
Полная версия
Полночные тени
– Просто спрашиваю, – без всякой злости сказала она.
Видимо, ее теплота растопила его внутренний лед.
Он вдруг бросил:
– Я ищу новый метод дистилляции. Отец надо мной, конечно, смеется, но я справлюсь.
– Я в этом тоже уверена. Ты умный.
– И ты не дура.
– Зачту за комплимент.
Он мельком посмотрел на нее, пунцовая краска заалела на щеках, взгляд вновь упал на склянку.
Миа растянула губы в легкой улыбке.
В груди разливалось уютное тепло, солнечное сплетение приятно кололо.
Ее ладонь легла на кисть Лиогвена, такую сильную и горячую, – и тот позволил ей касаться себя.
Раньше бы он дернулся, вскочил, как ошпаренный, и начал бросаться злыми словами…
– Как у тебя дела в Школе? – спросил.
– Вчера впервые попробовала сотворить заклинание ромбического яри.
– Я вообще-то спросил из простой вежливости.
Она вспыхнула, попыталась было бросить что-нибудь обидное, когда увидела его улыбку. И все поняла.
– Провокатор! – воскликнула Миа.
– Не только тебе хочется повеселиться.
– Я едва не повелась.
– На то и был расчет.
– Вечером ты свободен?
Лиогвен отрицательно помотал головой.
– Сегодня отец просил подготовить синие соли для дальнейших опытов над алхимическим камнем.
– Жаль…
– …Но через несколько дней он уезжает в одну деревеньку, чтобы договориться о поставках. И у меня будет свободное время.
– Я хотела предложить сходить в новый сад возле царской улицы…
Они разговаривали и разговаривали.
О делах, о странствующих акробатах, о ежедневных буднях, о влиянии алхимии на умы, о погоде, о Костяной матери, о морских путешествиях…
Лиогвен сбросил маску злого одиночки – и теперь смеялся, жестикулировал, изображал разные сценки.
Растаял.
Его губы, растянутые в широкой улыбке, манили, выглядели самыми прекрасными в мире.
Миа, поддавшись импульсу, положила свою ладонь на его.
И он принял ее, лишь крепче сжал пальцы.
Радость переполнила Миа, блаженное колючее тепло растеклось в животе, будто внутри запорхали бабочки.
Повседневная рутинная реальность мгновенно забылась, – и проблемы исчезли. Школа, зубрежка, тренировки, колдовство, ранние подъемы…
Все стало неважным, мелким.
В тот день она поняла, насколько сильно любит Лиогвена.
Глава 4
Душераздирающий вопль прокатился по улице.
По спине пробежала холодная волна, кожу на руках закололи тысячи невидимых иголочек. Ладонь привычно легла на алхимический пояс, пальцы нащупали маленькую пузатую склянку.
– Откуда? – коротко бросил Наш.
Мантас указал в сторону покосившегося трехэтажного домика, затем спросил:
– Какой план?
– Спрятаться, оценить ситуацию, прикинуть шансы на выживание и уже действовать.
– И где ты предлагаешь затаиться? – спросил Мантас.
– В одном из домов.
– Ты в своем уме, искатель?
Наш лишь хмыкнул, сказал:
– Мы открыты. Нас хорошо видно и на нас легко напасть. Подумай головой, капитан. Других вариантов у нас нет.
– Говорю тебе: нет…
Они начали спор.
Лиогвен осмотрелся.
Серые каменные дома нависали над ними, как гигантские надгробия. Смотрели черными провалами окон. Над каменной мостовой стелился плотный голубоватый туман, холодил ноги. Из-за него ухудшилась видимость – и теперь морская воронка над городом практически исчезла в дымчатой пелене.
Лишь плеск волн, ритмичный, успокаивающий, доносился до ушей.
Пока Мантас и царский искатель артефактов переругивались друг с другом, Лиогвен зашел в ближайший дом.
Сделал несколько шагов.
Замер.
В нос ударил резкий смрад, словно перед ним лежали дохлые устрицы.
Глаза долгих двадцать ударов сердца привыкали к полумраку.
Наконец, мир в каменном колодце наполнился деталями и силуэтами.
И тогда Лиогвен понял, почему стоило прислушаться к словам капитана триремы – стены облепило нечто склизкое, бесформенное, живое. Оно трепетало, то расширяясь, то сжимаясь. Пульсировало изнутри слабым желтоватым светом.
