Колесо судьбы. Книга 3. Большая сцена

– Я отвезу тебя в город, – не терпящим пререканий голосом сказал он, – эти гастроли закончатся без тебя.

Кенна спорить не стала. Перед глазами её всё ещё стояли исполненные страхом лица Жослена и Сезара, намеревавшихся сбежать, бросив Матильду, старуху Гислен и её в руках гуляк.

Кенна закрыла глаза и, чтобы избавиться от навязчивого видения, глубоко вдохнула. Лошадь ударила копытом, и её слегка качнуло, так что спина девушки легла на грудь спасителю.

«Не так уж и страшно прикасаться к нему», – подумала Кенна, задерживаясь в таком положении, просто чтобы понять, что же всё-таки ощущала.

Рауль ситуацией не воспользовался. Только чуть придержал её. И Кенна могла бы подумать, что вовсе не интересует его, если бы не подарки и не сказанные ночью слова.

Так, за несколько часов, они доехали до города, и конь в конце концов остановился перед театром.

– Я тебя провожу, – всё тем же голосом, не терпящим пререканий, сообщил Рауль.

– Не стоит, – попыталась возразить Кенна, – дальше некуда идти, да и дорогу я найду сама, – она помедлила и добавила: – Спасибо вам.

Рауль однако, казалось, не слышал её. Спешившись следом за Кенной, он помог ей открыть дверь, ведущую в театр – как будто та не справилась бы сама. И следом за ней вступил в полутёмный, пропахший пылью зал.

– Не понимаю, – сказал он, следуя за Кенной, неторопливо бредущей вперёд.

– Чего?

– Как тебе может нравиться здесь?

Кенна повела плечами.

– Не могу сказать, что я выбирала, но в этом мире встречается и куда худшая судьба.

– И эти дешёвые юбки… – руки Рауля на сей раз бесцеремонно легли ей на бёдра и притянули вплотную к себе, – не могу сказать, что они тебе не к лицу. Но разве ты довольна тем, кто ты для них всех?

Кенна задумалась. Объятия Рауля не слишком беспокоили её – такое случалось с ней уже не в первый раз, а руки Рауля к тому же оставались бережны и пока не заходили слишком далеко.

– Если вы о моих ролях – то не могу сказать, что они так уж мне неприятны. Пожалуй, мне только надоело играть служанок, – она чуть обернулась, заглядывая в глаза мужчине, – моя мать играла королев и фавориток.

Рауль прищурился. Кенна предполагала, что сейчас он пообещает ей прослушивание в театре Мольера или что-то вроде того, но вместо этого Рауль спросил:

– Значит, ты готова принять на себя такую роль?

– Смотря с кем, – быстро ответила Кенна.

Рауль усмехнулся и уткнулся носом ей в шею.

– Ты очень нежна… Но совсем не пуглива. Тебя ещё не трогал никто?

Кенна покачала головой.

– Не более, чем вы сейчас.

– При такой жизни… Странно, что ты сумела избежать соблазнов.

Кенна пожала плечами.

– Меня никто не заставлял. А сама я не видела повода предаваться им.

– Я рад. Значит, ты будешь принадлежать только мне.

Кенна промолчала. Слова Рауля не понравились ей, но она помнила, что обещала.

– Поэтому, – продолжила она вместо ответа, – сегодняшняя ночь порядком напугала меня.

– Прости, – Рауль едва заметно улыбнулся и провёл кончиком носа по её волосам. Волосы Кенны, правда, были жёсткими от дешевого мыла, и не отметить это Рауль не смог. – Если ты доверишься мне – никто больше не посмеет тебя испугать.

– Я помню о своих словах, – серьёзно ответила Кенна. – Простите… я хотела бы переодеться. Вы отпустите меня?

Рауль покачал головой.

– Я же сказал, что провожу тебя. Я хочу посмотреть, где ты живёшь.

Вот именно этого Кенна и не хотела показывать ему, но избавиться от Рауля явно было не так легко.

Они миновали зал, прошли по небольшому коридору, в который выходили ещё две комнатки, и спустились в подвал, где находилась подсобка с соломенным тюфяком, на котором Кенна спала. Свет проникал сквозь окошко под самым потолком, но даже сейчас его не хватало, чтобы осветить и половины помещения.

– Здесь? – спросил Рауль.

– Только по ночам.

– А днём?

Кенна повела плечом.

– Днём хватает дел в театре, если же нет – я хожу на ярмарку, гуляю по рядам.

