Очерки народной жизни

Евгения Вершинина

Очерки народной жизни

Обвет

История об обете Богу я впервые услышала от будущей няньки моей дочери. Женщине той в то время было уже за семьдесят, а мне двадцать пять. Сейчас мне скоро шестьдесят, её уже давно нет на свете, а всё не забывается этот «обвет», как она его называла.

Встреча моя с этой женщиной произошла так. Стоял декабрьский пасмурный и тихий с крупным снегом день. Я шла с работы домой, где меня ждал мой навечно больной муж и маленькая трёхмесячная дочка. Я работала тогда акушеркой в селе. Была отзывчива на чужую боль. Кроме основной работы было много и дневных, и ночных вызовов. Конечно, я бежала на вызов по первому зову, но всегда мучило чувство вины за оставленную дома мою девочку. В селе всё на виду. Жизненные обстоятельства каждого известны всем. Не была секретом и моя жизнь. Перешла по зимней дороге реку, поднимаюсь по своему проулку, у начала которого стоит малюсенький домик. Около него разгребает лопатой снег бабушка. Высокая, крупная, строгая с виду. Это Марья Константиновна. Я её знаю. Возила в райцентр её мужа в тяжёлом состоянии. Там он и умер от заворота кишок во время операции. Знаю и то, что она после его смерти ушла жить в этот свой домик-избушку, чтобы не спорить с его детьми из-за дома, что своих детей у неё нет, живёт одна в своей избушке. Здороваюсь с ней слегка неуверенно. Всё вспоминаю в душе, что чуть затянула отправку её старика в больницу по неопытности, да там ещё прождали с операцией часа три. Но она сама смотрит на меня ласково и мягко. И говорит сразу и прямо: «Возьми меня в няньки». При всём своём неумении отказывать людям и говорить нет, я отвечаю ей, что не смогу платить. А она уговаривает: «Да я бесплатно. Я «обвет» Богу дала выводиться с тремя чужими детьми, а выводилась только с двоими. А уж лет мне много. Боюсь не успею. Дак я приду завтра с утра?» Не смогла я ей отказать, и на следующий день она ещё затемно пришла к нам. И так я ей благодарна за помощь, что не забыть во век. Через два месяца она со своей старинной подругой – бывшей дьяконовой дочерью окрестила мою девочку дома. Событие это они обставили по всем правилам: отыскали для новокрещаемой новенькую рубашечку, новенький блестящий крестик и припасли бутылочку красненького вина. Меня и не предупреждали ни о чём. Прихожу домой, а они уже песни распевают и целуют по очереди в обе щеки. Та хохочет довольная. Сердиться на старух было невозможно. А нянька рада больше всех. Теперь ей и целовать можно ребёнка, а то ведь «поганой» был. Приходила она к нам всегда вовремя. Пока я на работе, она своими крупными, ловкими руками столько дел переделает. И всё у неё получалось красиво, быстро. Узнала и про её «обвет».

