Тайна мертвого ректора. Книга 2

– Слушай, – спросил Кузя, – а ты правда волнуешься за Инессу? Неужели вы были близки?

Он задумался, способны ли древние дивы на настоящую дружбу.

– О… еще как, – Педру поднял взгляд к потолку, – шесть раз я бросал ей вызов. И шесть раз она размазывала меня по прибрежным скалам так, что каждый наш бой я считал последним. Но не было случая, чтобы она посмеялась надо мной или отказала в поединке. Я тоскую по нашим битвам.

– А… – история с дружбой оказалась слишком романтичной. – А почему ее подарили? Она ведь очень сильная. И почему не тебя?

– Тогда, чуть больше четырехсот лет назад, отгремела последняя война, в которой на стороне своих государств воевали Академии. Наша Академия сошлась в бою с Болонской. Их бештаферы были сильнее, особенно один, тот, что принадлежал ректору. Именно ему и был присвоен одиннадцатый уровень, сильнее его считался лишь Демон Шестого неба. Мне, кстати, довелось видеть его.

– Кого? – уточнил Кузя.

– Демона Шестого неба. Португальцы ведь первыми высадились в Японии. Этот Демон… он чудовище даже по меркам бештафер… – задумчиво сказал Педру и продолжил: – Так вот, я сразился с Римлянином из Болоньи. К сожалению, бой был недолгим, я чудом остался жив. И только благодаря тому, что к сражению присоединился московский бештафера и заплатил за это своей жизнью. Однако и наш враг был повержен. Вдвоем с Инеш мы поглотили его, значительно увеличив свою силу. В благодарность за спасение страны и Академии, а также потому, что король Себастьяу погиб и владеть дивой стало некому, совет губернаторов подарил Инеш государю Московскому и всея Руси. Она была самой сильной из нас, и это возместило потерю их могущественного дива.

– А, я понял, – сказал Кузя. О том, что он видел «Демона Шестого неба» всего три месяца назад, он предпочел умолчать.

– Но все не так плохо, – Педру внезапно улыбнулся совершенно счастливой улыбкой, – сейчас у меня есть противник не хуже. И его не победить. Никогда. Можно сражаться с ним вечно.

– И кто же это? – прищурился Кузя. Хотя уже догадывался, что станет ответом.

– Океан, – ответил Педру и подошел к столу.

Глава 3

Студенты ждали Кузю в конце площади. Их стало пятеро: на парапете, свесив ноги, сидел худой загорелый парнишка с длинными волосами, собранными в хвост. Когда Кузя подошел, он обернулся и, широко улыбнувшись, спрыгнул на светлые камни мостовой.

– Я – Афонсу, – проговорил он, протягивая узкую ладонь с длинными пальцами. Кузя пожал ее и ощутил странную симпатию к мальчику. Он был младше остальных, лет тринадцать-четырнадцать на вид, и внешне удивительно походил на Педру. Если бы, конечно, грозный див был обычным человеческим мальчишкой.

– Я знаю, что ты бештафера, – тихо проговорил Афонсу и заговорщицки подмигнул.

– Эх… – расстроенно протянул Кузя, – все теперь знают.

– Нет, не все. Остальным не рассказали. Я просто видел твое крещение. И боевое построение, после того как ты не смог поцеловать крест.

– Ты был у фонтана, что ли? А что же не участвовал в крещении? Ты же из республики «Портвейн», так? – Кузя покосился на вышитый рисунок на куртке Афонсу – стилизованную букву А в круге.

– Он калойру. Его, как и тебя, только-только посвятили. Поэтому ему еще нельзя носить капу. А потом ментор Педру появился. Афонсу и не подошел. У них… кхм… недавно возникли разногласия.

– Ерунда, – тряхнул головой Афонсу, – зато сейчас я вовремя. Праздничный обед-то будет? – он хлопнул Кузю по плечу. – Я чуть не разорился, когда проставлялся!

