Щит веры – воину-защитнику в помощь. Часть 1

Иеромонах Прокопий (Пащенко)

Щит веры – воину-защитнику в помощь. Часть 1

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви ИСР24–402–0043

От составителя

Сборник «Щит веры – воину-защитнику в помощь» издан с целью, обозначенной в названии. Как рассказывается в документальном фильме о полковых священниках «Воины духа», современные войны имеют такой масштаб, что человек может начать считать себя щепкой в адском котле. Вера же даёт человеку опору.

В сборник вошли избранные повести из книги «Отец Арсений», раскрывающие тему веры, показывающие, каким образом молитва может стать опорой в запредельных по человеческому суждению обстоятельствах. Это повести о людях, живших в годы массовых репрессий, в годы Второй мировой войны. Призванные на фронт, воины оказывались в тяжелейших условиях. В вере они обретали опору, в молитве – помощь и утешение. Став духовными чадами отца Арсения, они по его просьбе описали свой опыт обретения веры, выживания в трудных обстоятельствах. Опыт подобного рода был и у отца Арсения.

Также в сборник включены стихи русских классиков на военно-патриотическую тематику.

Главы из книги «Отец Арсений», а также стихи добавлены в сборник не случайно. Дело в том, что специалисты, занимающиеся помощью людям с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР), отмечают, что травма носит иногда бессловесный характер. То есть человек не имеет в своём арсенале слов и средств для того, чтобы описать происшедшее с ним. Стихи, а также описания, данные другими людьми, могут сообщить человеку определённые образы и смыслы, с помощью которых он, может быть, сумеет облечь в словесную форму пережитое.

В частности, В. К. Шамрей в своей монографии «Психиатрия войн и катастроф» приводит следующие данные, полученные одной исследовательницей: «Дети редко способны говорить о своём травматическом опыте. Не имея возможности трансформировать внутренние конфликты и чувства в слова, они самовыражаются в навязчивых повторных действиях»[1].

Эти данные могут быть приложимы и к случаям со взрослыми. Если не сформирована та высшая смысловая вертикаль, которую мы называет «человеком культурным», то и взрослым трудно осмыслить полученный опыт травматического характера. Трудно освободиться от навязчивого желания в стереотипном ключе выражать своей беспокойство по поводу данного опыта. Помогая человеку выстраивать смысловую вертикаль, мы помогаем ему освободиться от власти навязчивых образов, в том числе полученных во время нахождения в экстремальных обстоятельствах. Некоторые физиологические аспекты ПТСР, возникающие в результате контакта человека с экстремальными обстоятельствами, а также действие смысловой вертикали, формирующее иммунитет к травмирующим воздействия среды рассматриваются в книге.

Стоит отметить, что не все описания такого плана помогают в конструктивном ключе облечь в образы невыразимый опыт и, с помощью этих образом и смыслов, перестроить этот опыт. Важно не просто высказать определённые смыслы о происшедшем с собой, важно включить эти смыслы в более широкий контекст, задаваемый определённой картиной мира. Тогда смыслы, ассоциирующиеся с травмирующими событиями, будут восприниматься не изолированно, а в русле этой определённой картины мира.

Так, например, богатые описания опыта, который в ином случае, имел все шансы стать основой для ПТСР, содержатся в псалмах Давида. Долгое время он скрывался в горах, уходя от преследования убийц, посланных царем Саулом. Читающий псалмы узнаёт своё состояние отчаяния в стихе: Мучения адовы охватили меня, настигли меня сети смертные (Пс. 17, 6). Но в псалме состояние, описанное данными словами, переводится в иную плоскость: Но в скорби моей призвал я Господа, к Богу моему воззвал (Пс. 17, 7). То есть состояние отчаяния включается в иной контекст, вследствие чего оно теряет свою власть над человеком. Царь Давид за время странствий по горам приобрёл колоссальный опыт ведения партизанской войны, и этот опыт помог ему в будущем. После смерти царя Саула он стал всеми признанным царём и возглавил освободительную борьбу своего народа против филистимлян. Скорбные годы странствий послужили делу победы. Опыт прошлого был интегрирован в жизнь – как то, что звало к молитве и к богообщению, и как то, что в итоге привело к победе.

