Просто Бакон

Владислав Кошкин

Просто Бакон

Два года назад, чуть правее Парижа, там, где пологие холмы не превращаются в скалистые горы, и породистые равнины, сплошь усаженные виноградниками типа каберне, пино нуар и шардоне, словно зеленый вельвет с высоты птичьего полета, манил к себе, длинными рядами кустов ароматных ягод. Гражданин из современной России с золотой медалью окончил школу сомелье. За время учебы он успел обзавестись многочисленными друзьями. Как-то после очередной студенческой вечеринки наш студент, сильно перебрав горячительного, загремел в полицию. Он решил задобрить начальника, рассказав ему парочку забавных анекдотов про бельгийцев. Так как анекдоты про француза, немца и англичанина были изначально обречены на «не смешно», он начал с: «Однажды француз, немец и бельгиец». Но начальник даже не улыбнулся, хотя по статистике должен был уже начать смеяться. Тогда будущий сомелье поделился с ним новостью из утренней «Ле Парисьен» о том, что под Лилем в тумане столкнулось двадцать две автомашины, которые ехали на воскресную ярмарку. И каждый уважающий себя житель пятой республики посчитал, что это были непременно отсталые бельгийцы.

После этих слов начальник еще больше нахмурился, у него зашевелились желваки. Он себя отсталым не считал. «Это ле финале», – подумал тогда про себя будущий сомелье. Но ему повезло: дальнего родственника полицейского в сорок пятом году русские освободили из концлагеря, и теперь полицейский вернул долг и освободил россиянина. А где-то через полгода боссы винодельческой индустрии высоко оценили его работу на основе винограда сорта Бако. Молодым русским сомелье были предложены такие технические условия, от которых мэтры западноевропейской ассоциации виноделов отказаться не могли. Еще свежо было в их памяти выступление «лысого кукурузника» с Кузькиной туфлей его матери.

Итак, с несколькими дипломами, патентами и прозвищем «Бакон» талантливый сомелье вернулся в родную Москву. Он получил престижную работу, квартиру и имел большие перспективы. И все было хорошо, пока к нему за консультацией со словами: «Мы имеем вам сказать» не обратился гражданин с Пересы. Бакон его проконсультировал, да так, что сорвал крупную сделку, а потом закрыл кооператив, который разливал борматуху и выдавал примитивное пойло за элитное вино.

От гражданина с юга он получил массу наилучших пожеланий на древнем одесском, от граждан с Кавказа – крепкого здоровья на грузинском, а от председателя вольного товарищества виноделов Подмосковья – сто … в спину.

Но по-настоящему серьезные проблемы Бакона ждали на обыкновенной улице спального района Москвы. В здании, которое построили еще военнопленные для того, чтобы в 90-е в нем разместился маленький винно-водочный заводик, по кабинету расхаживал от стены к стене представительный мужчина, директор этого скромного предприятия Аркадий Иванович Шикуля.

Он сильно нервничал, размахивал руками, вздыхал и даже что-то шептал пересохшими губами, кажется, молитву, кельтскую: «Я золотом порадую тебя и серебром отблагодарю». Но за столом все равно сидел Бакон в отлично сшитом костюме и заполнял документы. Шикуля глубоко вздохнул и голосом, не имеющим достоинства, произнес:

– Да как ты не поймешь, уважаемый господин сомелье Бакон! Мне и всем побоку, какой за бугром «венчик» льют. Ты кто? Сомелье сегодня, и завтра тоже сомелье! А я сегодня директор, а завтра…

– …подсудимый, – перебил его Бакон.

– Тьфу, тьфу три раза через плечо, зараза, – скороговоркой парировал Шикуля и выстрелил холостыми плевками себе в левое плечо. – Я все про тебя знаю! Неподкупный, обеспеченный. Что взятки не берешь, НЕ ВЕ-РЮ, – по слогам закончил директор.

Бакон медленно поднял голову. На его лице не дрогнул ни один мускул, оно выражало хладнокровное спокойствие.

– Ну вот и до Станиславского дошли! – сказал он.

Директор задумался. В его голове зашевелились тараканы, перебирая в памяти громкие фамилии.

– Не припомню! Он местный или понаехавший? – уже высокомерным тоном спросил он.

Бакон глубоко вздохнул.

– Все понятно, – сказал он и встал из-за стола. – Вы производите разлив некачественной винной продукции, которая не соответствует ни одному из стандартов. Итальянский. Херес. Кастелино. В природе не существует. Это все равно как: Слезы. Черный. Мамба.

