Разговор со стихией: сборник историй Фёдора Конюхова

Четвертый раз я иду к мысу Горн и четвертый раз молю Тебя и говорю, что больше не буду направлять и прокладывать курс своей яхты к этим местам. Ты все это время мне помогал и выслушивал мои обещания. Моей наглости заблуждающегося противостоит Твое милосердие, Господь.

Дай мне мудрости, чтобы найти мне выход, мне – колеблющемуся, благослови меня Господь на проход пролива Дрейка, ободри меня, отчаявшегося, перед мысом Горн. Любовь Твоя ко мне безгранична, дай мне услышать слово Твое, чтобы оно укрепило меня, колеблющегося. Если захочешь, Ты сможешь мне помочь пройти этот пролив и выйти в Атлантический океан. Атлантика внушает мне веру. Надеюсь, подобно Аврааму, ибо он поверил слову твоему и посему умер глубоким старцем. Так и я хочу, чтобы смерть пришла ко мне, когда я буду готов встретиться с ней. И тогда сделаю то, что хочу сделать в этом мире для людей и для Тебя, мой Господь. За это я молюсь, чтобы дни мои длились, ведь я верю в то, что Ты способен на все.

Ты не забудь обо мне, затерянном от людей. Пусть я согрешил, но все же я – Твой и числюсь в Твоих списках. Никогда я не мог верно рассудить, как жить мне, чтобы следовать слову Твоему! Я ищу у пророка ответа: «Горе мне! Ибо со мною теперь – как по собрании летних плодов, как на уборке винограда: ни одной ягодки для еды, ни спелого плода, которого желает душа моя» (Мих.7,1).

Ветер заходит на WSW – 25–30 узлов. Идет мокрый снег. И по небу, и по океану чувствуется, что надолго. И нет ему конца, как не было и начала.

12:00

56° 13’ – Ю. Ш.

85° 42’ – З. Д.

Читаю выписку из своего старого дневника.

14 мая 1992 года. Я на вершине Эвереста. Я плачу. Слезы такие горячие, что не успевают замерзнуть на ресницах и скатываются под кислородную маску. В этих слезах печаль и благодарность одновременно. Я уверен: мне помогли Господь Бог и те, кто пытался совершить восхождение и погиб в этой борьбе. Они невидимой армией поднялись с ледовых стен Эвереста, чтобы преградить путь смерти. «Нет! Этого парня не трогать! Пусть идет к вершине. Он еще не готов прийти к тебе, смерть. Он очень любит жизнь». Так они спасли меня от неминуемой гибели и дали возможность ступить на вершину Эвереста – на высоту 8848 метров.

Для каждого путешественника не менее важно, чем крепость снаряжения и прочность яхт и лодок, твердая вера в тех, кто ждет их из странствий по белу свету. Они делают самое главное – ждут нас. Так ждала Наоми Уэмуру его Комико, так ждет меня моя Иринушка, так ждала и молилась моя мама. Она дождалась меня, пока я совершал свою экспедицию вокруг Антарктиды. Но 22 декабря 2009 года в селе Атманай на берегу Азовского моря скончалась наша мама Мария Ефремовна. Ей было 93 года и четыре месяца от роду. Они с папой прожили 73 года вместе, у них было пятеро детей, тринадцать внуков и тринадцать правнуков. Как легка была ее кончина – смерть ее была очень тихая, без страданий и видимых мучений, она будто погасла. Мы похоронили маму прямо на берегу моря.

Ее смерть стала для меня откровением в мои пятьдесят девять лет. Когда я вернулся из очередной экспедиции из Гренландии, глаза мамы не открывались, и, как загнанная газель, она прерывисто, часто дышала. Но не смерть занимала ее, а хотелось ей одного – улыбнуться. Она дождалась меня, и можно было отправляться туда, где ее уже ждала та, от которой никто не увернется, когда наступает время. Я встал на колени перед мертвой мамой. Когда она была жива, никогда этого не делал. А жаль! Даже после того, как опустили гроб в землю, я не поднимался, и говорить не хотелось. Мамы больше не было с нами, она не сможет обласкать, но мы по-прежнему нуждались в ней и, опуская гроб на рыбацких просоленных веревках в землю, знали, что заботливо укрываем ее землей, а не хороним покойницу. Мы – ее дети, а нас пятеро, собрались на кладбище, но никто не плакал. Тяжесть наша была тяжестью краеугольного камня храма. Все только опустили глаза, чтобы не смотреть ей – смерти – в глаза.