Основную часть сборника составляют выдержки из материалов насельника Соловецкого монастыря иеромонаха Прокопия (Пащенко), в которых поднимается тема преодоления феномена, получившего название боевой психической травмы. Материалы содержат воспоминания воинов, выживших в экстремальных обстоятельствах и поделившихся своим опытом. Материалы поддерживаются лекциями, записи которых выложены на сайте Соловецкого монастыря, в разделе «Пастырская страничка», в подразделе «Беседы о проблемах личности», в частности циклами лекций «Остаться человеком: офисы, мегаполисы, концлагеря», «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты».

В основу цикла лекций «Остаться человеком…» положен опыт людей, прошедших через экстремальные обстоятельства: катастрофы, кораблекрушения, революции, войны, концентрационные лагеря, голод, гонения, нищету, тюремное заключение, психологическое давление, принудительное заключение в психиатрических клиниках, изоляцию.

О проекте «Преодоление травматического опыта…», который включает в себя как лекции, так и тексты, рассказывается в статье «„Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты“ – тексты и беседы иеромонаха Прокопия (Пащенко)»[2].

Ядро травматического опыта можно представить как скукоживание личности вследствие сильных переживаний. Они могут быть вызваны войной, грубостью ближних, голодом, болезнями, неудачами. Развитие личности блокируется, она более не разворачивает лепестки навстречу солнцу, впадает в спячку, апатию. В текстах и лекциях один из аспектов травматического опыта представлен как неуправляемое состояние, некогда пережитое и потом, в определённые отрезки жизни, возобновляемое и дополняемое новыми данными. В результате насилия (физического, сексуального), травмы во время боевых действий, а также одиночества, страха (например, вследствие ощущения перспективы собственной смерти во время падения самолёта в воздушной яме), горя (например, смерти близких) нервная система человека входит в определённое состояние – образуется патологическая доминанта. И эта доминанта в последующие годы, приходя в движение, воспроизводится, крепнет и всё более захватывает нервно-психическую организацию человека, если ей не противопоставить новую, бодрую доминанту. На основании нового опыта, относящегося к иной доминанте, травматическая доминанта перестраивается, теряет своё «травматического жало», преодолевается.

Упомянутые лекции и тексты объединены общими названиями, но не повторяют друг друга, а, скорее, дополняют.

Посттравматический рост – о чём говорит это понятие? Согласно исследованиям, после критической ситуации, вызванной каким-то бедствием, бо́льшая половина выживших (хотя эта статистика, может быть, не совсем точна) уходит в минус – замкнутость, апатию, неизбывное горе. Это относится не только к авариям, но и к разного рода жизненным катастрофам, таким как смерть близкого человека, изнасилование, участие в боевых действиях… Подобные события приводят человека к внутреннему ступору. Меньшая же половина «выходит в рост», после пережитого кризиса становясь мудрее. Такие люди больше любят жизнь, понимая, что она может в любой миг оборваться, и не тратят время попусту. Это и называется посттравматическим ростом.

В практической жизни идея посттравматического роста может выражаться в том, что солдат, вернувшись с войны, может повесить шинель на вешалку и влиться в созидательную деятельность. Согласно исследованиям, военный синдром не формировался у тех солдат, которых отличало несколько качеств: они проявляли заботу о других, не принимали участие в зверствах, они считали возможным как-то повлиять на обстановку, выражаясь иными словами, они старались поступать по совести[3]. Да, не они принимали решение о начале масштабных боевых действий, но в то же время они и не ощущали себя песчинками, брошенными в жернова истории. Да, ты не можешь изменить ход истории, но за атмосферу, формирующуюся вокруг тебя, ты ответственен.

