Сердце Короля Теней

Фор встает на колени промеж моих бедер, пробегая пальцами вверх и вниз по моему центру и глядя на меня, лежащую на полу. Он разводит мою плоть в стороны, проникая глубже и улыбаясь, когда новые тихие вздохи срываются с моих губ.

– Фэрейн, – бормочет он. – Фэрейн, ты так прекрасна. Мой нежный человеческий цветок. Как жестоко я поступил, увезя тебя так далеко от солнца твоего мира. Утащив тебя в эти тени, в эту тьму.

– Я сама хотела приехать. – Щеки начинают краснеть. После всей той лжи, которая привела меня в его объятия, произносить эти слова теперь кажется почти что грешно. Но я ничего не могу поделать. Здесь нет места фальши. Он должен знать правду. – Я хотела тебя.

На это он улыбается, его зубы сверкают в тусклом свете лорста.

– Наверное, только боги знают почему!

Затем он подхватывает мои бедра и приподнимает меня к своему рту. Я закидываю ноги на его плечи и выгибаю спину, когда его губы и язык отыскивают мою раскаленную сердцевину. Я закрываю глаза, растворяясь в ощущениях моего тела и буре эмоций, несущихся от него. Одну руку я запускаю в его волосы, а вторую закидываю себе за голову, пытаясь ухватиться хотя бы за что-нибудь. Сперва тихие всхлипы, затем глубокие, гортанные стоны срываются с моих губ, из моей души. Я теряюсь в его чувствах: всей этой тоске, силе и любви, слившихся воедино в вихре ослепительного света. Он ошеломляет меня, совсем как мой божественный дар, но слаще, чище.

Я думала, что потеряла его навсегда. И все же он здесь. И мы вместе. Что бы нас ни ожидало, это мгновение будет жить и впредь, целая вечность блаженства, незапятнанного смертью или временем.

Я подаюсь навстречу ему и его жадному рту, пока все, что нарастает внутри меня, наконец не взрывается. Меня омывает чистое пламя. Мои глаза широко распахиваются, и я выкрикиваю его имя. По всей комнате сами стены вспыхивают ответной пульсацией всех кристаллов, скрытых в камне. Живых кристаллов, сияющих и вибрирующих в такт с моей охваченной восторгом душой.

Он продолжает ублажать меня, пока я наконец на опускаю ноги с его плеч и не притягиваю его лицо назад к моему. Его губы теплые, влажные и опухшие, а мое тело под его руками, языком и покусывающими зубами дрожит от удовольствия.

– Ты вся такая вкусная, – мурлычет он около мочки моего уха, заставляя меня хихикать в ответ на его щекочущее дыхание. – Я мог бы питаться тобой каждый день своей жизни и никогда не потребовать другой еды.

– А ты уверен, что тебе не наскучит такая диета? – смеюсь я, обвивая руками его шею.

– Никогда, – рычит он и кусает меня за плечо, словно бы в доказательство.

Я растворяюсь в ласках Фора и вздыхаю, переполненная его любовью. Но чего-то не хватает. Чего-то жизненно важного.

– Фор, – выдыхаю я, гладя его шелковистые волосы и эти великолепные плечи. – Фор, я хочу дать тебе то же, что ты дал мне. – Я снова обхватываю его щеки ладонями и поднимаю его лицо, чтобы он посмотрел мне в глаза. – Я… Мне рассказывали… До того, как я приехала сюда, меня проинструктировали, как… сделать мужу приятно. Я могу кое-что попробовать. Если ты этого хочешь.

На его губах играет улыбка, в глазах – понимающий блеск. Но он качает головой.

– Тебе не нужно ничего для меня делать, женушка. Делая приятно тебе, я и сам получаю достаточно удовольствия.