Пальцы в сумраке нащупали ремень, пробежались вдоль сохранившихся склянок, остановились на фарфоровой мензурке, вытянули ее.
Лиогвен достал другой рукой из кожаного футляра пинцет.
Он сам не заметил, как работа овладела им. Чуть-чуть сковырнуть склизкое нечто в мензурку, насыпать синей соли, малость воды из фляги. Закупорить, потрясти…
– Что это за мерзость? – спросил невесть как появившийся здесь Наш.
– Только не прикасайтесь к ней, – сказал Лиогвен, ожидая реакции в склянке.
– Оно что, светится?
– Пожалуйста, держитесь на расстоянии от меня. Во избежание.
– Во избежание «чего»?
– Последствий.
Рядом возникла фигура Мантаса.
– Я правильно понимаю, что прятаться в домах не получится? – спросил он Лиогвена.
Тот кивнул, ответил:
– Да. Видите, как шипит в мензурке раствор? Я добавил немного щелочи, а потому она сразу вступила в реакцию с кислотой. Если коснетесь этой штуки на стенах, обожжетесь.
– А если ее избегать? – не сдавался Наш.
– Посмотри наверх.
Царский искатель поднял голову. Его губы сложились трубочкой, с них сорвался легкий свист.
– Эта гадость повсюду, – сказал Мантас. – И она… она… будто живая, что ли. Никогда с такой не встречался. Похожа на кораллы, но мягче.
– По крайней мере, теперь мы точно знаем, куда не стоит идти.
Они вышли обратно на улицу.
Не успели сделать и нескольких шагов, когда перед глазами возникло что-то огромное и тяжелое.
Лиогвен увидел лишь, как во все стороны взлетели летучие мыши – потребовалось еще несколько мгновений, чтобы осознать – это оказались существа, лишь отдаленно напоминающие летучих мышей.
Затем в грудь впечатался таран – и его швырнуло в стену.
Краткий миг полета, мир закружился в бешеном водовороте.
Последовал удар, хрустнула спина.
И его тело рухнуло на землю.
До ушей, словно сквозь толщу воды, докатился низкий рык и лязг мечей.
Лиогвен распахнул глаза, последовал укол боли в висках, резкий, глубокий.
Пришлось зажмуриться.
Желудок скрутило, к горлу подкатил ком.
Позвоночник пульсировал в такт биению сердца. Правое плечо онемело. Но в целом ему удалось встать.
По крайней мере, ничего не сломано.
Лиогвен посмотрел вперед.
Наш с мечом крутился вокруг существа, лишь отдаленно напоминающего человека.
Чудовище оказалось на три головы выше искателя; его длинные, непропорциональные руки, покрытые канатами мускулов, размахивали перед собой, острые когти разрезали воздух.
Толстый слой слизи покрывал зеленоватую кожу, стекал тонкими ниточками на каменные плиты. На горбатой спине, покрытой плотными пластинами, сидели крылатые твари.
Но больше всего взгляд притягивали глаза – пара глубоко посаженных шарика, горящих желтым пламенем.
Утробно рыча, существо бросалось на Наша, пыталось вспороть ему грудь. Однако искатель умудрялся каждый раз в последний миг отскочить, увернуться.
Позади них стоял Мантас и отбивался от летающих тварей найденной корягой; те шипели, бросались на него, кусали – и тут же уносились прочь, набирая высоту.
Лиогвен поднялся – боль прострелила спину раскаленным прутом, – ноги едва не подкосились. Однако ему удалось не потерять равновесие.
«Уходи, – раздался в голове голос отца, рассудительный и спокойный. – Бросай всех. Их не спасти. А чудовище не обращает внимания на тебя. Вот он шанс, воспользуйся им. Потеряйся среди улиц, залезь в самую темную нору и сиди там, пока не будешь готов. Я знаю тебя, сын. Знаю хорошо. Они для тебя никто, чужие…»
Лиогвен не раздумывал: он рванул в сторону чудовища, взял с пояса уцелевший бутылек и кинул его прямо в широкую склизкую спину.
Бутылек разбился, пахучая жидкость впиталась в плоть и зашипела.
Повалил густой коричневый дым.
Улицу сотряс нечеловеческий вопль, барабанные перепонки едва не разорвало.
Жмурясь, Лиогвен взял новую закупоренную склянку, бросил её под перепончатые мускулистые ноги.
Вспыхнуло.
Существо отпрянуло, замотало тяжелой головой; его пасть раззявилась, густые склизкие слюни потекли на грудь.