Когда человек начинает говорить: «Не мы такие, жизнь такая», то он вроде бы считает себя успокоившимся. Он находит для себя оправдание, если его начинает «нести», но в главном он проигрывает, так как соглашается с участью песчинки. В документальном фильме о полковых священниках, помогавших воинам во время боевых действий, справедливо замечено, что без веры человек в условиях современной войны начинает воспринимать себя щепкой в адском котле (фильм Аркадия Мамонтова «Воины духа»). Вера даёт человеку картину мира, понимание своего внутреннего состояния, опору, ориентацию.

Опыт заключённых немецких концентрационных лагерей показывает, что погибали в первую очередь те, кто в критических обстоятельствах не мог предложить объяснения происходящему. Когда отменялись все морально-этические нормы, человеку не на что было опереться. Сам он находился в состоянии запредельного стресса, а окружающая обстановка не давала каких-то «зацепок» для нравственной ориентации, кругом всё рушилось[4].

Вера и воспитанная на её основе нравственность могут поддержать человека даже тогда, когда кругом всё рушится. Что бы ни происходило снаружи, у человека внутри остаётся главное – связь со Христом, понимание, что такое добро и что такое зло. Понимание того, что сформированное им состояние он перенесёт в жизнь вечную, становится точкой опоры, фактором, предотвращающим распад личности. Потому всегда актуальной видится задача – остаться человеком. Виктор Франкл, описывая главный фактор выживания в условиях запредельного стресса концентрационных лагерей, указывал на точку опоры в будущем. Тот, кто видит перспективу, способен выжить. Мысли Виктора Франкла применительно к православному мировоззрению разбирались в части 4.2 текста «Внешняя жизнь и мир мыслей». Отдельное название части 4.2 – «Болезненная капсула и путь к внутреннему миру, стрессоустойчивость» (см. сайт Соловецкого монастыря, раздел «Пастырская страничка», подраздел «Соловецкий листок»).

Опыт людей, сохранивших психическую цельность в условиях стрессовой атмосферы концентрационных лагерей и экстремальных условий, представлен в докладе «Интеллектуальная деятельность как стратегия выживания в условиях тотального давления» (см. там же).

Идея посттравматического роста применительно к людям, прошедшим гонения, участие в боевых действиях, испытывающим давление на сознание непростых воспоминаний, представлена в докладе «Посттравматический рост и опыт христиан, переживших гонения. Между памятью и забвением» (см. там же).

Православный воин знает, что в течение жизни в нём формируется состояние, с которым он перейдёт в вечность. Поэтому ему всегда насущной видится задача – остаться человеком. Исследования светских авторов, спроецированные на данную идею, подтверждают, что выполнение этой задачи помогает человеку сохранить психическую цельность в экстремальных условиях, помогает не только избежать посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), но и выйти в посттравматический рост.

Там, где нет веры в Бога, где нет понимания того, что человек формирует своё внутреннее состояние, которое он берёт с собой в вечность, там возникает риск развития концепции «волка». В данной концепции реализация выживания строится по принципу расчеловечивания, вхождения в изменённое состояние сознания, озверения. Но если воин стал на поле боя волком, то как ему вернуться потом к человеку? Такой воин может потерять себя не только в земной жизни (стрессовое расстройство, кошмары, суицид и пр.), но может потерять себя и для вечности, если перейдёт туда, неся на себе печать зверя.

Чтобы иметь возможность сохранить психическую стабильность, человек должен понимать суть исторического процесса, в котором он принимает участие. В беседах, проведённых в Соловецком монастыре в связи с началом специальной военной операции на Украине, в рамках цикла «Чрезвычайная ситуация» (беседы выложены на сайте Соловецкого монастыря в разделе «Пастырская страничка», в подразделе «Беседы о проблемах личности»), поднимается вопрос об условиях, при соблюдении которых открывается возможность понять суть масштабных исторических и социальных процессов, а также ставится вопрос о «надспорном пути». В аннотации к беседам объясняется, что частное выражение надспорного пути выражается в том, чтобы и своих поддержать, и ненависть не сеять (ненависть разрушает, способствует формированию ПТСР).

