Иллюзия

Венера Петрова

Иллюзия

Иллюзия

«Где ты найдёшь поруку, что

завтра будешь, так веселись

сегодня, все скорби позабыв».

Омар ХАЙЯМ.

Перевёртыш

Косте ныне не до весны. Город никуда не денется, ну, а девушки, а девушки тоже подождут.

Он зачёты сдает, в первый раз всё-таки – старается. Как ни старайся, не всё у него получается. Городские, они шустрые, один базар чего стоит – вперёд всех лезут, почти автоматом сдают. Везёт же русскоязычным. С большим трудом удалось устроиться в общагу – платников туда и близко не подпускают. Соседи по комнате русские, да ещё и юристы. Парни хозяйственные оказались – голод им не грозит. Особенно один хорошо готовил, так его постоянным кашеваром сделали. Раньше как было, на съёмной квартире? Деньги промотают, потом полмесяца маются. Парни серьёзные, не шутка ли – юристы. Осенняя суматоха прошла, и, слава богу. Никто в тюрьму не угодил, богу душу не отдал. Как-то постепенно все успокоились. Драки, разборки, группировки как бы канули в лету. Эта тема сменилась более-менее цивильными интересами. Выставка молодёжи возле «Централки» сменилась недавно открывшимся «Джет Клабом», иногда кафе «Ели-пили», редко и «Да Винчи». Вот-вот закончат первый курс и, наконец-то, почувствуют себя людьми. А то первый курс, первый курс – это, как испытательный срок, что редко кому удается пройти. Проскочил, значит, считай, что тебе крупно повезло. Косте чуть-чуть осталось до первого финиша, вот он и старается. Он-то быстро адаптировался, сейчас он намного лучше себя чувствует, чем осенью. Он у нас молодец. Некоторых ещё во время зимней сессии забраковали, иные в криминал ударились и их тотчас же отчислили. Говорят, что во время этой сессии будет вообще тотальная чистка. Ну, а если прорвутся, то дальше будет лафа, правда, только относительная. Опасность отчисления будет висеть до последнего. А жить в общаге – это всё равно, что… ну, там почти гестаповский режим, ты как будто под прицелом ходишь. Сессия началась, а они затеяли трудовую практику, проверку за проверкой. Что важнее – учиться в университете или жить в общаге? Двадцать четыре часа в сутки под прицелом – не каждый выдержит. Бедные студенты! Но лазейки найдутся.

Сессия! Все хором засели в библиотеке, взялись за конспекты, рефераты, доклады, проработки. Надо было раньше думать, да у всех студентов так – всё в последнюю минуту. И Костик мается, проклинает всё на свете – это он латинский зубрит.

– Таах сибиэ (так себе?), – это разве латынь, он же на своём родном талдычит.

Он почти жалеет, что поступил сюда. Учиться всё равно надо. Не важно где, лишь бы учиться. Костик грызёт гранит науки не ради самой науки, а чтоб второй раз ЕГЭ не сдавать. И денег жалко – достало это платное обучение.

– А-ах! – Сколько он уже не спал?

Зачёты, затем экзамены предстоит пройти, а потом практика. Есть угроза, что его на всё лето в городе оставят. Это с другой стороны неплохо – сенокос пропустит. Чем сено ворошить, лучше с книжкой полежать. С практикой ещё ничего не ясно. Кто по состоянию здоровья не прошёл, тот в приёмной комиссии будет пахать, измываться над бедной абитурой. Некоторые могут в стройотряде поишачить, денег подзаработать. У них же нынче археологическая практика. В земле копаться не в Космос лететь, но медкомиссию всё равно нужно пройти, да ещё зачёт по плаванию сдать. Этого Костя не боится, а вот медкомиссию… Стаж курильщика слишком велик да количество выпитого даром не проходит. И чтоб от армии откосить, заранее постарался – у него болезней до фига.

