Сквозь тьму. Начало пути

– Добро пожаловать, Кирилл Сергеевич.

Лейтенант только после этого махнул рукой солдатику, и тот убрал автомат и поднял шлагбаум. Минуты три ушло на то, чтобы погрузиться, офицеры уселись рядом, и дрезина поехала.

– Девятьсот метров, – пояснил Перлов.

– Вы что же, лейтенант, меня не встретили на станции? Вам же было велено.

– Мало ли что велено. Как бы я туда добрался? На этой драндулетине? А Васильич за мной не заедет никогда.

– Машинист, что ли?

– Он самый. Небось набрехал опять, что я позвонил накануне и сказал, что ЧП, добраться не могу. Врун! Сам он за мной не приехал. Вас-то где высадил? Не у шлагбаума, небось?

– Не у шлагбаума. Я уж думал, прикол такой, чтоб я несколько часов тут по дороге ковылял.

– Ну вот, а высадил он там, потому что ссыт, что мы его паровозик штурмом возьмем и укатим отсюда к едрене фене.

– У личного состава мысли о дезертирстве?

– Так и у вас возникнут через неделю такие мысли, только не сбежим… Некуда бежать.

– Что случилось?

– Вы-то здесь, небось, не по собственной воле? Видать, враги на большой земле «крутые». Верно?

– Есть немного.

– Вот и у меня «крутые». Только здесь и скрываюсь, но им как это объяснить?! Перестраховщики.

– А мне говорили про поезд, который тут 21-го числа каждый месяц приезжает.

– Ну, во-первых, не каждый месяц, а только в сезон. Зимой тут рельсы заметает так, что ни проехать ни пройти. Даже тот кордон снимаем. Я тут второй год. Прошлой зимой повезло, всего три месяца пути не было. А предыдущий командир рассказывал, что четыре года назад пять месяцев без связи куковали. Под конец уже пшенку жрали на завтрак, обед и ужин, продукты закончились.

– А с вертолета? Мне сказали, что сесть там нереально. Может сбросить?

– Бесполетная зона. В общем, добро пожаловать в ад, товарищ майор. Теперь вы тут начальник.

Глава 3. Заброшенный объект

Дрезина между тем стала замедлять ход. Впереди уже были видны постройки: два длинных двухэтажных кирпичных дома, притом хорошо построенных и выкрашенных на совесть; за домами забор метров пять в высоту с колючей проволокой; посередине – ворота выкрашенные в зеленое с ярко-красной звездой по центру; по обеим сторонам вышки, справа – флагшток с флагом Российской Федерации. На одном из домов лозунг: «Служим России». Все вокруг было чисто. Придраться не к чему.

Рельсы уходили за ворота. Дрезина остановилась метрах в двадцати от них, возле небольшой площадки. Рядом стояли двое солдат без оружия.

– Убрать транспортное средство, – приказал Перлов, и солдатики быстро стащили дрезину с рельс и поставили ее возле небольшого сарая в стороне.

Верьмеев осмотрелся. Выполнив работу, солдаты встали перед ним по стойке смирно. Не буду описывать всякие разные формальности, как Верьмеев с ними здоровался, как они представлялись ему. Все было обычно. Минут через пять, солдатики ушли выполнять свои обязанности, а Перлов пояснил:

– Сейчас личное время.

– И где они?

– Кто где. Кто-то в красном уголке телевизор смотрит, кто-то в спортзале. У нас тут и тренажерка имеется неплохая. Через час общее построение, со всеми и познакомитесь. Давайте пока покажу вашу комнату.

Но Верьмеев предпочел сначала осмотреть вверенную ему территорию. Все прошло минут за двадцать, наверное. В первом здании была казарма, притом достаточно странная. У каждого солдата была своя личная комната, правда, маленькая, как келья монаха: кровать, стол, стул, тумбочка и все. Расставишь руки в стороны и до стен дотронешься. На втором этаже в дальнем углу четыре офицерские комнаты. Одна для Верьмеева, вторая для Перлова, в третьей жил прапорщик Нефедов, четвертая пустовала. Офицерское жилье было гораздо просторнее, по прикидкам Верьмеева, метров тридцать каждая. Там же была комната для гостей с массивной резной кроватью и достаточно пафосной мебелью.

– Часто приезжают?

– В 92-м году в последний раз были, – ответил Перлов.