Многогранная ситуация, отображённая в сознании, по терминологии нейрофизиолога академика А. Ухтомского, может быть названа интегральным образом. Мы строим в сознании многоуровневый образ явления. Если он выстроен верно, то причинно-следственные связи, лежащие в основе явления, могут стать понятны. Но чтобы его выстроить соответствующим действительности, человеку нужно развиваться в определённом направлении: учиться оценивать свои поступки с позиции понимания добра и зла, учиться проявлять заботу о других (например, спросить себя: то, что я сделал, не причинило ли кому-то боль?). Тогда (при наличии других факторов) у человека может развиться то, что Ухтомский называл интуицией совести. Частным выражением интуиции совести является способность понять суть масштабного исторического процесса.

Надспорный путь не аморфная позиция «и нашим, и вашим», мимикрирующая под «тех» и «других». Надспорный путь – не становиться ни пассивным, ни зверем. Если воин станет зверем, он станет неспособным после боевых действий принять участие в созидательной жизни страны. Не принять участие в созидательной жизни рискует и проявивший пассивность. Надспорный путь – понимать, что делаешь. Если есть объективные основания воину вступить в бой, он вступает, но понимает, что для чего и почему он это делает. Тогда больше шансов, что ПТСР не разовьётся. Здесь нельзя не упомянуть о книге протоиерея Димитрия Василенкова и протодиакона Владимира Василика «Путь архистратига. Преодоление зверя»[5]. Один из авторов книги – священник, имевший многочисленные командировки на Северный Кавказ и знающий о войне не понаслышке. В книге приводятся советы, как сохранить психическое здоровье на войне (размышления протоиерея Димитрия о духовных предпосылках выживания воина во время боевых действия приводятся также в книге Сергея Галицкого «Записки военного священника», книга включена в серию книг о помощи Божией воинам – «Из смерти в жизнь»).

Надспорный путь – избегать неконструктивного лобового столкновения, не вступать в перепалку: «ты дурак», «нет, ты дурак». Чтобы выйти из-под гнёта примитивных, разрушительных эмоций и прийти к надспорной точке зрения, необходимо читать, повышать культурный уровень. Если человек обогатится духовно и культурно, он станет способным реагировать на происходящее не в русле «убить», «унизить», «растоптать», а будет способным, если надо вступить в бой, вступить в него с трезвой головой, не проваливаясь в ненависть. Если откроется возможность для ведения диалога, то он почувствует эту возможность и будет способным к нему. Когда на противника наклеивается ярлык врага, человек теряет возможность понять психологию противника и ему трудно предугадать, что противник намерен предпринять. Ярлык врага, как красная тряпка, продуцирующая ненависть, воспрепятствует там, где открывается возможность вчерашнего врага превратить в союзника. Ненависть разрушает. Тот, кто принимает жёсткую позицию «за войну», рискует увлечься, перестать видеть грань, рискует перейти к бессмысленному насилию, уподобиться противнику, которого он обвиняет в агрессии. Если человек может существовать лишь в условиях существования врага, то что ему делать, когда врага не станет? Искать крови в стане своих?

При жёсткой позиции «за войну» человек рискует перестать замечать, что ошибки, критикуемые им в стане врага, есть и в его собственном стане. А если эти ошибки не исправить, есть риск, что человек повторит путь, приведший противника к катастрофе. Надспорный путь – быть способным трезво оценивать свои ошибки и взяться за их исправление.

Тот, кто принимает жёсткую позицию «против войны», рискует начать видеть врагов в стане своих, вступивших в бой с противником. Рискует перестать что-то замечать в действительности, ведь бывает и такое, что объективные причины для начала боевых действий были. Тот, кто жёстко выступает «против», рискует перестать замечать в реальности важные сигналы.

