Не покинь в пути. Повесть

Не покинь в пути

Повесть

Юрий Васянин

© Юрий Васянин, 2025

ISBN 978-5-0065-4127-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

4 июня 1706 года дьяк Алексей Горчаков по указанию Петра I без всякого удовольствия отправился в Бахмут. Поездка дьяка на Дон наметилась по причине того, что казаки Бахмутского городка пожаловались царю на изюмского полковника Федора Шидловского, согнавшего их с земли, причинившего многие обиды и угрожавшего им смертным убийством.

Полковник в свою очередь тоже донес на бахмутских казаков.

Запряженная отощавшей парой отощавших гнедых коляска уныло скрипела в степи несмазанными осями. Возница в одиночестве трясся на передке и подгонял лошадей, испуганно прядавшими ушами. Слабосильные кони с трудом тащили коляску.

– Дегтю нет, чтобы смазать оси? – вопросительно пробормотал дьяк.

Долгая дорога утомила Горчакова. Покачиваясь в коляске, дьяк раздумывал о том, как ему изучить и доложить царю обстановку на Дону, чтобы покончить с междоусобицей между донскими и изюмскими казаками за Бахмутские соляные промыслы.

Алексей предполагал, что ему вряд ли удастся что-нибудь решить, потому что в Черкасске до него уже побывал Петр Языков и переписал все земли по речке Бахмут. После его доклада царь запретил донским и слободским казакам, а также всем пришлым людям селиться на Бахмуте. Но указ царя не принес желаемого результата, поэтому Петр I, чтобы навсегда покончить со ссорами, указал отписать на него все соляные промыслы на речке. Однако и этот шаг царя не положил конец междоусобице в Бахмуте.

На большой кочке бричку тряхнуло так, что дьяк подскочил.

– Тьфу! – густо сплюнул Алексей, обозлившись на кучера. – Все кости растряс проклятый.

Рассердившись на донских казаков, Петр I передал спорные земли по реке Бахмут в управление полковнику Федору Шидловскому. Но Войско Донское не согласилось с этим и для защиты своих интересов на Бахмутских солеварнях назначило походным атаманом отличившегося беспримерной отвагой в Азовском походе Кондратия Булавина. В жестоком сражении отважный казак одним из первых ворвался в турецкую крепость и зарубил палашом многих турок, оказавшихся на его пути.

Вступив в должность, Булавин с пятью сотнями казаков забрал солеварни в свои руки и согнал слободских казаков с речки Бахмут. Продав государственную и слободскую соль, Булавин сам занялся варкой соли.

В ответ наказной полковник Шуст по приказу Федора Владимировича Шидловского осадил Бахмут, но этот шаг вызвал возмущение казаков Изюмского полка. Испугавшись, что Кондратия Булавина поддержат соседние городки, полковник вынужден был снять осаду и ни с чем возвратиться в Изюм.

Солнечные лучи щедро поливали донскую степь. Коляска катила по пыльной дороге. Пролетел верстовой столб, в небесную высь взметнул пестрый ястреб. Изредка попадались ветхие и малолюдные хутора, имевшие по три-четыре избы с просевшими крышами и заросшие крапивой.

Вдохнув запахи разнотравья, Горчаков унылым взглядом оглядел сутулую спину извозчика. Несмотря на трудную дорогу, кучер нахлестывал кнутом по запавшим бокам рысаков. Кони прибавили рыси, коляска покачивалась на ямах и подпрыгивала на кочковатой дороге.

Ближе к Дону картина стала веселее. Лошади все время норовили сорваться вскачь, но извозчик с трудом сдерживая их, туго натягивал плетенные вожжи. Коляска въехала в богатую станицу с крепкими хатами и двинулась медленно по запруженным народом узким улицам.

– Колесо вот-вот отлетит – надо в кузницу заехать, – развернувшись к дьяку, предупредил кучер.

Горчаков сдержано вздохнул:

– Ну надо – значит надо!

Лошади возле верстового столба свернули к отдельно стоящей на косогоре закопченной кузнице. Коляска внеслась прямо в центр двора. Всюду валялись перевернутые телеги, сохи, бороны, слева раскинулась коновязь.

Низкое приземистое строение дышало огнем и гарью. Загремев массивной цепью, грохнула бешенным лаем собака. На шум из кузницы вышел кузнец в кожаном фартуке и могучими руками.

– Что случилось?

