Неудачник

Kyzmich@ru

Неудачник

Я неудачник. Неудачник по жизни. Мне не везет всегда и всюду. Начиная с раннего детства. Начну с того, что мне не повезло с местом рождения и родителями. Хоть родителей и не выбирают, но ведь другим же везет. Когда другие появлялись на свет в больших городах и благополучных семьях, меня угораздило родиться в большой семье мелкого служащего, в захудалом провинциальном городишке. С раннего детства я с завистью смотрел на своих благополучных сверстников – сытые, довольные собой, перспективные и имеющие все, что только захотят. Мне же доставались поношенные вещи и игрушки моих старших братьев и сестер.      В школе благополучные сверстники дразнили меня, а девчонки в упор не замечали и только презрительно фыркали, когда я пытался завести с ними дружбу. Как же, я ведь неперспективный с их точки зрения! Да и ростом и лицом не удался, вот ведь как бывает, когда парень вышел ростом то ни кто и внимания не обращает на его недостатки, главное что он высокий, а уж если и лицом удался, так ему по жизни удача светит. И когда я окончил школу, то немедленно пожелал убраться из этого ненавистного мной городишки. Мои сверстники поступили учиться в колледжи и университеты, чтобы потом вернуться в родной город и продолжить дело предков, мне же ничего этого не светило. Я мог только работать или прислуживать у моих бывших одноклассников. И поэтому, на скудные деньги, выделенные родителями, я отправился учиться в школу обслуживающего персонала космических заводов, чтобы навсегда вырваться из этого порочного круга. Курсанты школы находились на полном обеспечении Космической Корпорации и по окончании обучения должны были отработать, согласно контракту, десять лет на Лунном металлургическом производстве или рудовозах, курсировавших между Луной и астероидным поясом, откуда доставлялись рудные концентраты.

 Школа была моим единственным шансом подняться по социальной лестнице. Из всех специальностей, которые там преподавали, я выбрал профессию бортмеханика рудовоза. Глотать пыль на лунном заводе мне как-то не хотелось. Работа механиком мне представлялась более романтичной – полеты в открытом космосе, опасности и приключения межпланетных перелетов. Позже я понял, каким глупцом был. В отличие от лунного завода, где всегда находишься среди людей, мне предстояло по несколько месяцев торчать в наглухо закрытой консервной банке, под названием рудовоз. Хорошо если был еще кто-то в экипаже, или редкие пассажиры. А так, в основном в одиночку, контролировал работу автоматов и систем рудовоза и при необходимости исправлял возникающие в пути неисправности. Рудовозы полностью автоматизированы, управляют ими автопилоты по параметрам заданным центром управления навигации и контроля, в конечных точках маршрута. Но на борту каждого рудовоза должен находиться человек для исправления нештатных ситуаций, вот я и был таким человеком. Лет пять я болтался в космическом пространстве между Юпитером и Землей, размышляя о бренности судьбы, а заработанные деньги просаживал в казино и кабаках на Лунной базе. На Землю меня совсем не тянуло, только изредка звонил родителям, чтобы сообщить, что у меня все нормально. Так бы и прошла вся моя жизнь в серых буднях лунных пейзажей, если бы ни злодейка судьба. Говорят же, что у каждого неудачника есть свой ангел-хранитель, не дающий ему наслаждаться спокойной жизнью. Он следит за нами со стороны и подкидывает нам трудности и мелкие неприятности, чтобы не расслаблялись и были готовы к преодолению очередных превратностей судьбы. Вот и мой ангел устроил это приключение.

 Эта история началась, когда мой рудовоз разгружался на одном из лунных терминалов, а я как всегда прожигал жизнь в лунном баре. Ко мне за стойку подсел солидно одетый мужичина, неопределенного возраста, и предложил выпить за его счет. Ну, кто же откажется от дармовой выпивки?! На шару и уксус сладкий. «Ему просто нужна компания, чтобы надраться до чертиков». – Так я тогда подумал. Через час мы уже дошли до кондиции «ты меня уважаешь?» и, обнявшись, вывалились из бара. Бегущий тротуар дернулся под нашими ватными ногами, и мы грохнулись на дорожку, после чего долго не могли подняться, проезжая мимо пересадочных площадок, на которых стояли люди и смеялись над двумя пьяными мужчинами, барахтающимися на бегущем тротуаре.