– Плевать,– огрызнулся Аркадий Иванович. – И на тебя тоже, – добавил он.

– Ну что ж, как угодно. Я обязан подписать акт и закрыть вашу контору, – официальным тоном огласил вердикт Бакон.

– Ладно, подожди! Давай потушим этот пожар! Сколько ты хочешь, говори? Сто, двести, миллион? – взмолился директор.

Бакон отрицательно покачал головой и подписал акт. Звук, который при этом испустил директор винно-водочного завода, напоминал одновременно гудок паровоза и скрип старой деревянной калитки.

– Ах так! Ну хорошо, хорошо! Вот попомнишь! Обещаю, что ты лишишься всего, будешь жить в нищете и в конце концов превратишься в бомжа. И будь прокляты все сомелье! – с шипением закончил директор.

Еще пять минут назад Бакон тупо смотрел в потолок, лежа на кровати в маленькой комнате общежития работников муниципального транспорта. Потом закрыл глаза, сильно зажмурился и резко открыл. Со стороны это было похоже на детскую игру, но на самом деле все было не так. Вчера он съел много некачественного виски, а сегодня у него болела голова.

Бакон медленно спивался в убогой комнатушке этого грязного перенаселенного общежития. И хотя товарищей среди проживающих здесь у Бакона не было, ему было жаль несчастных. Последнюю зарплату они получили трамвайными рельсами в лом с учетом самовывоза и демонтажа из-под двадцатисантиметрового слоя асфальта. Такие же сосредоточенные лица, как у местных обитателей, Бакон последний раз видел у своих французских коллег, после того как пытался объяснить им, почему театр начинается с вешалки.

Более двадцати лет назад мир вздрогнул, и затрещал родильный дом, в котором у бледнолицей роженицы на свет появился сильно загорелый россиянин.

Комсомол забил тревогу, а новорожденный забил не только на комсомол, но и на все второе родильное отделение, в котором он громче всех орал и ночью, и после обеда. Молодая мать инстинктивно оберегала свое чадо от косых взглядов, обвиняя во всем сложные международные отношения.

В принципе она не  врала, только почему-то умалчивала об учебном заведении, в котором учился биологический создатель ее будущих проблем и черной полосы в ее жизни. И бороться с трудностями она начала с выбора имени для своего мальчика. На насмешливые предложения Сэм и Смит она ответила твердым Яковом, именно русским, как сталь именем, к которому город Свердловск и товарищ Свердлов никакого отношения не имели.

Яков рос нормальным ребенком, до восьмого класса терпел всякого рода издевательства над собой со стороны одноклассников. «Пойдем, позагораем», а позже «пойдем в солярий» принимал за грубое оскорбление. Потом замкнулся и весь ушел в музыку, точнее, увлекся рэпом.

С Баконом судьба свела его случайно. Яков работал таксистом, а Бакон был преуспевающим сомелье. Звонок в службу такси – и вот он, Яков, тут как тут. Бакон сделал вид, что ему понравилась написанная Яковом музыка, а Яков нашел свободные уши у человека с высоким показателем IQ и жизненными принципами.

Потом с Баконом случилось несчастье, и он потерял все, не без участия директора завода с улицы имени Первого Взаимодействия. Яков не оставил товарища в беде, помог устроиться в общежитие, всячески поддерживал, хотя, честно говоря, Бакона такая забота немного раздражала, но он относился ко всему посредственно, как говорится, был себе на уме.

Возле общежития остановился старый легковой автомобиль «Жигули». Из него вышел Яков, среднего роста чернокожий парень с европейскими чертами лица. Если для китайцев все европейцы были на одно лицо и наоборот, то Яков был узнаваем и теми, и другими, потому что был афророссиянином.

Небрежным движением он попытался закрыть водительскую дверь, но замок не сработал. Он попытался еще раз, тщетно. Тогда Яков сильно хлопнул дверью, она закрылась, но при этом сработала сигнализация у стоящей рядом старой иномарки.

В окне верхнего этажа появился заспанный плотный мужчина.

– Эй ты! Какого черта надо? – крикнул он охрипшим голосом.

Яков его не слышал. Его уши были заняты включенной гарнитурой, в такт музыкальной композиции он демонстрировал мегасовременные танцевальные движения.

Даже с небольшого расстояния любой самый недалекий гражданин сейчас видел в Яшке идиота, который, дрыгаясь, шел к подъезду.