– Исключено.

– Исключено… что?

– Всё. Этот тюфяк, например. У тебя от него царапины на плечах.

Кенна склонила голову.

– Только не надо устраивать скандал в театре. У меня от этого будет ещё больше проблем.

– И не думал. Собирай вещи, и идём.

– Я не буду ничего…

– Тогда идём так. Всё равно здесь нечего собирать.

Рауль потянул её за руку и потащил за собой обратно на первый этаж. Кенна, поколебавшись, решила не спорить – никогда не поздно сбежать.

Оказавшись на улице, Рауль не сразу сориентировался – явно бывал в этом районе не часто.

– Где здесь приличный постоялый двор? – спросил он.

– За углом.

– Это там, куда ты меня посылала шлюх снимать?

Кенна промолчала.

– Ясно, идём.

Рауль заставил её снова забраться на коня и повернул его в направлении Сен-Онорэ. Каменные дома здесь не каждому были по карману: по обе стороны тянулись по большей части старые, фахверковые, заселенные от подвала до чердака. Они так плотно прижимались друг к другу, что казалось – можно легко перепрыгнуть с одной крыши на другую. Номеров не было: прохожие, спешившие по узким улочкам вдоль ветхих, почерневших домов с источенными червями балками, нависавшими над перекрёстками, ориентировались по вывескам лавчонок и харчевен.

Однако дом, у которого Рауль остановил коня, выглядел куда чище и свежей тех, что стояли по обе стороны от него.

Первый этаж его был каменным, а второй, третий и четвёртый – деревянными. Верхние этажи слегка выдавались вперёд, нависая над мостовой. Окна выходили на улицу, а хозяйственные пристройки располагались во дворе.

Постучав в дверь, он дождался, пока хозяйка откроет. Та явно даже в маске узнала его, потому что зажала ладонью рот.

– Господин…

– Тихо, – перебил её Рауль, – я привёл постоялицу. Нам нужно несколько комнат и служанка для неё.

Хозяйка быстро закивала. Кликнула горничную и приказала отвести Кенну на второй этаж, Рауль же остался договариваться о цене.

Войдя внутрь, Кенна сразу же оказалась в главной комнате, куда от порога вело несколько ступенек. Она, очевидно, служила хозяйке гостиной и столовой, а за ней шла другая, поменьше, откуда доносился запах тушёной птицы. Низенькая дверца в углу вела в погреб.

Хозяйка кликнула слугу, и тот проводил Кенну по лестнице на второй этаж. Здесь располагались спальни.

Верхние этажи сдавались внаём. Третий и четвёртый – беднякам. Там в одной комнате, разделённой перегородками, могли жить несколько семей.

Но второй этаж сдавался целиком, и когда слуга произнёс:

– Ваша спальня справа. Слева гостиная и кабинет, – Кенна поначалу не поверила своим ушам.

Кенна с удивлением разглядывала то место, куда её привели. Здесь были не только собственная кровать и окно, но ещё и несколько тумб, и туалетный столик для дам. Вся мебель была срублена довольно грубо, но добротно.

Рауль, появившийся у неё за спиной, с лёгким скепсисом огляделся по сторонам.

– Тебе подойдёт? – спросил он. Мужчина шагнул вперёд и замер, почти касаясь её.

– От театра же очень далеко… – пробормотала Кенна. Сказать по чести, отказываться она не хотела – здесь было светло, и ей, к тому же, обещали служанку.

– Я решу этот вопрос.

– Вы перенесёте театр поближе ко мне? – Кенна обернулась к нему и насмешливо вскинула бровь.

– А ты бы хотела?

Кенна поколебалась. Судя по тому, как разговаривал её непрошенный поклонник с хозяйкой, он мог. Мог много чего. Но и цену Кенна прекрасно знала.

– Может быть, потом.

Рауль развернул её лицом к себе.

– Я заслужил хоть что-нибудь? – спросил он. – Хотя бы маленький фавор?

Кенна закусила губу.

– У меня ничего нет, – сказала она. Потом подумала и коснулась губами скулы Рауля. Она целовала мужчину – хоть бы и так – в первый раз. Тут же отстранившись, она почти заискивающе заглянула тому в глаза, надеясь, что Рауль не потребует ещё.

– Для первого раза сойдёт, – признал тот.

Как Рауль собирался решить вопрос перемещения по городу, Кенна узнала к концу недели – в те дни, когда труппа должна была возвращаться в город.