Надспорный путь – при наличии объективных причин взяться за оружие, но остаться способным после, когда пороховой дым рассеется, взяться «за плуг», читать сказки детям. Надспорный путь – сохранять способность к миру во время войны, а во время мира – не терять бдительность.

Кто-то избегает столкновения ценой собственной аннигиляции. Кто-то учится при столкновении включать в себе «волка». Но тот, кто учит включать в себе «волка», рано или поздно будет этим «волком» захвачен, потеряв себя в качестве человека.

Надспорный путь – оставаться человеком всегда, оставаться с открытыми глазами. Православный воин в вере ищет возможность не быть затопленным страхом, находит возможность обрести ясный ум и в гуще сражения, прийти к душевному миру в любой обстановке. При наличии душевного мира человек становится способным всё видеть, всё понимать, осмысленно принимать решения, гибко реагируя на происходящее. Чтобы строить созидательную жизнь, ему не нужен образ врага. Он строит созидательную жизнь по любви к ближним и к жизни. Любовь к жизни следует понимать не в смысле любой ценой (например, предательства) цепляться за жизнь, а в смысле быть способным испытывать изумление перед миром, красотой, которую от человека не заслоняют даже грозовые тучи. Это и есть надспорный путь. Страшно, когда два православных человека одной Церкви могут выстрелить друг в друга. Надспорный путь нужен и необходим всем нам… Надспорный путь – выйти из состояния омрачения сознания, перестать быть заложником грубых инстинктов.

Дискуссия о инстинктах тоже нуждается в «надспорном пути». Одни дают инстинктам волю, «отпуская вожжи», встают на путь берсерков. Берсерки – воины, во время боя входящие в изменённое состояние сознания, в боевой транс, впуская в себя ярость и затопляясь ею. Другие считают, что инстинкты нужно подавлять. Берсерки в мирное время становятся отщепенцами, источниками смуты. А подавляющие логикой всё и вся у себя внутри со временем теряют способность чувствовать жизнь во всём её многообразии, творить, радоваться краскам этого мира. Надспорный путь – одухотворить инстинкты, стать способным вследствие духовного и культурного обогащения вывести их на иной уровень, поставить их на службу высоким целям.

Надспорный путь – это когда сила напряжения остаётся, помогает человеку достигать цели, но не превращается в ярость, в сжигающий самого человека гнев.

Надспорный путь – это путь святого великого князя Александра Невского, непревзойдённого воина-христианина в минуты опасности для своей страны и мудрого правителя, умеющего слушать других, принимать решения и строить пространство для созидательной жизни. Вопрос об инстинктах и о принципиальном различии между Александром Невским и берсерками рассматривается в статье «Три силы: цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)» (см. сайт Соловецкого монастыря, «Пастырская страничка», «Соловецкий листок»).

Как было отмечено выше, при неспособности осмыслить ситуацию в экстремальных условиях, повышается вероятность гибели человека (или деградации, вхождения в ПТСР). Поэтому способность дать оценку происходящему не роскошь, доступная интеллектуалам, это жизненная необходимость. Для реализации этой цели на сайте Соловецкого монастыря в разделе «Пастырская страничка» (подраздел «Ответы пастыря») выложены ответы на вопросы, касающиеся боевых действий на Украине[6]. Также был проведён ряд эфиров о тревоге по поводу боевых действий и связанных с ними событий. Большинство записей сопровождается перечнем поднимаемых тем[7]. Первые два эфира объединены условным названием «Ситуация на грани – не справляюсь». Здесь подробно обсуждаются некоторые взгляды на тему преодоления стресса. Следующие восемь эфиров собраны под названием «Боевые действия. Как справиться с тревогой». Они посвящены тому, что можно посоветовать гражданскому населению, но также рассматривается и картина мира, которую можно предложить и тем, кто непосредственно принимает участие в боевом соприкосновении. Дальнейшие эфиры объединены названием «Печать войны». В них поднимается тема ПТСР, тема боевой психической травмы. Люди, пришедшие с войны, будут жить рядом с нами, они нуждаются в нашей помощи. Обретут ли они её, зависит отчасти и от того, насколько мы понимаем, как им можно помочь.