И он не шутит. Я толком не могу это понять, и мне с трудом в это верится, но истина слишком очевидна. Я ощущаю ее в каждом оголенном чувстве, которое он разделяет со мной в эту секунду. Он говорит всерьез. Он любит меня. По-настоящему любит. И это превосходит все самые смелые ожидания, которые я осмеливалась вынашивать. Превосходит все надежды о том, что я найду себе место в этом или любом другом мире. Он любит меня чистой, жертвенной любовью, которая всегда будет ставить меня превыше его собственных нужд.

И осознание этого лишь усиливает мою решимость.

– Пожалуйста, – говорю я. – Я хочу попробовать.

На этот раз, когда я протягиваю руку, чтобы расшнуровать его штаны, он меня не останавливает. Он даже помогает мне и встает, пока я спускаю их с его талии, с его ладно сложенных бедер и мускулистых икр. Наконец я вижу своего мужа во всем его великолепии. Я уже видела большую часть его тела, восхищалась им и побаивалась величия его фигуры и осанки. Но ничто не подготовило меня к этому зрелищу. Да ничто бы и не смогло.

Едва ли я все еще дева. Технически говоря, девственности я не теряла, но мы уже делали такие вещи, что, думается, я вполне могу сорвать с себя этот ярлык. И все же лицо заливает румянец. Я раньше никогда не видела обнаженного мужчину. Выглядит очень странно. А еще он очень красив.

– Я… Я думаю, будет проще, если ты ляжешь, – говорю я.

Он вновь улыбается, его забавляет моя застенчивость.

– Как пожелаешь, любовь моя. – Он растягивается на меховом коврике рядом со мной, прижимая меня к своему крупному телу. Несколько мгновений я так и лежу, водя пальцами по линиям его торса и пресса, исследуя выступающие мышцы и многочисленные шрамы. После долгого задумчивого молчания он перекатывается на бок и снова целует меня, отстраняясь лишь затем, чтобы пробормотать: – Тебе не нужно делать ничего такого, чего не хочется, Фэрейн. Мне достаточно просто быть здесь, с тобой.

– Я знаю, – приподнявшись, я сажусь и смотрю на него, поглаживая его сильное, точеное лицо. – Но мне как раз этого и хочется.

И с этими словами я начинаю целовать его. Сперва смущенно, понемногу исследуя его губами, языком, зубами. Мне хочется повторить то, что он сделал для меня, я чутко слежу за всеми его реакциями. Когда я касаюсь его в определенных местах, он ахает, его тело и душа поют в ответ. Я не спеша упиваюсь каждым мгновением с ним, этим нашим миром для двоих. Этим местом, где мы поочередно разбираем и собираем друг друга заново.

– Ох, Фэрейн! – наконец выдыхает он, когда мои поцелуи опускаются все ниже. – Ты меня с ума сведешь!

Я улыбаюсь.

А затем беру его в рот.

Сперва это странно. Как и все, что было до этого. Мгновение я сомневаюсь в себе. Он такой большой, и, несмотря на детальные инструкции, которые я получила еще до брачной ночи, не уверена, что смогу дать то, что ему нужно. Но его стоны удовольствия и чувства, вибрацией идущие от его души, не лгут. Я набираюсь смелости, тяну и дразню, позволяю кончику моего языка лизать и играть. Это даже приятно – распоряжаться им вот так. Чувствовать каждый его отклик на мои прикосновения, ощущать эту мою новую силу, дарующую ему подобное удовольствие. Физическое удовольствие, да. Но ведь это далеко не все. Он мог бы найти способ утолить свои потребности где угодно. Но то, что даю ему я – мое присутствие, мою любовь, мои восторг и обожание, – это лишь только для нас двоих. Никто другой не сможет дать ему этого, никто во всех мирах.

Много времени не требуется. Он вскрикивает, когда приходит разрядка, и в тот же миг интенсивность его чувств пронзает меня насквозь, заставляя ахнуть. Мое тело загорается, словно его удовольствие было моим, а кристаллы в стенах вокруг нас взрываются красочной симфонией, заполняя мою голову пляшущими огоньками и чудесной, многоголосой гармонией песни.