– Колесо отвалилось, не видишь? – изумленно расширив глаза, дьяк грузно вывалился из коляски. – Когда управишься?

Кузнец, перехватив его взгляд, подложил под ось чурку и, сняв колесо, покачал кудлатой головой:

– Работы много.

– Делай быстрее, времени нет, царский указ везу.

– Раньше вечера не сделать, – угрюмо ответил кузнец.

Горчаков, неловко потоптавшись, умоляюще посмотрел на него:

– Поторопись: я хорошо заплачу.

Кузнец перевернул пролетку, вытащил железную ось и принялся за дело. Он насыпал угля, сунул ось в горн и раздул огонь мехами. Подержав ось в жарком горне, кузнец кинул ее на наковальню и, все время поворачивая, стучал молотом, как в пасхальный перезвон.

Незадолго до вечера пролетка была собрана и готова. Дьяк щедро расплатился с кузнецом, и коляска отправилась в путь. Кучера все время сдерживал коней, чтобы коляску меньше качало. После дождя дорога стала влажной, поэтому из-под копыт коней летели влажные комья. На узкой дороге дуги иногда задевали за ветви и тогда извозчика с дьяком щедро осыпало дождевыми каплями с листвы.

– Занес меня черт на проклятый Дон. Подгребай к Бахмутке, не могу больше: кости в штаны свалились, – устало простонал на рассвете Алексей Горчаков, злобно уставившись в сгорбленную спину ездового. – Чтоб чума взяла этих казаков!

Коляска по наезженной дороге катила мягко. Легкие ветви хлестали по бортам коляски. К речке Алексей Горчаков подъехал уже в сумерках. Возница натянул вожжи, чтобы кони остановились. Горчаков, перекрестившись, размял затекшие ноги: слава Богу приехали.

– Буду через три дня. Жди здесь, – наказал Алексей кучеру. – Раньше не буду.

Красная полоса заката побледнела, перешла в зеленый свет. Мягкое журчание воды действовало на дьяка успокаивающе. На берегу реки Горчакова встретил небольшой казачий разъезд. Казаки подлетели к нему, подняв большое облако пыли. От утомленных лошадей поднимался белесый пар.

Горчаков поинтересовался о местонахождении Булавина.

– Зачем тебе понадобился наш атаман? – с недовольством спросил бородатый казак.

– Я прибыл по поручению царского правительства, чтобы разобраться с солеными варницами, которые принадлежат государю, – с вызовом ответил дьяк и подал казаку царскую грамоту.

Свежий ветер, насыщенный степными пахучими травами, заиграл обнаженными волосами на голове Алексея. Неожиданно перед его лицом закрутилась злобная пчела. Горчаков нервно покривил тонкими губами.

– Что за поручение? – навострил ухо казак.

– А это уж не для твоего ума дело! – вдруг рассердился Горчаков.

Встревоженный казак повертел в руках бумагу, но так как не владел грамотой, тут же вернул ее дьяку и грубо махнул жилистой рукой:

– Следуй за мной.

Всю дорогу казаки бросали недовольные взгляды на царского посланца. Им пришлось не по нраву, с чем прибыл думный дьяк. Когда встало солнце Горчаков в окружении казаков вошел во двор войсковой избы. Из распахнутых окон доносились возбужденные голоса.

Бородатый казак, оглядев его, как подозрительного человека, заскочил за дверь. Возвратившись, он жестом крепкой руки указал дьяку войти в избу. Дьяк, натянув на голову войлочную шляпу, переступил порог со спокойной душой, но со вздрагивающими плечами.

В большой комнате из мебели имелось: два стула, стол, лавки и старый шкаф. За большим столом сидел крепко сбитый казак с суровым лицом. Большие капли пота дрожали на его ресницах, как на листьях дерева. Бьющие с высоты яркие солнечные лучи отражались на полу. В раскрытое окно врывался веселый птичий гам.

– Кто вы? – с важной неторопливостью осведомился Алексей.

Казак жилистой ладонью поправил выбившиеся из-под головного убора волосы и поднял пристальный взгляд на дьяка. Его пронизывающие глаза остановились на шляпе Горчакова, а носок изношенного сапога нервно заходил по полу.

– Кондрат Булавин. А ты кто будешь?

Дьяк мгновенно оживился, его охватило смятение, но он все же смог совладать с волнением. Надменно представившись, дьяк достал пакет и протянул атаману. Кто-то заботливо подставил Алексею стул.