Проходя мимо стоящего под окнами ретро автомобиля, наш танцор в глубине души позавидовал его хозяину, который аккуратно смахивал с ухоженного транспортного средства пыль.

Яков вошел в подъезд: лестница давно не подметалась, старые перила и обсыпающаяся штукатурка. Там, где она еще сохранилась, множество всякого рода надписей. Яков поднялся на шестой этаж. В слабоосвещенном коридоре нечаянно наступил на кота. Тот заорал и понесся прочь в темноту. Из ниоткуда перед Яковом появилась немолодая женщина неприятной внешности с кошкой на руках. Она гладила испуганное животное.

– Барсенька, маленький, напугали… – Потом голосом матерого кондуктора —примерно как: «Пройдите дальше в вагон» – бросила Якову:

– Ходят здесь всякие по утрам!

Лицо Якова выразило недоумение. Он жестом показал, что ничего не слышит и прокричал:

– Бакон дома?

Женщина вздрогнула, плюнула в сердцах и, тихо бранясь, растворилась в темноте, словно облако, нет, точнее, грозовая туча. Яков проводил ее взглядом и, сопровождая мимикой очередную композицию, которую он слушал через наушники, направился в противоположную сторону. Дойдя до двери с номером 609, он освободил свои уши от гарнитуры и, прислонив голову к двери, прислушался…

Скромная мебель, в комнате порядок и чистота. На небольшом столе стояла клетка с колесом, в ней белка. На заправленной кровати с закрытыми глазами лежал Бакон. Из радиоприемника доносился очередной прикол Фоменко.

Открылась дверь. В комнату вошел Яков.

– Привет, Бакон! Ну что, поехали? – спросил он с детской наивностью.

Бакон медленно открыл один глаз и посмотрел на Якова, который, улыбаясь, ждал ответа.

– Куда? – вяло прошептал Бакон.

Яков попытался воспроизвести ультрасовременную танцевальную постановку, при этом в стиле диджея с имитацией ударных инструментов.

– Красные черви – ДУ-ЦЕ-ЦЕ, ДУ-ЦЕ-ЦЕ, удочки есть – ДУ-ЦЕ-ЦЕ ДУ! То, что наловим, все можно съесть! Вау-у!

Бакон открыл второй глаз и нахмурился.

– Ты что курил? – угрожающе спросил он.

– Кто, я? Это мой новый ремикс, а ты вчера сам обещал рыбное место показать! – оправдывался Яков.

– Какое тебе место показать? – сквозь зубы процедил Бакон.

– Рыбное, там, где рыбу ловят, удочками, сетями и бомбами, – осторожно пояснил Яков.

Бакон сел и тут же застонал, накрыл руками голову. Белка начала крутить колесо. От этого у Бакона на лице появилась мина полного неудовлетворения, он встал и подошел к открытому окну. Там, внизу, он увидел стройную блондинку, которая на противоположной стороне улицы выгуливала большую породистую собаку. Бакон изменился в лице, на мгновенье печалька в его глазах сменилась искоркой, а потом все опять превратилось в грусть и безнадежность.

– Нравится? – услышал он за спиной голос Якова. – Это Марина Бурмистрова, отпадная девочка, тут без вариантов, так что не надейся. – И тут же сменив тему, запричитал: – Сейчас у тебя голова болит, и завтра болеть будет. Когда пить бросишь? Уже неделю не просыхаешь! Не нравится тебе здесь жить, ко мне переезжай, я не против.

– Ты что, Яшка, вспотел насквозь? – прорычал Бакон. – На «жили они долго и счастливо» и «пока смерть не разлучит нас» намекаешь? Да я тебя…

Бакон резко повернулся и пошел на Якова. Тот испугался: он знал, что если Бакон ударит, то будет больно, потом обидно. В мгновенье Яков сообразил, что все это надо перевести в шутку, и обратился к приятелю словами Грациано из «Веницианского купца».

– Сеньор Антонио! Вид у вас плохой. Печетесь слишком вы о благах мира. Кто их трудов безмерно покупает, теряет, – дрожащим от страха голосом пролепетал Яков.

Бакон обомлел. Он с восторгом посмотрел на друга.

– Я мир считаю чем он есть! —ответил ему Бакон репликой Антонио.

– А проповедь я кончу, пообедав! – закончил словами Грациано Яков с идиотской улыбкой на лице.

– Да-да, конечно, там на кухне подливка на плите. Угостись, – искренне предложил Бакон.

Яков вышел из комнаты. Бакон из холодильника достал начатую бутылку виски, сделал несколько глотков, сморщился и поставил ее на стол.

