Неупокоенная Слобода

«Неужели из-за Пескова?» – раздраженно гадал Брагин.

Пару раз на его памяти подобные казусы, когда голова выгораживал какого-нибудь отпрыска из богатой семьи, случались. Капитан был оттого не в восторге, но принимал такие решения легко: окончательный вердикт по любому делу, если оно обжаловано обвиняемым, оставался за головой.

«Каждый день то же самое, – на минуту забыв о делах, задумался он. – Несчетное число сумасшедших дней вроде этого. Зачем бы оно мне надо? – уже не в первый раз задавал себе этот вопрос Родион. – И если не это, то что взамен? Куда приложиться мне? – тоже не в первый раз не найдя ответа, он грустно вздохнул. – Нет, просто надо выспаться».

Голову он нашел в его усадьбе, в светлом, с любовью обставленном кабинете. Несмотря на еще ранний вечерний час, Павел Алексеевич Буров был уже хорошо выпивши. Преклонных лет мужчина скромно сидел на роскошном диване: в руках – бокал, на столике рядом – пустая бутылка.

Голова выпивал редко и никогда не вызывал в таком состоянии по служебным вопросам.

– Здравствуй, Рон! – дружелюбно улыбнулся старик. – Присаживайся, – неопределенно махнул он рукой, позволяя гостю выбрать любое место по вкусу.

Тот взял простой стул, наподобие того, что стоял у него в кабинете, поставил чуть сбоку от дивана. Сложив в замок пальцы, капитан в ожидании уставился на главу. Тот молчал.

Несколько минут Павел Алексеевич в задумчивости крутил в руках бокал, почесывал блестящие на пиджаке пуговицы, пока наконец не решился.

– Уголь – все, – тяжело молвил он и только тогда приземлил опустевший бокал на стол.

Не было секретом, что запасы старой шахты, дававшей слобожанам тепло и энергию многие десятки лет, почти полностью выработаны. Заменить ее должна была новая шахта, запущенная менее года назад, ресурса которой, по оценкам, могло хватить лет на сто, а то и на двести. Пикантности ситуации придавал тот факт, что угольным предприятием в Слободе владела семья Буровых.

– Совсем? – остался невозмутим капитан.

Голова усмехнулся.

– Нет, не совсем. Месяца на три еще хватит.

Гость молчал, и Павлу Алексеевичу пришлось продолжить.

– Столько было надежд на «Звездную», а оказалось… Пустышка, – цокнул языком он и поднял глаза на капитана. – Закончили на днях доразведку – слезы.

– Сменять его за зерно тоже нельзя?

– Рон, мальчик мой, – беззлобно усмехнулся глава, – да всех наших полей не хватит, чтоб столько угля наменять. Зерна экспортного – его же и так ни на что не хватает.

– Чем грозит? – выдержав паузу, спросил капитан.

– Чем? – Павел Алексеевич иронически улыбнулся, покачал седой головой. – Это конец, Рон. Конец нашей Слободы!

Брагин поморщился.

– Электростанция, литейный, водопровод, лесопилка!.. – начал бегло перечислять голова. – Большая часть фабрик, мастерских – все схлопнется! – горячился старик. –Только это все ерунда в сравнении с зимой. Чем мы топить будем? За пару годков лес вырубим и все, конец!

Лесной покров Слободы в силу географических особенностей и структуры сельского хозяйства был весьма скромным.

– Будем убивать друг друга за корку хлеба! – чуть не пустив слезу, закончил Буров.

Капитан еще никогда не видел его столь расстроенным. Трагедия семьи тесно переплелась с трагедией всего поселения, заставив старое, закаленное годами сердце страдать.

Старик потянул бокал к губам, но, ничего в нем не обнаружив, в чувствах вернул на стол.

– Думай, Рон. Думай, как нам этого всего избежать.

– Я? – округлил глаза мужчина, в представлении которого задача была явно не для капитана милиции, у которого дел и так было по горло.

– Ум-ф, – не открыв рта, подтвердил голова. – Я неделю думал, да все бестолку, – с досадой махнул он рукой. – Теперь давай ты.

– Павел Алексеевич, – пеняя на опьянение старика, учтиво начал Брагин, – я капитан милиции… Когда, да и как?..

– Точно же, – не дослушал его голова, – я ведь тебе не сказал еще, – он хитро улыбнулся, глаза его заблестели. – Я выбрал тебя преемником. Чего ты удивился-то? – повеселел глава. – Хочешь сказать, не по фамилии тебе?