– А Константин берёт блокнот

У него опять зачёт.

Соседи по комнате только ржут.

Счастливчики! Старшекурсники, почти что деды. Они ещё где-то подрабатывают. И везде успевают – с девкой потискаться, потусоваться малость. У кого денежки водятся, вокруг него и девки крутятся. Костику сколько не дай – ни на что не хватает. Ещё чего – на девок тратиться, да он их самих заставит раскошелиться. Вот красавчик! Девок полно, словно тут не Якутск, а Иваново. Пока что им не брезгуют. Или они ещё не разъезженные, такие же первачки, как и он. Опять бабы да бабки! Это к зачёту не имеет никакого отношения. Лучше помечтать, например, о той же практике. Ещё неизвестно, куда отправят. В Диринг-Юрях точно не отправят. Они же никто, не крутые какие-то. Если найдёшь скелет самого древнего человека, ты автоматически становишься… ну, крутым учёным. Это же бомба – всю историю человечества надо будет заново переписать. Такое счастье студенту не светит. Если даже именно он найдёт это сокровище, все лавры достанутся руководителю, археологу со стажем. Говорили, вроде в сторону Олёкмы хотят отправить, да с финансами какие-то проблемы. Скорее всего, поедут куда-нибудь в пригород. Не практика, а загородная прогулка, получается. Ещё этот новоявленный авантюрист Берестов собирается куда-то в Айхал ехать. Столько шуму вокруг этого. Все разом вспомнили, что у нас в Якутии есть Долина Смерти, кладезь аномалий и чудес. Да там всего-навсего радиация просачивается. Столько там подземных ядерных взрывов было, уже никто, наверное, не помнит. Дитя новейшего времени в были да сказки не верит. Реалистам жить проще. И пессимистам. Они заранее примеряют на себе роли и готовы к любому исходу, поэтому ничто их не шокирует, стрессы да депрессия им не знакомы. А Костик у нас и реалист, и немного пессимист. В этой жизни надо быть готовым ко всему, а не летать в облаках, приспосабливаться ко всему, а не сетовать на судьбу. Приспособленец, скажем лучше – перевёртыш он.

– Audaces fortuna juvat, – он зациклился на латыни.

Сказанное великим Вергилием до сих пор работает. Смелым и дерзким, наглым и напористым судьба помогает (да простит нас Вергилий за вольный перевод, то бишь, искажение).

– Alea jasta est, – как же без Юлия Цезаря.

Устами умника умные заговорили. На старой латыни якут говорит: жребий брошен. Только понимает ли он, о чём только что сказал? Он в мыслях уже не здесь, он в Танзании вдруг оказался.

Археолог Луис Лики, приехав в местечко Олдувай в Танзании, сразу нашёл вещи древнейших наших предков. Везёт же некоторым. Вещи сами по себе ничего не доказывают, надо найти самого человека, его череп хотя бы. Так вот, он целых двадцать семь лет в Олдувае провёл и, в конце концов, нашёл то, что искал. «Qui quaerit, reperit!». Чтобы найти осколок черепа самого-самого древнего жителя Земли, можно и сто лет копать. Нет, это уже слишком. Костя год не продержится, как пить дать, сбежит и поминай, как звали. Это только фанаты, блуждающие между иллюзией и увлечением, могут что-то откопать. Их-то жизнь не отвлекает, они только для галочки живут.

Все были уверены, что всё началось с Африки. Наши же археологи утверждают, что именно у нас находится сама древняя стоянка человека. Вот и копают целых двадцать лет. А вдруг скоро найдут этот самый череп, и слава Косте не достанется? После этого в археологии делать-то нечего будет. Пусть останки полежат ещё несколько лет. Лежали столько-то лет, ещё полежат. Чего-чего, мечтать в ЯГУ ещё не запретили.

– Quand erat demonstrandum, – сказал бы он Нобелевскому комитету.