– Это потому, что за тебя не платил ментор Педру, – усмехнулся Хосе. – Сколько он выделил? Не пожадничал?

Кузя достал из кармана несколько банкнот и задумчиво повертел их в руке. Он понятия не имел, много у него денег или мало. Пять голов немедленно склонились над купюрами.

– А что, неплохо, – вынес вердикт Серхио, – надо звать остальных. Куда идем?

– За башню, – предложил Афонсу. – К семье Фернандеш. У них отличное вино к обеду.

– Мал еще, вино ему к обеду, – Ана отвесила мальчишке шуточный подзатыльник, – сначала до Сущности дорасти!

– Что за «Сущность»? Еще одно посвящение? – догадался Кузя.

– Да. Следующее, – пояснил Афонсу. – Но я его еще не прошел. Обещали к Рождеству и что-то особенное, – он кивнул на товарищей.

– Обещали, обещали… – Ана махнула рукой. – А ну бегом за остальными, зови всех к Фернандешам! Не знаю, как вино, а мясо у них божественное.

– И вот такими кусками, – согласился Серхио, широко разведя руки.

Афонсу сорвался с места. Кузя только прищелкнул языком: мальчишка двигался едва ли не со скоростью дива. Серьезный вырастет из него колдун.

– Пойдем и мы. А ты запомни, – обратилась к Кузе Ана, – кроме нас пятерых, о том, что ты бештафера, никто не знает. Студенты профессора Силвы в окно не пялились, больше у фонтана никого не было. Так что держись легенды.

– Да, конечно, – обрадовался Кузя. Руки он по настоянию Педру снова тщательно намылил и очень надеялся, что его больше не заставят целовать серебро, – но лицо на всякий случай намылил тоже, только гораздо более тонким слоем. Да и не выдержит мыло на губах долго, особенно во время еды. Тем более что обещали огромные куски мяса.

– Тогда подумай вот о чем, – продолжила Ана. – Видишь ли, у нас по закону бештаферам нельзя заходить в заведения, где едят люди. Ни в кафе, ни в рестораны, ни в столовые.

– Как это нельзя? – возмутился Кузя. – Это еще почему? То есть не просто за стол с хозяином нельзя садиться, а вообще заходить?!

Сам он регулярно забегал то в кафе, то в столовую и никогда не сталкивался с подобной проблемой. Даже пару раз обслуживали вне очереди, когда он брал еду навынос и показывал орла на ошейнике: думали, что он пришел взять обед высокопоставленному чиновнику – своему хозяину.

– В тысяча шестьсот втором году такую буллу издал Папа Климент. Почему – споры до сих пор ведутся. Кто говорит, что бештаферы, которых морили голодом, от запахов еды теряли рассудок и нападали на посетителей, а кто – что в толпе, используя вашу скорость и незаметность, легко можно отравить. Но этот указ до сих пор не отменен. Даже ручки на дверях в ресторанах традиционно покрыты серебром.

– И что же мне делать? – нахмурился Кузя. – Продолжать притворяться человеком? Но это же нарушение вашего закона. Вас не накажут, если узнают?

– За то, что мы притащили к Фернандешам в столовку бештаферу? Оценку за поведение снизят, – рассмеялся Хосе.

– Не думаю, что накажут, мы действуем по приказу ментора. Да и закон мы нарушать не собираемся. Очень многие заведения прекрасно обслуживают бештафер на летних верандах. Тебе, Диниш, просто придется обосновать остальным гражданам нашей республики, почему мы не идем внутрь, а сидим за столиками под зонтиками у всех на виду.

– Хм… – Кузя задумался, – а много граждан?

– Семнадцать человек. И накормить придется всех.

– Ясно. Тогда пошли, – Кузя махнул рукой, и они двинулись к арке.

Идея, как объяснить празднество на летней веранде, пришла Кузе почти сразу же. Когда группа студентов, пройдя по узкой улице вдоль стены вверх, уперлась в небольшую площадку со стоящими на ней шестью квадратными столиками, он, мысленно прикинув, что все должны поместиться, изобразил самую располагающую улыбку.