– Туфта!

Затем взял дротик дартса, кинул в круг с разметками, который висел на входной двери, и попал в десятку.

В комнату вошел Яков, держа в руках небольшую кастрюлю. Тихо напевая «My way» Фрэнка Синатры, схватил с полки ложку, быстро сел на стул и начал с аппетитом есть.

Бакон, сидя на кровати, следил за частыми движениями ложки Якова от кастрюли до рта. Он сморщился, глядя на своего вечно голодного друга, и в этот самый момент произошло то, чего он больше всего боялся.

– А-а-а! Сволочи проклятые! Кто завтрак Барсика утянул? – вопила, стоя под дверью Бакона, хозяйка кошки. Божью тварь еды лишили, нелюди!

Яков прекращает есть, вопросительно смотрит на Бакона.

– Что вылупился? Моя подливка была в другой кастрюле, – с сожалением проговорил он.

Яков вскочил как ошпаренный, подбежал к окну и выплюнул все, что не успел проглотить на улицу.

Хозяин ретро автомобиля натирал обувной щеткой колеса. Завтрак Барсика упал на крышу его машины.

– Да когда же это все прекратится, а? Заполонили, ужас какой-то! Нетрадиционная медицина и секс. Не-ет, только «Грэнпэс» спасет мир. Заразы, – не унималась хозяйка кота.

Яков вытирал лицо руками и  бросал испуганные взгляды то на дверь, то на Бакона, ища у нем поддержки и сочувствия. Бакон решил воспользоваться ситуацией и поиздеваться над своим товарищем.

– Ну все, Яков, ты попал! Ты знаешь, кто это? – кивнул он на дверь. Это Бабы-Яги племянница! Колдунья, специализируется на отварах. А все потому, что ты постоянно жрешь или хочешь это делать.

– Что со мной будет, Бакон? – дрожащим голосом залепетал Яков.

– Не знаю. Если к вечеру не замяукаешь, то жить долго будешь! Шучу. Ладно, поехали на рыбалку, а то ты аж побелел от страха.

Бакон и Яков спустились по лестнице и проходили мимо висящих на стене первого этажа почтовых ящиков.

– А-а, это такая прикольная старуха из мультиков, которая… – вдруг вспомнил Яков.

– …постоянно хотела есть! – прервал его Бакон.

Бакон остановился, открыл один из почтовых ящиков и извлек из него небольшой лист бумаги с надписью ПОВЕСТКА. Из текста было понятно, что Бакону необходимо было прибыть в военкомат в четверг к 10.00 в комнату 405.

– Письмецо из Парижа с любовью? – поинтересовался Яков, и он не прикалывался. Да, Бакон жил в доме №5 по улице Урсен в Париже. Да, он имел возможность наблюдать за восходом солнца над мостом Луи Филиппа из своего окна на третьем этаже. Но это не главное, это ерунда. В маленьком портике у его дома вечерами иногда он видел очень красивую девушку с белокурыми волосами и детскими чертами лица, которая читала книгу, медленно раскачиваясь на старинных качелях. Почему-то Бакону казалось, что она читает именно «Алые паруса» Александра Грина. Но это, как оказалось позже, было полным бредом. Она читала библию: не быть набожной католичкой, живя в двух кварталах от Нотр-Дам-де-Пари, – это, знаете, как-то нереально. Бакону же жилье выделило Садовое Товарищество, которое находилось рядом, в доме № 11 по улице Урсен, в четвертом округе Парижа.

– Нет, билет в цирк на первый ряд, – задумчиво ответил приятелю Бакон.

В подъезд с улицы заехали на роликах мальчик и девочка.

– Доброе утро, Бакон! Знакомые буквы ищешь? – проходя мимо, спросил его парень по прозвищу Дымчик.

Бакон ничего не ответил подростку, он молча положил повестку в карман куртки.

– Он кто? – спросила девочка, берясь за руку своего спутника.

– Обалденный мужик, он такие фишки мочит, дом стонет, а нам нравится, мы его уважаем, – восторженно сказал Дымчик.

– Хмм, за что? – с завистью спросила она.

Дымчик резко остановился и в упор взглянул ей в глаза.

– За то, что он никогда не врет! – твердо сказал он.

Девочка виновато опустила голову.

Бакон и Яков вышли из подъезда. Они проходили мимо ретро автомобиля. На стеклах были видны потеки от завтрака Барсика, или, точнее сказать, Якова.