22:29

Мои координаты:

56° 52’ – Ю. Ш.

81° 13’ – З. Д.

Сделал поворот, лег на правый галс. Ветер W – WSW – 30 узлов. Снег продолжает идти. Можно увеличить парусность, но мокрый снег не дает. Палуба скользкая, да и неизвестно, что будет после снега. Видимости никакой.

Я, припав к холодному штурвалу, слился с яхтой своей и с погодой пагубной, которая пришла из Антарктиды. Ветер, дождь и снег. Я, как пресмыкающееся, ползаю по палубе скользкой и заснеженной. Я не могу встать, так и остаюсь сгорбленным, взором скорбным гляжу по сторонам, нет ли посланников шестого континента – айсбергов, которые так огорчают меня. Как же долго я их терплю, а с ним и так близко к бедствию. Господи, обрати суровые метели в тихий ветерок. И грозные ураганы – в нежнейшее дуновение. А паруса моей яхты пусть вынесут меня в мирную бухту Олбани.

О всемогущий Иисус Христос, распрями десницу Свою святую над мачтой моей яхты, соединись со мной, обитай во мне и не покидай Ты штурманскую рубку.

Просматриваю свой вахтенный журнал, и создается такое ощущение, что я потерялся во времени и проживаю один и тот же день: холод, дождь, серое небо, серый океан, зыбь – 5–6 метров, яхта идет на правом галсе, и даже широта не меняется – 56 градусов. День Сурка.

Кораблей нет, птиц тоже не видно. За неделю увидел только одного альбатроса. Горизонтальный ландшафт угнетает. Как художник я изучал строение глаза и аспекты человеческого зрения. Люди должны видеть яркие цвета. Это дает позитивный импульс организму, особенно зеленый, желтый, синий цвета. В Южном океане основной цвет – бледно-серый, а он не вдохновляет. Я чувствую, что глаза скучают по насыщенным краскам.

Борюсь с самоуспокоением: наверное, все нормально. Паруса вроде нормально настроены, вроде айсбергов нет, вроде не голоден и так далее, хотя знаю, что ветер заходит и необходимо перенастроить паруса. Айсберги не проверял по локатору более двух часов, горячую еду не готовил сутки. В непродолжительном походе ты следишь и реагируешь на каждое изменение ветра, здесь же со временем появляется тенденция не реагировать так оперативно, а думать, что ветер все равно заходит, можно еще потянуть с ним и не делать лишних маневров. Из прошлого опыта знаю, что это защитная реакция организма: он пытается сохранить энергию, и приходится заставлять себя предпринимать действия, чтобы контролировать процесс. Это мне напоминает восхождение на Эверест, когда работаешь на высоте 8000 метров – в так называемой мертвой зоне. Только воля заставляет подниматься (или спускаться) и не дает отдохнуть: после отдыха можно не встать. Так и здесь, в Южном океане, все держится на выносливости и воле. Заставляешь выходить себя на палубу ночью, в дождь и снег. Поведение яхтсмена одиночки отличается от экипажного: если это не сделаю я, то никто не сделает. Когда приходится ходить с командой, такой подход иногда мешает – тебе кажется, что без тебя не справятся.

Сейчас начинают давать о себе знать апатия и некоторое безразличие. Нужна перемена или позитивное событие, лучшее событие – это проход мыса Горн и выход в Атлантику. К сожалению, мы пока очень медленно продвигаемся к этой точке. Порванный грот, слабые ветра и какая-то хаотичность и нестабильность в океане. По моим первоначальным расчетам, мы должны были оказаться в Южной Атлантике в начале марта. Отставание от графика сильно угнетает. После мыса Горн, на 62-м градусе южной широты, находится «марка отсчета» – половина пути. С этого момента начнется дорога домой. Если сейчас мы с каждой милей удаляемся от Олбани, то начиная с 62-го градуса будем приближаться. Это хорошая мотивация.

На сегодняшний день макси-яхта «Торговая сеть “Алые Паруса”» прошла 7 тысяч миль (12 600 км).

До мыса Горн – 600 миль.

10 марта 2008 года

Тихий океан.

Господи, Иисусе Христе, спаси и сохрани меня, грешного, на этот день. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!

56° 52’ – Ю. Ш.

80° 32’ – З. Д.

До мыса Горн – 396 миль. До островов Диего-Рамирес – 395. При скорости яхты в 8 узлов – 2 дня.