С площадки открывался довольно красивый вид на город, и, конечно же, на парапете уже сидел Афонсу. Когда только успел? Кузя уселся рядом и принялся рассматривать крыши внизу.

– Высоко, да? Отсюда видно даже кинту Слез, дом, где когда-то жили Педру и Инеш. Не бештаферы, конечно, – Афонсу рассмеялся, – а король и его возлюбленная, в честь которых были даны имена нашим менторам.

«Кинтой» в Португалии назывались небольшие поместья. Кузя тут же заинтересовался, похожа ли кинта Слез на усадьбу Вазилиса Аркадьевича, и уже хотел попросить показать ее, как вдруг заметил, как внизу, под стеной, промелькнуло что-то тонкое и блестящее. Словно длинная, сверкающая силой нить выстрелила откуда-то и мгновенно исчезла.

– Там что-то есть! – воскликнул он.

– Что? – Афонсу перегнулся через парапет и с интересом уставился в то место, на которое указывал Кузя.

– Я видел что-то похожее на паутину. Но как будто живую. Но она сразу исчезла, – пояснил див, а юный колдун рассмеялся:

– А, это и есть паутина. Ловушка ментора Диогу, вернее его оружие. Не вздумай отсюда упасть. И вообще упасть с любой высокой стены в Коимбре. Над всеми пропастями здесь натянуты ловушки, ты попадешь в паутину, и она спеленает тебя в кокон. А потом появится его хозяин, и… – Афонсу пошевелил пальцами, изображая лапки паука, после чего сложил губы трубочкой и издал звук, как будто втягивает в себя жидкость. Сделав круглые глаза, он добавил: – Сожрет. Унесет кокон в свое логово в бамбуковой роще и будет долго и медленно, по-паучьи пожирать. Так случается со студентами, которые по неосторожности сорвались или прыгнули, желая свести счеты с жизнью.

– Счеты с жизнью? – Кузя снова посмотрел вниз, но паутины не увидел. – Но зачем?

– От несчастной любви, конечно! – Эти слова Афонсу попытался произнести особенно пафосным тоном, но не выдержал, фыркнул и добавил: – Ну или после провала на экзамене. Но чаще всего падают пьяные, пытаясь впечатлить чародеек опасными кульбитами.

Было хорошо заметно, что, рассказывая про плотоядного ментора, Афонсу пытается впечатлить Кузю местной студенческой легендой, поэтому див пожал плечами и посмотрел на юного колдуна с прищуром:

– Я ведь не обычный студент. Со стены я не упаду, поймать меня сложно, и я не пью. У вашего ментора Диогу, насколько я понял, паукообразная боевая форма? И что, ему правда разрешают жрать студентов? Вот так запросто?

– Он обезьянопаук. На вид – просто жуть. Представь: восемь глаз на обезьяньей мордочке, маленькие мартышечьи ручки и жирное мохнатое тело паука. – Афонсу хмыкнул. – Но он бештафера проректора, заместитель ментора Педру. Так что даже тебе от него не удрать. А насчет жрет или нет… – Афонсу снова сделал страшное, по его мнению, лицо и прошептал:

– Многие, кто падал с этих стен, бесследно исчезли. А те, кому посчастливилось вернуться из жуткого логова, рассказывали, что лично видели иссушенные мумии в черных студенческих одеждах, торчащие из истлевших коконов. У ментора Диогу необычная способность: он умеет консервировать еду.

– Ух ты… – заинтересовался Кузя, – а ты покажешь его логово?

– Могу показать только заросли бамбука, где оно находится, входить в Укрытие ментора строго запрещено. Но это потом, – Афонсу махнул рукой, – а то уже наши подходят.

И действительно, вокруг собралось множество «граждан республики». Все поглядывали на Кузю с явным интересом.