Всё это время сама Кенна пребывала в противоречивом состоянии: с одной стороны, ей как будто бы дали воздух. В её комнате теперь всегда было светло. По утрам и перед сном девочка-служанка, которую выделила хозяйка, разжигала камин – у неё был собственный камин! И Кенна не могла налюбоваться на него.

Ей стелили постель и готовили ванну каждые два дня.

Именно здесь Кенна впервые искупалась целиком в горячей воде – и процедура эта так понравилась ей, что она не захотела вылезать.

Если она и беспокоилась о том, что всё это могут у неё отнять, то разве что чуть-чуть. Она не сомневалась, что жизнь – это колесо. И надо ловить момент, пока ты наверху.

Несколько больше её волновала судьба коллег.

Рауль, за всё время дважды навестивший её, уверял, что с ними всё будет хорошо.

– Мои друзья уже вернулись в город. И поверьте, они оставили домочадцев барона де Голена живыми и почти здоровыми. Не бандиты же мы, в самом деле, чтобы убивать людей.

– Тогда зачем было нападать? – в первую их встречу спросила Кенна.

Рауль пожал плечами.

– Нам не нравится этот старикан.

Кенна спорить с ним не стала. Она понимала, что для аристократов пара синяков на лице Матильды или выбитый зуб не значат ничего.

– Мне странно, что ко мне ты относишься иначе, чем к другим, – только и сказала она, когда Рауль пришёл к ней второй раз.

Рауль улыбнулся уголком губ.

– Потому что ты – не такая, как они. Ты – золотая искра в крупице лошадиного дерьма.

Рауль провёл тогда ладонью по её щеке, но больше касаться её не стал – хотя и мог.

В конце недели гастроли в самом деле завершились благополучно – Кенне сообщил об этом слуга, которого она посылала к театру каждый день.

Она собиралась навестить их и сказать, что с ней всё хорошо, но время было уже позднее, и она решила заняться этим с утра.

А наутро, поднявшись с кровати, потянувшись и выглянув в окно, она увидела резную карету, перегородившую проулок. Кучер в голубой ливрее сидел на козлах и, завидев её, помахал рукой.

– Молодая госпожа, всё готово. Когда пожелаете – можем выезжать.

Кенна замерла, глядя на него и думая, что должна сказать.

– Это карета господина Рауля? – только и спросила она, хотя этого факта трудно было не понять без лишних слов.

– Нет, она принадлежит вам. Господин Рауль передаёт её в ваше полное распоряжение вместе со мной.

Кенна опасливо огляделась по сторонам. Карета не имела на дверцах вензелей, но вместо них её украшали золочёные завитки. Настоящий ли это металл или нет – с такого расстояния было не разглядеть, но определённо в квартале ремесленников они, как и кучерская ливрея, смотрелись неуместно.

– Я скоро спущусь, – выдавила она несколько смущённо и, кликнув служанку, принялась приводить себя в порядок.

Кучер отвёз её в театр, где Кенна долго говорила с Бертеном и рассказывала обо всём, что произошло.

– Иногда мне кажется, что я попала в сказку, – нахмурившись, говорила она, – только я чувствую, что здесь что-то не то. Знаешь, когда он трогает меня… Такое чувство, что по венам пробегает огонь. А когда он смотрит на меня – такое чувство, что его глаза пронзают насквозь.

Бертен рассмеялся и погладил её по голове.

– Это любовь, Кенна. Тебе ужасно повезло. Редко совпадает так, что тот, кого ты любишь, и тот, кто готов дать тебе всё – одно лицо.

– И что мне делать? – спросила Кенна. – Ты всегда говорил, что я не должна спешить. Корову подкармливают лишь до тех пор, пока она не начнёт давать молоко.

Бертен пожал плечами.

– Не знаю, малышка. Никто не может гарантировать, что ты ему не надоешь. Только ты сама можешь привязать его к себе.

– Я даже не уверена, что хочу быть с ним… Ты забегаешь слишком далеко. Мне неловко принимать подарки… Подарки такой величины.

– Об этом не беспокойся. Я всегда знал, что однажды это произойдёт, – Бертен ласково погладил её по щеке, – ты не могла всю жизнь прожить в этой дыре. Бери от жизни всё. И не забывай друзей.

Рауль продолжал навещать её.