– Ну какой идиот придумал эти тротуары? – возмущался мой новый знакомый, – руки оторвать бы тому изобретателю! Нельзя же так издеваться над уставшими людьми!            Наконец нас вынесло на конечную станцию и сковырнуло с тротуара посадочной платформой. Оказавшись на неподвижной опоре, мы смогли твердо стоять на ногах.            – П-п-пойдем ко мне, – предложил заплетающимся языком мой попутчик, – у меня найдется бутылочка хорошего вина, ты такого никогда не пробовал.

– Я перепробовал все, что есть на Луне.

– А т-такого н-нет, п-поверь мне.

– Давай как-нибудь другой раз.

– Нет сейчас, – уперся он, – другого раза может и не быть. Только сейчас.

– Ну хорошо.

И мы поплелись по каким-то коридорам, освещенным редкими фонарями. Я уже смутно воспринимал действительность в пьяном угаре. Наконец нас встретили какие-то люди в униформе и проводили в салон, потом мы куда-то летели. Меня развезло, и я отключился.

 Проснулся я, лежа на жестком диване, в тесной каюте. Голова трещала, во рту был привкус дерьма, а душа горела с перепоя. При слабом свете дежурного освещения я приподнялся и осмотрелся. Рядом с диваном был столик, и на нем стояли графин с водой и стаканы. Мне было уже не до стаканов, и я припал к графину, переливая прохладную жидкость в пылающие огнем внутренности. Наконец, слегка притушив пожар в кишках, я отставил графин и продолжил осмотр. Кроме меня в каюте никого не было. Всю противоположную стену занимал шкаф, у стола стояло высокое кресло, а в углу за диваном была раковина и кран. Над входной дверью горела тусклая лампочка, слабо освещавшая помещение.

Я сполз с дивана и выглянул за дверь. Вправо и влево уходил длинный коридор с множеством таких же дверей. Откуда-то из глубин коридора доносился низкочастотный гул от работающих механизмов, палуба под ногами мелко вибрировала. В душе у меня шевельнулись смутные подозрения. Я вышел в коридор и оглянулся на свою дверь.

– Ну так я и знал! – Сказал я сам себе.

На двери красовался номер 13.

– Мне как всегда везет, даже номер каюты соответствует!

Судя по косвенным признакам, я находился на борту трансгалактического лайнера и он уже начал разгон перед очередным прыжком в пространство. Людей нигде не было видно, и я направился к двери в конце коридора, надеясь там найти ответы на мои вопросы. Но за дверью оказалась лестница, и мне пришлось по ней подниматься, преодолевая головокружение и слабость похмелья. Наконец, через несколько этажей, оказался перед дверью с табличкой «Посторонним вход запрещен». Толкнув дверь, я вошел в ходовую рубку. Помещение освещалось только мерцающими экранами мониторов и зеленым светом светильников, освещавших пол помещения. Навстречу мне повернулся мой вчерашний собутыльник, только сейчас он был одет в форму капитана лайнера, и на его лице не видно было ни капли похмельного синдрома.

– А, приятель, заходи! – Широко улыбнулся он, разглядев меня. – Что, голова болит?

 Я молча кивнул.

– На, выпей, полегчает.

 Мне дурно было только от одной мысли о спиртном. Но он настоял и протянул мне фляжку. Я отхлебнул из нее пару глотков какого-то безалкогольного напитка довольно приятного на вкус и вернул фляжку капитану. Тиски головной боли потихоньку стали разжиматься и мозги проясняться.

– Я так понял, что мы уже разгоняемся, а как же я вернусь к себе на базу?

 В ответ он только усмехнулся.

– А тебе необязательно возвращаться, ты же механик, а мне как раз нужен четвертый механик.

– Но у меня контракт.

– Да наплюй ты на него. Когда еще тебе выпадет шанс поступить на службу, на трансгалактический лайнер?

 Я молча пожал плечами.

– Вот то-то! Дед, – он повернулся к старшему механику, – оформи моего приятеля и покажи его хозяйство.