– И это тоже, – совсем стал серьезным гость, никак не ожидавший такого поворота.

– Сила Буровых была в угле, – подмигнул голова, – а теперь нет ее, этой силушки. Заканчивается, все!

– А связь с Духом?

– А, – отмахнулся Павел Алексеевич, – Дух может любого одобрить, ему до фамилии нет дела.

– Ясно, – едва заметно скривил губы Рон. Официальная версия сношений Буровых с Духом была иной.

– Сейчас, пока все не уляжется… да, может, и после того, как уляжется, сила будет в милиции. Она у тебя не совсем твоя… общественная она, слобожанская. Но милиция тебя любит, они за тобой пойдут. Все по разуму, Рон, ты не думай, что я шучу над тобой.

Брагин тяжело вздохнул. С одной стороны, в хлопотах головы и хлопотах капитана милиции было мало разницы: и те и другие были бесконечными, не оставляющими ничего для тебя личного. С другой же стороны, Родион никогда не стремился к власти и вовсе ее не жаждал, посему известие то ничуть не принесло ему радости.

– Понятно, – сухо ответил он. – Как с милицией быть?

– Сделаем так…

По замыслу головы, формально Родион должен был остаться капитаном, текущие дела передать своему заместителю, а сам – всецело сосредоточится на поставленной задаче. Это, как полагал Павел Алексеевич, позволит тому сохранить свое влияние на милицию и при необходимости, в которой он не сомневался, воспользоваться ее возможностями.

– Вот, – Буров достал с полки записку и сунул ее капитану. – Сходи для начала к Лычному, он все тебе лучше меня расскажет.

– Что расскажет? – Рон покрутил бумажку в руках.

– О том, как все обернуться может. Он большая умница… свой он. Обязательно поговори с ним, – старик протянул руку, показывая гостю, что тому пора. – А завтра в обед приходи. Расскажешь, что ты надумал.

Семен Лычный уже много лет был советником головы, имел репутацию очень умного, важного и очень занятого человека. Помимо основной работы он увлекался историей, писательством и архивами. Родиону уже приходилось иметь с ним дело, он тоже признавал его ум, но за снобизм и чванливость сильно недолюбливал.

Он отыскал Лычного ближе к восьми вечера, в одном из слобожанских кабаков, известных высокими ценами и добротной водкой. Тот ужинал в одиночестве, за одним из дальних, скрытых полутьмой столиков: маленькая, с пожелтевшими страницами книжка под канделябром, недопитая рюмка, едва тронутое блюдо с закуской.

– Здравствуй, Семен Романович, – бухнулся напротив капитан.

Советник так был увлечен чтением, что заметил его лишь в последний момент. Он поднял на незваного гостя взгляд, поправил очки.

– Мы с вами уговаривались о встрече разве? – сощурился мужчина, выглядящий на все свои шестьдесят. – М-м, Родион… Родион Иванович. Али провинился я чем? Али закон нарушил?

– Али вот, – решил перейти сразу к делу Рон и бросил на стол записку.

– Что это? – брезгливо отодвинул от себя бумагу Семен Романович.

– Признание в любви, – съязвил капитан.

– Не надо. – Лычный отодвинул письмо еще дальше, будто совсем не понял сарказма. – Я человек семейный, мне лишней компрометации не надо.

– Лядь, да прочти уже! – отвернулся в сторону Рон. – Голова передал.

– Эта ваша уличная грубость… – фыркнул в ответ советник, аккуратно разворачивая листок. – Совсем вас не красит, Родион Иванович, уж поверьте мне.

– Как и ваша изысканность, – парировал капитан. – Семен Романович, давай уже по-простому, без всех этих любезностей и обхаживаний.

Лычный прочел короткую записку дважды, аккуратно сложил и вернул ее Брагину. Затем снял очки, вытер вспотевшие веки и уставился прямо на собеседника.

– Ради вас… Прости. Для тебя, Родион Иванович, я постараюсь! – иронично приободрился он. – Так что? Чем мои знания могут тебе помочь?

– Что будет без угля?

– М-м, – скрыл улыбку ученый, – готовите план стабилизации?

Рон многозначительно промолчал.

– Давно пора, давно, Родион Иванович, – советник вынул из-за воротника салфетку, бережно положил рядом с приборами. – Что такое уголь? – вопросил он и, не дождавшись ответа, продолжил: – Уголь – это энергия. Чем больше энергии, тем больше мы можем произвести продукции: еды, одежды, кирпича, водки… Всего.