Кондрат сломал толстыми пальцами восковую печать, развернул указ государя и, поводив по бумаге глазами, строго ответил дьяку:

– Когда мы начали жить здесь, изюмских людей и в помине не было, поэтому казаки никогда не согласятся с тем, чтобы бахмутские земли отошли им. Мы не уйдем с земли, которая нас кормит и поит.

– Петр Алексеевич настроен решительно, поэтому вы должны понимать, чем это может закончиться для вас. Я бы не советовал вам перечить государю, – мягко предупредил Горчаков.

Бросив бумагу на стол, Булавин недоверчиво оглядел Горчакова и легким кивком головы дал понять, что он понял дьяка.

– Мы сами знаем, что нам делать. Отдохни пару дней в соседней избе. В сей час у меня нет времени, чтобы заниматься тобой, – не спуская пристального взгляда с дьяка, снисходительно ответил Кондрат.

Ответ Булавина привел дьяка в большое разочарование.

– Вам не стоит раздражать Петра Алексеевича своим сопротивлением, – помрачнел Горчаков. – Царь выпустил уже девять указов, его терпение не безгранично. Советую исполнить указ государя!

– Ничего не поделаешь, брат. У нас кроме тебя полно дел, – усмехнувшись, отрезал Булавин.

Дьяк пребывал в неукротимой ярости, отступив на один шаг, он состроил на лице рассерженный вид.

– Я доложу о вашем поведении царю.

– Проводите дьяка до места, – не обращая внимания на возмущение Горчакова, распорядился атаман и тихо шепнул казаку на ухо, чтобы дьяк не услышал:

– Следи за ним в оба глаза – чтоб за порог шага не ступил.

Правда он произнес эти слова настолько громко, что его нельзя было не услышать: у крыльца вишня громче шепталась.

Бородатый казак коротким кивком головы указал дьяку на дверь и, пропустив его вперед, пошел сзади. Кондрат поместил Горчакова под арест и послал троих казаков в Черкасск, чтобы известить наказного атамана и старшин о появлении в Бахмуте дьяка с царским указом.

Булавин провел беспокойную ночь. Его сердце было наполнено тревогой. Но Максимов не заставил долго ждать. Ответ пришел быстрее, чем Кондрат рассчитывал. Наказной атаман поручил Булавину всеми правдами и неправдами препятствовать деятельности дьяка.

Заручившись поддержкой из Черкасска, Булавин объявил дьяку:

– Возвращайтесь домой, здесь вам больше нечего делать.

– Я не могу вернуться, не исполнив царского указа, – болезненно сморщившись, возмутился Горчаков.

В каменных глазах Булавина сверкнули недобрые огни. Встретившись со злым взглядом атамана, Алексей отвел глаза в сторону. Он понял, что уготовил ему Булавин.

Пакет с печатью по-прежнему лежал на столе.

– Мы решили, что в этом никакой необходимости нет, – небрежно ответил атаман и отдал распоряжение вооруженным пиками и саблями казакам:

– Караул, чтобы дьяк не заблудился на наших дорогах, проводите его за пределы Бахмута.

– Я пожалуюсь на вас царскому правительству, – с разъяренным лицом воспротивился Алексей.

– Пойми дуралей: мы же можем доложить великому государю, что ты здесь три дня не просыхал, – с мрачным видом ответил Кондратий.

Булавин своей злости не скрывал, но на Алексея Горчакова его не выплеснул.

– Это мы еще посмотрим! Имейте в виду, – правительство не намерено признавать казаками, тех кто пришел на Дон после 1695 года. Царь сурово спросит вас за то, что вы принимаете выходцев из русских городков и уездов. Поэтому поберегите свои жирные задницы, – столкнувшись с устремленными на него глазами атамана злобно пригрозил дьяк.

Когда казак заботливо прикрыл за собой дверь, Кондрат, оставшись в одиночестве мысленно усмехнулся и с трудом сдерживая в себе спокойствие, пробормотал вслед Горчакову:

– Не бывать тому, чтобы дьяк все переписал и разорил нас.

Казаки проводили дьяка до берега. Горчаков, втянув в плечи голову, сел в качнувшуюся под его тяжестью коляску и разномастные кони, подхватив царского посланника, понесли от Бахмута. Рядом легкой рысью скакал невозмутимый казачий разъезд с суровыми осуждающими глазами. Кучер то и дело оглядывался на беспокойного дьяка и на сердитых казаков.

