

Лети бедный ёржик.

Ох, если б ты ведал, в каких приключеньях

продолжишь полёт.

Глава четвертая. Полёт

Взмывала Коробочка выше и выше.

И Ёржик за нею взмывал.

Скрывалась из виду домашняя крыша

и белый туман наступал.

И в облачных далях, неведомых далях,

в краю кучевых облаков,

надежды вернуться домой угасали.

И жуткие мысли в сознанье витали.

И крепло объятье оков.

Но Ёржик сражался: и сеть грыз зубами,

и ногтем узлы ковырял.

Барахтался, сильно пинался ногами.

Но сдавшись, смертельно устал.

И птичка порхая, рвалась и клевала.

Но тоже устала и задремала.

В конце же концов, они оба смирились,

что им суждено долететь до небес.

Знакомые дали совсем уже скрылись,

исчез перламутровый лес.

И Божья коробка, устав от полета

всё медленней к звездам ползла.

Мотор барахлил, подступала дремота,

и сон обнимал два крыла.

Но крылышки бились, сражались с пространством,

которое кстати сказать.

Бескрайнее было, холодное было.

Но разве в нём можно летать?

К тому же лететь без скафандра иль шлема

совсем опрометчивый шаг!

Коробочка мёрзла. И Ёржик мёрз тоже.

Уже покрывалась ледышками кожа.

Он стал откровенно сказать, отморожен.

Точнее, пожалуй, сказать заморожен.

И бабочка тоже замерзла, похоже.

И сетка замерзла.

Что дальше?

О боже.

Не уж то, в ледышки теперь обратятся,

и больше на родину не воротятся?

Останутся в небе в мороженом виде?

Приклеятся к космосу, словно к окну.

Так словно снежинки, кружась на ветру,

на стеклышко липнут узором чудесным.

Так Ёржик с коробочкой влипнут совместно

в пространство и время. И на спасенья

не будет и шанса…

Но что за движенье?

Ах, птичка проснулась! Да это понятно.

Конечно, в бородке ей было тепло.

И вот потому-то, и лишь потому-то

мороз не окутал её.

Она посмотрела, она оглянулась,

и клюнула ёржика в нос.

Наверное, больно. Но Ёржик-ледышка,

практически Ёржик Мороз,

не чувствовал боли. И только два глаза,

что Ёржик ещё не закрыл,

молили о помощи. Птичка же сразу,

насколько хватало ей сил.

Вспорхнула с бородки в бескрайнее небо,

исполнила аксель тройной,

рванула до сетки, что тоже замерзла.

А если замерзла, то стала похожа

По прочности со скорлупой.

Клюёт сеть, как дятел, отчаянно птичка.

А нужно отметить – она невеличка.

Чуть меньше синички и меньше колибри.

И вправду, размер у неё не завидный.

За то по упорству с ней может сравниться,

наверное, только большая куница,

и то если этой кунице присниться,

что стала она карасём.

Согласны, сравненье сравни небылице,

но мы знаем точно, что сниться кунице.

Мы в этом однажды смогли убедиться,

когда пообщались с конём.

А птичка от сетки далёко взлетает!

О, кажется, скорость она набирает.

И вот, отлетев три длины бегемота,

она совершает безумное что-то!

Вернее заметить, пятьсот поворотов!

Пятьсот поворотов, и разворот.

И вертится, крутится, будто юла.

И мчится на сеть, словно пуля стремглав.

Насквозь эту сеть пролетает.

Крылом эту сеть задевает.

И сеть затрещала, и сеть загудела,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.