Наш не стал дожидаться удобного момента: полоснул мечом по нижней стороне кривой морды. Кончик клинка оставил широкую тонкую рану; полилась черная кровь.
Затем последовал второй удар, второй, третий…
Лицо искателя артефактов исказила ярость; он скорее кромсал, чем протыкал.
Массивная лапа откинула Наша, и чудовище вдруг сменило жертву – понеслось на Лиогвена.
Шарики желтых горящих глаз пронзали насквозь. С плеч урода слезала толстая кожа, кислота продолжала добираться до самых костей, но, похоже, это никак не останавливало его.
Гигантская фигура затмила собой целый мир, стало притяжением всего…
– Ты станешь алхимиком, – сказал отец. – Тобой должна овладевать гордость. Потому что я алхимик, дед твой был алхимиков, прадед – алхимиком, его прапрапрадед – тоже… Преемственность поколений.
Он раскладывал порошки в тканевых мешочках по полкам над письменным столом.
– А если я захочу быть колдуном? Пойти в школу Золотых посохов? – спросил Лиогвен.
Перед мысленным взором возникла Миа в солнечном свете.
От её воображаемой улыбки разлилось тепло в груди, сердце учащенно забилось.
Он представил, как её пальцы ложатся на его кисть – и едва удержался от улыбки. Отец не любит любое проявление эмоций.
– Злишься на меня? – спросил он.
Брови Лиогвена поползли вверх.
– Что? Я не злюсь… Я…
– Послушай меня внимательно, – начал отец. – Ты – моя собственность. Продолжение меня. А потому тебе не позволено думать и хотеть чего-то помимо того, что думаю и хочу я. Выбор, кем ты станешь, был сделан еще тогда, когда твой первый крик вырвался из маленькой глотки. Алхимия – и точка. Усердно учись, запоминай всё, что я тебе говорю. И преуспеешь.
– Да, отец…
Образ Миа несколько поблек.
– Когда-нибудь ты поймешь, Лиогвен, что я стараюсь ради твоего будущего. Многие лишены твоих привилегий, и с детства им приходится тяжко трудиться ради куска хлеба. Тебе же надо только слушать мои советы, чтобы не облажаться. К тому же… – Губы отца растянулись в холодной, пугающей улыбке. – К тому же алхимия дает власть над жизнью. Ты можешь лечить, ты можешь убивать – выбор за тобой.
Он погрузился в собственные воспоминания, глаза загорелись непонятной жаждой.
Повисла долгая тишина.
– Но ведь у меня тоже есть мечты, – вдруг выпалил Лиогвен, сам того не подумав.
– Что? – переспросил отец.
– У меня тоже есть мечты. Я хочу…
Не успел он сказать и нескольких слов, как его резко перебили:
– Ты будешь хотеть, сын, только то, что я захочу. И когда захочу. Забываешься! – Его указательный палец замер перед губами. Жест, означающий лишь одно: заткнуться и не перечить.
Ярость, закипавшая в груди, заставила Лиогвена нахмурить брови и броситься в необдуманную словесную атаку:
– Я встретил девушку. Ученицу из школы Золотых посохов. И буду проводить с ней время! Я уже достаточно взрослый, чтобы уйти от тебя. Миа – вот моя мечта! – последние слова он буквально выкрикнул. И через несколько мгновений попытался чуть сбавить пыл: – Я стану алхимиком. И буду прилежно учиться. Обещаю. Но без нее я ничего не смогу.
Отец сделал несколько шагов к нему, навис.
В нос ударил едкий запах серы, перемешанный с иольной кислотой. Глаза защипало, в их уголках предательски выступили слезы.
Лиогвен сжался, опустил голову.
Сердце учащенно забилось, воздух вокруг него загустел, словно желе. Его тело стало в миг тяжелым, сила притяжения давила к полу.
– Повтори, – сказал отец.
– Отец… я… я…
– Повтори.
– Ты… не так понял… я…
– Повтори.
– Я… Я… – Щеки жгло, язык стал вялым и не желал шевелиться. – Я не могу…
– Вот именно, – сказал отец. – Ты не можешь. Потому что ты пошел весь в мать, такой же слабый. Нет у тебя никаких желаний, кроме моих. Уяснил?
– Мы… я…
– Уяснил?
– Да…
– Только мои мечты имеют значение.
Лиогвен заплакал.
Глава 5
Они успели в одном из фонтанов набрать стоячей воды в фляги, когда земля под ногами задрожала.