В Атлантике закрытый район из-за айсбергов – 50–20° западной долготы и 50–60° южной широты. Оскар прислал мне информацию по айсбергам в Атлантическом океане. Я поблагодарил и в тысячный раз задал себе вопрос: «Почему таким людям, как я, хочется раз за разом плыть на яхте вокруг мыса Горн?» Временами я думаю, что, наверное, было бы лучше остаться дома и ходить под парусами на Клязьминском водохранилище, как это делают большинство яхтсменов. Но для меня это – не жизнь».

01:48

Послышалось шумное дыхание китов – звук глубокой ночи. А на яхте стоит мертвая тишина, словно ее погрузили на дно океана.

«Пройти мыс Горн, – подумал я, – дело совсем не легкое». Выглянул из люка. Пейзаж не меняется нисколько. Океан темный до бесконечности. Почувствовал неожиданно пустоту в желудке. Вспомнил, что сегодня еще ничего не ел и даже не пил кофе. Я потерялся во времени.

Немецкий философ Иммануил Кант в своем труде «Всеобщая естественная история и теория неба» (1755 г.) много внимания уделил Земле и Солнечной системе. Гипотеза Канта о происхождении Земли и Солнечной системы основывалась на законе всемирного тяготения: «В самом изложении моей гипотезы я буду исходить из предположения истинности всеобщего тяготения по учению Ньютона», – писал Кант. По его мнению, весь мир образован из материи. Известна формулировка Канта: «Дайте мне материю, я построю из нее мир».

«Первоначально элементарные частицы материи заполняли все мировое пространство. Однако материя, находящаяся в простейшем состоянии, имеет свойство развиваться и преобразовываться в более сложное состояние, чему способствует разнообразие ее частиц.

Под влиянием притяжения более легкие частицы собираются вокруг более плотных, образуя отдельные комки. Но в этих комках также действовали силы отталкивания, и борьба этих сил с притяжением и есть то движение, в котором заключается длительная жизнь природы».

«Когда в большом пространстве появился центр притяжения, из которого появился центр притяжения, из которого в дальнейшем образовалось Солнце, к нему начали стягиваться рассеянные частицы. Те же частицы, которые отклонились в сторону, начали двигаться по кругу. Образовалось несколько таких кругов – туманностей. Сначала они пересекали друг друга, затем начали двигаться в одной плоскости параллельно один другому. В круговых туманностях возникают зародыши планет, которые также начали вращаться вокруг своих осей. Солнце и планеты разогрелись вследствие трения».

Кант допускает, что наша Солнечная система также вращается вместе с другими подобными системами вокруг какого-то более мощного центра притяжения, а вся эта общая система в свою очередь вращается вокруг следующего центра и так далее.

«Вселенная бесконечна, – говорит Кант, – раз начавшись, она никогда не прекратится». Чрезвычайно интересны представления Канта об изменениях рельефа Земли. По его мнению, при остывании Земли, как и всякого мирового тела, под вздутиями ее затвердевшей коры образовывались пустоты, в которых сконцентрировались более легкие вещества, заключенные во внутренней жидкой массе, в том числе и воздух. Неровности, сформированные этими пустотами, располагаются в виде цепей. Таким образом, неровности рельефа возникают при остывании Земли.

Яхта несется на большой скорости. Темень. Идет дождь. Что впереди – неизвестно! Ветер стихает. Над топом мачты небо избавилось от туч, и появились звезды и созвездия Южного Креста и два Магеллановых Облака. Очень красиво. Я соскучился по звездам и такому небу.

Я в детстве часто задавал себе вопрос: можно ли пересчитать звезды на небе? Если зрение нормальное у человека, то можно пересчитать видимые звезды, их около пятидесяти тысяч. В Северном полушарии больше половины. Около двадцати девяти тысяч звезд можно увидеть глазами.

Что я точно знаю, так это то, что на небе самое красивое созвездие – Скорпион. И я доволен, что моя жена Иринушка родилась под этим созвездием.

Созвездие Скорпиона – самое большое. У него длинные плавные линии и больше всего ярких звезд – двенадцать. Ни у какого другого созвездия нет столько ярких звезд. И самая яркая звезда на небе среди них – Антарес.

10 марта – понедельник, первая седмица Великого поста. Полное воздержание от пищи.

Если бы не было туч над горизонтом, я бы вечером увидел тоненький серп месяца. С сегодняшнего дня месяц будет расти, а луна начнет светить по-настоящему с 13 марта, но не для меня. Здесь нет чистого неба, оно всегда затянуто тучами, идет или дождь, или снег.