Тише, брат, а то спугнёшь Фортуну. Пока что тебе даже латынь не по зубам.

– 

Lex, leg-is, leg-i, leg-em, leg-e, lex, -

и

мечтая

,

можно

зубрить

.

Одно другому не мешает. Чем вот так зубрить, легче своё что-то придумать. Фантазировать он мастак. Только фантазии у него, малость, меркантильные. По его мнению, слава – это ступенька к богатству. Нобелевская премия? Ну, престижна, а сколько дают? Учёный-перевёртыш – это что-то. Настоящий учёный плевал на сенсацию. Главное, быть первым, что-то такое, доселе неизвестное открыть. Это вечная погоня – не учёным этого не понять. Слава проходит, деньги кончаются, а что тогда остаётся? Увлечение – это такое состояние… Кто-то кого-то безумно любит, кто-то пишет книгу за книгой. Учёный всё же на что-то надеется – отчасти на себя, но и на Фортуну. Он не верит в иллюзию, он верит только в голые факты. Пессимист, но немного и оптимист, фанат, трудоголик, игрок – это коллективный портрет среднестатистического учёного. Но и перевёртыши туда лезут. Кто будет доискиваться – настоящий ты учёный или нет. Они берут от жизни всё. Учёный не обязан жить только наукой. Жизнь – это не только работа.

– Frs longa, vita brevis est, – что и требовалось доказать.

Наука безгранична, а жизнь коротка. Пойти что ли куда-нибудь? А зачёт? Костя хочет всё успеть, везде преуспеть. Недавно вроде в городе – всё успел попробовать. Не сломался, не запятнал свою будущую репутацию. Не только в живых остался, с учёбы не выгнали, ещё и в общагу устроился. Как закалялась сталь? Ну, алюминий? Это целая эпопея, из таких передряг редко кто выходит безнаказанным. Жив, да и ладно. Пережил революцию, но увлечение Че Геварой, похоже, прошло. Вместо портрета Че наш друг скоро повесит фото Луиса Лики, только где он его возьмёт. Лики не политик, не партийный лидер, не певец хотя бы – постеры с его ликом не продаются на каждом шагу.

– Sui, sibi, se, – перевёртыш не забывает зубрить.

Может, всё так хорошо сложится. Само. Лишь бы «пазлы» нашлись. Скоро за ним ещё бегать будем, в надежде взять автограф. Это он сейчас худосочный, бледный (да он с детства такой, недаром намертво прилипла кликуха Бумага), через энное количество лет, кто знает, каким он станет. Человек-легенда, великий археолог, опровергший все ранние теории. Он и сегодня немного популярный. Поспрашивайте на улице – наверняка, его знают по тёмным делишкам. Может, в ГОМ-ах уже в курсе. Острый взгляд, губы немного припухлые, брови не то густые, не то не очень – нарисовали? Один зуб выбейте, шрамик на виске добавьте – вот и наш Костя, бравый якутский паренёк, каких полно.

– Или к Берестову примазаться? – Это он, о чём?

Латынь надо зубрить, а не Берестовым бредить. Долина Смерти ему всё равно не светит, туда одних ботаников возьмут, если туда вообще возьмут студентов. Это же сомнительное предприятие, Берестов головой отвечает. Хотя его голова дорогого стоит, всё же не стоит туда соваться, мало ли что.

В погоне за прошлым

– Debes, ergo potes! – Ура, проскочил!

Хотеть мало, делать надо. Ты должен, значит, ты можешь. Зачёты позади, а экзамены… Тут главное не знания, а умение.

– Amat Victoria curam! – он же уже сдал латынь, заело что ли.