Ученый вновь сделал паузу, ожидая реакции благодарного слушателя. Тот опять промолчал и, достав портсигар, вынул последнюю сигарету.

– По моим оценкам, Родион Иванович… Кстати, это ужасно вредно, – указал он на сигарету.

– Ум-ф, – промычал в ответ Рон.

– По моим оценкам, – неодобрительно покачал головой советник, – уголь позволил увеличить нам выпуск примерно в два-три раза. Точнее никто не скажет, уж поверьте… Уж поверь мне, Родион Иванович.

Рон кивнул, все еще не решаясь зажечь свой последний запас.

– Соответственно, если его не будет, то и выпуск наш упадет в два-три раза, – развел ладони Лычный. – Мы все станем в разы беднее. Всего-то! – хохотнул он и залпом осушил недопитую стопку. – Присоединишься?

– Нет. Ужасно вредная штука.

Семен Романович прыснул от смеха, в этот раз совсем искренне, так что сам чуть не устыдился этой своей естественности.

– Твоя правда, Родион Иванович, жутко вредная!

– Его нечем заменить? – улыбнулся и капитан. – Уголь этот?

– Конечно, можно. Теоретически.

Советник поманил пробегавшего мимо официанта и указал тому на пустую стопку.

– Была бы у нас нефть, газ… были бы ядерные технологии и уран… А так – только дрова, старые как мир дрова. Нет, вру, еще есть лошади, наши мышцы, в конце концов. Все это, по сути, – преобразованная энергия солнца, которую мы потребили через еду. Или вот этот спирт, – покачал он рюмкой, – тоже сделан из зерна. Тоже топливо. Но уж очень дорогое. Потому только дрова, Родион Иванович.

– Которых уже мало?

– В точку! – оживился советник. – Мы их и так рубим нещадно: кушать готовим, дома из них строим, бумагу вот эту производим, мебель, – постучал он по столу.

– Значит, леса. Зелиховы и Бурьянцевы, – задумался Рон.

– Леса, Родион Иванович, – подтвердил ученый. – Я с коллегами делал не так давно расчет: только для обогрева у нас должно быть лесов в пять раз больше. Ну, – усмехнулся он, – или нас впятеро меньше. Такие вот выводы. Нет, мы можем засадить часть пашен деревьями, но ты же понимаешь, сколько лет они будут расти.

– Понятно, – кашлянул Рон. – Какие еще угрозы?

– Какие еще? – откинулся на спинку Лычный. – Мы сами, Родион Иванович.

Капитан скривился.

– Понимаешь ли, это иной уровень жития – гораздо, гораздо более бедный и тяжелый.

Завидев приближающегося официанта, ученый потер ладони в ожидании горячего.

– Как если бы ты был всем обеспечен и вдруг стал нищим, – продолжил Семен Романович, дождавшись ухода юноши. – Трагедия? Еще какая! А здесь так будет для всех.

– Уверен, большие фамилии не обеднеют.

– Весьма проницательно, – хитро улыбнулся советник, заправляя салфетку. – И это еще одна трагедия: чтобы им сохранить свои капиталы, с народа придется драть в разы больше. Дай мне пять минуток, пока не остыло.

Лычный занялся едой, полагая совершенно неприемлемым говорить и жевать одновременно. Капитан не возражал: очень многое предстояло ему переварить и обдумать. Сев к собеседнику боком, он таки закурил.

– Все привыкнут со временем, – уже затушив сигарету, заключил Рон. – К бедности.

– Ум-ф, – как раз закончив с горячим, согласился Семен Романович. – Но сколько за это время душ будет загублено.

– Душ?

– Тысячи, десятки тысяч людей останутся без заработка, – продолжал ученый, устраиваясь на стуле удобнее. – Как думаешь, чем они все займутся? Думаешь, огороды начнут пахать? На поля батраками попросятся? Нет. Так мало кто сделает. А будет вот что: они собьются в шайки, будут отнимать и грабить. Отнимать, грабить и убивать. Те, кто будет беднеть медленнее, станут целью для тех, кто потеряет быстрее. Понимаешь меня?

– Ум-ф.

– И богачи наши займутся этим еще вперед мужика! – поднял указательный палец Лычный. – Особливо те, чьи производства закроются. Годенко, Малевич… У головы, кстати, тоже непростой выбор будет.

– Согласен.