Глава 4. Фор

Когда она в моих объятиях, кажется, что с миром снова все в порядке.

Помню, как я боялся, что человеческая невеста будет попросту слишком… маленькой. Что мне придется постоянно переживать, как бы не раздавить ее своим большим, неуклюжим трольдским телом. Но Фэрейн, какой бы изящной и хрупкой она ни выглядела, подходит мне так, словно ее создали для меня. Она тесно прижимается ко мне и чертит рукой мелкие узоры на моей груди, проводя линии между созвездиями шрамов.

Я опускаю голову и ловлю ее двухцветный взгляд. Она улыбается, и мое сердце вздрагивает, готовое остановиться от чистой радости. Ее улыбка так прелестна – еще более прелестной ее делает то, как редко она появляется на столь серьезном лице. Можно жить и умереть в свете одной этой улыбки – и никогда не возжелать иной.

И я думал, что потерял ее. Навсегда.

Тишину нашей комнаты вдруг нарушает бурчащий рокот.

– Ох! – ахает Фэрейн, кладя руку на свой голый живот. – Прошу прощения!

Я улыбаюсь и провожу пальцем по изгибу ее груди, в итоге кладя руку на ладонь.

– Должно быть, ты умираешь от голода. Никто не догадался тебя покормить?

Она качает головой.

– Я не хотела никого беспокоить.

Я прижимаюсь губами к ее макушке.

– Ты – их королева, – бормочу я, уткнувшись в ее волосы. – Для них честь, если ты их беспокоишь. – Однако, когда я вновь смотрю на свою возлюбленную, ее ресницы уже опущены, а всякие следы той улыбки пропали. Ее лоб омрачен тенью. Она отталкивается от меня и садится. Она все еще обнажена; ничто, кроме россыпи золотых волос, спадающих с плеч, не прикрывает ее тела. Еще на ней кулон, тот небольшой кристалл урзула, с которым она не расстается. Он лежит прямо у ее сердца, чуть поблескивая.

Боги небесные, как же она прекрасна! Я мог бы вечность лежать здесь и просто смотреть на нее, на каждое мельчайшее движение, что она делает. Наклон ее головы, напряжение в челюсти, когда она сглатывает, движение ее груди, когда она делает вдох. Хотя я недолго смог бы просто смотреть; вскоре меня обуяли бы другие желания, та потребность впихнуть как можно больше радости в то немногое время, что у нас осталось.

Но желудок Фэрейн снова урчит, а ее взгляд устремляется к блюду с едой.

– Постой, – говорю я, поспешно вставая на ноги. – Позволь мне. – И не подумав прикрыться, я пересекаю комнату и иду за блюдом. Подняв крышку, я открываю россыпь фруктов, грибов и маленькую буханку хлеба. Еду, которую я насобирал на кухне, получив заверения кухарки, что ее привезли из Гаварии, дабы усладить язык моей человеческой невесты.

Я возвращаюсь к коврику со своими подношениями. К моему огромному разочарованию, Фэрейн снова надела то красное платье, что я сорвал с нее. Вся шнуровка разорвана и болтается спереди, а лиф лишь частично прикрывает ее прелестную грудь. По крайней мере, мне даровано это благословение.

– Спасибо, – говорит она, когда я ставлю блюдо на коврик перед ней. Она оглядывает еду. – Ты очень внимателен. Знаю, ты, должно быть, был ужасно занят весь день.

– Сильнее, чем ты можешь себе вообразить, – я вновь вытягиваюсь рядом с ней на ковре, опираясь на локоть. – Но ты никогда не покидала моих мыслей. Мне чудом удавалось не броситься к тебе всякий раз, как у меня случалась передышка.

Она кусает гриб и мягкий хлеб, затем жует, закрыв глаза.

– Тебе нравится? – спрашиваю я.

Она кивает, но словно бы слегка давится тем, что у нее во рту.