Перевёртыши всегда в выигрыше. Он это сделал! И экзамены позади! Не это ли счастье? Но… рано обрадовался – чёртова комиссия его тут же забраковала. Сказали, можешь осенью в музее практику пройти – утешили! Вместо дыма от костра бумажную пыль глотать, вместо таёжной или полевой романтики тишь да благодать архива – это же финиш. Тут Костя засуетился. Выход всегда есть. Для чего блат существует, вот и пользуйся им. Между тем, берестовым зелёный свет дали. Первая разведывательная партия улетела в дальний Айхал. Говорят, сам Берестов здесь остался. Что интересно и весьма досадно, однокурсница Кости ботаничка Маша Солдатова поехала. Ну, лучшая студентка и что – ей всё можно? Она-то, конечно, никакую комиссию не проходила. Подмазалась к Берестову, тот и помог. То-то этой зимой в Пушкинке тусовались, несколько раз своими глазами видел, как они вдвоём сидели. Два ботаника – вот тебе и романтика. А Солдатова умна. Уже сейчас о карьере думает, не то, что некоторые. Из студентов больше никого не взяли, а так желающих было море. Из органов взяли. Из прессы всем известную Болтунову. Эта охотница за сенсацией, если даже там ничего не найдут, что-нибудь да выкопает или придумает. Секретная миссия у них что ли, по-быстрому и улетели. А Олёкминский вариант само собой отпал, все деньги на Айхальский проект угрохали. Наверняка, за город поедут, и то хлеб. Палаточный городок, песни под гитару, купание в речке – это же рай после напряжённого семестра. У Кости какую-то аномалию в сердце нашли. И что – он же не будет там тяжести таскать. Дома на сенокосе работал и жив до сих пор. Другие тоже пьют и курят и ничего, может, сердце у них стальное.

Дни идут, а Костя так между небом и землей ходит. Хуже томящей неизвестности ничего нет. Стройотрядовцы тоже уехали. Там уж точно вкалывать придётся. Домой звонил – те подлили масла в огонь. Зачем ехать, в городе оставайся. Это лучше, чем старые могилы ворошить, грех на душу брать. Их тут и заело. Может, зараза какая там зарыта или древнее проклятие. То да сё – задолбали, одним словом. На дворе двадцать первый век – какое, блин, проклятие да заклятие? Это в мифах да сказках, пусть языковеды и другие «веды» ломают голову. У него своя дорога. Он посвятит жизнь погоне за прошлым (тоже призрачным?). История странная наука – без чётких ориентиров и границ, где факты и искажения так переплетены, что их не различить. История вмиг может оказаться той же иллюзией. А вдруг, попутно и клад найдут? Вот те на!

– Золото не к добру находят. Это вообще нельзя трогать! – Костина мать никак не успокоится.

– Да ты что, мама, золото добрым или злым не бывает, это же просто золото!

– Оно может быть заговорённым.

– Я государству сдам, а двадцать процентов от его стоимости мои. Я же не буду под матрасом хранить.

– Всего двадцать процентов! – и тут она недовольна.

Чего шуметь, зря на переговоры деньги тратить – можно подумать, клад уже найден.

– Был бы у меня металлоискатель! – мечтает Костя.

Он что, на самом деле собрался клад искать? Слава богу, купил только лопаточки да кисточки. Кажется, он в душе уверен, что всё равно поедет на практику. В конце оказалось, что желающих меньше, чем положено, и Костю взяли.

– Не вздумай туда ехать! – мать опять орёт.

– Я один еду что ли, все едут, а я, как все.

– Сено кто косить будет?

– Приеду же, чуть позже.

– Это позже означает к концу сенокоса, да? – По телефону не заставишь.

У них один сенокос на уме. Корова затмила весь свет! Косте подавай другое, на этот раз дела давно минувших дней, о которых разве что камни помнят. А то, что без коровы молока не надоить, без сена корове не выжить, без молока денег не будет, его, вроде, не касается. Тогда родоки как будут за его обучение платить? Ему на эту корову молиться надо.

– Без прошлого нет и настоящего. Наше сегодня состоит из осколков прошлого, – будущий учёный сочиняет новые афоризмы для будущих потомков.