Теперь Кенна просыпалась ближе к полудню и первым делом погружалась в ванну на пару часов. Слуга подливал ей воду, а она сначала просто лежала, напевая вполголоса про себя, а затем стала читать книжку, которую подарил ей Рауль – «Принцессу Клевскую» Лафаетта.

В эти же часы Рауль заглядывал к ней. Кенна принимала его, не поднимаясь из ванны, которую затягивала густая мыльная пена.

Иногда Рауль гладил её по щеке или плечу, но никогда не опускался дальше груди. И хотя поначалу эти прикосновения заставляли Кенну дрожать, постепенно она привыкла и стала Раулю доверять.

Однажды в такое мгновенье она сама поймала его руку и поцеловала.

– Спасибо вам, – сказала она.

Рауль улыбнулся.

– Я бы хотел получить награду за свою доброту.

Он склонился к Кенне и замер, так что губы его почти касались губ Кенны.

Кенна колебалась несколько секунд, а затем поцеловала его – неловко и немного неуклюже, потому что делала это в первый раз. Губы Рауля были сухими, а дыхание горячим, и Кенна почувствовала, как тело откликается на эту новую ласку.

Рауль отстранился, вглядываясь в её глаза, и Кенну снова объял страх, который она не могла объяснить даже себе самой.

– Мне лучше уйти, – глухо сказал Рауль.

Кенна кивнула.

Рауль продолжал присылать ей подарки, которые становились богаче день ото дня. Теперь это были лучшие драгоценности, платья, сшитые на заказ под неё, благовония из восточных стран… Очень скоро Кенна поняла, что всё это попросту не поместится в её новых комнатах, и Рауль, кажется, думал о том же самом.

– У меня есть дворец в городе, – сказал он как-то, разглядывая резную шкатулку с набором подвесок, которую сам же и подарил, – там не живёт никто, кроме меня, и не бывает никто из родни – только мои друзья. Вам там было бы удобнее, чем здесь.

– Ваши друзья, – с сомнением уточнила Кенна, сидевшая с книгой в кресле у окна, но давно уже переставшая читать. – Те самые, которых я видела у барона де Голена?

Рауль чуть повернул голову и улыбнулся уголком губ:

– Не бойтесь их. Они пальцем к вам не прикоснутся, если я им не разрешу.

– А если вы разрешите?

Рауль пожал плечами и внимательно посмотрел на неё.

– Для этого вам пришлось бы очень сильно меня разозлить.

Кенна молчала.

Говоря откровенно, ей было любопытно узнать, как живёт её покровитель. И ещё – увидеть его лицо. Потому что Рауль приходил к ней в маске – до сих пор. «Не стоит кому-то видеть меня в этом доме», – говорил он, и Кенне было трудно спорить с ним.

Кенна встала и, отложив книгу, подошла к нему.

– Я хочу увидеть вас, – сказала она и своими тонкими пальцами коснулась краешков маски, но Рауль тут же накрыл их своими ладонями.

– Только после того, как въедете в мой дом.

Кенна колебалась ещё несколько дней, но в итоге последовала совету Бертена и решила брать от жизни всё. Она переехала в городской особняк Рауля за две недели до того, как ей исполнилось девятнадцать лет.

Глава 4. Квартал Марэ

Старый король Генрих любил Париж, хотя тот по началу и был к нему не ласков, и немало денег потратил на его благоустройство. Он приказал достроить новый мост, соединивший два берега Сены с островом Сите и запретил сооружать на мосту дома, чтобы те не загораживали вид на реку. А по краям его, чтобы обезопасить движение, проложили тротуары.

На западной оконечности острова Сите заложили треугольную площадь Дофин, окружив её затем домами одинаковой архитектуры из розового камня, облицованными ложным белым кирпичом. На правом же берегу Сены выросла Королевская площадь – Плес Рояль.

Три десятка одинаковых трёхэтажных домов с розово-белой облицовкой, с арочной галереей внизу и с крытыми садами позади. С островерхими серыми крышами, крутые скаты которых прорезали слуховые оконца, а кое-где украшали изящные башни с часами и колоколом, образовывавшие симметричное каре.

Ещё пару десятилетий назад павильон короля на южной его стороне противостоял павильону королевы. Придворные вельможи, чтобы быть поближе к монарху, стали строить себе особняки неподалёку, и квартал Марэ стал самым изысканным и элегантным в городе: здесь селились послы, высшие судейские чиновники и финансисты. Учёные, художники, писатели и даже иностранные государи, бывавшие в столице с визитом.