 Дедом оказался совсем еще молодой, худощавый мужчина, сидевший за пультом управления разгонными двигателями. Реакторами двигателей и всеми системами на лайнере управлял центральный компьютер, но люди всегда контролировали его работу, потому что даже в двадцать пятом веке электроника иногда выходила из строя в самый неподходящий момент.

Кроме капитана и старшего механика, на мостике находились еще несколько человек, также одетых в форму, и я пока еще не разобрался, кто из них кто. Все они были заняты делом и лишь изредка бросали на меня любопытные взгляды.

Несмотря на работу антигравитационных установок, перегрузка от ускорения все равно превышала допустимые 3 g (три Ж) и у меня подкашивались ноги. Видя мои мучения, капитан жестом пригласил меня сесть в одно из свободных кресел у стены рубки. Звезды за иллюминатором постепенно стали вытягиваться в штрихи, и только те, что находились прямо по курсу, оставались яркими точками, мерцающими в черноте космоса. Я впервые наблюдал процесс перехода через ноль-пространство. То, что я знал от других, слышал когда-либо или видел в кинотеатрах – ничто, по сравнению с тем, что мне пришлось ощутить на себе и увидеть воочию. Вначале показалось, что звезды падают прямо на нас, затем они слились в один сверкающий фон и затмили весь обзорный экран, это было похоже на яркую вспышку сверхновой. От яркого света ослепли глаза, и несколько мгновений я ничего не видел, только всем телом ощущал странную вибрацию корабля, а звук перерос в грохот на пределе болевых ощущений. Внезапно наступила тишина, и я открыл крепко зажмуренные глаза. В рубке, по прежнему, царил полумрак, все находились на своих местах, и лишь обзорный экран опустел – абсолютная чернота, ни единой звезды, ни впереди, ни сбоку, и тишина, абсолютная тишина, будто я внезапно оглох. Я поднял руку, чтобы пощупать себя за уши – на месте ли они, и оторопел от увиденного: мои пальцы стали длиннее раза в два-три, рука казалась длинным щупальцем. Я опустил взгляд на ноги, они изогнулись и вытянулись, словно я смотрел на них через кривое зеркало. Тут ко мне приблизилось какое-то чудище на кривых ногах, с коротким телом и приплюснутой, похожей на мидию, головой.

– Ты впервые в ноль переходе? – пропищало оно мультяшным голоском.

– Да, – пискнул я и поперхнулся от звука собственного голоса.

– Хи-хи-хи, – захихикал чудик, – не обращай внимания, это все эффекты ноль перехода, мы как бы трансформируемся. А мне нравится здесь, в теле какая-то гибкость появляется. – И он вытянулся, как жвачка, в длинную ленту и материализовался в капитанском кресле.

– Навигатор. – Громко пропищало это нечто.

– Капитан. – Донеся нормальный человеческий голос из динамика.

– Курс на Тау Кита.

– Есть капитан. Выход в пространство через десять секунд. Начинаю отсчет. Десять, девять…

Я вжался в кресло, ожидая обратного эффекта.

– …Три, два, один, выход.

 Словно кто-то взорвал передо мной бомбу – так бабахнуло и сверкнуло, что на какое-то время я потерял всякую ориентацию. Пришел я в себя только когда шум снизился до приемлемого уровня.

– Ну что, студент, живой? – сквозь грохот услышал я голос капитана.

– По крайней мере, не мертвый, – ответил я ему.

– Ничего привыкнешь.

– Откуда такой грохот, в вакууме должна быть абсолютная тишина?

– Это бабушке расскажи. На такой скорости, как у нас, вакуум становится плотнее, чем земная атмосфера. Атомы, молекулы, пыль при ударах о защиту корабля аннигилируют, и эти микронные ядерные взрывы передаются через обшивку и конструкции корабля во внутренние помещения, а нейтрино создают вспышки в твоем глазном яблоке – отсюда световые эффекты. Сейчас немного притормозим, и все войдет в норму.

 Возрастающая перегрузка вжимала меня в кресло так, что становилось тяжело дышать, сердце кувалдой стучало по ребрам, а в глазах поплыли цветные пятна. Невозможно было поднять ни рук, ни ног.

 Наконец перегрузка снизилась до приемлемого уровня. Стал слышен шум воздуха в вентиляционной решетке. И наступило расслабление: руки и ноги тряслись мелкой дрожью, тело сковала слабость.