– Что? – соседи по комнате по-нашему не понимают.

Он с ними так привык, что на своём начинает разговаривать. А те юристы, если даже переведёт на русский, вряд ли поймут. Суд-государство-закон – вот рамки их сознания. Но с ними дружить не лишне – они же будущие прокуроры или адвокаты. Кто знает, как жизнь сложится.

Почему именно история? Всё очень просто – он у нас не силён в точных науках. А так он ничего, в золотой середине пока. Ему, конечно, далеко до солдатовых маш, красный диплом не светит. И из дурака выходит толк, если очень постараться.

Решили, было, в Тулагино ехать, да в последний момент всё изменилось. Куда, неизвестно, но поедут. Даже вертолёт выделили. Продпаек, палатки, спальники есть. Загородная прогулка отменяется. Придётся на время забыть о благах цивилизации.

– Не везёт, так не везёт, – вот в нём и заговорил пессимист.

И чем он недоволен? Неспроста так далеко едут. Такой шанс выпал, ему радоваться надо. Отъезд – завтра. Что за срочность, они что, кого-то спасать едут? Хорошо, что инструменты заранее купил. Надо бы про запас пивка попить, но рано вылетают. Ничего, можно и с собой взять, рюкзак большой, никто не заметит. А вдруг медведь? Нет, лучше подстраховаться. Лучше коктейль или джин-тоник купить. Этикетку сорвал – сойдёт за газировку. Надо ещё выселяться из общаги. Всё сегодня – успеет ли? Успел. Одну ночь можно и у друзей потерпеть. Вещи родственникам оставил. Главное, ноутбук и камера. Когда же завтра или лучше, чтоб сегодня длилось как можно дольше? Мать всякого наговорила, вот он и настроился не на ту волну. Они думают, что Костя едет могилы ворошить. Откуда им знать про чопперы, чоппинги. Он уже много чего знает, и историю будто немного полюбил. Не Луис Лики, но всё же…

Не рюкзак, а баул какой-то. Ничего, не пешком же идут, вертолёт выдержит. Тяжелый, однако. Надо было спирт купить – всего одна бутылка, зато какая. Бомба! Но не на пикник же собрались. На том успокоился и лёг. Чик! Его уже нет.

Чик! Вовремя включился. Друзьям спасибо, не мешали спать. После хаты какой, блин, вертолёт, до унитаза бы себя дотащить. Уау, да он у нас почти правильный, а совсем недавно… Ну, да ладно, это уже в прошлом. Это вещи каменеют, а поступки, слова и мысли остаются за порогом времени. Чопперы-то молчат. Если только они заговорят, можно будет точно воссоздать прошлое.

Сегодня наступило. Что-то Костя не прыгает от счастья иль предчувствие у него какое?

Саха-солдат

Никаких проводов, свидетелей – будто они со сверхсекретной миссией едут. Свои же – студенты, есть аспиранты и преподы. А двоих Костя не знает. Явно, со стороны припёрлись.

– Нештяк, да? Чем в какое-то Усун-Эбэ ехать, отправляемся туда, куда, не знаем сами. – Один смуглый паренёк уже доволен.

Не рано ли радуешься, дружок? Это однокурсник Кости Корякин Серёжка. Просто однокурсник и не более. Ростом не вышел – но живчик, словно юла. И как он будет целыми днями сидеть да кисточкой водить?

– Не суетитесь вы так, – а вот и замечание от Главного.

Для Сергея Николаевича молод ещё, пусть будет просто Сергей. Говорят, раньше вольной борьбой увлекался, оно и видно. Небольшого роста, но плотненький, крепенький. Слегка кривоногий, шея вообще не предусмотрена. Топорно смастерили, зато глаза какие дали. Они у него небольшие, но с огоньком. Такие обычно не фотогеничные, их надо в натуре видеть. На первый взгляд, он простоват, рабочая внешность у него. А кто сказал, что все учёные должны быть ботанистыми? Есть слухи, что у него перспектив ой-ой-ой, даже самого Берестова может уложить. Жизнь покажет. История не один день делается.

