Папа по контракту, или Дракона нет, но вы держитесь!

– Уважаемый исэи, а у вас флакона Эльфийского Шёлка не будет?

– Отчего же не будет? Будет, конечно.

– Дайте, пожалуйста. Наверное, даже стоит два.

– Минуту.

Хозяин дома прошёл по скрипучим половицам, заглянул в подсобку и вернулся с двумя сине-зелёными флаконами.

– По пятнадцать риен за флакон, – невозмутимо сообщил исэи.

Сколько-сколько?! Я вытаращился на то, как Теон отсчитывает деньги (куда большие, чем мой аванс!) за неведомую фигню. Это точно не наркота?

– Так, стоп. Я против. – Я выставил руку ровно в тот момент, когда эти двое обменивались. На лице Теона мелькнуло раздражение, а вот старичок посмотрел на меня с недоумением.

– А что такое?

– Вот и я хотел бы спросить, что это такое – ваш Эльфийский Шёлк. – Хмуро подвигал бровями.

– Так… средство для красоты волос.

Оу.

Я ещё раз посмотрел на Теона, который закатил глаза и положил в специальную мисочку для монет тридцать крупных «баранок». Блин… Ну если хочет парень ухаживать за своей внешностью, я тут не могу палки вставлять в колёса. Вероятно, надо ещё раз поговорить о том, что не стоит красить волосы в синий цвет, но это всё, на что простираются мои полномочия как няня.

Четырнадцать лет – уже не ребёнок. Подросток, который вполне может принимать решения и нести за них ответственность. Опыта общения с детьми у меня не было совершенно, но интуиция подсказывала, что нельзя вот так бульдозером обрушиваться на парня с нотациями, пытаясь задавить авторитетом.

Да и кто я такой, чтобы диктовать Теону, на что тратить деньги? Если у него есть собственные средства – заработал или получил в подарок, – значит, это его личное дело. Он уже имеет право распоряжаться ими по своему усмотрению.

– Так вы не будете брать? – уточнил исэи.

Теон вопросительно выгнул бровь.

– Будем, – неохотно ответил я.

Глава 8. Крыша

Иван

Гружённые всевозможными вьюнами, тюками и сумками, мы как раз обходили Курятник с восточной стороны, когда ушей достиг странный звук «пшик-чпок», а затем расстроенный детский голос:

– Промазал!

Крошечная горошина упала рядом с подошвой временных сандалий. Я тут же закрутил головой, пытаясь понять, откуда донёсся голос одного из моих подопечных, как послышался ещё один «пшик-чпок» и возмущённое голубиное кудахтанье. Я поднял голову – и обомлел.

– А ну, быстро вниз! Кто вам разрешил вылезать на крышу?! – искренне обалдел от открывшейся картины. Близнецы сидели на черепице третьего этажа и стреляли из бамбуковых трубок сухим горохом по птицам.

– Так никто не запрещал… – возмутился, кажется, Сём.

Нога мелькнула над краем загнутого края крыши, и я мысленно очень грязно выругался. Теперь я доходчиво осознал выражение «сердце ушло в пятки». Даже если я сейчас поймаю ребёнка, нет никаких гарантий, что это не закончится летальным исходом.

– Запрещаю!

– А мы всегда так делаем.

– Мне плевать, что вы делали «всегда». Марш вниз!

– А вниз – это вот так? – Рём перегнулся через загнутый край лицом, и я еле-еле сдержался, чтобы не высказаться вслух не предназначенными для детских ушей словами.

Паршивцы!

Очевидно, близнецы меня проверяли… Как очевидно и то, что они специально сейчас будут демонстрировать, как у них «обычно» получается играть на крыше. И чем больше я буду требовать слезть, тем сильнее близнецы будут дразниться. Что в сложившейся ситуации реально опасно. Я скрипнул зубами, бросил все покупки на землю и рыкнул на Теона:

– Как туда залезть? Только быстро!

– Так там в восточном крыле лестница… такая из тёмного дерева… у неё перила красные… и ещё люк с кольцом на крышу…

Я бросился в Кура-Яма-Чё-То-Там со всех ног, крутя в голове мысль, что местные попы совершенно точно никогда не знали ремня. Коридор, ещё коридор, лестница, пролёт… Интересно, та или нет? Я понял, что с утра совершенно запутался в местных хитросплетениях помещений, вообще-то могу с лёгкостью напутать восток и запад, и уже мысленно укорил себя за то, что не попросил Теона помочь показать путь, как перед глазами встала узкая тёмно-коричневая лестница с алыми перилами.

Она самая!

Распахнув люк с такой силой, что он чуть не слетел с петель, я вылез на крышу и… замер. За то время, что я бежал, вроде бы ничего не произошло… Только солнце за облака спряталось.

