Свои

Юрий Шершнев

Свои

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Я ВЕРНУСЬ ОБЯЗАТЕЛЬНО

Дождь пролил, значит можно курнуть.

Закрываю глаза усталые.

Эх, сейчас бы часок вздремнуть,

Сон увидеть – дворы наши старые.

Солнце жарит, ты квас мне несёшь

И садишься со мною рядом.

На плечо подбородок кладёшь,

Твои волосы пахнут садом.

Я в тени твоей схоронюсь,

Отдохну и душой, и ладонями.

Так привыкли они к цевью,

А обнять хотят плечи голые.

Я в колени твои уткнусь,

Целовать их буду неистово.

А из уст твоих пьяный напьюсь

Верной, нежной любовью чистою.

Я себя сохраню, сберегу:

Для тебя, для детей, для матери.

Ты не слушай, не верь никому,

Я вернусь, вернусь обязательно.

«Я слушал их молчанье о войне»

Ю. Шершнев.

1

Тихо, туманно и душно было под вечер в небольшом приграничном селе под Суджей в Курской области. Закат поджёг полнеба, окрасив облака алым цветом, нудил сверчок под окном. Собаки «забрехали» по дворам, устроив вечернюю перекличку. Вроде, всё, как всегда. Но в сердцах и умах людей жила тревога. Казалось, сам воздух жирно наполнен каким-то безотчётным волнением.

Неспокойными были эти первые дни августа: Суджу сильно обстреливали с украинской стороны, дроны, как говорили местные, «совсем обнаглели, их в небе стало больше, чем голубей». Гонялись коптеры за гражданскими машинами. Кружась над дорогами, выслеживали и атаковали «скорые». Тревожно жили в курском приграничье. С тревогой засыпало село: что завтра будет? Может и ничего. Может всё, как вчера: утро, хозяйство, работа.

Чуть свет, бабка Елизавета поднялась с кровати. Что-то не давало спать, давило и давило на сердце, будто гвоздь забивали. И на душе, как-то жутковато, как в далёком детстве: лежишь на печке ночью, и кажется, что там, за веником, кто-то прячется.

Накинув поверх ночной рубахи халат, бабулька пошла в комнату младшей невестки, жены внука. На широкой кровати, на спине спала молодая женщина, а на её груди покоились две маленькие головки спящих двойняшек: Леночки и Ванюшки. Елизавета с умилением поглядела на сопящих, причмокивающих во сне чад, промокнула ладонью вдруг завлажневшие глаза.

Внук её, Андрюшка, был призван по мобилизации в 22 году: живой, слава богу. Сын давно жил в Курске. Всё, как приезжал к матери иной раз, на выходные, звал к себе в город. «Ну, на что я вам, старая? Ну? – отвечала сыну Елизавета. – Да и дом, и землю на кого я кину. А могилки мои кому оставлю? Тута и мамка моя, и папка, и бабушка с дедом лежат. Все в одном месте. И отец твой тут тоже. Куда я от их! А Пирата, что ж? Со двора согнать?! Не. Никуда я не уйду со своего дому». Сын, слушал это, качал головой. Потом махнув рукой: «Как знаешь», ложился спать. А на утро уезжал к себе, назад в Курск.

Внук, когда отслужил в армии, женился, родились два эти ангела, да и приехал в село к ней жить. С тех пор уж пять лет, минуло. В заботах о правнуках пролетали Елизаветины дни, пролетали счастливыми.

Бабуля потрогала невестку за плечо:

– Кать, а Кать. Просыпайся. Ребят буди.

Катерина струдом открыла слипшиеся глаза:

– Ты чего, бабуля? Сердце? – она быстро поднялась,

Дети «соскользнули» с материнской груди и заворочались.

– Что-то на душе не спокойно, – Елизавета оглянулась на окно позади. – Слыхала?! Ахнуло никак?!

За окном, где-то далеко, действительно «разлился» протяжный гул взрыва.

– Подымай детей, от греха. Мало ль чего, – сказала бабуля и вышла из комнаты.

Катерина разбудила двойняшек, те уселись рядышком на краю кровати и тёрли кулачками спросонья глаза.

Елизавета поставила на плиту чайник, во всех комнатах, сама не зная зачем, зажгла свет, и теперь просто стояла пред иконой Казанской, пристально смотрела в глаза Богородице.