Вышла она замуж, за кого тятя отдал. Пять дочерей у него было. Все высокие, работящие. Посватал её поповский сын. Отец не раздумывал и не спрашивал Марьиного согласия. А любовь то у неё была – тот самый старик, Миней, недавно умерший. Тогда он был молодым и очень красивым. Повенчали её с поповичем в церкви перед Великим постом. Дожили молодые до весны, а весной поплыли они в лодке по Чусовой щук ловить. Мария на корме с веслом. Наклонится молодой через борт за сетью, а у неё в голове стучит: только чуть лодку наклонить, он и булькнет в воду, а уж обратно ему не выбраться – вода большая да быстрая. И мне не помочь, не сумею. Вот и буду опять свободна. Может и замуж пойду за Минея. Только Миней то посватался уже. Высватал за себя невидную, нестатную да и немного странненькую. Сбежала Мария летом от мужа от греха подальше в Новую Лялю. Там у неё дальние родственники жили, и строился бумажный комбинат. Шёл 1922 год. Устроилась на работу, но любви больше не встретила. Вышла замуж за хроменького, много пониже её ростом да и постарше. Дом у него был большой. На девять окон. В двадцать шестом году родилась у неё Галечка. Через два года Пашенька. А в начале войны уехал в госпиталь ей муж. Лечить сильно заболевшую хромую ногу. Месяца через два прислали ей извещение, что он умер. Хоронить она его не ездила. Война. Где могила его, так и не узнала. В войну работала, как проклятая. Дом большой. Его содержать надо. Дети подрастают. Семнадцати лет пошла её Галечка работать на комбинат. Красавица – две толстых косы почти до колен. А через несколько месяцев хоронила Марья Константиновна свою Галечку в маленьком ящичке. Затянуло Галю за косы в бумагоделательную машину междву двух бумажных рулонов. Свету божьего не взвидела Мария. Но выдержала. После смерти Галечки переехала она с сыном в Салду. Не могла смотреть на комбинат этот проклятый. Опостылел и дом. Свет в окошке милый Пашенька. В армии отслужил. Высокий. Много выше матери. Весёлый да улыбчивый – девки гужем. Выбрал Оленьку под стать себе. Привел в дом. У матери ревности: тесто на блины и то сделать не может, прибираться не умеет. Сыночек народился и того успокоить не знает как, голодный должно кричит. Делят Пашеньку. И та, и другая любят без памяти. А бедный Пашенька не знает, чью сторону принять. Заболел Пашенька. Прободная язва. Одну только ноченьку помучился. Умер к утру. Пашеньку в Салде похоронила. Думала с ума сойдёт. Всё плакала, всё перебирала в уме, за какие грехи так её Бог наказывает? Знала за какие. Дети то от второго мужа, его фамилию носили, да она то венчана с другим. Грех это Богом и людьми. Так и приняла обвет. Со снохой жить не стала. Не могла оставаться в осиротевшем доме, да и обвет надо было исполнять. Ушла в люди. В первой семье, куда она прибилась, мальчик был уже большенький. Допестовала она его аж до самой школы и ушла в следующую семью водиться с Лёнечкой. Лёнечку этого она любила без памяти. Всё вспоминала потом, как хорошо жилось ей в этой семье. А потом пришло письмо из деревни. Овдовел Миней. Да и сестра её родная тоже овдовела, живет одна. Зовут её домой. Лёнечка подрос уже. Приехала Мария Константиновна на родину. Купила избушку и за Минея вышла замуж. Только уж здорово выпивал Миней, видно горе какое-то заливал. В одной избе он сам по себе, она по себе. Схоронили и Минея. Снова живёт в избушке. Церкви в селе нет. Так и Богу молится день и ночь. Каждый день из окошка наблюдает, как я утром бегом на работу, вечером по вызовам.

Пронянчилась она у нас больше года. Девочке моей уж около двух лет было. В детский сад не отдаёт: пока могу, буду ходить. Прикрикнуть на неё не разрешает: не обижай ребенка. Богородица дала. Не твое дитя, божие, не обижай. И девочка моя её любила. Второе лето нашей с ней жизни выдалось жарким. Стала моя Мария Константиновна сильно мучиться от жажды. Квасу ставила каждый день две трёхлитровые банки, а всё ей не хватало. Ещё воды стаканов несколько прихватит. Повезла я её в райцентр в больницу. Диабет. Дали таблеток. Переживала она не сильно, даже рада была: бог не забыл. Делать нечего. Девочку мою отдали в садик, а Мария Константиновна ещё прожила лет пять. Таблетки принимала через пень-колоду. Любила конфеты и так и не отказалась от них. Мы к тому времени из-за реки переехали. Выделил колхоз нам отдельный дом. Но друг к другу похаживали. Настряпает она шанег с картошкой, придёт. А когда у меня появилась вторая дочка, ещё пыталась мне помогать, но силы её уже оставили. В одну из зим она совсем ставила диету, потеряла всякий интерес к жизни. Дня четыре пролежала она в коме. Всё ей дети мерещились: «Да успокойте робёнка-то, что он всё у вас плачёт». Племянники её не оставили.