– Мы будем всеми силами биться за блага прошлого, и никакая милиция с этим не справится. И потому, Родион Иванович, за лес я боюсь больше всего. Повырубят или еще чего хуже – спалят.

– Назло?

– Будут грызть за него глотки, как за девчонку смазливую. А кому не достанется, ты же и сам знаешь, тот девочку-то и погубить может. Чирк спичкой – и не достанется никому, – весело закончил ученый. – Возможно, со временем все утрясется, когда нас меньше станет… Но смута будет великая, уж это точно!

– Скверно, Семен Романович, – капитан по привычке достал портсигар и, обнаружив его пустым, спрятал обратно в карман.

– Скверно, Родион Иванович, – согласно кивнул советник, – и тем не менее в теории управляемо. Нет-нет, ты не хмурься, это ужасно сложно, но взять ситуацию под контроль все-таки возможно. Послушай, как вижу это я…

6. Дух

Разговор с Лычным затянулся почти до ночи. Рон внимательно его выслушал, задал много вопросов, однако сам ничего определенного в ответ не сказал. Заглянув после в отделение и убедившись, что ничего чрезвычайного в его отсутствие не случилось, капитан отбыл домой.

Вошел аккуратно, стараясь не издавать лишнего шума, зажег спичку, а уж затем и свечу. На столе, на его привычном месте – накрытая разделочной доской миска, на стуле – чистая одежда на завтра.

«Эх, Васька, – подумал он, – что б я без тебя делал?»

Каша совсем остыла, почти потеряв свой вкус. Благодаря накопленному голоду мужчина почти не обратил на это внимания, быстро проглотив оставленный ему ужин, и даже не заметил спрятавшейся за миской краюшки хлеба. Мысли о будущем Слободы, будущем крайне непростом, никак не выходили из его головы.

Найдя долгожданную сигаретку, Брагин вышел на улицу. Сел на крылечке и, не обращая внимания на чистое звездное небо, с удовольствием закурил.

– Славная дрянь, – прошептал он себе под нос.

Он все еще курил, когда дверь за его спиной скрипнула. Во двор вышла девушка: невысокая, с изящной худобой, закутанная в старую мужскую рубашку. Широко зевая, она без слов села рядом.

– Не спится? – не оборачиваясь, прохрипел Родион.

– Дымом завоняло, – без капельки злости ответила она.

– Извини, Васька, не подумал, – он тут же затушил сигарету о крыльцо.

– Ум-ф, – удовлетворенно кивнула девушка. – А ты чего поздно так? Опять убили кого?

– Голова… Задачку подкинул новую.

– Павел Алексеевич нашел, на ком ездить можно, – возмутилась Василина. – Все ты да ты.

– Если б не Буров, я бы давно зажмурился, – сухо возразил Рон.

– Да, я помню.

В молодые годы, когда Брагин сбежал из дома и твердо решил жить своим умом, его приютила улица: ворье, бандиты, скупщики краденого и прочие жулики. Благодаря смекалке и быстрым ногам юноша там быстро освоился, а чуть позже перетащил на «темную сторону» и лучшего друга. Жизнь Родиона тогда была пьяной, веселой и безрассудной. Он всем был доволен, пока в очередной ходке не угодил в засаду.

Друг его был застрелен, а Рон оказался в тюрьме с перспективой провести остаток жизни на одной из закрытых мануфактур для преступников.

Брагину повезло, что мать его – некогда красавица, каких поискать, – в молодые годы имела с Павлом Алексеевичем добрые отношения, как многие поговаривали, довольно пикантные. Буров уже был к тому времени в статусе головы и в силу сентиментальности или иных обстоятельств паренька пожалел: внес за него повинную плату и взял на черновую работу в милицию – с уговором, что юноша будет возвращать свой долг из жалованья.

– А что за задачка? – оживилась девушка.

– Секретное дрючево.

– Родя, ну пожалуйста! Ну хоть намекни! – загорелась она.

– У тебя, Васька, язык без костей, – улыбнулся ей капитан. – Тебе такое нельзя знать.

– Вот уж! – надула губки Василина. – А кстати, вечером приходил мужчинка такой фашный, от Песковых. Тебя искал. Зачем это?

– Барыги, – презрительно фыркнул мужчина. – Младшего сегодня забрали. Вот и засуетились.

– Правда?! Костика?

– Костика? – поморщился Родион.

– Ну мы с ним танцевали как-то, – мечтательно закатила глаза Василина. – Миленький.

– Гнида он, – вмиг стал суровым капитан. – Угрожал мне здоровьем твоим сегодня.