– Защити нас, Царица небесная, – прошептала, перекрестившись, бабушка и села под окошко.

На улице, как по команде началась суета: соседи быстро забрасывали, что могли из вещей в багажники и на задние сиденья, садились в свои машины и скоро уезжали.

– Унуча, ну, чего там? – спросила Елизавета пришедшую со двора в дом Катерину.

– Уезжают, бабуль. Говорят, что бои в Судже, – она подошла к Елизавете и присела перед ней на корточки. – Все, кто могут – уезжают.

– И куда они?

– Да, кто куда. В Курск, бабуль, наверное. Елизавета тяжело вздохнула:

– Нам-то не на чем, – она с надеждой посмотрела в Катины глаза. – Может и обойдётся? Сколь раз уж пробовали с той стороны? Отпор-то, давали.

Катя невесело улыбнулась:

– Обойдётся. Обойдётся, бабуль, – ободрила она Елизавету и, погладив бабушку по руке, вышла из кухни.

Улица быстро пустела. Часам к девяти утра, разъехались. Ветер таскал по асфальту пустой целлофан и какие-то бумажки, доносил раскаты взрывов и треск автоматов, будто ребятишки по штакету палками лупили. Казалось, рядом где-то. Потом в небе над селом появились коптеры. На мгновения зависали в воздухе, сбрасывая на дома, а может и не на дома, ни то гранаты, ни то бомбы: Елизавета слабо разбиралась в этом, но точно знала, коптеры – несут смерть. Кое-где поднимались тяжёлые клубы чёрного дыма. Из-за высоких крыш домов не больно видно, где горело. «Вырубился» свет. Катин телефон был разряжен и, «мяукнув» – выключился.

На смену грохоту пришла, какая-то гробовая, тяготящая душу тишина. Замер ветер в деревьях. Куры не кудахтали. По улице пробегали отвязавшиеся собаки. Как-то разом пропали с улицы суетливые воробьи, не видно стало слоняющихся вдоль заборов кошек.

В доме у бабки Елизаветы тоже сидели тихо.

Даже Пират, дворовый кобель, не подавал голоса.

Чуть перекусив, Катя села на диван с вязанием, дети возились в углу с игрушками, Елизавета – на табуреточке, у окошка.

– Леночка, унуча, – обратилась бабушка к девочке, – ты братика-то не обижай.

– Я не обижаю, бабушка, – ответила Лена и без подсказок вернула Ване машину, которую только что забрала силой из его рук. – Ну, как же я могу его обидеть – он же мой братик.

Девочка подползла на коленках ближе к Ване и чмокнула в щёку. Посмотрела на бабушку огромными чистыми ярко-голубыми глазами.

Леночка была немного выше своего брата и потому казалась старше него. Бойкая, её даже побаивались мальчишки. «Ничего, расти начнёт – вытянется», думала Елизавета, глядя на правнука. Ваня не был задирой, как другие мальчишки на улице. Он был нежнее сестры, ласковее, всюду ходил следом за матерью: по дому ли, по двору ли, кормила ли Катя кур или давала Пирату поесть – Ванечка всегда был с мамой.

2

По улице пролетел здоровенный броневик.

– Танк, что ль?! – Елизавета поднялась с табуретки и прильнула к оконному стеклу.

Через два дома от них с лязгом и пыхтением остановился, раньше никогда не виданный ею, бронированный огромный «зверь». Дверь сзади машины открылась, и оттуда на асфальт выпрыгнули несколько человек в военной форме с автоматами. Они громко смеялись и переговаривались между собой.

– Кать, – бабуля обратилась к невестке, не отрывая глаз от окна, – а лопочут-то не по-нашему.

Катерина посмотрела на бабушку.

– А по какому ж?

Катя отложила вязание и тоже подошла к окну.

– Правда, не по-нашему, – прислушавшись, согласилась Катерина. – Французы, что ли?

– А они-то тут откуда? – Елизавета с интересом слушала долетавшую до них незнакомую речь. – Картавые, – сделала она вывод и снова перевела взгляд на невестку. – А они за кого, Кать?

– За хохлов они. Наёмники это, бабуль.

Елизавета села на табуретку, глядя на Катерину.