Однако король сменился, и Лувр потерял свой лоск. Едва строительство Версаля началось, квартал Марэ начал увядать, пока не опустел совсем – так же, как и старый королевский дворец.

Здесь же стоял и особняк Рауля, маркиза де Лузиньяна.

Через большие ворота с фронтоном, украшенные серией скульптур, изображавших четыре стихии и два времени года, можно было попасть в большой мощёный двор. Ворота соединяли два больших павильона, в одном из которых размещалась кухня, а в другом – конюшня. Всё сооружение обнимало двор подковой: по бокам располагались службы и людская, каретный сарай и кабинет. На первом этаже главного здания размещалась большая зала, где можно было давать балы, и парадные комнаты. Пройдя же бальную залу насквозь, можно было выйти на террасу и спуститься в садик с французскими клумбами и аккуратно подстриженными кустами жасмина по краям. Расположенная в его глубине оранжерея сообщалась с королевской площадью.

На второй этаж вела лестница с кованными перилами, а наверху располагались апартаменты хозяев: прихожая имела две двери, одна из которых вела в покои господина, другая – в покои его фаворита.

– Этот дом в самом деле принадлежит тебе? – спросила Кенна, едва попала сюда в первый раз.

– Да, а что?

– Он не похож на тебя. Слишком… – Кенна повела рукой, – тяжеловесен. Старомоден. Нет, он не может быть твоим.

Рауль усмехнулся и зарылся носом в её волосы.

– Это дом моего отца, – у самого уха Кенны вполголоса произнёс он, – больше он здесь не живёт.

Кенна потянулась и зевнула. Рыжие волосы рассыпались по обтянутым шёлком подушкам. Она лежала и смотрела, как на потолке переливаются лазурью и жемчужно-серым облака, окружившие древних богов.

В углу спальни потрескивал камин, а в изножье кровати светились в жаровне горячие уголья. Стены украшали резьба и картины с изображениями греческих героев.

Комната, которую выделил ей Рауль, изначально была отделана в египетском стиле, но уже на следующий год, когда в преддверии нового сезона Рауль распорядился поменять интерьеры по всему дворцу, Кенне было позволено выбрать новые апартаменты и отделку самой.

В итоге они с Раулем, как и прежде, занимали каждый своё крыло, но Кенна занялась сменой оформления к новому сезону – в отличие от Рауля, доверявшего сведущим людям, она предпочитала во всём участвовать сама.

Рауль хоть отмечал, вполне искренне, что у Кенны превосходный вкус, но явно был несколько недоволен выбором самих комнат – они располагались от его собственной спальни настолько далеко, насколько позволяла планировка дворца.

– Я когда-нибудь прикажу построить галерею от вашей спальни к моей, – грозился он, но пока не брался исполнить свои слова.

В остальном же Рауль был образцовым меценатом. Не торопил Кенну и ничего не требовал от неё. Хоть та и ловила на себе порой жадные взгляды, казалось, раздевавшие донага, но на Кенну так смотрели не в первый раз, и куда приятнее было, когда этот взгляд принадлежал Раулю, ухоженному и разодетому в шелка, чем какому-нибудь дородному купцу.

Кенна привыкла вставать ближе к полудню – хотя Рауль, поднимавшийся на ноги раньше, посмеивался над её ленью.

У Рауля, однако, был другой список дел – он начинал утро с уроков фехтования в семь, затем только возвращался домой и приказывал подать завтрак, который, как правило, съедал, наблюдая за тем, как сонная и ещё лишённая защиты пудры и румян Кенна совершает утренний туалет.

Кенне он никогда не предлагал присоединиться к своим утренним занятиям. Рауль вообще не стремился втягивать его в свои дневные дела. Совершив совместный завтрак, они снова расходились по своим углам.

– Как насчёт Мольера? – спрашивал Рауль, наблюдая, как горничная надевает на худенькое тело Кенны рубаху, отороченную кружевами по краям. Его зачаровывало это зрелище – облачённая в десять одежд Кенна походила на фарфоровую куколку, которую страшно было разбить. Хотя ещё несколько минут назад был живой и гибкой, как дикая лань.

– Я не хочу Мольера, – повторяла Кенна в который раз.

Разговор о подборе педагога по актёрскому мастерству шёл уже давно. Вокалом с ней занимался господин Люлли*, а господин Бошан** давал уроки танцев, и здесь расхождений у них не было, но когда речь заходила об актёрском мастерстве, Рауль неизменно требовал, чтобы это был Мольер.