Несколько ближайших гранитных колонн рухнули друг на друга, подняли облако пыли; ближайшие дома сложились, словно расставленные игральные фишки.
Поднялся низкий гул, от которого по коже побежали мурашки и сжалась грудная клетка.
Миа сразу поняла, в чем дело: циклопическая морская стена пришла в движение, хляби воды, поддерживаемые нечестивым колдовством, двинулись в их сторону.
Магия их еще держала, не давала обрушиться гигантской волной на головы, но как долго это еще могло продолжаться?
– Нас поторапливают, – сказал здоровяк, затягивая ремешки на протезе. – Станем медлить – и просто пропадем в пучине.
Даже с их улицы было видно, как сужались морские стены, тянувшиеся до самых небес.
– И куда нас ведут? – спросила Миа здоровяка.
– В цитадель Морского предателя, – ответил Хешитас.
Его палец уставился в воздух – указывал в сторону возвышающейся крепости.
Та нависала над темными руинами, точно обломанный клык.
Ярус сменялся ярусом, взгляд цеплялся за многочисленные колонны и горельефы. Цитадель была сделана из острых углов – ничего округлого или гладкого. Мало того, с ее окон в отличие от всего города струился желтоватый, точно затухающее пламя, свет.
– Это последнее место, куда я бы хотела идти, – сказала Миа.
Хешитас кивнул:
– Понимаю… Но есть ли у нас выбор?
– А этот Морской предатель, он вообще кто?
– Не совсем понимаю, госпожа.
– Ты вроде рассказывал, будто он – забытый бог.
– Так говорят в сказках.
– Можно ли с ним договориться?
– Госпожа, боюсь, я не знаю. Я никогда ранее не сталкивался с богами.
Миа переглянулась с татуированным – они оба подумали об одном и том же.
Здоровяк заметил их молчаливый разговор, спросил:
– Вы что-то знаете?
– Не совсем… – ответила Миа. – Я, как и ты, не сталкивалась с подобным. Возможно, конечно, высшие магистры… но… – Она замолчала на несколько мгновений, посмотрела себе под ноги, хмыкнула и только после продолжила: – Однако в Школе есть свитки, что рассказывают истории встреч с богами. С Бронзовой царицей, с Ястребом, с Человеком-обезьяной…
– И? Не понимаю, к чему вы клоните.
– Они немногим отличаются от людей, – впервые за долгое молчание подал голос татуированный колдун. – Способны на чувства и понимание. Да, они… боги своеобразные, назовем это так. Но умеют договариваться.
– У нас есть шанс, – сказала Миа.
Вновь раздался тяжелый гул, затряслась земля под ногами.
Морская стена сдвинулась еще чуть-чуть – едва заметно для глаза, но все же.
До ушей донесся плеск воды, словно рядом зажурчала река. Этот плеск усиливался, становился громче.
Миа нахмурилась.
С дальней улицы устремились пенистые потоки воды.
Она, здоровяк и татуированный успели сделать шагов двадцать, когда им по щиколоткам ударила вода. Обувь тут же промокла, стала тяжелой, кожа онемела от колючего холода, пальцы ног потеряли всякую чувствительность.
– Да она же ледяная! – крикнул Хешитас.
Он то и дело оглядывался назад, ожидая, видимо, за их спинами цунами, не меньше.
– Но вроде не прибавляется, – сказала Миа.
– Видимо…
– Надо идти к цитадели. Посмотри: там дорога в гору. Обсохнем.
– Нас как кроликов загоняют в силки.
Она кивнула, соглашаясь.
Первый труп выплыл из-за угла улицы.
Течение несло его прямо к ним; даже мимолетного взгляда хватало, чтобы понять простую, но в то же время пугающую мысль: это один из моряков их триремы.Одежда – простая рубаха с широкими рукавами, штаны-шаровары – не оставляла сомнений.
За первым телом последовало второе, третье, четвертое…
Сердце Миа болезненно сжалось.
Она, конечно, принялась высматривать Лиогвена. Застыла, точно вкопанная, и окружающий мир перестал существовать.
Казалось, вот оно, любимые лицо, раздутое от воды и посиневшее, покажется, и смысл жизни исчезнет, реальность разобьется, точно куриная скорлупа.
Из тяжелых дум её вывел Хешитас, положил ладонь на плечо.
– Нам нужно уходить, – сказал он.