Во втором корпусе были кухня, столовая, красный уголок, тренажерный зал, библиотека, штаб, оружейная и несколько других технических помещений. В стороне небольшая котельная, слева – деревянная баня. И то и другое – вотчина Нефедова. Он работал там одновременно и истопником, и банщиком. Нефедов оказался очень мрачным толстым человеком с лицом, покрытым бородавками. На Верьмеева он никак не отреагировал, только коротко сказал, что проблем на вверенном ему участке нет.

– Все автономно?

– Да. Уголь, мазут имеются, есть стратегический запас. В крайнем случае два года можем просидеть без связи, не замерзнем.

– Гражданские на объекте есть?

– Никак нет. Откуда им здесь взяться!? Не дойти сюда никак.

– Болота?

– Если б только болота… Тут еще с советских времен по лесам мин столько разбросано, не пройти.

– Что ж тут за объект-то такой? Карта минных заграждений есть?

– Приказ есть. В километре отсюда забор, дальше него не ходить. Переход за забор воспринимать как дезертирство.

– Ладно. Потом поговорим.

В ближайший час провели построение, на котором Верьмеев познакомился с личным составом. Сразу со всеми познакомиться не получилось. Из тридцати восьми человек роты десять находились в карауле. Но принцип формирования роты был понятен.

Все они были разных национальностей, но их объединяло одно – запуганность. Стояли вроде ровно, но на Верьмеева смотрели с нескрываемой нервозностью. Верьмеев провел стандартную проверку, после чего отправил воинов на ужин, к которому сам и присоединился. На ужин был плов, который готовил местный повар, узбек по национальности, в караул его не брали, так как он испытывал серьезные проблемы со слухом. Но готовил он отменно.

– И часто у вас плов на ужин?

– Три раза в неделю. Он бы каждый день готовил, да бойцы возмущаются. Но вы не волнуйтесь, с кормежкой у нас тут неплохо.

Сразу после ужина по плану шла смена караула. Периметр охраняемого объекта был немаленький. В длину забор шел восемьсот метров, в ширину – четыреста. Не сложно посчитать, что общий периметр забора был два километра четыреста метров. Вышек всего было десять, вроде все стандартно, а дальше начинались странности.

Поскольку официально Верьмеев вступал в должность только с полуночи, на этом разводе он формально был посторонним. Всем командовал Перлов. Верьмеев просто стоял рядом и не вмешивался. Развод проходил следующим образом: Перлов построил перед собой десять солдат, проверил у них личное оружие, наличие караульных патронов, лично вручил каждому по термосу с крепким кофе, а потом выложил на стол небольшую коробку с таблетками и поставил рядом графин с водой.

– По одному, начиная с первого, лекарства принять.

И все по одному подходили к столу, принимали таблетку, запивали водой и показывали Перлову язык, как в психиатрической клинике. После этого шли вдоль забора. Караульные вышки были устроены странно, все они были хоть и деревянными, но достаточно массивными. Внизу у каждой была дверь, которая запиралась на большой амбарный замок. Очевидно, чтобы караульный не сбежал. Верьмеев поднялся на первую же вышку, Перлов же остался внизу из соображений безопасности. Не могут одновременно два офицера подниматься на вышку, а вдруг солдаты запрут? Выбраться не просто. Поэтому гидом Верьмеева был солдатик бурятской внешности. По-русски он говорил достаточно плохо и, судя по виду, страдал легкой степени олигофрении . Но майор более-менее разобрался.

Площадка была полтора на полтора метра, с обеих сторон – грамотно сделанные небольшие застекленные окошки. Смотреть через них можно, стрелять можно, если открыть, а вылезти и спрыгнуть через них никак не получится, места не хватит чтобы пролезть. Там же стоял радиопередатчик, сверху прожектор, и, что самое странное, окошки смотрели только в сторону забора. В другую сторону окошек не было.

Даже Перлову было понятно, что охраняют объект не от проникновения посторонних, а чтобы никто оттуда не выбрался наружу. А выбраться было не просто. Вышка была на высоте десять метров. Оттуда неплохо было видно, что находится внутри: там шла контрольно-следовая полоса, тщательно вспаханная. А метров через пять еще один забор, бетонный, облупленный, не такой солидный, но крепкий. В общем, охрана не хуже, чем на границе. За вторым забором росли деревья. На секунду Верьмееву показалось, что на одном из деревьев сидит какая-то непонятная фигура, похожая на обезьяну, и машет ему рукой. Но нет, просто показалось.