Барометр – 1014 мбар.

До островов Диего-Рамирес осталось 299 миль. При скорости 7 узлов – один день 18 часов. До мыса Горн – 354 мили. От Олбани прошел 7276 миль. Как будет по лагу 7576 миль – это и будет мыс Горн.

Зарифил на одну полку грот. Сейчас уже темнеет. Идет дождь, холодный-прехолодный. Пока работал под парусами на палубе, весь промок. Одежда уже давно вся мокрая. От холода настолько сильно стучали зубы, что один зуб раскололся. Пришлось дышать сквозь стиснутые зубы, пока не вскипятил воды, чтобы заварить горячий шоколад.

Быть может, я прикладываю свои усилия там, где не надо? Но я делаю, что могу, и это не всегда совпадает с тем, что я хотел бы делать. Я человек, который не мечтает о богатстве, поскольку имеет в жизни другие интересы.

Я и моя яхта «Торговая сеть “Алые Паруса”» входим на финальный отрезок к мысу Горн. На 10 марта, в 9:00 утра по московскому времени моя яхта находилась в 400 милях западнее мыса, на широте 56° 50’. Я установил себе коридор в 30 милях, в координатах 56° 30’ и 57° 00’ южной широты. И как только яхта дойдет до верхней или нижней границы – я буду делать поворот. Направление ветра постоянно меняется: юго-запад-север и север-запад-юг. Яхта идет курсами полный бакштаг или фордевинд. Каждые пять часов ветер заходит то в правый борт, то в левый, и яхта идет курсами 120° или 70°. Генеральный курс на мыс Горн – 90° (восток).

Сейчас идет плотный снег с ветром в 30 узлов, можно сказать буран, но только нет поземки. Снег тает на поверхности океана, хотя в углах кокпита остается лежать. Видимость очень плохая. Волна короткая, но тянет сильно на восток. Южный океан заходит в горловину между Южной Америкой и Антарктидой – пролив Дрейка. Чувствуется, что здесь течение – 2–3 узла вне зависимости от ветра. Ветер 30–35 узлов, порывы 40 узлов. Очевидно, что с этой природной системой я буду огибать мыс Горн. Если все сложится удачно, это будет четвертое мое одиночное прохождение мыса Горн под парусами, причем дважды на макси-яхте «Торговая сеть “Алые Паруса”».

Я все сильнее ощущаю приближение к мысу Горн. И вспоминаю, как уже встречался с ним во время путешествия на яхте «Караана». Вот как описывают эту встречу мои дневниковые записи.

Большая зыбь. Скорость яхты 5–6 узлов. Скорость ветра 40–50 узлов. Ветер NW. Иду курсом 60–70°.

Сейчас мы должны быть параллельно мысу Горн, нас разделяет миль 30–40. Конечно, идти под берегом было бы спокойней, чем в бушующем проливе Дрейка. Горы Южной Америки прикрывал бы ветер. Но ничего, главное, что вчера я был доволен своей навигацией. Мы с «Карааной» вышли туда, куда хотели, к островам Диего-Рамирес. Они на широте 56° 30’ южной широты. Обогнули их слева, оставили по левому борту. Все получилось, как я хотел. Несмотря на то что два дня шел шторм, стоял плотный туман, обрушивались на нас снежные заряды и шквалы – в общем, все, что может встретиться в аду – здесь точно так же.

Я никогда не был в раю, да я его и не заслуживаю по своим бесконечным грехам, но, если останусь жив и меня спросят, что такое ад, я отвечу – пролив Дрейка, мыс Горн. Человек может побывать в этом месте еще при жизни. Но вернуться оттуда не каждому будет дано.

Сегодня Новый год 1991-го. Думаю об этом, и тоска берет. Вспоминаю дом, родных, друзей. Как они там сейчас готовятся к этому празднику?

Вчера вывихнул большой палец на левой руке. Сейчас он опух, но чуть-чуть шевелится. Мне не хватает рук для работы с парусами, а тут еще вывороченный из своего гнезда палец! От грубых шкотов, 12-миллиметровых капроновых, очень жестких, почти как железо, от этих веревок у меня на ладонях не проходят мозоли. Они все время лопаются, раны заживают плохо, морская вода постоянно разъедает их. Ладони болят очень сильно, но ничто не в состоянии помочь мне избавиться от этих мук. Придется терпеть до конца кругосветного плавания.