– Прости, – говорит она. – Очень вкусно, и я умираю от голода, просто… ну, мое тело, похоже, больше не знает, что с этим делать.

– Потребуется время, чтобы заново всему научиться, – я протягиваю руку, нежно провожу пальцем по изгибу ее челюсти. – И чтобы научиться новому – тоже.

Услышав это, она улыбается, ловит мою ладонь и прижимает ее к своей щеке. Этого жеста почти достаточно, чтобы я отшвырнул блюдо прочь и сделал все, что в моих силах, дабы вновь пробудить в ней другой голод. Но это было бы эгоистично. Она измотана. И она мне уже так много отдала. Отныне ее потребности должны стоять в моем сердце на первом месте.

Поэтому я сдерживаю свою похоть. Фэрейн же в этот момент целует мою ладонь, а затем возвращается к еде. Сделав еще несколько глотков, она тихо спрашивает:

– А что стало с теми воггами? Насколько… насколько большой урон они нанесли?

Я морщусь и отворачиваюсь. Ей незачем знать все, что я видел и слышал, с чем столкнулся в тот день. Столько смерти и разрушений. Столько страха. А хуже всего этого – та безнадежность, что пронизывает сердце Подземного Королевства. Мифанар всегда был оплотом силы, которая умело противостояла врагам или угрозам. Куда обратиться трольдам, если монстры с такой легкостью вторгаются в их величайший город?

– Могло быть гораздо хуже, – говорю я, понизив голос. – Потери могли быть куда больше, если бы не ты.

Фэрейн содрогается и откладывает в сторону то, что осталось от еды. Я тянусь к ней и беру ее за руку.

– Фэрейн? Любовь моя, что не так?

Она качает головой. Мне хочется надавить на нее, побудить рассказать о своих тревогах, но не против ее воли. Я прикусываю язык в ожидании, а она тем временем прикасается к своему висящему на цепочке хрустальному кулону, привлекая к нему внимание. Глубоко в центре него есть пятно. Я хмурю лоб.

– Это было там раньше? – спрашиваю я.

– Что? – она поднимает глаза в удивлении.

– Это, – я показываю пальцем. – Эта тьма.

– В моем кристалле? Нет. – Она хмурится, опуская взгляд на камень, ее губы стягиваются в задумчивую линию. – Он словно бы затуманился. Не понимаю почему.

Вместо ответа я сажусь и тянусь к своим штанам, небрежно отброшенным в сторону в пылу страсти. Запустив руку в карман, я обхватываю пальцами острые грани кристалла и протягиваю его Фэрейн для осмотра. Поразившись увиденному, она моргает, а затем подбирает его своей изящной ладошкой.

– Где ты его взял? – наконец спрашивает она, поднимая на меня взгляд.

Мне не хочется упоминать Мэйлин. Не могу понять почему, но какой-то инстинкт подсказывает мне, что лучше держать Фэрейн и ту ведьму, что является моей матерью, как можно дальше друг от друга.

– Он из того пруда, – отвечаю я правдиво, пускай и отчасти. – Священного пруда, в котором к тебе вернулась жизнь. Я полагаю, что это – знак от богов.

– Что ты имеешь в виду?

Я подаюсь вперед, убирая ладонью волосы с лица. Последнее, чего мне хочется, это обременять Фэрейн. Не сейчас, пока она еще слишком слаба. Но я не могу скрывать это от нее.

– Весьма вероятно, что, когда цена за твою жизнь будет уплачена, тьма в кристалле развеется.

Ее глаза округляются.

– Что за цена, Фор?

– Цена – это жизнь.

Она смотрит на меня, и ее взгляд медленно заполняется ужасом. Затем она спрашивает обвиняющим тоном:

– Твоя жизнь?

Я потираю рукой загривок.

– Ну, да. Полагаю, что так. – Ее взгляд такой раскаленный, такой яростный, что я едва осмеливаюсь посмотреть на нее в ответ. – Я предложил свою жизнь в обмен на твою. По правде говоря, я не ожидал, что выйду из тех вод живым.