Сама смена караула занимала около пятидесяти минут. После нее все снова оказались на плацу возле казарм. Все по очереди доложили, что инцидентов и внештатных ситуаций не было. Далее следовала сдача оружия и прочие формальности. Часа через два Перлов был свободен, и Верьмеев пригласил его поговорить, а поскольку погода стояла хорошая, Перлов предложил посидеть на улице. Где-то в двадцати метрах от казармы был оборудован столик с двумя скамейками. Узбек, повар, притащил самовар, чашки и несколько свежеиспеченных булочек.

– Ну рассказывай, что за таблетки?

Перлов пожал плечами:

– Откуда мне знать?! Не медик же. Приказ. Всем заступающим в караул принимать по одной таблетке. У нас в медпункте запас на год, наверное.

– Ты че, этикетку не проверял?

Вместо ответа Перлов выложил из кармана облатку с таблетками. На ней ничего не было написано, ни одного символа.

– Вы тоже возьмите. Будет нервозность, примите, и сразу пройдет.

– Не люблю я эту химию.

– Инструкция.

Верьмеев взял.

– Ну, докладывай, что там с нарушением воинской дисциплины.

– Если вы про неуставные отношения, то спокойно. Не нарушают. Да они и не понимают-то друг друга особо. Поговорить им не о чем, все интроверты. Только таких сюда и посылают. Я еще удивлен, что вас прислали.

– Почему?

– Деятельный вы слишком.

– Откуда ты меня знаешь?

– Кто ж вас не знает!? Когда приказ пришел, я его перед бойцами зачитал. Выяснилось, двое в вашем дисбате по году провели. Чуть не поседели на месте, но дисциплину, как видите, соблюдаем.

– А тот забор, который за КПП, почему не покрашен?

– Не наша территория. КСП наша, мы ее каждый день вспахиваем. Второй забор не наш, не трогаем.

– А что мне этот машинист говорил про то, что груз-300 отсюда увозил. То есть что-то произошло?

– Разные тут были и груз-200 и 300, не выдерживают люди. Натурально с ума сходят. Ужасы всякие начинают казаться там за забором. И самоубийства бывают и самострелы, но редко.

– А что там?

– Кто ж его знает? Никто там не был.

– Теперь главный вопрос. А что с бывшим начальником?

– Пропал, – спокойно ответил Перлов. – Только не спрашивайте, куда да как. Пропал и все. Ночью пошел к себе, а утром нет его. Я, конечно, тут же доложил, мне пришла телефонограмма, что этим делом будут заниматься компетентные органы, а мне продолжать нести службу.

– И что эти органы постановили?

– Откуда я знаю. Сюда никто не приезжал, рапорт составил, отправил, все.

– Как ты рапорт-то отправил? Что-то ни компьютера, ни факса не видел.

– Когда поезд приезжает, один вагон наш. Там ящик висит, туда все документы кладем, оттуда документы забираем. А что уж с ними делают, это не ко мне.

– Слишком спокойный ты. Удивлен.

– Обстановочка. Да у меня, знаешь, натура такая, ко всему приспосабливаюсь. Как говорится, жить захочешь – не так искорежешься.

– Слушай, тебе сколько лет? Чувствую, ты постарше меня будешь.

– Постарше… – усмехнулся Перлов. – Сорок шесть мне.

– И все в лейтенантах.

– Разжалованный. Только не спрашивай за что и в личном деле не ищи. Все равно не найдешь. Разжалованный и точка. Вот, два года здесь.

– Дольше всех? Или прапор подольше?

– Не… Мы с ним одновременно приехали. А дольше здесь почти все. Кто-то три года, есть трое по шесть, один вообще восемь.

– Не понял.

– Мозг включи, товарищ майор. Ты солдат видел? Личные дела посмотри, все детдомовцы, все с отклонениями. Думаешь, глухой здесь просто так оказался, пусть он и повар? Круглый сирота. Всеми правдами и неправдами пытался в армию попасть, хоть и медкомиссию не проходил. Но попал, сбылась мечта идиота. А дальше искать и ждать их никто не будет. Они хоть и олигофрены поголовно, но мозг на выживание работает хорошо. Дадут ли им жить после того, как здесь побывали…

– Слушай, вот только не надо мне сказки рассказывать про кровавую гэбню, которая солдат, что слишком много знают, казнит. Не лох какой-то.