Я точно угадал, что сейчас проходил мыс Горн. Навигационный прибор «Навстар» показал 67°15’ западной долготы, а мыс Горн выходит в океан в отметку 67°16’! Моя яхта даже на одну минуту оставила его по корме. Несмотря на облегчение, которое я и моя «Караана» испытывали при виде скал мыса Горн, уходящих по левому борту (ибо я чувствовал себя как зверь, выпрыгнувший из готового захлопнуться капкана), я все-таки испытывал сожаление: суждено ли еще раз в жизни проходить проливом Дрейка?

Вчера залетела волна в кокпит и прошла от кормы до носа. Через люк в каюту набралось много воды, смыло все, что было в каюте. В страшной спешке я ведром откачивал воду. Помпа насоса засорилась, так как волна смыла весь мусор под пайолы. Яхта «Караана» кренилась на 30–40 градусов, и океан смывал с переборок все, что было плохо закреплено.

Ведром я вышвыривал воду в кокпит, предварительно вычерпывая из него все бумаги. Они могли забить самоотливный дейдвуд в кокпите. Весь мусор бросал в раковину умывальника. Отливаю и Бога прошу, чтобы еще раз не накрыло волной. И вот в такой спешке упал, и весь мой вес пришелся на большой палец левой руки. Он моментально выскочил из того места, в котором должен был сидеть по анатомии. Я смотрел на него и удивлялся. Я так еще никогда не изгибал палец в обратную сторону. Боль привела меня к мысли, что я его вывихнул. Надо резко вставить его на место, но страшно, что будет еще больнее. А что делать, врачей здесь нет. Никто не окажет скорой помощи. Надо самому что-то делать, спешить, пока он не распух. Потом будет еще тяжелее вправить его. Эти мысли пронеслись у меня в секунду. Я резко дернул палец. И с хрустом и моим нечеловеческим криком, заглушившим грохот шторма, палец стал на место. Но бинтовать руку некогда. Надо откачивать воду. Да и плавучий якорь зацепился за перо авторулевого «Фламинго», и сейчас его рвет и ломает. Надо быстрей распутывать. Если его сильно замотает веревкой, то ее придется обрезать. А это значит – потерять всю веревку, которая есть на яхте, и с ней плавучий якорь-протектор легкового автомобиля. Остаться без них опасно. Впереди будет еще много штормов.

Кое-как откачал воду. Вылез на палубу посмотреть на авторулевой. Фал один раз перехлестнулся через перо руля, и уже есть потертости. Чтобы распутать веревку, надо спуститься по авторулевому за корму, а там залезть в воду по пояс. Привязался я страховым концом к яхте покрепче, перекрестился и полез.

Волны идут с кормы. То поднимают, то опускают ее с такой силой, что у меня внутри все обрывается. Океан словно хочет стряхнуть меня с «Карааны» и засосать в свое ненасытное чрево. Я вымок до самого белья. Но мне показалось, что в воде было теплее. С неба сыпет снежная крупа, хлещет холодный ветер. Руки мои примерзают к железному релингу, за который приходится держаться. Минуты две-три возился я с веревкой, пока, наконец, не сбросил эту злосчастную петлю. Выбрался в кокпит, посмотрел на руки, а они все в крови. Я их поцарапал металлическим тросом, который держит ветрогенератшипы проволоки. Там, где сплетен огон, торчат острые шипы проволоки. В суматохе, да и не до того было, я об нее и порезал пальцы. Только подумал о том, что с пораненными пальцами мне тяжело будет работать, как тут же яхту накрыла очередная волна. И мысли мои перешли к Богу. «Дай мне выжить!» – молю Спасителя нашего.

А там что будет, то будет. Можно жить и без пальцев. Плавякорь хорошо помогает. Он не дает яхте перевернуться через нос. Волны, крутые, высотой с мачту, идут стеной. Если «Караана» свалится с такой стены, то уже больше не всплывет. Очень сложно закрепить плавякорь, чтобы веревка, удерживающая его, не перетиралась. Я положил под фал свой кед. Но его сорвало и унесло в океан. Если я еще потеряю кроссовки, то нечего будет надевать. Достал спасательный жилет, обмотал то место, которое больше всего перетирается. Это помогло. Поставил на плиту разогревать банку бараньих языков с гречневой кашей. Все-таки сегодня праздник, надо есть все вкусное. Открыл бутылку вина, включил магнитофон. Владимир Высоцкий поет песню о друге, который не вернулся из боя.

4:15. Ветер усиливается. Вышло солнце. Привязал кроссовки к биготке грота, чтобы они просушились. Но яхту обдало волной, и они стали такими же мокрыми, какими были.