– А-а-а? Правда?

– Ум-ф.

– Бе-е, дерьмушка, – брезгливо скривилась сестра. – Фу! Вот зачем ты сказал мне?

– Если б не сказал, он бы лучше стал?

– Нет, Родя, но мне бы спалось легче. Фу! – никак не могла смириться девушка.

– Ищи не фашного, а порядочного, – бесстрастно заключил Брагин. – Иначе хлебнешь с ним горя.

– Не понимаешь ты девичьего сердца, братец, – усмехнулась она, поднимаясь.

– Точно.

Рон был женат дважды, оба раза неудачно.

Первая супруга, еще из бандитского прошлого, бросила его спустя полгода совместного жития. Такая же отвязная и беспечная, как он сам, она влюбилась в другого хулигана, не отличавшегося ни умом, ни силой, ни красотой. Впоследствии у нее родился от Рона мальчик, какое-то время они поддерживали связь, которая оборвалась после устройства Брагина в милицию.

Второй его брак состоялся заметно позже, когда ему было уже под тридцать. Женщина была из простых, работящая. У них тоже родился сын, по несчастью – уродцем. Супруга вскоре спилась, а ребенок умер, не дожив и до года. Брагин тогда поддержать ее не сумел: по недостатку опыта, из-за адской работы и собственной растерянности.

С тех пор серьезных отношений с женщинами Рон избегал, довольствуясь краткими свиданиями со старой знакомой, имевшей далеко не безупречную репутацию.

– Спокойной ночи! – Василина поцеловала его в макушку.

– И тебе.

Ночь, однако, выдалась совсем не спокойной. Тревожные мысли о будущем Слободы, о том, как в нем будет житься Василине и ее детям, никак не отпускали капитана. Они проникали в материю сна, неожиданно переплетались с иными фантазиями, вновь и вновь возвращая Рона к предельно важному и ответственному выбору. Как следствие, в отделение он прибыл еще более хмурым, чем обычно.

Франт от Песковых, по всей видимости, их жалобщик, уже ожидал его: весь сияющий, в отглаженной рубахе, на столь же чистом и ухоженном фамильном автомобиле.

– Родион Иванович! – соскочил мужчина с сиденья.

– Что? – не стал останавливаться Брагин.

– Поговорить надо, насчет Константина Андреевича, – франт подбежал ближе.

– Не о чем, я приговор вынес, – скосился Рон на выглаженную сорочку, не понимая, как можно тратить столько времени и сил на такую безделицу.

– Возможно, вы не учли всех деталей, Родион Иванович, – хитро заулыбался жалобщик.

– Не нравится – иди к голове, – зло зыркнул на него капитан.

– Упрямство вас погубит, Родион Иванович, – остановившись, съехидничал посланник.

За годы работы в милиции Рон уже привык к завуалированным угрозам, суть которых, как правило, была не столько в запугивании, сколько в провокации.

– Губят высокомерие и глупость, – все же слегка завелся он. – Так Андрей Сергеичу и передай.

Поднявшись на второй этаж, он отправил Ольгу к своему заместителю в помощь, а сам заперся и никого до полудня не принимал. Дюжина листов была исчеркана, несметное число сигарет было выкурено, сотни шагов намотаны от стены к стене. И тем не менее Брагин полученным результатом остался недоволен.

– Был у меня жалобщик от Песковых, – по прибытии капитана объявил ему голова.

– Ясно.

– Говорит, побои ему нанесли.

– Ум-ф, – кивнул Брагин. – Проучили маленько, за неуважение к милиции.

– А что? Без этого никак?! – изображал удивление Павел Алексеевич, как будто подобный разговор был у них в первый раз.

– Тварь он. Такие без насилия не понимают.

– Нехорошо, Рон, – все еще беспокоился о случившемся глава. – Нехорошо вышло.

– Будет нехорошо, если за деньги станет можно закон презирать, – буркнул в ответ капитан, раздражаясь тревоге старика о такой мелочи.

– И то верно, – хмыкнул Павел Алексеевич, наконец усаживаясь на диван. – Я ж ведь сам тебя этому учил. Ладно, оставим Пескова. Скажи мне лучше, придумал ли ты что-нибудь?

– Есть три варианта, – тяжело вздохнул Брагин.

– Три? – повеселел хозяин. – Три – это уже хорошо, Рон. Слушаю тебя внимательно.

– Первый – это то, за что Лычный ратует, – сдержанно начал капитан. – Управлять упадком.