В утренний час с лохматых туч закапал дождь. В степи невольные спутники Алексея Горчакова отстали. В нескольких верстах от Бахмута дьяка настигли гром и молнии.

Не исполнив царского поручения, разгневанный дьяк прибыл в Воронеж, а войсковая старшина направила царскому правительству отписку, в которой твердо заверила, что донские казаки Горчакову никаких препятствий не чинили.

Глава 2

Поздним вечером, когда в подсвечниках догорали свечи, Петр I стоял злой и недовольный. Толстой, Долгорукий Меншиков, Репнин, Романов, Нарышкин, Одоевский, Салтыков, Воронов и другие докладывали ему, что с русских порубежных городков и уездов, посадские люди и крестьяне, не желая платить денежные подати, оставляли свои промыслы и бежали в донские городки.

Царь был сильно разгневан. Рабочих рук не хватало, помещичьи хозяйства рушились. Земля не убиралась, зерно склевывали птицы. И что было самым ужасным люди уходили из тех городков, которые участвовали в строительстве кораблей и в иных важных промыслах. Работный люд бежал на Дон вместе с женами и детьми, чиня при этом воровство и убийство.

Но правда была в том, что простолюдины шли на тихий Дон, чтобы не тянуть на своем горбу кучу дьяков, помещиков, князей. На реке они кормились, ставили избы, пускали корни и промышляли грабежами. Голытьба больше верила острой сабле, чем горькой неволе. А донские казаки этих людей из городков не высылали и держали в своих домах.

По лицу царя проскользнула серая тень. Его темные брови сомкнулись, а потом разлетелись в разные стороны. Плотно сжав губы, Петр от злости скрипнул зубами. С его решительно сомкнутых губ слетело крепкое ругательство. Князья, графы и помещики требовали от царя, чтобы он вернул им людей, иначе они не смогут исполнить перед ним свои обязательства.

Петр Алексеевич всей душой чувствовал их озабоченность. На какие деньги строить армию и флот, если казна не наполнялась от повинностей и податей? Кто будет изготавливать пушки и строить корабли, если люди ушли на Дон? Государь понимал, что нужно было исправлять это положение. Война со Швецией угрожала существованию России. Русские должны были или погибнуть, или победить и другого государству было не дано.

Петр справедливо считал, что главной угрозой для России является Швеция, самая могущественная страна Европы. За счет успехов в предыдущих войнах Швеция заняла обширные территории Финляндии, Скандинавии, Прибалтики, Германии, Польши, а также часть земель на Балтийском побережье и Ладожском озере, которые ранее принадлежали России. Владычество шведского короля Карла XII в Балтийском море и на суше, не устраивало не только русского царя, но и соседние страны Швеции.

– Я разгромлю Карла, чего бы мне это ни стоило, – проговорил одними губами царь и, согнувшись пополам, ударил кулаком по столу так, что подскочили чашки.

Неожиданно Петр Алексеевич вдруг вспомнил, что когда в 1699 году тучи сгустились над северной Европой, то Россия, Речь Посполитая, Саксония и Дания заключили Северный союз против Карла XII, думая, что они быстро разобьют восемнадцатилетнего шведского короля, но союз не учел одного: сыну от отца досталось сильное государство и могучее войско.

Явился вызванный государем Алексей Горчаков.

– Садись, писать будешь! – указал Петр I с видом умиротворенного человека и, не выходя из воспоминаний вгляделся в икону Казанской Божией Матери озаренной яркой лампадой.

Государь даже не заметил, что фитиль упал в расплавленный воск и потух. Воспоминания царю нужны были, чтобы исключить ошибки в будущем и разобраться, что нужно для этого сделать. Петр Алексеевич хорошо понимал, что проигранная война дорого обойдется России.

– Свечу бы зажечь, – попросил Алексей и царь зажег ее от другой свечи.

Горчаков застрочил пером, а царь полностью ушел мыслями в прошлые годы. В его голове сами собой рождались мысли и их нелегко было прогнать. В сознании Петра I проскользнуло много запоминающихся мгновений. Его мысли пронеслись испуганной птицей и остановились на осени 1700 года…

Петр полностью погрузился в сентябрь 1700 года, когда сорокатысячное русское войско с легкими пушками сдвинулось с места и по большой дороге направилось к Нарве, растянувшись на сто верст. В тот осенний день дьяконы, закатив глаза к небу, протяжно пели молебен о даровании победы над Швецией. А бояре, купечество и простой люд, стоя на коленях перед иконостасом, жертвовали деньги на нужды русской армии.