Грузовой вертолёт всех вместил, проглотил и фиг выплюнет. Вот двери закрываются, вертолёт от земли отрывается – полетели! Тьфу, ты, не успел посмотреть, в какую сторону полетели. Мир остался где-то внизу, а они сейчас в самом деле между небом и землей. Их судьба в пасти этого металлолома. Боже, спаси и сохрани нас! Тут и атеист заговорит божьим языком. А некоторые отказались от этой затеи. Зря… отказались или зря не отказался он? Спросил остальных, куда едем, а они:

– Куда-то. Да какая разница, главное, практику пройти, – то ли шутили, то ли виляли, не поймёшь.

Им разницы нет – это правда. Месяц не год, быстро пройдёт.

– Комары достанут, – от нечего делать Костя Серёжку злит.

– «Комарофф» же есть, – а тот спокоен.

Ещё лыбится, что глаз не видно. Чем ещё его позлить? Тоже мне, оптимист.

– Голодуха будет, – пессимисто в своём репертуаре.

– До фига же затарились. – Не на того напал.

– Сухой паёк? А про хлеб, молоко, мясо, наконец, ты забыл?

– Целый год голодали и ничего. Главное, это бесплатно, халява, как-никак.

– Вообще-то… – Косте пришлось согласиться.

Фантазия иссякла. Поспать что ли? Внизу – нескончаемая тайга, наверху – безоблачное небо. Всё хорошо, вроде бы. Вот именно – вроде бы. Что их ждёт, куда летят – гадай, не гадай, они уже стартовали. Молодым до завтра дела нет, что будет, то будет. Скажем, они едут из одной точки в другую, а Костя – солдат наёмной армии. Так же интересней. Солдат-якут, нет, лучше уж солдат саха.

– Aut vincere aut mori, – солдат саха на латыни говорит?

– Почему смерть? – Сергей (Николаевич который) его расслышал, это при таком-то шуме.

– Это я просто так.

– Не оклемался ещё после экзаменов, – Сережка смеётся.

– Вообще-то – memento mori! – Сергей издевается?

Учёные собрались, на своём «умном» (почти что мёртвом) языке только разговаривают, а Серёжка не врубается – наш человек!

– Воскрешать прошлое – это и есть работа археолога. – А Костя с учёным наравне.

Сергей не отвечает. Заклинило что ли? На дело едут, ему радоваться надо. У него такой вид, будто что-то не договаривает. Ну-ну, играй пока в шпиона. В тайге все равны, там-то совсем другие законы, там не ЯГУ.

Костя вроде деревенский, да предпочитает природой любоваться по ящику, а ходить вообще не любит. Поэтому и археология нравится, что много ходить не надо, это же не геология. Нравится – не нравится, пока не определился. Этот Сергей, наверняка, случайно стал археологом. Хоть убей, не похож он на них.

А вертолёт ничего. Не укачивает, такое впечатление, что просто плывёшь – крыльев-то нет. Тоже своего рода иллюзия. Костя-то впервые летит на вертушке. Шуму, конечно, много. По статистике, они чаще падают или наоборот? Костя этого не знает, статистику им не задавали.

– В Швецию летим.

– На вертолёте? Через всю Россию?

– Конечно.

– Ни фа себе!

Плывут себе, плывут. И вдруг всё начинает кувыркаться.

– А!

Сейчас всё исчезнет. Больно будет… Вместо неба земля, вместо земли небо – однако камнем не падают. О чём ещё успеть подумать? Жизнь прекрасна, но, увы, так коротка.

Когда это было? Недавно вроде снилось, да ему почти, что каждую ночь катастрофы, войны, погони снятся. Поэтому и не обратил внимания. Он же не предполагал, что наяву на вертолёте полетит. За что держаться? А почему остальные спокойны, ему одному умирать что ли?