– Не буду. И гэбня здесь не причем, другие прибьют. Те, кто там, за забором.

– Кто там?

– Не знаю, но кто-то есть. Когда поезд 21 числа придет, ты посмотри повнимательнее. К чужим вагонам, конечно, подходить нельзя, но увидеть можно. Посмотри на двери. Порожки чистые, а как будет выезжать, порожки грязные. Значит, кто-то выходит, заходит… Спрашивается, кто? Либо кто-то на поезде приезжает. Либо кто-то там.

– В жизни не поверю, что, если б кто-то там и был, ты бы не засек. Вижу, человек не глупый. Площадь-то маленькая, еда, электричество есть, а если генератор врубят, слышно будет. Видел кто-то из караульных?

– Видеть не видели, а слышать слышали. Но редко. Бывает иногда, в основном в сентябре, доносятся оттуда какие-то голоса. Слов не разобрать, даже, на каком языке говорят, непонятно. Но такое ощущение, что то ли молятся, то ли поют, но не долго это продолжается, час-полтора где-то. Потом опять затихает. Всегда первого сентября.

– Ничего, послушаем. Хотя до первого сентября еще три месяца.

Перлов усмехнулся и добавил:

– Совет тебе. Тут из птиц только во́роны летают, да и те редко. Но, если увидишь, не смотри за ним. Они это не любят. Будешь смотреть, он вокруг тебя полетает минутки две, а потом раз, крылья сложит и прямо как ястреб тебе в глаз…

Таких баек Верьмеев наслушался много и на них не реагировал, хотя внезапно вспомнил полковника Шолохова и его стеклянный глаз. Стало немного не по себе, но волновало его совсем другое. Уж слишком откровенно Перлов рассказывал странные вещи совершенно постороннему человеку. Быстрая дружба кончается долгой враждой, это любой офицер знает, а тут Перлов тайн разных наговорил…

– Думаешь, дурак, что я тебе все это рассказываю? – внезапно усмехнулся Перлов. – А что ты мне сделаешь? Ну, рапорт напишешь? Разжаловать меня все равно некуда, и отсюда не заберут, на мое место некого ставить. Тебя почти полгода искали, а на мое место вообще никого не найти. Так что мотай на ус, майор.

– Ты, небось, до этого полковником был?

– Бери выше, – ответил Перлов и, допив чай, медленно пошел в сторону казармы.

Глава 4. За забором

Прошло две недели, как Верьмеев исполнял роль начальника гарнизона. Он изучил личные дела всех и убедился в том, что Перлов не врал. Действительно, все бойцы были из детских домов, все страдали легкой формой олигофрении.

Перлов к откровенному разговору больше не возвращался, их отношения были чисто служебными. Как подчиненный Перлов проявил себя очень неплохо, нарушений не допускал. Когда Верьмеев ехал сюда, думал, что начнет всех жестко дрючить, но в итоге не дрючил никого и ничего не менял. Да, были у солдат и мелкие косяки, но в целом их службой он был доволен. Все проходило штатно, хотя напряженность присутствовала. Ничего не происходило, и это с каждым разом все больше напрягало. Вы попробуйте пожить в лесу, охраняя хорошо укрепленный объект, где ничего не происходит, но который нужно очень тщательно охранять.

Майор постепенно понимал, что неспроста набрали сюда детдомовских олигофренов. И вовсе не потому что их никто не хватится, а потому что они не в состоянии поставить вопрос: «А что там за забором?» Но Верьмеев-то олигофреном не был, он такой вопрос ставил, но ответа не получал.

За две недели он как хороший начальник изучил все бумаги, хранящиеся в штабе, но ни на миллиметр не приблизился к пониманию. Больше всего его, конечно, интересовало личное дело Перлова, но ничего интересного он там не нашел. Оно явно было сильно подчищено. Всего две странички о том, что направлен на службу, и все. Остальное же представляло из себя ссылки на какие-то архивы, в которые все равно никому и никогда не забраться.