Он дождался, пока соберется большинство, и, обведя рукой площадку, проговорил:

– Я очень рад вас всех видеть в этом шикарном месте с красивейшим видом. Я сам – студент из Московской Академии, и у нас в Подмосковье вчера выпал снег, а на улице минус восемь. И поэтому у меня просьба: давайте обедать прямо тут, на солнышке? Я счастлив наконец-то вылезти из проклятой шубы!

Раздались смешки.

– И давно это у вас? Ну, такая холодина? – раздался голос.

– Зима? – усмехнулся Кузя. – Примерно с октября. И продлится до мая. И еще выпадет снег по колено, а температура опустится до минус тридцати.

– И так до мая? – ахнул другой студент.

Кузя с мрачным видом кивнул.

– Так, – командным голосом произнесла Ана, – а давайте уже садиться? Или до мая ждать будем?

Загрохотали стулья: студенческая орава начала рассаживаться по местам. На шум вышел немолодой мужчина в длинном красном фартуке.

– О, сеньор Фернандеш, у нас тут небольшой праздничный обед, – улыбнулась Ана. – Вот, приняли нового гражданина – он анархист из России. Ну-ка, скажи: как тебя зовут? – схватила она Кузю за руку.

– Диниш Оливейра, – представился он.

– Да нет, по-русски, – дернула плечом она, – русское имя.

– А, Кузьма, – ответил он.

– А фамилия? – хитро улыбнувшись, спросила Ана. Похоже, она снова попыталась поймать его в ловушку.

И это внезапно зацепило Кузю. Он понимал, что девушка помогает ему, давая сложные задачки, решение которым он должен находить мгновенно. Но ему вдруг захотелось ответить. Да так, чтобы отбить охоту устраивать ему подобные проверки. Ощутив в груди какое-то странное веселое возбуждение, Кузя, криво усмехнувшись и глядя Ане прямо в глаза, произнес:

– Дивногорский.

– Ого… – послышались голоса у него за спиной, – а ты не родственник Николаю Дивногорскому, случайно?

Кузя пожал плечами:

– Ну, можно сказать и так. Думаю, мы довольно близки.

И увидел, как улыбка сползает с лица Аны. Тут же почувствовал, что чья-то рука довольно сильно вцепилась ему в плечо. Он обернулся. Прямо за его спиной стоял Афонсу, и в его глазах светился восторг, смешанный с искренним восхищением.

Кузя подмигнул парнишке с тем же заговорщическим видом, что и сам Афонсу в начале их знакомства.

Однако пора было делать заказ. Поесть надо очень плотно, а все размышления оставить на обратный путь: лететь придется долго.

К удивлению Кузи, сеньор Фернандеш заговорил с ним по-русски:

– Добрый день, господин Дивногорский. Вы будете отмечать посвящение, не так ли? Разрешите мне порекомендовать вам комплексный студенческий обед. Вы и ваши друзья могут выбрать из двух супов, трех мясных или рыбных блюд с гарниром. И напитки, включая наше региональное вино. И это обойдется дешевле, чем просто заказывать отдельно.

– Вы говорите по-русски? – спросил Кузя.

– Да, – подтвердил хозяин, – а еще по-французски, по-итальянски, по-английски и по-испански. В месте как здесь это важно.

– О… – Кузя посмотрел на мужчину с уважением. Он знал, как тяжело людям дается изучение языков.

– У вас там снег, я слышал? – продолжил расспросы сеньор Фернандеш, а Кузя быстро огляделся. Все взгляды были устремлены на него: студенты с нетерпением ждали обеда.

– Да, уже выпал, – сказал он. – И конечно же, мы возьмем студенческий обед. Мы все ужасно голодные!

– Сию минуту принесу меню, – сказал хозяин столовой и скрылся в дверях.

Кузя уселся за стол, и тут же рядом с ним, не сводя восхищенного взгляда, приземлился Афонсу. Кузя выбрал себе суп, какое-то блюдо, в названии которого фигурировало мясо, и персиковый сок.

– А чего не вино? – толкнул его локтем другой сосед по столику – этого студента Кузя не знал. Поэтому, пожав плечами, ответил:

– Так я же еще калойру. Мне нельзя вино!