– Но… Разве вам самому не надо узнать, есть ли среди мертвецов ваш капитан?
– Мантас сам умеет за себя постоять, поверьте мне. Он умудрился не сойти с ума в демонской одержимости, а уж с богом как-нибудь справится. А если он погиб… Что ж, я все равно ничем ему не помогу.
Татуированный кинулся на колени – вода под ним плюхнулась, – его губы зашептали священные слова заклинания – Миа узнала их с первого слога. Однако она не сразу поняла, почему её Второе звено так поступил.
Лишь когда за спиной глухо зарычало, она среагировала.
Тварь висела вниз головой на кромке крыши.
Её абсолютно черная, обсидиановая кожа блестела, точно посыпанная карамельной крошкой. Фигурой напоминала человека, худого и высокого; живот ввалился, кожа сильно обтягивала грудь, проступали ребра.
Страх вызывало его лицо, вытянутое, лошадиное, морщинистое; глаза впадали в глазницы, виднелись скулы и массивные надбровные дуги. Длинный ястребиный нос. Легкая ухмылка на безгубом рте. Иероглиф на лбу.
Тварь взмахивала руками – колдовала.
– Никого не подпускай к моему звену, – сказала Миа здоровяку. – Если повредят его татуировки, я не смогу нас защитить.
– Хорошо, магистр.
Она закрыла глаза и принялась выравнивать дыхание.
Перед мысленным взором замелькали геометрические фигуры: круги, квадраты, параллелограммы, эллипсы. С губ сорвались первые слова связывающих заклинаний.
Первым делом ей необходимо почувствовать, осознать татуированного – «сковать» себя невидимыми звеньями.
Мгновение – и даже с опущенными веками мир предстал перед ней во всей красе.
Древний каменный город открылся, будто книга. И покосившиеся дома, и пыльные колонны, и кренящиеся парапеты, и дырявые крыши обрели доселе скрытый смысл.
Миа расщепила реальность до чувств.
Озарение вспыхнуло яркой вспышкой в глубине сознания. С кончиков пальцев посыпались первые синие искры; они падали на воду, шипели.
Пришло время атаковать.
Вокруг её левой кисти вспыхнул синий световой диск, с ладони сорвался энергетический хлыст, полетел в сторону твари.
И практически в самый момент удара той удалось отскочить.
Вспыхнуло.
Языки пламени затанцевали на каменной стене дома, оставив после себя черные подпалины.
Миа не стала себя сдерживать.
Она обрушила всю свою мощь.
Её ленты били по худой фигуре, превращали в пыль колонны, сносили хлипкие постройки, – и ни одна не попадала по цели.
Тварь всегда оказывалась на миг впереди. Мало того, та в какой-то момент раскинула руки в стороны, и нечестивое колдовство вырвалось из её рта, пробирающее до дрожи, холодящее нутро.
Мертвецы в воде начали подниматься.
Раздутые, посиневшие, с одутловатыми резиновыми лицами, они, покачиваясь, направились в их сторону.
Их рты перекашивало от боли, оголяя пеньки зубов; глаза стали пустыми, блестящими, точно морские камушки на берегу; плечи то и дело поднимались и опускались, будто кто-то дергал их за невидимые ниточки.
Незнакомцы – все они были незнакомцами.
А потому не было и сожалений.
Миа выкрикнула заклинание.
Затем в воздухе возникли тысячи волшебных ос, атаковали мертвецов. Плоть оживленных начала слезать с костей, улица наполнилась чавкающими звуками.
Воды окрасились в коричнево-красный оттенок, на поверхности всплыли ошметки кожи.
Миа скорее почувствовала, чем услышала, как за спиной что-то мелькнуло.
Она успела обернуться, – и в тот миг перед ней возник Хешитас.
Он вцепился голыми руками в обсидиановую тварь; его пальцы левой руки сдавливали тонкую черную шею, правый кулак снова и снова впечатывался в корчащееся лицо.
Показалось, будто сейчас здоровяк оставит от твари только мокрое место, однако та что-то прошипела – слова буквально ожили, пробежали по спине паучьими лапками.
Гигант вскрикнул, отшатнулся.
Его ноги подкосились, и он рухнул в воду.
Уродина вырвалась из хватки, успела сделать несколько шагов назад, не отрывая взор от Миа.
«Что произошло? Что ты с ним сделал? Проклял? Заколдовал?»
Она подняла руку, в воздухе соткался энергетический хлыст, когда ее внутренности скрутило от боли.