То же самое было и с прапорщиком. Кстати, что еще удивительное, все данные были только за последние два года. О том, что было раньше, узнать невозможно, хотя часть здесь стояла не один десяток лет, чтобы это понять и военным не нужно быть. В подсобке находились еще лозунги с фамилиями Брежнева и Сталина, а также плакаты довоенного времени. Верьмеев пытался наладить с прапорщиком контакт, но тот все больше молчал и на любой вопрос отвечал односложно: «Все пустое…»

Единственный немного странный случай произошел с ним где-то через неделю. Контрольно-следовая полоса по инструкции должна вспахиваться ежедневно, сразу после утреннего развода. И Верьмеев всегда лично контролировал этот процесс. И вот однажды, когда он вместе с двумя солдатами выполнял стандартную работу, прямо перед ним образовался ворон. Он появился откуда-то сверху, сел на землю метрах в трех от Верьмеева. Майор с солдатами остановился. Ворон внимательно рассматривал Верьмеева. Майор, понятное дело, видел воронов не редко, но этот был слишком крупным и взгляд у него был слишком уж осмысленным, а на лапе – небольшой кусочек красной ткани. Интересно… Взгляд настолько поразил майора, что он даже заговорил с ним:

– Здравия желаю. Я майор, нынешний начальник караула.

– Кар! – громко крикнул ворон и очень быстро улетел.

Стоящие сзади солдаты могли бы и засмеяться, но, судя по всему, не поняли, что произошло, и продолжили работу.

Вечером Верьмеев зашел к Перлову. Тот все свободное время проводил за чтением. Притом читал он исключительно книги по географии. И на этот раз на столе лежала книга воспоминаний какого-то советского полярника.

– Я сегодня ворона видел на контрольно-следовой полосе.

– Их здесь много летает, я же говорил.

– У него на лапе была какая-то красная повязка.

– Повезло, этот неагрессивный. Просто посмотрел и улетел, да?

– Да. Повязка откуда?

Перлов пожал плечами.

– Может, орнитологи. Я слышал, вороны могут тысячи километров пролетать. Может, его отметили где-нибудь на Урале, а он сюда прилетел.

Верьмеев недоверчиво посмотрел на Перлова.

– Слушай, мне кажется, ты что-то не договариваешь.

– Не договариваю, – кивнул Перлов. – Потому что если договорю, то ты первый рапорт на меня напишешь, что у меня психические отклонения. Я, конечно, задолбался здесь сидеть, но тут, на природе с пловом и лагманчиком мне комфортней, чем в дурдоме на галоперидоле, поэтому всему свое время.

– Хорошо ты про меня думаешь.

– Пойми, это не из неуважения. Тут место такое, самому надо разбираться. Мне совсем не надо, чтобы ты смотрел на меня, как на помешанного. Поэтому сам разбирайся, чтоб до нужной кондиции дойти. И я тоже сам разбирался.

Но разбираться было некогда. Это только казалось, что в такой забытой Богом части делать нечего. Верьмеев всегда найдет себе работу: проверка внешнего и внутреннего периметра, покраска забора, проверка безопасности. И если все делать тщательно, с душой, как это делал он, то и суток не хватит на все. А с утра опять новая проверка.

Между тем подходило 21 число, когда должен был прибыть поезд. Накануне была получена соответствующая радиограмма. Жесткий, почти металлический голос заявил: «Ориентировочное время прибытия – 10:00». Согласно приказу, ровно за час до этого момента должны были быть сняты все посты и выставлены ровно через час после убытия поезда. Зачем – не объяснялось. Вероятно, для того, чтобы никто не увидел, что же происходит за забором. А что-то явно происходило. И поезд действительно прибыл минута в минуту. Перлов пошел его встречать к КПП, к шлагбауму, Верьмеев остался на месте.

Поезд состоял из четырех вагонов, при этом маневровый паровоз ехал в самом конце. Оно и понятно, вторых путей не было, где ж ему маневрировать. Стекла в кабине паровоза имели зеркальную тонировку. Разглядеть, кто находился внутри, было невозможно. Один из солдатиков стоял возле ворот с флажками и где-то за метр показал сигнал «стоп». Поезд остановился. Некоторое время все стояли молча. Перлов вместе с группой солдат просто смотрели на паровоз и вагоны. Минут через пять пришел Перлов.

– Вот этот вагон наш, открываем.

Разгрузка вагона шла по накатанной. Минут сорок хватило, чтобы достать оттуда мешки с продуктами, ящики, колючую проволоку, краску, патроны. В общем, все то, что необходимо в обычной армейской жизни.

Когда вагон был разгружен, туда поднялись Перлов и Верьмеев.

– Вот наш почтовый ящик. – Перлов показал в дальний угол.