– Всем спасибо! Двое суток на торможение и проверку всех систем, – объявил капитан, вставая со своего кресла. – Дед, проводи четвертного механика в каюту и познакомь с его хозяйством. Да, кстати, как тебя зовут? – он повернулся ко мне.

– Игорь Марков, – представился я.

– Хорошо. Я Люк Фишер, дед – Пол Залевский, а с остальными ты познакомишься потом. Экипаж у нас небольшой, двадцать человек, и двести пятьдесят пассажиров. Основную работу выполняют автоматы и роботы, мы лишь контролируем их деятельность. Сейчас пассажиры спят, мы их будим только, когда они прибывают к месту назначения или в экстренных случаях. Экипаж все время бодрствует, мы отдыхаем только между вахтами. Вот такие у нас порядки.

– А увольнения на планету бывают?

– Только во время дозаправки или на планете приписки.

 Я больше не стал задавать вопросов, потому что старший механик уже ждал меня у выхода из рубки.

– Строгий у вас капитан, – сказал я ему, когда мы спускались ниже этажом.

– Справедливый.

– Вчера он показался мне свойским парнем.

– Позавчера. Ты сутки продрых в каюте.

– Ничего себе! Он всех, таким образом, в экипаж вербует?

– По крайней мере, еще один попал к нам таким образом.

– Интересно, как он решает, подхожу я ему в экипаж или нет.

– А это ты у него спроси. Если ты не справишься, спишет тебя на ближайшей планете и возьмет другого. Все, пришли. Это твоя каюта.

 Он распахнул дверь, на которой красовалась табличка «Четвертый механик».

– Вахту тебе нести не надо, будешь следить за работой систем жизнеобеспечения. Помогать тебе будет пара роботов. Старший у них М-35, он в курсе всего заведования. Документация здесь. – Он показал на объемистый шкаф, забитый под завязку книгами и матрицами.

И кивнул в сторону робота, на передней панели которого красовалась надпись «бригадир» и номер 35:

– Тридцать пятый, покажи новому четвертому механику где что лежит, и введи в курс дела, а мне необходимо вернуться на мостик.

 «Бригадир» с легким жужжанием выкатился на середину каюты.

– Разрешите вас сердечно поприветствовать, шеф!

 Меня еще никто и никогда не называл шефом, и это чертовски мне льстило. На рудовозе роботы только писали на мониторе и не разговаривали.

– Спасибо, Тридцать Пятый, показывай наше хозяйство.

– Как вы знаете, шеф, любой космический корабль это не только корпус с двигателем, но ещё и множество всяких систем, в том числе и системы жизнеобеспечения. Вот они и будут в вашем заведовании.

Робот крутнулся на своих колесиках и принялся показывать содержимое шкафов. Из шкафа для одежды он достал и протянул мне новый рабочий комбинезон с надписью на грудном кармане «Системный механик», на спине красовалась эмблема лайнера под названием: «Серебряный ветер».

 Едва я успел помыться и переодеться, как услышал приглашение на обед. В кают-компании стюард пригласил меня на свободное место за столом и объяснил, что отныне это место мое. Моими соседями за столом оказались доктор и электромеханик. Капитан представил меня всем присутствующим членам экипажа. В общем, все было чинно как на приеме у посла. Обед подавали два стюарда, а кок наполнял тарелки и наблюдал за всеми из камбуза. Я не увидел в экипаже ни одной женщины, и как потом пояснил доктор, капитан по старой традиции считает, что женщины на корабле приносят несчастья. Как он был прав! Именно из-за женщины потом и начались мои приключения.

 А пока начались мои трудовые будни. Как оказалось, должность моя только называлась громко. На самом деле я стал королем дерьма, воды и вентиляции, именно так в шутку называлась моя должность. Тут опять проявилось мое фатальное «везение».

 Целыми днями мы с «Тридцать пятым» изучали схемы коммуникаций корабля и лазали по этажам и отсекам, проверяя танки, клапана, фильтры и прочую дребедень. Все отходы корабля накапливались в специальном танке и сбрасывались в контейнере на необитаемых планетах. Во первых, чтобы не засорять космическое пространство и во вторых, в надежде на то, что выжившие бактерии рано или поздно начнут размножаться и преобразовывать ядовитые атмосферы планет, и через пару миллионов лет планеты могут оказаться обитаемыми.