Страшный крик вырвался из ее глотки. В голове вспыхнула звезда, перед глазами замелькали белые мухи. Под разрывающим потроха жжением мысли испарились, смыслы города исчезли – и магия покинула ее.
Миа упала в воду, не понимая, что с ней происходит.
Рядом с ней корчился здоровяк, лицо, искаженное мукой, побагровело, глаза наполнились кровью. Он силился подняться, однако его будто придавливала невидимая могильная плита. Мышцы на руках ходили ходуном, боролись с напряжением.
Татуированный сидел на коленях с закрытыми глазами, погруженный в транс.
Тварь медленно подошла к нему.
Её длинные пальцы, оканчивающиеся когтями, с нежностью провели по его волосам, погладили щеку.
Между тем, взгляд уродины не отрывался от Миа, в глазах плясали веселые задорные искорки.
А затем тварь встали позади татуированного, сжала ладонями его виски.
Голова Второго звена лопнула, точно перезревший персик. Брызнула кровь вперемежку с осколками костей. Казался ирреальным простой факт: только что перед тобой сидел человек – и вот он уже мертв. Уничтожен. С легкостью, с какой убивают комара или муху.
Безголовое тело татуированного повалилось в воду. Миа, не обращая внимания на боль во внутренностях, поднялась. Да, ее лишили колдовства, однако ярость, клокотавшая в душе, плевала на слабость и страх.
“Не сдамся, – крутилось в голове. – Не сдамся, не сдамся, не сдам…”
По-птичьи склонив голову на плечо, тварь шагнула к ней, осмотрела с ног до головы. Длинный язык, свесившийся из распахнутого рта, принялся слизывать кровь с пальцев.
В нос ударил металлический запах с тяжелым смрадом козлятины. К горлу подкатил ком, желудок запротестовал.
Миа заметила, как на черной коже уродины рельефами скользят знаки – символы чародейства.
Кто-то – Морской предатель – наделил её способностью подминать мир под свою волю, искажать, корежить, ломать.
Та была самим воплощением колдовства.
И потому в ней не оставалось ничего человеческого.
И потому тварь могла поднимать мертвецов, уходить от энергетических хлыстов, вторгаться в её разум и разум здоровяка.
Боль.
Тяжесть.
Выдумка.
Миа уперлась в обсидиановые глаза напротив.
Практически сразу утонула в них, погрузилась в пучину чуждого незнакомого сознания. Сейчас она рисковала гораздо больше, чем когда лишилась своего помощника. Тварь состояла из татуировок – значит, она “вскрывается”, поддается контролю. Страшно было признать: тварь – в некотором смысле была Вторым звеном.
“Отбрось сомнения, – мелькнула мысль. – Иного пути нет. Мечом, кинжалом или саблей её не одолеть. Она узнает о траектории клинка раньше, чем ты взмахнешь рукой. Остается только раствориться в ней. Принять сущность. Словно перед тобой татуированный из другой Школы”.
Мысли устремились вскачь, отдались внутреннему потоку – никакого контроля, никакого направления.
Тревога разливалась в солнечном сплетении, а сердце тяжело ухало. По лбу стекали крупные капли пота.
Да, сейчас когти могли перерезать ей горло; да, острые зубы могли впиться в плечи и перегрызть артерию; да, шансы на спасение стремились к нулю…
Но Миа внутренне сказала себе: “я должна”.
Мир вновь наполнился смыслами. В них было много противоестественного, чуждого, холодного, незнакомого, – и это ничего не значило.
Её веки опустились, губы принялись шевелиться, слова заклинания, такие неуклюжие и тяжелые, вырвались из глотки, наделенные значениями.
И словно из неведомых далей раздался душераздирающий крик.
Крик, полный боли.
Крик, который не принадлежал данной реальности.
Лицо обдало чем-то горячим…
А потом Миа пришла в себя.
Она открыла глаза, и ей потребовалось несколько долгих мгновений для осознания. Тварь погибла: магия разорвала её на части. Осталось лишь черное пятно на поверхности воды, которое постепенно растворялось.
Затем она подошла к здоровяку и помогла ему подняться.
Выглядел тот постаревшим лет на двадцать, морщины изрезали кожу, глаза глубоко запали, с уголка губ стекала струйка крови.
– Нам нужно идти, Хешитас, – сказала Миа.
И с этими словами она обернулась.
Гигантская морская стена медленно двигалась в их сторону.
– Ты правда меня любишь?