Там действительно стояла опечатанная коробка с наклеенной крест-накрест лентой с надписью: «Вскрыть разрешено. Майору Верьмееву или Лейтенанту Перлову». Печать взломали, достали оттуда кипу накладных.

– Рапорты сюда клади. – сказал Перлов.

Минут пять ушло на то, чтобы почтовый ящик снова запечатать и выйти на улицу. Верьмеев посмотрел на то, что было доставлено.

– Сверяться по наличию потом будем, пока он там, – махнул он двум солдатикам. – Ворота открыть.

Двое солдатиков быстро отодвинули большие засовы, которые держали ворота сверху и снизу. Впереди пять метров путей через контрольно-следовую полосу, затем другие ворота, более обшарпанные.

Верьмеев хотел было лично их открыть, но Перлов его остановил. И действительно, не прошло и нескольких секунд, ворота дернулись и открылись сами, без постороннего усилия. Верьмеев внимательно смотрел, надеясь увидеть ноги тех, кто открывает, но ничего не было. Сразу за воротами он увидел лес и рельсы, которые делали резкий поворот налево. Солдатик махнул флажками, и поезд снова двинулся. Солдатик стоял у ворот, и как только последний вагон поравнялся с воротами, дал команду остановиться, после чего без дополнительного приказа двое других солдатиков отсоединили маневровый паровоз от состава. Голову состава увидеть было невозможно, она была за поворотом.

Пару минут все было спокойно, а потом вдруг вагоны начали двигаться. При этом никакого звука, когда с той стороны цепляется паровоз, не было. Просто начали двигаться, без постороннего усилия… сами по себе… Как пел Егор Летов в бессмертной песне «Прыг-скок». Прошло примерно три минуты и весь состав скрылся за поворотом, после чего ворота так же самостоятельно захлопнулись.

Верьмеев занялся приемкой провизии и всего остального, но внимательно прислушивался, что же там происходит, за воротами. Расстояние в глубину было где-то четыреста метров, не так далеко. По идее, если бы что-то разгружали или загружали, он бы услышал, но ничего не было, никаких звуков, вообще.

Приемка прошла примерно за час, как и говорил Перлов, все сошлось тютелька в тютельку. Солдаты притащили две тачки и стали отвозить полученное на склад. Верьмеев же стоял и смотрел на паровоз, пытаясь понять, кто внутри, но не смог. Видел в стеклах только отражение неба.

Хотя… Верьмеев хоть и не был разведчиком, но заметил на металлической лестнице, которая вела в кабину, следы как минимум троих человек. Значит, в кабине было трое, а то и больше.

Время между тем подходило к обеду.

– Долго что-то они сегодня, – сказал Перлов, поглядывая на часы. – Обычно уже вывозят.

Постояли минут двадцать, как вдруг услышали из-за забора громкое карканье. Такое ощущение было, что птиц сто, но никто не летал.

– А это что?

– Бывает. Может, там у них гнездо какое побеспокоили.

Минут через пять карканье стихло, а еще через час открылись ворота и опять без постороннего усилия, сами по себе выкатились вагоны. Маневровый подцепил их. Весь личный состав выстроился перед поездом и совершил перекличку с именами и фамилиями. Ну, это понятно, находящиеся должны были убедиться, что все на месте. И только после того как последний поднял руку и сказал: «Расчет окончен», поезд двинулся. А еще через час начался очередной развод.

– Ну что, теперь отдыхаем до следующего двадцать первого числа, – сказал Перлов.

Но отдыха не получилось. На следующее утро все находившиеся на вышках во время доклада заявили, что наблюдали чрезвычайно большую активность воронов. Они не просто постоянно летали над лесом, некоторые садились на вышки прямо перед часовыми.

– Он мне в глаза смотрел. Страшно… – сказал один из солдат. – Как будто вот-вот клюнет.

Верьмеев прочитал, конечно, лекцию о том, что все они – потомки победителей, что их деды во время войны фашистов не боялись, не то что ворон, но напряжения это не сбавило. А еще через три дня Верьмеев услышал выстрелы с четвертой вышки. Пяти минут не прошло, как он сам, Перлов и еще двое солдат были внизу. Прямо под вышкой лежали два трупа воронов.

– Ты че, с ума сошел? – Верьмее мгновенно взлетел по лестнице наверх и схватил за шкирку солдатика.