План управляемой деградации сводился к тому, чтобы в разы нарастить численность слобожанской милиции, ключевую в новых реалиях собственность (леса, поля и лошадей) выкупить в пользу города, а после, когда будет достигнуто новое равновесие, – снова приватизировать.

– Выплатить им расписками в гривнах, – продолжал излагать Родион. – Лычный уверяет, что вскоре те обесценятся и возвращать надо будет намного меньше.

– Ум-ф. Слышал про этот план, – понимающе кивал Павел Алексеевич.

Потребление древесины и угля, который удастся сменять на пшеницу, по замыслу Лычного, необходимо было жестко нормировать: чтобы лесные угодья не сокращались, а люди при этом смогли бы топить печи хотя бы в морозы.

– Будут беспорядки. Большие фамилии взбунтуются, – прогнозировал Брагин. – Придется жестко действовать. Крови прольется немало.

Последнее, в циничном представлении Семена Романовича, могло быть даже кстати, поскольку уменьшало число едоков, что в сценарии управляемой деградации все равно было необходимо.

– Да, – опустил голова взгляд, – об этом я, к сожалению, знаю. А что у тебя за второй вариант?

В ходе своих собственных размышлений и последующих бесед с Лычным голова видел этот сценарий ужасным, но, по сути, единственно возможным. Альтернативы сводились лишь к тому, насколько большими будут общие потери и как они будут распределены во времени.

– Захватить земли у соседей.

– Что?! – пришел в изумление старик.

– Уголь, железо, нефть – неизвестно, что у них есть, – как ни в чем не бывало продолжал Рон. – Леса и поля есть точно. И дров тогда точно на всех хватит.

В случае успеха это снимало и конфликт с местной элитой: собственность их отбирать было не нужно, а проигравшие от исчерпания угля получали шанс разжиться на новых землях.

– Это безумие, Рон! – всплеснул руками старик. – Совершенное безумие!

Голова с Лычным упустили данный вариант неспроста: разница в уровне военных возможностей между Слободой и соседями была колоссальной.

– Триста лет назад фадры закинули нас сюда, и мы еще и близко не подошли к их достижениям! – продолжал возмущаться Павел Алексеевич. – А людрюки наоборот – получили технологии фадров и развивались дальше. Как, Рон?! Как нам победить их бруков?! А жниц?

Соседи слобожан совсем не отличались добродушием, и каждому в поселении это было известно: посыльные, отчаянные торговцы, искатели приключений – все, кто оставался на чужой земле достаточно долго, были уничтожены патрульными роботами.

В один год среди слобожан собралась группа отъявленных чудаков, человек в сто, и с плакатами «Простите наших отцов! Мы ни в чем не виновны!» маршем пошла за кордон. Они смогли пройти вглубь пару километров, были встречены дозорным роботом и под огнем его орудий побежали обратно. Добили бегущих демонстрантов уже дроны, так что никто из отчаянных слобожан достичь спасительной границы не смог.

– Успешность атаки зависит от того, как много врага, – холодно отвечал Рон, – сколько мы о нем сможем узнать… и какое оружие против него найдем.

– Оружие против бруков? – прищурился на один глаз старик.

– Ум-ф, – кивнул капитан. – Учтите, Павел Алексеевич… Они не видят в нас противника и нападения не ждут.

По разумению Рона, если бы соседи готовились к схватке, у Слободы бы действительно не было шанса. Но за три сотни лет абсолютного слобожанского бессилия их соседи-людрюки должны были расслабиться, а их машины-защитники – обязательно иметь уязвимости. Так полагал капитан.

– Вот, голова, – он взял со стола карандаш, бумагу и начертил шестиугольник, – это наша Слобода. Шесть поселений вокруг. Вероятно, с такими же границами, как у нас.

– Ну, пусть так.

– Судя по граничным территориям, на них никто не живет. И так со всех шести сторон, – Брагин нарисовал шесть линий на некотором удалении от границы.

– Допустим. И что это значит?

– Это значит, Павел Алексеевич, что людрюков может быть мало. – Рон положил карандаш. – Очень мало. Если так, преимущество в числе может решить исход.

– Числом их не одолеть, – мрачно возразил голова. – Нас перебьют еще на подходе.

– Нападем неожиданно, – не сдавался капитан. – Ночью или с туманом. Если знать, где хранятся машины, то ударим туда и сожжем их. Остальные рано или поздно потеряют энергию, тогда их добьем.