Какое –никакое наследство. От моей помощи отказались. О больнице никто и не помышлял. Деревенских старух тогда туда не брали. Умерла она в середине марта. Осталась у нас маленькая тусклая фотография, на которой она чуть видна, и благодарная память. За могилой я ухаживаю, пока могу, в алтарь подаю молиться. Прости ей Господи все её прегрешения – вольные и невольные. Упокой ее душу.

2006 г.

Надежда

«Пусть будет Надеждой» – решили родители появившейся у них на свет девочки в далёком теперь уже году. Все дети, рождённые на свет до её появления, не выживали. Этот последний ребёнок и был надеждой на счастье, которого ждут в каждой семье, где нет детей, и на благополучную семейную жизнь, и на будущую тёплую старость.

И девочка эта не только оправдала их надежды, но выросла прекрасным человеком. Да к тому же щедро одарённым музыкальным талантом и редкой красотой. Кто знает её сейчас да помнит ещё молодой – подтвердит мои слова.

Родного отца она потеряла рано. Время было такое. Тридцатые страшные годы. Но у Нади появился отчим и сводная сестра Александра. Сама жизнь свела их в одну семью. Вместе выживать было легче. Переехали в Чусовое из Сибири. Родители держали хозяйство, работали в недавно созданном колхозе. Отчим, которого Надя любила как родного, заботился о воспитании дочерей. Сам прекрасный музыкант, он решил научить, как умел, музыке и дочек. Надя была немного постарше Шуры и начала играть первой, как только пошла в школу, в кровь сбивая струнами балалайки нежные детские пальчики. Но отец не отступал и добился результата. Надежда полюбила инструмент, научилась играть и сейчас ещё блестяще играет на балалайке, с благодарностью вспоминая его уроки.

К началу Великой Отечественной Наде было только двенадцать. Война заставила деревенских подростков повзрослеть раньше срока. Все военные годы с ранней весны их ждала тяжёлая работа в поле: и картошку сажали и овощи пропалывали, и за «лобогреем» бегали, подбирая колоски. До «белых мух» убирали урожай с поля. Но дети есть дети. Уставшие, полуголодные, а всё равно играют и песни весёлые поют, и потанцевать хочется – хоть и война. Да и Надя на балалайке подыграет, когда попросят.

В победном сорок пятом у неё за плечами семилетка да умение виртуозно играть на балалайке. Наде хочется учиться дальше, но средней школы в селе нет. Учиться на стороне не на что, да и не в чём. Надежда – старшая из девочек, материна надежда и опора пошла работать.

В 1947 году в сельском клубе создается хор, а с 1949 Надежда его активная участница и сразу аккомпаниатор. Народные песни, которые пели в хоре его участницы, покорили и захватили её чуткую душу навсегда. Днём у неё работа в библиотеке, но она ждёт – не дождётся вечера, чтобы бежать на репетицию. Хор большой. Нужен баян. Он звучнее. Опять вся надежда на Надежду. Других музыкантов в хоре нет, и она начинает самостоятельно осваивать баян. На слух, без преподавателя, не зная нот.

В пятидесятом году приходит со службы на флоте её будущей муж – Иван Николаевич Сарафанов. Пара получилась очень красивой. Ни семейные заботы, ни рождение сына не ослабляют Надеждиной страсти к музыке, к сцене. Но она всё ещё не работник клуба. Ходит на репетиции, работает с хором, как простая его участница. Муж не очень доволен её отсутствием по вечерам, но удержать дома всё равно не может. Хор гремит по всему району. Идут районные и областные смотры. Везде участвуют чусовляне. Клуб преобразуется в Дом Культуры. Надежда становится штатным руководителем хора и аккомпаниатором. Но как дальше играть без нот? Она оканчивает шестимесячные курсы баянистов в Первоуральске. Упорно учиться играть по-новому, часами просиживая перед зеркалом, «ставя руку», и играет всё увереннее. Она прекрасно понимает – курсов недостаточно. И продолжает учиться. Надежда Григорьевна, так уважительно теперь её зовут, получает среднее образование, а затем – Московский Всесоюзный заочный народный университет культуры.