Позабыв об остатках еды, Фэрейн встает, опрокидывая тарелку. Мгновение она смотрит на меня сверху вниз, крепко сжимая в кулаке кристалл Мэйлин. Затем она резко разворачивается и шагает к окну.

– Фэрейн? – окликаю я ее. Она не отвечает. Она стоит там – силуэт, очерченный мягким сиянием сумрачья, тень без определенных черт. Внезапно ее плечи вздрагивают. Судорожный вдох переходит во всхлип.

В ту же секунду я вскакиваю на ноги и иду к ней через всю комнату. Я обхватываю ее руками, прижимаю спиной к себе и утыкаюсь носом в ее прелестные золотые волосы.

– Фэрейн, любовь моя, оно того стоило. Вернуть тебя – стоило всякого риска. Даже призрачный шанс спасти тебя заставил бы меня пойти на куда большее, чем это!

Она мотает головой и несколько раз пытается заговорить, пока не выдавливает из себя:

– Сколько у нас осталось? Ты знаешь?

– Я ничего не знаю. Это все для меня в новинку.

Развернувшись в моих объятиях, она поднимает на меня взгляд. В ее странных глазах сияют слезы, они блестят на ее щеках.

– Быть может, умру я, – шепчет она. – Может, боги лишь одолжили мне немного времени.

– Нет! – Внутри меня вскипает гнев, словно нарастающее давление внутри готового вулкана. – Этого не может быть. Я заключил сделку на твою жизнь. Не на несколько дней, а на целую жизнь, что ты проживешь. На меньшее я не соглашусь.

Она запрокидывает голову, приоткрыв губы.

– Фор, – мягко произносит она, – кто мы такие, чтобы чего-то требовать от богов?

Она права. У меня нет слов, мне нечем ей возразить. Но в сердце своем я противлюсь. Я бросаю вызов самим богам: пусть только попробуют забрать ее у меня.

Вместо слов я наклоняю голову и ловлю ее губы своими. Я позволяю пламени моей страсти смести все слова, все страхи, все протесты. И когда она поддается мне, когда в ее теле вновь разгорается желание, мы забываем обо всем остальном и позволяем этому миру, как и всем прочим, попросту раствориться.

Глава 5. Фэрейн

Когда я просыпаюсь с разгорающимися огнями мерцания, Фора уже нет рядом.

Прошлой ночью мы все-таки добрались до постели. И даже спали. Но ни на миг не переставали обнимать друг друга. Когда мы не занимались любовью, мы просто молча лежали, целуясь и обнимаясь. Мы просто существовали в этом моменте. Как будто мы могли каким-то образом заставить эту ночь длиться вечно. Как будто могли втиснуть целую жизнь любви в эти несколько слишком кратких часов.

Но в конце концов мы заснули. А теперь, когда я открыла глаза и повернулась к пустому месту рядом с собой на кровати, меня заполняет ужасающая боль потери. Должно быть, он ушел очень тихо, зная, как я измотана; внимательный и заботливый, как и всегда. Мне жаль, что он это сделал. Жаль, что он не разбудил меня своим поцелуем, не шепнул еще раз, что любит меня. Пусть даже я, вероятно, не отпустила бы его, поступи он так.

Я потягиваюсь своими голыми конечностями, у меня всё еще всё болит после испытания смертью и воскрешением, но я чувствую, что сил прибавилось. Открыв свою душу Фору и впустив в себя его эмоции, я чудесным образом поспособствовала своему исцелению. Голову заполняют воспоминания о проведенном вместе времени. Может, неправильно думать о таком после всего, что случилось? Все эти жизни, столь жестоко оборванные… и все же каким-то образом, среди смерти и разрушений, мы с Фором сумели отыскать что-то прекрасное. Если не поощрять красоту там, где можно, не питать ее и не помогать ей расти, то зачем вообще жить? Зачем бороться?