В заключение сборника приводится «Молитвослов православного воина», содержащий молитвы, часть которых воин может выучить на память, с их помощью укрепить свою связь с Богом и стать способным черпать через них опору и утешение в Боге. Молитвослов предваряет небольшое вступление, в котором повествуется о значении веры в Бога, приводятся краткие сведения об Архангеле Михаиле и священномученике Харалампии.

Составитель благодарит Дмитрия Ф., Артура Н., Александра П., Варвару С., Владимира С. и Лиану С. за помощь в издании книги, а также выражает глубокую признательность Александру Т., Людмиле М., Надежде З., Надежде Е., Екатерине Е., Арифу А. за консультации и разъяснения и Дарии П., Наталье У., Марии Д. за помощь в создании текста.

Отец Арсений. Избранные главы

Отец Платон Скорино[8]

В старинном патериконе прочёл я когда-то сказанное святыми отцами о том, что Господь предоставляет каждому человеку возможность оглянуться на пройденный жизненный путь, осмыслить его и определить свое отношение к Богу и сделать шаг к познанию Господа или оттолкнуться от Него. В жизни постоянно происходят события, которые дают возможность всем ощутить и осознать Бога и прийти к нему. Право выбора принадлежит человеку. Господь, создавая вокруг человека цепь определённых событий, хочет помочь мечущейся человеческой душе прийти к Нему, и вина наша, если мы оттолкнём путь к спасению. В моей жизни было несколько таких переломных моментов, когда мне предоставлялась возможность решать – куда идти? Дважды (так кажется мне) оттолкнул я протянутую мне нить Истины, но Господь был милостив и ещё и ещё раз выводил меня на дорогу веры. Благодаря милости этой, стал я верующим, христианином, а потом и иереем.

На пути к вере встречал я людей замечательных, истинных помощников Бога, которые много помогли мне, многому научили и примером своей жизни показали, что такое христианин». Так говорил мне о. Платон, временами замолкая, задумываясь и потом опять продолжая рассказ.

Высокий, крепко сложенный, с открытым, типично русским красивым лицом, серыми глазами, в которых жило упорство, сжатыми губам, он производил впечатление волевого человека, готового преодолеть любое препятствие. И в то же время лицо его было необычайно добрым, и в глазах, казалось, сейчас же отражалось всё происходящее вокруг. Отражалось непосредственно. Я почему-то решила, что такой человек, как о. Платон, если нужно, положит за друзей жизнь, но в ярости, вероятно, страшен, коли до этого дойдёт дело. Мысли мои пролетали мгновенно, а о. Платон продолжал начатый разговор.

«Скажу Вам! Рассказывать получается вроде бы сложно, а в жизни куда всё проще складывается. Ленинградский я, из детского дома. Кончил семилетку и пошёл работать слесарем на оборонный завод, поэтому в армию не взяли в мирное время. В партию не успел вступить – двадцать третий год только пошёл, когда война началась, но всегда был в активе – в школе, в пионерах, в комсомоле. В танцах, массовках, вылазках и во всём прочем старался быть первым. Сейчас уже скрывать нечего, за девушками много ухаживал, да и меня они не забывали. Модно было в те времена заниматься антирелигиозной пропагандой, ну и я тут был не из последних…