Всё благополучно у Надежды: мать живёт в её семье, подрастает любимый сын. Да вот только задушевная подруга переехала с семьей в город Асбест. Зовёт и Надежду Григорьевну с собой, описывая ей в письмах прелести и преимущества городской жизни. Соблазнила. Семья Сарафановых переехала в город. Приобрели квартиру. Зажили горожанами. Надежда Григорьевна – музыкальный руководитель городского детсада. Участвует в методических совещаниях музыкальных работников, учится у коллег. Исполнительная, трудолюбивая, всегда корректная она и там пришлась ко двору. Отыграет Надежда Григорьевна детские песенки на занятиях и в городскую квартиру. А там делать нечего. Всё блестит чистотой и ухоженностью. А дома-то сейчас бы побежала на репетицию в клуб. Писали ей, что осиротел без неё хор. Приезжали работать на свободное место несколько музыкантов да скучно им без своих городов, и жить постоянно у всех на виду не очень легко. Хористки в основном вдовы прошедшей войны. У них только и радости, что хор. Песню сложили про свою жизнь, а в ней такие слова: «Сарафанова Надюша нас баяном подняла». Она душу народную давно поняла через народную песню. Сама привыкла жить в гуще простых и понятных ей людей. Открытая им, отдавая душу любимому делу. Мама её, мудрая Мария Спиридоновна, благословляя её на городскую жизнь, вечно заботясь о её благополучии и счастье, точно знала, что вернётся её Надя обратно.

Не обманула Надежда надежд односельчан. Вернулась семья обратно. Жизнь снова приобрела смысл и радость. Зазвучал в клубе баян. Возобновились репетиции и выступления хора, как всегда успешные. Ездит коллектив с концертами по району, выступает на сценических площадках областного города (тогда Свердловска ). Поёт даже на сцене Оперного театра, а уж на родной сцене ни один праздник не проводится без его выступлений. Недаром хор носит звание «народного».

В новом здании детского сада каждый день малышей начинается с утренней гимнастики под музыку баяна. Надежда Григорьевна для них проводит и музыкальные занятия. Детские праздничные утренники становятся увлекательными праздниками и для родителей дошкольников. Днём у неё методическая работа в ДК, репетиции со школьниками, вечером работа с хором, нередкие концерты.

Муж Иван Николаевич втянулся в ритм её жизни. У него красивый звучный голос. Он солирует на сцене и часто участвует в небольших инсценировках. Давно сложилась семья сына с писаной красавицей, заведующей сельским фельдшерским пунктом Людмилой Васильевной. Владимир Иванович уже в чине капитана милиции. Детей воспитывают.

Не только в клубе работает Надежда Григорьевна. Звучит её баян то на полевых станах, то на праздниках сельских улиц. То на школьных праздниках. К ней в хор приезжают народные артисты: Е. Родыгин, Е. Щекалев. Дают мастер – классы и сами не забывают почерпнуть вдохновения в народных напевах. На всё хватает сил и творческих планов у руководителя хора.

Но время не удержать. Нет давно в живых матери у Надежды. Серьёзные болезни подтачивают её здоровье. Схоронила она и мужа. Для неё началась череда больниц, и наступил пенсионный возраст. Только заменить её в ДК желающих не нашлось. Из сельчан музыкантов не было, а желающих приехать на работу в неперспективное село в 90 – е годы, на переломе российской жизни не оказалось. Но как жить без надежды? Меняется всё: привычный сельский уклад жизни, состав хора, песенная культура приобретает совсем иные формы, а всё равно люди тянутся к искусству, идут на бесхитростные концерты сельской самодеятельности, на посиделки, на вечера. А как без баяна? Душа просит песни! Песня живёт в душе у каждого.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.