– Мольер занимается комедией, – упрямо продолжала Кенна, – я хотела бы играть трагедии. Шекспира, например. А ещё лучше… – она опускалась на кресло перед туалетным столиком и смиренно ждала, пока горничная раскалит щипцы.

– Ну же, говори.

– Это будет странный каприз, – предупредила Кенна.

– Каждый твой каприз удивляет меня, – поднявшись со своего места, Рауль подошёл к ней со спины. Окинул взглядом оба их отражения в зеркале: на его вкус они смотрелись вместе безупречно хорошо.

Сам Рауль был золотоволос, а в локонах Кенны пылал огонь. Зато глаза у обоих были голубыми и было в них что-то… Ни один, ни другая не смогли бы сказать, что. Только то, что их взгляды неуловимо похожи между собой. Оба холодны, как горные реки зимой, и глубоки, как озеро Лох Несс.

– Я бы хотела, – произнесла Кенна с обманчивой вкрадчивостью, – ставить легенды варварских племён.

Рауль поднял бровь.

– Нас сожгут на костре, – констатировал он.

– То есть, ты согласен со мной? – хитрая улыбка блеснула в уголках розовых губ.

– Не знаю, – признался Рауль и отвернулся от неё, – вряд ли Монтен Блан станет это играть. Сказать честно, мне давно перестал нравиться твой театр. Там не на что смотреть, кроме тебя.

Кенна хмыкнула. Этот разговор тоже повторялся не в первый раз, и, сказать откровенно, она начинала задумываться об этом и сама.

Теперь, когда Рауль обеспечил театр новыми красками декораций, выписал итальянского художника, чтобы тот их нарисовал, и раз в полгода дарил труппе новые костюмы, у театра, казалось, было всё, чтобы блистать.

Он даже порекомендовал труппу нескольким друзьям, но те быстро пришли к выводу, что Матильда для роли Офелии уже стара, Жослен в образе благородного героя просто смешон, а Сезар и вовсе не в состоянии поддержать разговор.

Зато все разом утверждали, что рыжеволосая горничная «страсть как хороша», и требовали её на бис, просили, чтобы она пела, играла на фортепьяно и танцевала – чего Кенна делать не умела.

Рауль перестал рекомендовать Монтен Блан, решив, что своя репутация дороже, но Кенне нанял лучших учителей. Та занималась с упорством и интересом, и уже через некоторое время Рауль смог устроить ей в собственном дворце небольшой бенефис. Кенна пела под звуки скрипки месье де Мануара*** и танцевала балетное соло. Публика собралась разная, но по большей части молодёжь, потому что приглашать стариков Рауль не любил.

Кенна понравилась всем. Можно было считать, что она представлена благородной среде. Хотя большинство сошлось на том, что предложенный репертуар скучноват.

Кенна и сама была не в восторге от него и не думала этого скрывать. Правда, что именно она хотела бы играть, она сформулировала только сейчас.

Она всё ещё продолжала выступать на сцене Монтен Блан, куда теперь временами заглядывали аристократы, только чтобы посмотреть на неё, но появлялась там много реже, чем раньше, потому что Раулю нравилось, когда она сопровождала его по вечерам.

Теперь уже эта причина оставалась единственной, по которой она не могла получить большую роль. Впрочем, все, не исключая самой Кенны, понимали, что из неё не выйдет античной богини. Из всего, что мог поставить Монтен Блан, ей подходили разве что «Гамлет» и «Двенадцатая ночь», но такие пьесы не были популярны у толпы. Нужно было, чтобы кто-то писал пьесы под неё, и Рауль подобрал несколько человек с достаточно острым пером, но отдавать их в распоряжение Монтен Блан не хотел.

– Можно извлечь много красивых историй из шотландских баллад, – продолжала Кенна тем временем, – или из Скандинавских легенд. Никто сейчас не использует этот материал.

– Вообще-то, – признался Рауль, отошедший к окну и смотревший на пирамидки подстриженных кустов, – я думал о чём-то более классическом. Например, из тебя могла бы получиться прекрасная Елена. Тогда я мог бы представить тебя при дворе.

– Нет, – Кенна решительно поднялась, не обращая внимания на горничную, замершую подле неё с щипцами наперевес. – Я не хочу играть при дворе. Там душно. Слишком много правил, везде интриги и яд.