А Машенька как вырядилась, точно на прогулку. Полгода вместе учились вроде, так друг друга не узнали. Про себя крысой называет. А похожа! Она-то крыса, а Костя кто тогда? Небось, красавчик? Маша виду не подает, наверняка, знает отлично, что на неё зарятся. Девки же коллекционируют мужские взгляды, да и парни не отстают. В этом возрасте важно не качество, а количество. А если бы Маша была его девушкой?

– Да ну! – тут же отвернулся

– А? – Серёжка же рядом.

Вот ему и пара. Костя в мечтах только мачо, у него и девушки-то нет. Были, конечно, разовые, ну, поцелуйчики, попрыгунчики. «Потом» для него пока существует, жизнь-то идёт. Если дело дальше так пойдёт, то, будет копией на науке женатого Берестова. Только не это! К чёрту науку, которая превращает людей в ходячий вопросительный знак. В таком случае и Машка сойдёт. Для галочки.

– Машенька, а Машенька! – вертолёт-то не перекричишь.

Ну, а если бы откликнулась – ему и сказать нечего. Ладно, на месте разберёмся. Тема есть, там и подумаем. Для прикола всю дорогу на Машку глазел. Та, со временем показалась ему не такой уж дурнушкой. Чем журавль в небе, лучше уж синица в руке. Слишком красивая к добру не приведёт, и хлопотно, и накладно будет. А так, своя собственная никуда не денется.

А Маша о чём-то своём думает. Ей невдомёк, что она уже чья-то. В мечтах она куда красивей и тот единственный, пока не существующий, ни капельки не похож на нашего Костю. Про кувыркания, падающие вертолёты она и не думает. Вообще-то, кто знает, что у неё на уме. Чужая душа потёмки, тем более девичья. Ты всегда один, наедине с собой. Мир крутится, кувыркается вокруг одного тебя. Он есть, пока ты есть. Тебя не будет, ничего больше не будет. Не будет ничего, никогда! Упаси, боже! Зачем об этом думать, об этом рано ещё думать. Крепись, Костя и вертолёт тоже.

Он всё равно боится. Есть только он. Вместе с ним исчезнет целый мир, полный фантазии. Мир многое потеряет. Если долечу, то всё начну с нуля, я буду уже не тот Костя (а грехов полно!) – клянётся бедный перед невидимыми богами, духами, да и чертями тоже. Солдат-то не оловянный, ему тоже страшно бывает. Проскочит – про клятву тотчас же забудет.

Все сидят – или им наплевать на свою никчемную жизнь? Эта железная стрекоза должна же когда-то и куда-то сесть. Внизу – тайга, словно мох. Речка тянется, лес редеет. Сергей Николаевич что-то засуетился. Кажется, цель близка.

– А! – зевнул солдат саха.

Серёжа скалится. Машенька на них взглянула, а глазки-то ничего. Однако Костю зацепило. Кто сказал, что чувство сразу приходит? Его подпитывать надо, приучивать. Оно та же иллюзия, не поймаешь, не поимеешь. Сам себя настрой на волну и греби дальше. Там видно будет.

– Ну-ка, товарищи, приехали! – Сергей как-то странно на Машеньку взглянул.

Что Костя, а Сергей мужик. Говорят, что он не женат. Маша клюнула. Вот тебе и дурнушка, да у неё успех! Любая не прочь с молодым преподом пофлиртовать, и не только.

Ну-ка!

Вертолёт всё же выпустил их на волю.

– Первый пошёл! – Костя первым сошёл на землю.

Солдат саха на Новой Земле. И какова его миссия? Надеемся, она выполнима. Речка рядом. Купаться будут! Обычное место, как и везде.

– Второй пошёл! – Ещё один лже-десантник спрыгнул.