Мое тело все еще теплое и поет во всех тех местах, которые прошлой ночью исследовали губы, руки и язык Фора. Я чувствую себя обновленной – и не только из-за того удовольствия, что он пробудил во мне, пускай это и было воистину чудесно. Но это еще не все. Связь между нашими душами зажгла во мне какой-то свет.

Моя улыбка вдруг меркнет, теплое сияние в груди отчасти тускнеет. Он все равно не желает окончательно заключать наш брак. Конечно же, я знаю почему. Я понимаю причины и положение вещей, всё, что будет означать завершение брачного ритуала. Я не могу винить его за этот выбор, за то, что он сдерживается, не позволяя себе угодить в опасную ловушку, расставленную моим отцом. Но смогу ли я довольствоваться тем, что у нас есть? Зная, что наш брак не будет считаться законным в глазах моего народа, да и его собственного? Маленькая часть меня возмущена тем, как все это неправильно. А еще есть печаль от осознания того, что покуда все остается как есть, мы не сумеем выстроить совместную жизнь. Только любовь.

Хватит ли мне этой любви? Хватит ли Фора?

Одолеваемая этими вопросами, я встаю с постели и горестно улыбаюсь, глядя на платье, лоскутья которого разбросаны по всей комнате. Когда Фор срывал его с меня во второй раз, он убедился, что снова я его не надену. Остаток ночи мы провели, сплетаясь друг с другом, прижимаясь обнаженной плотью к плоти. Слов не хватит, чтобы выразить, насколько правильным это ощущалось. Я больше не чувствовала себя голой рядом с ним. Я чувствовала себя целой.

А теперь его нет. И мне холодно. Поэтому я направляюсь к гардеробу на другом конце комнаты и достаю платье в трольдском стиле, пошитое по человеческим пропорциям. Оно насыщенного синего цвета, отделано по кайме самоцветами, горящими живым огнем. В моем мире такое стоило бы целое состояние. Я надеваю его и как раз заканчиваю закреплять шнуровку под мышкой, как вдруг раздается стук в дверь.

– Войдите, – говорю я, оборачиваясь.

Дверь открывается. Входит Хэйл, держа в руках накрытое блюдо, совсем как то, что Фор приносил прошлым вечером.

– От короля, – говорит она, голос у нее глухой и глубокий. – Он распорядился, что вы должны сегодня поесть, иначе полетят головы.

– Ох. Спасибо. – Я сажусь у небольшого стола в центре комнаты. Его поверхность покрыта выбоинами от камней, обвалившихся в прошлые толчки, но он все еще вполне пригоден. Хэйл ставит передо мной блюдо и поднимает крышку, под которой обнаруживается еще одна порция человеческой еды, приготовленной специально для меня. Я открываю рот, собираясь спросить Хэйл о Йирт, моей горничной. Однако что-то в ее лице заставляет меня передумать. Я по привычке пытаюсь дотянуться до нее, коснуться ее чувств, но лишь затем, чтобы вспомнить, что больше этого не могу. Прошлой ночью, когда мы с Фором лежали в объятиях друг друга под светом мерцания, я начала было верить, что мой божественный дар возвращается. Но похоже, что я ошибалась. Ничего нет.

Я закусываю нижнюю губу и разглядываю стоящую передо мной еду: фрукты и выпечку, мягкий хлеб и сливочное масло. Пусть из вчерашней порции я и съела совсем немного, да и в животе пусто, как в пещере, но мне сложно разыскать в себе большой аппетит. Я сейчас должна быть мертва, в конце концов. Мертва, как и родной брат Хэйл, Йок. Он больше никогда не сможет насладиться такой простой радостью, как завтрак. Так с чего бы это делать мне?

Я качаю головой. Наказывая себя против воли богов, я Йоку своего почтения не выражу. Собравшись с духом, я кидаю ягоду на язык, катаю ее во рту и давлю зубами, а затем позволяю соку стечь вниз по горлу. Каждое впечатление – вкус, прикосновение, запах – ощущается гораздо полнее, чем мне запомнилось до смерти. Я даже не могу назвать это удовольствием – настолько я ошеломлена.