 После Тау Кита была Альфа Центавра, потом еще несколько всяких Альфа, Бета и Дельта, так что я уже сбился со счета. Прыжок между мирами длился от 6 до 14 дней, и я уже почти привык к эффектам ноль перехода, не обращая внимания на метаморфозы моего тела. Как потом пояснил доктор, это все обман зрения – эффект Циммермана-Гюйгера, когда за броском в пространстве не успевают адекватно восприниматься cенсильные ощущения сенсомоторной области коры головного мозга. В общем, я так ничего и не понял, но удивляться перестал.

 После каждой остановки в кают-компании появлялись несколько человек, однажды даже десятка два разбуженных пассажиров. Вялые и полусонные они подолгу приходили в себя после анабиоза, и кок готовил для них специальные диетические блюда.

 На одной из звездных систем, кажется, это была Проксима Центавра, к нам на борт прибыла группа гастролирующих артистов. Шумная компания доставила всем много хлопот, а одна из их солисток, молодая, длинноногая, смуглая брюнетка, очаровала нашего капитана. Он лично устроил ей экскурсию по кораблю и в обед пригласил к себе за столик, нарушив сухой закон, который сам же и ввел на борту на время рейса. Наш кок превзошел самого себя, приготовив необычайно шикарный обед из только что доставленной, по такому случаю, дичи с местной планеты.

 Все с завистью смотрели на эту пару, включая и меня. Мне уж точно никогда бы не светила благосклонность такой очаровательной девушки, что сидела за одним столом с капитаном. Зависть к капитану и жалость к самому себе терзали мою несчастную душу так, что и обед показался невкусным. Уткнувшись в тарелку, я молча проталкивал пищу сквозь комок в горле. Ну почему я такой невезучий, почему не родился в благополучной семье? Сейчас бы служил на Земле в офицерском корпусе и обнимал за талию не менее прекрасную девушку, шептал бы ей на ушко комплименты и получал бы в ответ страстные поцелуи таких нежных, обворожительных, сладостных губ. А тут, копайся в дерьме и делай вид, что все хорошо, ну просто замечательно, хоть на душе и кошки скребут.

 И так, на корабле появилась женщина, а у команды появился повод для сплетен. Солистку звали Виктория, но все ее звали просто Вика. Артисты гастролировали по колониям землян и сейчас направлялись в район Денебеба, где находилось самое большое поселение эмигрантов с Земли, обосновавшихся на планете, очень похожей на родную Землю. Уже много лет Звездный Союз не разрешал колонизировать обитаемые миры. Но земляне успели занять эту планету до вступления в Звездный Союз и теперь сделали ее своей столицей в дальнем космосе.

 После отбытия с Проксимы Центавра всех артистов уложили спать в анабиозных капсулах, но Вика, используя свое обаяние, уговорила капитана оставить ее бодрствовать. Ей очень хотелось посмотреть на эффекты ноль перехода. В это раз, по приказу капитана, разгон проходил гораздо медленнее, видимо, чтобы не утомлять перегрузкой нашу пассажирку.             Я, с Тридцать Пятым, производил плановую ревизию системы вентиляции и регенерации воздуха. Для проверки вентиляции на верхней палубе я поднялся на спардек. Так у нас называлась видовая палуба для пассажиров. Раньше, во времена колесных пароходов, спардеком называлась палуба вокруг дымовой трубы, на которую падали огненные искры, вылетающие из трубы парохода, сейчас же это название закрепилось за видовой палубой для пассажиров, закрытой толстым, бронированным стеклянным куполом. Выходя на спардек, можно было полюбоваться искрящимися звездами в бесконечной черноте космоса или на планеты, на орбите которых мы делали остановки.

В этот раз, поднявшись на спардек, я застал там Вику, застывшую в задумчивости у края палубы. Спардек освещался только светом звезд, да дежурными светильниками у выхода и по нижнему краю палубы. Их слабый свет не мешал любоваться звездами, и в полумраке она меня просто не заметила. Я стоял у входа на спардек и любовался ее точеной фигуркой, выделявшейся на фоне Млечного пути. Одетая в длинное вечернее платье с открытой спиной она была так обольстительна, что меня так и подмывало подойти и обнять ее за обнаженную талию. Наконец, набравшись смелости, я приблизился к ней.