Шторм! Шторм! Не чувствуется, что океан здесь вообще может успокоиться. Но я надеюсь, что скоро все это кончится, и радуюсь тому, что не получилось хуже. Еще не вышел в Атлантику, но вода изменилась. Здесь более светлая, с голубизной. А там, в Тихом океане, темно-зеленая. Я спокоен. Хорошо, что вчера вечером увидел острова Диего-Рамирес. Я точно рассчитал и дрейф яхты, и скорость течения, и курс. Сколько у меня было событий возле этих островов, сколько раз мы с «Карааной» были на краю гибели! Волны грозились перевернуть яхту, когда она становилась к волнам лагом, а меня смыть с палубы. Смотрю в лоцию, а там несколько слов об этих островах. «Острова Диего-Рамирес расположены в северной части в проливе Дрейка, в 50-ти милях от мыса Ложный Горн, и состоят из островов, островков и надводных скал, простирающихся на 5,5 мили с севера на юг; подводных скал в этой цепи островов не обнаружено. Острова Диего-Рамирес разделены судоходным проливом шириной около 1 мили на две группы: северную и южную. Северная группа островков тянется на 1,3 мили и состоит из шести островков, они хорошо видны на значительном расстоянии, а также из многочисленных скал. Наибольшей в северной группе является скала Норте. В период, когда хорошая погода, острова Диего-Рамирес обычно обитаемы. По сведениям 1969 года, острова Диего-Рамирес находятся в 3,5 мили к северу от их положения, показанного на картах».

Я же увидел в них другое. Они мне показались могильным камнем погибшим морякам всех веков и народов в этом проливе. Если бы мне довелось побывать на берегу этих островов, я бы поставил крест со словами «Мир праху их».

Вода Тихого океана через пролив Дрейка мощным потоком переливается в Атлантический океан. Безостановочно из-за вечно вращающейся Земли. Здесь шторма не прекращаются. Они свирепствовали до нашего прихода сюда. И также будут бушевать после нас. Масса воды переносится из одного полушария в другое. Вместе с ней перемещается и все живое, которое миллионы лет живет и будет жить в этих широтах. Сейчас точно так же и мы с «Карааной» влились в эту жизненную струю, не нарушая ее существования. Что мы представляем для Вселенной? Да ничего!

Я расстаюсь с мысом Горн и не знаю, что сказать: «Прощай или до свидания». Вот и сбылась мечта моей жизни пройти возле него на яхте в одиночку. Я счастлив, радость переполняет мою грудь, но тоска сжимает мою душу. Доведется ли в этой жизни еще испытать то чувство, которое испытал я сейчас, проходя возле мыса Горн. Жизнь коротка, может быть, больше уже и не смогу идти на яхте вокруг света. Много других планов и экспедиций. Но дай Бог завершить эту!

Сын Николай! Поступай правильно потому, что это Правильно!

11 марта 2008 года

Тихий океан.

Господи, Иисусе Христе, спаси и сохрани меня, грешного, на этот день. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!

56° 37’ – Ю. Ш.

75° 39’ – З. Д.

Барометр – 1016 мбар.

До мыса Горн – 100 миль, уже чувствую его дыхание: шторм – 40–50 узлов, холодно. Проход мыса Горн начнется от островов Диего-Рамирес. До них – 172 мили при скорости 7–8 узлов 24 часа.

00:57

Пейзаж океана резко меняется. Горизонт сливается в белесом небе. Странно подчеркивает перспективу.

Может быть, заранее начать внутренне подготавливать себя к проходу мыса Горн?

Сын Николай! Когда станешь священником, помни, священник нашей православной веры не должен ничего просить и никого убеждать.

Оскар сообщил, что звонил командир самолета Ил-76 из Кейптауна. Они сегодня в 23:30 вылетают из Кейптауна на станцию «Новолазаревская» в Антарктиду.

Интересно, какие сны мне приснятся там, за мысом Горн? Сны ведь зависят от того, где ты находишься.

09:56

Включил спутниковый телефон. Мне из Антарктиды должен или, сказать проще, может позвонить Сергей Борисович Иванов.

Под килем моей яхты банка Пактолус, которая была открыта в 1885 году. Вокруг глубина – 3–4 тысячи метров.

Рассвет, в холодном утреннем воздухе от всплывающего кита с левого борта поднимается пар, как от горячих источников. Изредка я слышу долгий печальный стон где-то за пеленой снега. Это кит так дышит.