Он сделал вид, что к этому не причастен. Бакон резко остановился и начал наблюдать за тем, как хозяйка собаки, стоя в заигрывающей позе, через открытое окно дорогой иномарки разговаривала с водителем. Ее собака стояла рядом с ней. Яков увидел, что привлекло внимание его друга.

– У нее кобель, долматинец! – серьезно сказал Бакон.

– А-а. Ну да… Кстати, у него неплохая тачка! – стоял на своем Яков.

Бакон грозно посмотрел на Якова, тот сделал вид, что все понял и больше не будет.

Они подошли к автомобилю и сели в него.

На заднем сиденье полулежа развалился скромно одетый небритый мужчина средних лет. Яков завел двигатель, и он взревел так, что грохот от его работы нарушил покой не только «человеков разумных», но и братьев их меньших. Машина отъехала от общежития и скрылась за поворотом.

Бакон, Яков и незнакомец ехали по улицам города. Яков слушал плеер, подпевал, раскачивал головой, стучал руками по рулю. Бакон сидел рядом и угрюмо смотрел перед собой.

Незнакомец почесал небритую щеку, скривился, затем протянул руку Бакону.

– Михаил Игнатьевич, можно Валек, – представился он.

Бакон вместо руки подал ему стакан. Валек взял стакан, налил в него водку и предложил его Бакону. Бакон отрицательно покрутил головой.

– Понято! – сказал Валек и выпил содержимое стакана.

Впереди медленно ехал автомобиль, не давая себя обогнать. Яков делал попытки, но тщетно. Заднее стекло украшала электронная бегущая строка, на которой мелькали фразы: «Москва слезам не верит», «Место встречи изменить нельзя», «Доживем до понедельника», «Поймай меня, если сможешь». Яков начал нервничать. Водитель через люк показал ему средний палец.

– Идиот какой-то! – возмутился Яков.

– Вряд ли, по всей видимости, кинокритик – охарактеризовал водителя Бакон.

Затем на устройстве, которое было расположено на месте автомагнитолы, включил два тумблера. Раздался треск, а затем вой сирены правительственного эскорта.

Впереди идущая машина резко взяла вправо и врезалась в спецавтомобиль, который стоял у обочины и через толстый шланг всасывал содержимое переносного туалета.

Бакон и Яков проводили это все взглядом. На их лицах была видна тень безразличия. Водитель врезавшейся машины открыл дверь. Через нее на дорогу хлынул поток фекалий.

Яков остановил машину и задумался. Бакон посмотрел на друга, но не понял, чем вызвана такая остановка.

– Вчера, наверно, Гонча из тюрьмы вернулся, – с грустью сказал Яков.

– И ты это почувствовал? – спросил Бакон.

– Да! – твердо ответил он.

– Хочешь увидеть одноклассника, боишься, что он опять займется магией? – продолжил угадывать Бакон.

Яков несколько раз утвердительно кивнул, Бакон повернулся назад и посмотрел на спящего с широко раскрытым ртом Валька.

– А это кто? – спросил он, кивая на тело.

– Сосед, заядлый рыбак, – вздыхая, ответил Яков.

– Ну хорошо, мать Тереза. Будь по-твоему, давай заедем к великому хилеру, пусть он проведет сеанс спиритизма, и мы пригласим его на рыбалку, – пошутил Бакон.

– Вау! Это чумовая тема. Я рад, Бакон, ты молодчага! – закричал Яков.

Бакон подозрительно посмотрел на повеселевшего Якова. Он не знал, что означали эти современные выражения.

Когда они подъехали к дому Гончарова, рыба, которую они собирались поймать, уже готовилась к дневному сну. Из машины вышел Яков и направился к самому неухоженному строению на улице. Лаяли соседские собаки. Он подошел к калитке и нажал на звонок. Через секунду нажал еще раз.

В доме Гончарова царил полумрак. Старая мебель, везде не убрано. На столе возле окна скопилось множество посуды с остатками пищи. Много пустых бутылок из-под водки, всюду разбросаны вещи. На большой кровати спала крупная женщина, а рядом с ней, укрытый с головой, лежал маленький Гончаров. На полу вокруг кровати и на всей имеющейся мебели стояли зажженные свечи разных размеров.

Гончаров и его жена не просыпались.

Бакон из машины наблюдал за Яковом. Тот жестами давал понять, что никого нет. Бакон взял микрофон с устройства, включил тумблер. Раздался фоновый свист громкоговорителя.

– Гончаров! Вы меня слышите, Гончаров? Дом окружен, сопротивление бесполезно! – стальным голосом профессионального оперативника произнес Бакон.