– Это, что ж – хохлы в селе? – старая приложила ладони к груди. – Батюшки свят, – перекрестилась бабулька. – Прорвались, значит.

Тут с улицы донесся трескучий голос автомата. Елизавета снова поднялась с табуретки и выглянула в окно. Из люка на крыше броневика показался солдат: он поднял над головой автомат и, не целясь, выпустил длинную очередь по ближнему дому. Зазвенели стёкла.

С оглушающим рёвом к припаркованной бронемашине подкатили ещё две. Оттуда также вышли вооружённые солдаты. Один, наверное, главный, показывал рукой на дома, видимо отдавал приказы.

– А этот, Кать, этот-то по-нашему говорит. Слышишь, да? – Елизавета умоляющими глазами посмотрела на Катерину, будто бы просила: «Ну, скажи, что – наши!»

– Слышу, – твёрдо ответила бабуле невестка. – От окна уйди. – Катерина, секунду подумав, вернулась на диван, взялась за вязание.

Елизавета, с видом обиженного ребёнка, поджала губы, и вновь повернулась к окошку. Солдаты начали расходиться по дворам, по-хозяйски распахивая перед собой двери ногами. Во дворах залаяли собаки. Потом короткие автоматные очереди и собаки, чуть поскулив, затихали.

К их штакетнику подошли двое. Один ногой сбил лёгкую калитку с петель. Вошли на двор. У Елизаветы всё внутри обмерло. Первый пошёл к сараям, другой направился к крыльцу. Кобель, слава богу, замер в своей будке, не издавал ни звука.

– Ой, милая, – бабуля повернула растерянное лицо к Кате. – К нам идут! Делать-то чего?

– Тихо сиди, – отчеканила Катерина.

Дверь в дом распахнулась настежь. В комнату, где находились домочадцы, вошёл немолодой солдат, на шлеме и рукавах – синий скотч. Все: и бабуля, и Катя, и дети – затихли. Они, как зачарованные смотрели на ствол автомата, который солдат держал в руках: вот-вот, сейчас, автомат рявкнет огнём и свинцом.

Елизавета отошла от окна и, быстро подойдя к детям, закрыла их собой. Катерина смотрела на чужака, не мигая, а пальцы продолжали монотонно стучать спицами.

Из-за бабушкиного халата выглянула Лена:

– Дядя, ты нас убьёшь? – спросила она серьёзно.

Елизавета закрыла лицо девочки широкой ладонью.

Солдат внимательно посмотрел на Лену, перевёл взгляд на бабулю, потом взглянул на Катю. Снова посмотрел в угол, где за бабушкиным широким халатом спрятались дети.

– Вот что, – он забросил автомат за спину, – полчаса вам, чтоб убраться отсюда. За нами, кто идут, как я тут с вами, разговаривать, не станут. Валите, в общем.

Солдат подошёл к стоявшему посередине комнаты столу и, взяв со стола бутылку с колой, посмотрел на лежавший там же выключенный старенький смартфон – забрал и его. Оглядел ещё раз комнату. Снова посмотрел на старуху:

– Полчаса. А то и меньше, – он развернулся и пошёл к выходу.

Уже в дверях вэсэушник остановился, повернулся к Кате. Качнув головой в угол, где за бабкой притихли дети, сказал:

– У меня дома тоже двое остались. Огородами бегите. На дороге – убьют. И зелёное не одевайте – точно пристрелят.

Солдат быстро вышел на крыльцо. Тот вэсэушник, что лазил в сарае, тоже подошёл к крыльцу. Они перекинулись несколькими словами на украинском и быстро пройдя двор, перешагнув сорванную с петель калитку, перешли дорогу и вошли в соседский дом, напротив, из которого все съехали ещё утром.

Кабель забился глубже в конуру и боялся высунуть оттуда носа.

Катя рывком поднялась с дивана, вязание со звоном спиц отлетело в сторону на пол.

– Быстро собрались! – она почти вбежала в спальню и, достав из шкафа небольшой рюкзак, стала складывать в него детское бельё.

Елизавета вернулась к окошку. Она смотрела, как солдаты с синими повязками на рукавах и шлемах, ходили из дома в дом. Один бросил гранату в открытое окно дома дальше по улице. От взрыва в серванте звякнула посуда.

– Бог всемилостивый! – бабуля взялась за сердце.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.