– Ой, ты что же, не анархист? Да плевать на все эти правила!

На запястье Кузи легла рука. Афонсу наклонился вперед и с легким прищуром поглядел в глаза своего старшего товарища:

– Вот ты и напивайся среди бела дня, если хочешь. Анархизм – это свобода личности, а не слепое потакание низменным желаниям.

– Ладно, – смутился парень и поднял руки в жесте примирения. – Да я немного, – начал оправдываться он и покосился на сидящую за соседним столиком Ану. Девушка кивнула, словно давая разрешение. Забавно. Анархизм в этой республике явно проигрывал строгой иерархии и дисциплине.

– Да ну его, это вино, – жизнерадостно воскликнул Кузя, чтобы разрядить обстановку, – тут такие соки вкусные! Как будто фрукты прямо с ветки ешь!

– Вот, точно, – поддержал его Афонсу, – мне тоже сока, яблочного. Это ваше вино – жуткая кислятина, – мальчик демонстративно поморщился.

Сеньор Фернандеш принял заказ.

– Вы же пойдете сегодня слушать фаду? – спросил он у Кузи. – Вам очень повезло, в этот радостный для вас день состоится концерт.

– Фаду?.. – Кузя повернулся к Афонсу в поисках объяснения. – Что такое фаду?

Но вместо мальчика ответила Ана:

– Это такой музыкальный жанр, зародился в Лиссабоне в девятнадцатом веке, чем-то похож на ваши трагические романсы. Сегодня будет концерт. И мы пойдем, – с этими словами она повернулась к хозяину заведения.

– Конечно пойдем, – мрачно произнес Хосе, – можно подумать, у нас есть выбор.

Раздались смешки. Кузя нахмурился. Он чего-то не понимал про это фаду. И, дождавшись, когда Фернандеш уйдет, спросил у Хосе:

– А что с этими романсами не так? Тебе не нравятся?

– Да нет, я люблю фаду… но не все, – он усмехнулся, за что удостоился тяжелого взгляда от Аны.

– Дело в том, – пояснила она Кузе, – что концерт обычно открывает выступление ментора Педру. И оно занимает не меньше сорока минут. Все студенты, кто мог найти на сегодняшний вечер дело в городе или уважительную причину не приходить, их нашли. Но ментор строго проверяет причину отсутствия, просто так не пойти нельзя.

– Он поет? Серьезно? Ну и ну, – удивился Кузя. – И что же, это настолько плохо?

– О нет, поет ментор отлично, – вмешался Афонсу, – у него абсолютный слух, замечательный голос и в качестве аккомпанемента – лучшие музыканты Академии. Кроме того, сто лет назад он сожрал одного очень известного фадишту: тот серьезно заболел, и король пожелал сохранить его голос в веках. Но… понимаешь ли, в начале выступления ментор всегда исполняет несколько фаду собственного сочинения. И вот они… не очень хороши.

– Афонсу! Они ужасны! Просто кошмарны! – застонал Хосе. – И самое главное – к каждому концерту он сочиняет новые. Невозможно даже подготовиться к тому, что тебя ждет! А сидеть во время всего выступления надо с восторженным и одухотворенным лицом!

– Ого… – Кузя распахнул глаза, – разве бештаферы умеют сочинять стихи?

– Не умеют, – вздохнула Ана, – но ментор Педру считает иначе.

– Это отличная тренировка самообладания для колдуна, – Афонсу попытался состроить серьезное лицо, но у него не получилось. – Не слушай Хосе. Он в прошлый раз не сдержался и рассмеялся прямо во время песни. Теперь ему стыдно и он опасается последствий. Как ты понимаешь, ментор Педру видит каждого зрителя и все запоминает.

– Да как можно было не заржать после строчки «Нос моего корабля разбило о твою корму», исполненной с таким надрывом? У тебя самого слезы из глаз потекли!

– Слезы могли потечь от восхищения. А вот твой смех – точно нет.