Гончаров резко сбросил с лысой головы одеяло. Затем вскочил с кровати и начал торопливо натягивать на себя одежду.

– Что случилось? – спросила сонным голосом его жена.

– Менты раз, менты два, везде менты! Все, эклиптика нарушена. Ну и где же ты, моя сила убойная? – с досадой простонал Гончаров.

Гончаров на прощание окинул полным горечи взглядом свечи, гороскопы, нарисованные планеты солнечной системы с понятными только ему стрелками и значками. С улицы донеслась очередная шутка Бакона:

– Выходите! С высоко поднятыми руками! И широко расставленными ногами!

– О боже! – взмолилась женщина.

Гончаров схватил одежду и со словами «кики мики и аляулю» выпрыгнул в окно. Жена кинулась было за ним, но вовремя сообразила, что с ее габаритами окно для Гончарова – это для нее форточка. Она подумала, что если застрянет в бедрах, то проклятые менты будут глумиться над ее пышными формами, возможно, даже тушить об них сигареты. В глубине сада она увидела Гончарова, который перелезал через высокий деревянный забор.

– Се-ре-жааа! – вслед ему крикнула жена голосом, полным отчаянья – слишком коротким оказалось ее женское счастье.

Сильно пыля и грохоча, машина с рыбаками отъехала от ее дома. Со скрипом открылась дверь. В дверном проеме в ночной рубашке, с высоко поднятыми руками и широко расставленными ногами появилась перепуганная жена Гончарова.

Глава третья

Громко переквакивались лягушки. В камышах на воде среди водорослей лежали поплавки удочек.

Недалеко от машины, которая стояла багажником к реке, на траве полулежа расположились Бакон, Яков и Валек. Между ними была разложена закуска и стояла початая бутылка водки. Валек и Яков закусывали, Бакон задумчиво смотрел куда-то в сторону.

На противоположенном берегу неширокой реки был мостик в воду, к которому причалена лодка с надписью «СПАСАТЕЛЬНАЯ». У деревянного строения, которое, по всей видимости, являлось раздевалкой, складом и туалетом одновременно, стояла машина скорой помощи. Из-за отсутствия ветра на флагштоке не развевался белый флаг.

– А вы почему, голубчик, кушать не изволите? – спросил Валек у Бакона.

– Пост, батенька, – в тон ему ответил Бакон.

– Хм-м. Похвально! Мои почтенные прародители, князья Поляковы, тоже соблюдали и были воспеты славой и царской милостью. И я, как наследник традиций, докажу, к примеру, что Яков благородных кровей.

Бакон бросил взгляд на Якова: тот с наслаждением обсасывал куриную голень, по его виду можно понять, что ему все равно каких он кровей и что интерес к этому проснется у него, возможно, только к глубокой старости.

– Что, и ты князь? – удивленно спросил Бакон.

Яков пожал плечами, начал салфеткой вытирать руки и лицо, поглядывая в сторону Валька, ища поддержки.

– Не-ет! В его родословной просматриваются Кинги, самые что ни на есть настоящие… – утверждал Валек.

– Ну-ну, Лютеры или Стивены? – начал издеваться Бакон.

Валек не знал, что ответить образованному Бакону: он не имел ни малейшего понятия, что такое Лютер и Стивен. Все, что ему оставалось – как можно быстрей закончить разговор, при этом сделать виноватым Бакона, прикинувшись оскорбленным.

– М-м-молодой человек! Вам не кажется, что вы слишком далеко зашли! Да вот, – пролепетал он.

С противоположного берега реки стали слышны команды: «Равняйсь на флаг, смирно!», «К задержке дыхания товсь!» Яков и Валек обратили на это внимание.

– Старинная русская забава – всю жизнь с задержкой дыхания существовать, не так ли, князь? – спросил Бакон у Валька.

– Посредственно, посредственно, голубчик! – пролепетал невпопад Валек.

– Ну все, теперь мы точно ничего не поймаем, – со вздохом предположил Яков.

На белом флаге было изображено несколько разноцветных лягушек и красовалась надпись: «ШКОЛА ЮНЫХ АКВАЛАНГИСТОВ». По мостику, вдоль строя, который состоял из очень высокого парня, старика, девушки и подростка, ходила одетая в камуфляж импортного производства с надписью на спине «ОНИЛ» наголо подстриженная пожилая женщина-инструктор. Темные очки и головной убор с большим козырьком придавали ей грозный вид.