– Где сегодня король? – спрашиваю я, проглотив.

– Занимается нуждами города, – Хэйл бесстрастно стоит по стойке «смирно», словно находится на поле боя и ждет от меня каких-то приказов. Я киваю, пусть ее ответ и расплывчат. Хотелось бы мне быть сейчас с Фором, хотелось бы помогать ему чем-нибудь. Но я мало знаю о Мифанаре и его жителях, поэтому только путалась бы под ногами.

В животе завязывается противный узел никчемности. Пока Фор был со мной, пока обнимала его, я могла игнорировать подобные ощущения. Теперь же чувствую странную пустоту внутри. Зачем боги послали меня обратно в этот мир, если я снова должна вернуться в эту похожую на тюрьму комнату и ждать, пока кто-то разрешит мне действовать, жить? Мне это ненавистно – эта несостоятельность, которая определяла большую часть моей жизни.

Но какой Фору прок от сломанной королевы?

– Будут ли другие распоряжения? – спрашивает Хэйл, возвращая мое внимание к ней. Ее позвоночник прямой, как древко копья, лицо высечено из гранитной глыбы.

– Нет, Хэйл, – мягко говорю я. – Ты можешь идти. – Она разворачивается, чтобы уйти, но прежде, чем добирается до двери, я окликаю ее: – Погоди.

Она останавливается и оглядывается на меня немигающими глазами.

– Я… Я знаю, что ты сейчас чувствуешь.

Что-то в ее лице почти неуловимо напрягается. Она не говорит, лишь ждет, застыв на месте. У меня нет иного выбора, кроме как продолжать, пусть я и проклинаю себя за то, что вовремя не прикусила язык.

– Я потеряла обеих сестер, – говорю я, мой голос лишь чуть громче шепота. – Они были… они были убиты, а меня не было рядом. Я всегда приглядывала за ними, всегда защищала их. Но в конце меня рядом не было. Их забрали у меня. – Слеза скатывается с моей щеки, разбиваясь о стол. Я поспешно вытираю лицо ладонью. – Я знаю, каково тебе сейчас. Ты думаешь, что если бы была там, то наверняка смогла бы ему помочь, каким-то образом пустить волны судьбы вспять…

– Вы к чему-то ведете, принцесса?

Я замолкаю; слова, что были готовы слететь с языка, резко обрываются. Затем я опускаю взгляд на свои руки, скромно сложенные на коленях.

– Я лишь хочу, чтобы ты знала, что ты не одна.

Хэйл стоит передо мной – не воин, а мощная стена. Нерушимая, недвижимая. Представить, чтобы эта женщина оказалась на коленях, открыто рыдая, – невозможно, я почти уверена, что тот миг слабости сама выдумала. Долгое время спустя она делает глубокий вдох через нос.

– Мы все – одни. Единственный вопрос в том, будем ли мы мягкими и слабыми, подверженными ударам боли, страданий и смерти. Или же будем камнем.

С этими словами она разворачивается, выходит из комнаты и плотно закрывает за собой дверь.

* * *

Когда Фор наконец возвращается, на Подземное Королевство уже начинает опускаться сумрачье. Я стою у окна, гляжу на то, как кристаллы в потолке каверны один за другим меркнут, и бездумно кручу пальцами свой кулон. За моей спиной открывается дверь. Я разворачиваюсь на месте. Впиваюсь глазами в его прекрасное лицо.

В следующий миг я оказываюсь уже на другом конце комнаты, на губах – радостный возглас. Фор окутывает меня крепкими объятиями и целует в макушку, затем в висок, пока его губы наконец не прокладывают дорогу вниз, к моим. Я плотно прижимаюсь к нему, упиваюсь его теплом и присутствием. Когда он, закрыв глаза, отстраняется, чтобы отдышаться, то испускает тяжелый вздох.