Царю трудно было подавить в себе желание не вспоминать проигранную битву под Нарвой. Этот поход навсегда остался в памяти Петра I. Все пережитое под Нарвой встало перед ним с прежней ясностью. Тогда с собой пришлось взять из тыла все. Фуры везли: хлеб, бочонки, ящики и кули. Но поход русскими полководцами был организован так плохо, что не хватало ни лошадей, ни подвод, ни продовольствия с припасами.

В дороге войско одолевали холодные дожди, казалось, что природа разгулялась не на шутку. Шествию людей, лошадей и повозок не было конца. Из-за дождей дороги пришли в полную негодность. Кони и колеса повозок тонули в грязи. Ездовые неистовствовали, но лошади с трудом тянули тяжелые фуры. Нелегко приходилось и царским солдатам. Им все время приходилось вытаскивать из вязкой глины, то пушки, то фуры, то собственную обувь.

Полки шли днем и ночью, оставляя за собой потухшие костры. Но преодолеть трудные версты оказалось не так просто. Неповоротливые фуры заполонили всю дорогу. Войско с трудом умещалось на узкой дороге. 23 сентября, когда на небе обозначился просвет, русская армия свернула с ямгородской дороги, подошла к Ивангороду и направилась к острову Кампергольм, чтобы переправиться через реку.

Осада Нарвы началась в октябре, когда над крепостью вовсю властвовал холодный ветер. Он налетал с ожесточенным шумом и бешено вращал жестяной флюгер на башне. Иногда ветер приносил холодные тучи и начинался дождь. И хотя потом светило солнце, но оно уже не давало никакого тепла.

По плану Головин должен был уничтожить передовые редуты, пробить брешь в крепостных стенах, и преодолев ров, приступить к штурму крепости. Но обстрел из легких пушек ничего не дал. Ядра отскакивали от крепости как орех. Не было пробито в стене ни одной значимой бреши. Крепость Нарва осталась неприступной, хотя над бастионами постоянно висело серое облако пыли. Через две недели боеприпасы закончились и бесполезный обстрел прекратился. Нарву с налета взять не удалось.

Петр озабоченно осмотрел в подзорную трубу даль, прихваченную зыбким холодом. И хотя солнечные осенние лучи били прямо в глаза впереди угадывались очертания древней Нарвы. Придирчиво осмотрев крепость, царь с рассерженным видом обошел длинную линию войск и заметил, что работа была проведена не до конца. В тяжелых шагах, в манере говорить чувствовалось крайнее недовольство Петра. Его быстрые передвижения были пронизаны злой энергией.

Скоро положение русских войск под Нарвой резко осложнилось. Ситуация складывалась намного хуже, чем под Азовом. Продовольствия оставалось на несколько дней. Из-за отсутствия корма кони заметно потеряли в весе. От сырости и ночного холода негде было укрыться. Каждый день войско хоронило офицеров, солдат, коней и пригнанный скот.

День ото дня Петр I становился все злее и злее. Генералы боялись встретиться с его взглядом. Иногда дело доходило до резких разговоров. 18 ноября Петр I с Меншиковым отправился в Новгород, чтобы подготовить его к обороне, а заодно за подкреплением и припасами. За Петра остался герцог де Кроа.

Но в отсутствие царя шведы неожиданно разгромили русских. Потери были катастрофическими. Они составили не менее 8000 человек, включая 10 генералов и 50 офицеров. 7000 пленных остались у шведов. Немалое число пропало без вести. Кроме того, было потеряно 184 пушки, 20000 мушкетов, 32000 рублей царской казны и 210 знамен.

Тихим ясным утром двадцати трехтысячное деморализованное русское войско, ломая сугробы, под распущенными знаменами направилось к Новгороду. По разбитым дорогам, увязая в снегу, заскрипели телеги. Тысячи солдатских ног плотно уминали снег.