– Есть отличный способ, – заговорил парень, что хотел вина. – Надо просто думать о предстоящем зачете у ментора, и тогда вообще не смешно.

В ответ на его слова все присутствующие захихикали.

– А мне жаль ментора Педру, – неожиданно сказал Серхио. – Ему даже цветы никто не дарит. Хотя вторая часть его выступления, когда он поет общеизвестные фаду, вполне того заслуживает.

– Потому что все пытаются отойти от первой, – хмыкнул Хосе.

– Иногда дарят, – Ана пожала плечами, – у него немало поклонников. Хотя я всегда подозревала, что это бештаферы под прикрытием. Но лично я хожу на его выступления с удовольствием. Его стихи настолько плохи, что это, пожалуй, даже гениально.

Кузя ничего не ответил. Он не очень понял, что смешного в строчке про разбитый корабль. Он видел океанские волны: на таких не то что нос сломать, а в щепки можно запросто разбиться, если корабли столкнутся. Ему даже стало интересно, про что песня. Наверняка про пиратов.

Но вслух Кузя ничего говорить не стал. Возможно, он не понимает чего-то, что отлично видят и понимают эти люди. Тем более как раз принесли еду, и куски мяса действительно оказались огромными. А столовые приборы – из самой обычной нержавейки.

Когда с обедом было покончено, члены республики, еще раз поздравив новичка, начали расходиться по своим делам. Афонсу, допив сок, тоже поднялся и сказал:

– Надо бы тебе город показать. А то спросят у тебя про Кошачий переулок, а ты даже о нем не слышал. Давай я устрою тебе экскурсию.

– Почему именно ты? – поинтересовалась Ана.

– Ну а кто? Ты из Браги, Хосе из Пенише, Серхио вообще из Гранады. Я один родился и вырос в Коимбре, все закоулки знаю.

– Резонно, – согласилась девушка, – тогда займись этим, а мы таки сгоняем в библиотеку. От сегодняшних занятий нас, конечно, освободили, а вот от завтрашних – нет.

– Тогда там потом и встретимся. – Афонсу хлопнул Кузю по плечу и улыбнулся: – Пошли. Тут полно интересного.

– Кошачий переулок? – заинтересованно спросил Кузя.

– И он тоже. И ботанический сад. А еще – смотаемся на римские развалины, если Хосе свой велик даст. А акведук ты видел?

– Пошли, я должен увидеть все. Особенно хочу посмотреть на логово вашего ментора.

– Давай за мной. Оно как раз в ботаническом саду. – Мальчишка развернулся и вприпрыжку помчался по улице вниз. Похоже, ходить как все нормальные люди он не умел. Кузя припустил за ним.

Сперва Афонсу показал дома остальных республик. Анархистскими они не были, но внешнее оформление ничуть не уступало «Портвейну». Многие стены были расписаны, и чего только на них не было: величественные корабли, пейзажи с горами, разнообразнейшая еда или выполненные в довольно странной манере лица людей.

– А вот и Кошачий переулок, – указал Афонсу на узкий проход между домами, – давай зайдем.

– Давай.

Кузя не понял, почему этот переулок назван Кошачьим. Разве что из-за своей узости – впору кошке пролезть. Но спросить не успел.

– Нравится? – почему-то шепотом поинтересовался Афонсу.

– Что? – нахмурился Кузя. В действиях юного колдуна однозначно скрывался какой-то подвох.

– Ну ты же это… кот… в некотором роде.

– А ты откуда знаешь? – удивился Кузя. Ладно, эти студенты догадались, что он див, но боевая форма… как и где этот паренек мог ее видеть?

– Я понял! Не простой кот, само собой, ягуар или леопард, да? Это ты сжег полицейские участки!

Афонсу схватил Кузю за плечи и прижал к стене.

– Покажи его! Ну пожалуйста! Я никому не расскажу!

– Кого? Кота?..

– Да нет же! Николая Дивногорского! Ты ведь его… сожрал, да?