В сорок первом году, как война грянула, я сразу же добровольцем пошёл. Сильный, здоровый – назначили меня в разведку. Целый год воевал благополучно: ни ранения, ни царапины серьёзной. Тогда думал – везло. Убило командира у нас снарядом, назначили нового лейтенанта. Увидели мы в нём этакого интеллигента, чистоплюя, или, как тогда говорили, «из чистеньких». Невысокий, худощавый, щупленький, разговор ведёт культурно, без ругательств. Задание даёт, словно чертёж выписывает, точно, ясно, требовательно. Нам-то, обстрелянным солдатам, показался он хлипким, несерьёзным. Сидя-то в блиндаже, каждый распоряжаться может, а как в разведке себя покажет? Но удивил он нас в первый же выход на разведку. Про хорошего солдата говорят: не «воевал», а «работал». Лейтенант наш именно работал, как артист. Бесстрашен, осторожен, аккуратен. Ходит как кошка, ползёт по земле словно змея. Солдат бережёт, сам за других не прячется, а старается, где надо, первым идти. Недели через три пошли мы в дальнюю разведку по немецким тылам. Трудный, опасный поход. Обыкновенно уйдут группой человек шесть-десять, данные по рации сообщали, но в большинстве случаев не возвращались – гибли. Вышло нас с лейтенантом восемь человек, прошли линию фронта – двоих потеряли. Оторвались от немцев, вошли в тыл к ним, благо местность лесистая, и стали вести разведку. Ходили шесть дней, каждый день сведения по рации передавали, но потеряли в стычках с немцами ещё троих. Осталось нас трое: лейтенант Александр Андреевич Каменев, сержант Серёгин и я. Получили приказ идти к своим. Легко сказать – идти назад. Немцы нас ищут, ловят. Они ведь тоже не промах. Пробрались мы к переднему краю, дождались ночи, залегли, изучаем обстановку. Где перейти? Выползли на нейтральную полосу, тут-то нас немцы и обнаружили. Залегли мы в воронку. Начали немцы артиллерийский обстрел полосы, повесили над головами осветительные ракеты и поливают пулемётным огнём. Тут-то меня и контузило. Серёгин незаметно ухитрился из воронки уползти к нашим, а мы с лейтенантом остались. Я почти всё время терял сознание, лейтенанта легко ранило в ногу. Пришёл я на мгновение в себя и подумал: уползёт он, как Серёгин. Понимаю, что выхода у него другого нет. Расстелил он плащ-палатку, меня на неё затолкал – неудобно всё это делать, воронка неглубокая. Сам распластался и, как только стало меньше света, потащил меня. Я ему говорю: «Брось – оба погибнем. Где тебе, я тяжёлый, а ты вон какой маленький». «Ничего, Бог поможет», – а тащить надо метров двести. Немцы заметили движение, усилили обстрел из орудий. Осколки, как горох, кругом сыпятся. Пулемётные очереди к земле прижимают, земля фонтанчиками от пуль вздымается. Впал я в беспамятство, временами приходя в себя, слышу сквозь какой-то туман взрывы и чувствую, что волокут меня по земле. К своим ли, к немцам ли? Ребята потом рассказывали, что никто понять не мог, как меня, такого здорового, щупленький лейтенант доволок. Разговору об этом в части было много. Лейтенанта и меня за успешную разведку наградили орденами Красного Знамени. Отлежался я и опять в разведку. Смотрю на лейтенанта влюблёнными глазами. Стал благодарить его, а он с улыбкой ответил: «Видишь, Платон, Бог-то нам помог!». Мне его ответ шуткой показался. Стояли мы тогда в обороне, силы накапливали всем фронтом. Послали нас опять по тылам. Немцы стали очень осторожны, кого ни посылали, все гибли. Знаем, что идём на верную смерть, но приказ есть приказ, надо идти. Вышло нас шесть человек, и, забегая вперёд, скажу, все шесть и вернулись. В дивизии все этому удивлялись, а сведения, добытые нами, оказались крайне важными, притащенный нами «язык» – немецкий лейтенант сообщил что-то очень нужное. Для меня этот поход оказался исключительным, так как это в какой-то степени было началом моей новой жизни. Это была та ступень, с высоты которой я должен был осмыслить, что живу не так, как надо. Забрались мы в этом разведпоиске километров за тридцать от фронта. Добрались до какого-то села. Подошли, на окраине церковь стоит, почти у самого леса.