С каждым днем русскому войску идти становилось все труднее. Метель напрочь замела все дороги и тропы. Разгромленная армия шла долго и ночевала в заснеженном лесе. Из-за холода появилось много обмороженных. На отдыхе солдаты разводили костры, чтобы отогреться и растопить снег. Но вырвавшиеся на просторы русское войско не смогло избавиться от уныния. Огромная толпа была молчалива и равнодушна…

Петр без труда восстанавливал в памяти прошлые года. Царя настигли воспоминания неподвластные разуму. Они как вспышками озаряли встававшие перед его глазами картины. Увлеченный воспоминаниями он позабыл про все на свете. От набежавших воспоминаний Петр даже прикрыл глаза, чтобы скрыть тоску…

Государя ошеломил разгром русских войск под Нарвой, но проигранная битва не сломила его. Однако тяжелая неудача давила на сердце и стала крушением всех замыслов. Это был болезненный укол в сердце государя и огромным ударом для всего государства. В его взгляде все время горела не развеянная досада.

За поражение Петру пришлось расплачиваться тревогой. Он ощутил на своих плечах огромную тяжесть забот. Но печальный государь не потерял твердость духа. Его глаза смотрели на происшедший разгром строго и холодно. Он чувствовал потребность в том, чтобы разобраться в причинах поражения. Ему хотелось понять размеры трагедии, свалившейся на его голову.

– Раненых всех подобрали? – спросил Петр, встретив повозки с раненными.

– Нет, ваше величество, – отрицательно покачал головой Голицын, перебив своим голосом стоны страдающих людей.

На лице царя возникла тень жестоких раздумий, он был бледен.

– Не годится, – резко ответил государь и, не коснувшись стремени, влетел в седло.

Шереметев посмотрел на Петра, и чтобы отвлечь от тягостных мыслей, которые угнетали его, успокоил:

– Все исправим, государь!

– Постарайтесь довезти солдат живыми, – указал царь и поскакал, не разбирая дороги, а потом вдруг соскочил с коня и припал всем лицом к земле.

Петр бил по ледяной земле кулаками, рычал зверем и никого не хотел пускать в свою душу. Ему хотелось остаться наедине со своими мыслями. Ясность поражения охватила его душу с удвоенной силой. Царь стонал, как от непереносимой боли. Петр готов был орать от бешенства и злости. Он понимал какую угрозу несет опасность с Запада. Это ощущение оставило в душе тяжелый осадок.

Среди всеобщего уныния Петр начал молиться, призывая Божье благословение на русское войско. Сей час для царя был очень тяжелым. Его лицо было усталым и посеревшим. Вокруг безутешного Петра молчаливо грудилась свита. Один Меншиков внешне сохранял спокойствие.

Когда в кустах взбрыкнув, заржал конь. Петр встал, отряхнул кафтан и не оборачиваясь, зашагал к рысаку. Вскочив на жеребца, царь, поправив на бедре шпагу, вернулся к своим генералам.

Петр понимал, что должен мобилизовать все силы, чтобы разбить грозного врага. Потому что жизнь государства была его жизнью. Это оно Петра вспоило и вскормило. Поэтому судьба этой земли очень волновала царя. Перед этим отступало и меркло все остальное.

Мягкое лицо Петра сделалось грубым и жестким.

– Первым делом нужно привести в порядок свои войска, – поразмыслив, сказал царь. – Это важное дело поручаю князю Аниките Репнину и ему же указываю быть губернатором Новгорода, чтобы организовать там оборону. Для укрепления Пскова отправится Борис Шереметев.

– Мы оправдаем доверие, государь! И никогда больше не огорчим тебя горькими вестями.

Репнин с Шереметевым покорно согнули головы. Из уст Петра прозвучало напутственное слово генералам перед суровыми испытаниями и святой ответственностью всех перед государством. Репнин с Шереметевым остро осознали, то что было до сих пор – ничто, и что им предстояло сделать все возможное, не жалея своих сил.

Суровые глаза государя засветились всесильной властью.

– Я предприму все меры, чтобы государство начало работать на войну. Шведы набросятся на нас, если мы не возродим войско, – с горечью в голосе сказал Петр I, чтобы подбодрить своих офицеров. – Они побьют нас еще не раз и в конце концов научат побеждать. Но нам негоже при великом несчастье упасть духом и лишиться всего!

Алексашка, полностью разделяя мысли царя, с теплой ноткой в голосе произнес:

– Не печалься государь! Жизнь положим за тебя!

– Мы должны рассчитывать только на свои силы. Пусть каждый знает, что пропустить шведов к Москве нельзя! Это сильный враг и одолеть нам его будет нелегко. Следующий проигранный бой грозит нам поражением.