Глубоко в памяти что-то мелькнуло и заворочалось. И Кузя с отчетливой ясностью понял, что с ним происходит. Он знает этого человека…

– Отпусти… – Кузя осторожно убрал руки Афонсу со своих плеч. Странное ощущение все нарастало. Тело начало меняться, и Кузя едва успел скинуть с себя куртку и рубашку. Штаны, затрещав, выдержали, хотя теперь едва доставали до середины икры. Николай Дивногорский был худым, но довольно высоким человеком.

– Ух ты… – восхищенно прошептал Афонсу. В глазах его горел огонек такого восторга, что Кузя посмотрел на него сверху вниз и выдал внезапно всплывшую в голове фразу:

– Здравы будьте, товарищи. Я Дивногорский, Николай, революционер-террорист.

И тут же вернул себе обычный вид. Раньше Кузя даже не подозревал об этой личине. И получилась она у него… странно она у него получилась. Сердце бешено колотилось и в голове гудело. Память, из которой появился Дивногорский, по-прежнему казалась недоступной и находилась где-то очень глубоко.

– Вот это да… – выдохнул Афонсу, когда Кузя снова оделся. – Жаль, нельзя никому рассказать. Хотя, я думаю, Ана тоже догадалась. Так, выходит, тебя не отправили в Пустошь, как я читал… точнее, Хосе мне читал. Я плохо знаю русский.

– Ты большой поклонник нашего анархиста?

– Ну да! Я вначале толстовцем был, как и он. Но потом понял, что непротивление злу насилием… ну, оно не работает. Многие люди просто не понимают, пока им как следует не врежешь.

– Полностью согласен, – хмыкнул Кузя, – я вообще плохих раньше жрал. Но теперь знаю, что их надо сажать в тюрьму. Им там хуже.

– Вот еще. Их же приходится кормить на деньги налогоплательщиков. Нет, менять надо все. – Афонсу махнул рукой, приглашая следовать дальше, – вообще все, само сознание людей. Чтобы люди, склонные ко злу, стали изгоями общества. А не добивались высоких постов по праву рождения или из-за того, что смогли отнять у других достаточно денег для этого. Ну ты-то точно должен понимать. Это же надо – ты, получается, уже чуть ли не сто лет анархист, да? Тяжело тебе, наверное, с ошейником…

– Если честно… – признался Кузя, – меня тогда отправили в Пустошь. И я ничегошеньки не помню. Вызвали обратно восемь лет назад. Сперва я попал к преступникам, но через некоторое время познакомился с очень хорошими людьми. И дивами. Бештаферами, по-вашему. А насчет ошейников… ты хоть и колдун, но считаешь, что их надо снять?

Афонсу задумался:

– Ну нет. Нет конечно. Если так сделать, вы, бештаферы, немедленно захватите власть над людьми. И все будет еще хуже. Начинать надо с людей. Чтобы они жили ради всеобщего блага, а не ради власти и низменных страстей. Тогда и бештаферам будет жить намного лучше. Я думаю так: все люди равны. Это неправильно, когда один человек решает, как должны жить миллионы.

– Однако у вас всем заправляет Ана, – заметил Кузя, – и это отлично видно.

– Нет, ты не понял, – замотал головой Афонсу, – она решает те вопросы, в которых разбирается. По учебе, организации быта. Но если, например, мы соберемся в поход, даже на пару дней на пляж, – тут руководство возьмет Хосе. А если мы готовимся к велосоревнованиям или к экзаменам по скольжению по волнам или по химии – тут уже я всем помогаю. Когда-нибудь человечество дозреет именно до такой системы управления. Уже сейчас предпринимаются шаги. Вот та же королевская власть. Она отменена почти везде. Ну а правда, для чего она? Страной управляет человек, для этого вообще не предназначенный. Может, он хотел бы стать спортсменом. Или путешественником. Или фадиштой. Но вынужден делать то, к чему у него душа не лежит. Поверь, эти обязательства давят похлеще ошейника.