– Волшебное зрелище, не правда ли?

Она молча скосила на меня взгляд, не опуская головы.

– Я тоже люблю иногда подняться сюда, чтобы полюбоваться на нашу галактику.

В ответ молчание. Я понял, что мне не удается в этот раз разговорить ее, и решил ретироваться.

– Понял, не дурак, – сострил я. – Для вас я плохо подстрижен и не гладко выбрит.

 Она только усмехнулась в ответ. Черт возьми, достается же кому-то такая красивая и обворожительная женщина. Но только не мне. Удрученный грустными мыслями я отошел к вентиляционному блоку. Тридцать пятый, жужжа своими колесиками, проследовал за мной.

– Давай, бригадир, открывай панель. – Дал я ему команду.

Открыв ящик с инструментом, робот извлек манипулятором электрическую отвертку и попытался открутить винты на панели, прикрывавшей блок измерительных и контрольных приборов. Но так как сюда не заглядывали с самой постройки корабля, винты никак не хотели откручиваться, и грани винтов быстро слизались от неумелых усилий робота. Я не мешал ему, надеясь, что робот сообразит наконец, как ему открыть панель. Но, видимо, у него была жесткая программа, в которой были расписаны все действия. Наконец, убедившись, что у него ничего не получится, робот чертыхнулся трехэтажным матом. Я сам оторопел от неожиданности, а из-за моей спины раздался веселый смех.

– Хорошо же вы выучили своего робота.

– Это не я, – начал я оправдываться, – сам от него не ожидал такого. – И смущенно пожал плечами.

– А я подумала, что это вы его научили.

– Мне до него далеко в красноречии, видимо программисты постарались. Тридцать пятый, извинись перед дамой.

– Извините, мадам. Но шеф, что теперь делать?

Мне нельзя было ударить в грязь лицом и, взяв у робота инструменты, я открутил винты простым и древним, как этот мир способом – при помощи молотка и отвертки.

– Учись, железяка чертова!

 Вика стояла чуть в стороне и наблюдала за нашей работой. Вообще за роботом было интересно наблюдать. Гибкими, как щупальца осьминога манипуляторами он доставал инструмент из ящиков, расположенных у него между колес, и проникал туда, куда обычная человеческая рука достать не могла. При этом он совсем не боялся замкнуть оголенные контакты, так как манипуляторы были покрыты изолирующим материалом. Делал это он с такой скоростью и точностью, что невольно вызывал восхищение.

 Заинтересовавшись, Вика подошла ближе.

– Очень интересно. А что он сейчас делает?

– Проверят работу блокирующей системы.

– Зачем?

– На тот случай, если метеорит пробьет защитное поле и разобьет купол. Тогда воздух может выйти через пробоину в открытый космос. Чтобы этого не произошло, в системе вентиляции установлены датчики давления. И если давление в отсеке резко начнет падать, автоматика перекроет наглухо все трубопроводы и двери.

– Но тогда погибнут люди, находящиеся на этой палубе.

– Да, но останутся в живых остальные, кто находится в других отсеках. Из двух зол выбирают меньшее.

– Что-то мне стало неуютно под этим куполом.

– Ну что вы, я просто сгустил краски. На самом деле такое может произойти раз в тысячу лет.

– Но все же может?

– Может, – мне не хотелось ее расстраивать, – но если всего бояться, то не стоит вообще из дома выходить.

– Лучше я пойду к себе.

– Рад был познакомиться. Тридцать пятый, поцелуй даме ручку.

– А сами стесняетесь?

– Я был бы просто счастлив.

 Она с улыбкой протянула мне свою ручку. Отступать было поздно и, подхватив ее ладонь, я приложился губами к ее пальчикам, ощутив при этом, как она вздрогнула. Набравшись наглости, я попытался обнять и прижать ее к себе, чтобы поцеловать в губы.

– Но, но! – оттолкнула она меня. – Я вам только руку протянула, а вы уже хотите меня всю. Нехорошо!