Под ногами расстилалось море мелкой черепицы, каждая плиточка ровная, гладкая, немного шершавенькая и уложена так аккуратно, будто не крышу строили, а пазл собирали. И всё это под таким углом…

Но если бы только черепица! По краям крыши возвышались какие-то витиеватые фигурки с завитками, которые, очевидно, что-то значили для местной архитектуры, но для меня выглядели как очень дорогие крючки для одежды.

«Или то, что может вспороть тело человека за долю секунды, если он поскользнётся и упадёт на такую фигурку», – сказал внутренний безопасник, и я мотнул головой, отгоняя жуткие мысли.

– Рём! Сём! Быстро в дом! – скомандовал идиотам, которые бегали вдоль края, продолжая палить из трубок по голубям.

– О, Ивэнь! Иди к нам.

– Это вы идите сюда.

– Не-а. Тут такой красивый вид! Если что, я полечу…

А дальше произошло страшное. Внезапно подул ветер.

Рём – или Сём, чёрт их разберёт в такой момент – вдруг поскользнулся. Его глаза испуганно расширились, руки беспомощно взметнулись вверх, и он начал скользить вниз по крыше, размахивая ногами и цепляясь за черепицу.

– Сём, нет!– закричал второй и не раздумывая ринулся к брату.

– Стой! – успел крикнуть я, но поздно.

Рём соскользнул следом. В это мгновение я успел добежать до края крыши, схватить одного из них за рукав, а второго поймать другой рукой за пояс. При этом каким-то чудом я упёрся бедром в злосчастную острую фигурку. Бедро молило о пощаде, и перед глазами мелькнули звёзды от прострелившей боли, но, повиснув над пропастью, я держал обоих детей.

– Рём! Сём! Не двигайтесь! – прорычал я. Пальцы медленно начали соскальзывать с ткани.

– Я… я не могу… – прохрипел один из них, а второй молча цеплялся за мой рукав так, что казалось, ещё немного – и ткань не выдержит.

– Сём, Рём! Слушайте меня! – крикнул я, упираясь ногами в черепицу и в фигурку. – По очереди! Рём, оттолкнись от меня и ползи вверх!

– Но… но Сём… – Голос ребёнка дрожал.

– Сейчас! Живо! – рявкнул я так, что даже ветер на миг затих. – Один, два, три!

На «три» я рывком подтянул его вверх, он ухватился за мою шею, переполз выше и, оттолкнувшись от меня, полез по черепице к люку. Мальчишка, судя по скорости, был готов побить олимпийский рекорд ползания по скатной крыше. Сёма я уже вытянул обеими руками и тоже подтолкнул вверх.

– В люк! – скомандовал я. – Быстро!

Он без споров проделал всё один в один как его брат и лишь перед тем, как заползти в люк, повернулся и тихо уточнил:

– Ивэнь, а ты?

– Сейчас приду.

Стоило чёрной макушке скрыться под черепицей, как я прикрыл глаза и тихо произнёс:

– Твою ж… Хорошо, что всё обошлось.

Очень медленно и испытывая адскую боль в ноге, я подтянулся на руках. М-да… Судя по кровавому следу, конец моим джинсам. Острая фигурка вспорола и плотную ткань, и ногу… Заживать теперь будет неизвестно сколько, а брюки – на помойку. Хорошо, что сегодня хоть новые на рынке купил.

Только сейчас, когда дети были наконец-то в безопасности, я внимательно рассмотрел фигурку, которая меня спасла. Это был не то усатый дракон, не то демонический кот с длинным телом, четырьмя лапами и забавной пастью, напоминающей по форме чемодан.

– Спасибо, что спас нас, – сказал я и похлопал неожиданно тёплую фигурку.

Очень медленно, стараясь не напрягать ногу, я сам добрался до люка и так же медленно залез в дом. Рём и Сём стояли тихо тут же. Бледные, с покрасневшими глазами и подрагивающими губами, они молча переглядывались, а стоило им увидеть рану на моей ноге, как лица детей и вовсе стали белыми.

– Ивэнь, прости…

– Там голубь нагадил, если бы не это…

– Что вы там делали?

– Так играли… В голубей горохом стреляли.

– Ясно. Мыть руки и на обед. Встречаемся на кухне, – прервал я детей.

Скажу честно – пока бежал, лез на крышу и, наконец, висел, вцепившись в двух маленьких пакостников, желание надрать уши было просто колоссальным. Руки нервно сжимались в кулаки. Но когда я увидел, как мальчики перепугались, гнев бесследно испарился. Я понял, что не могу их наказать. Во-первых, они сами прекрасно понимают, во что чуть не вляпались, а во-вторых… Я внимательно обвёл взглядом стены. Ни единой розетки. Компьютеров я тоже не видел… Юми демонстрировала утром бумажную книгу, когда все знакомые дети давно читают с электронных. Я не заметил ни единого смартфона, игровой приставки, планшета, виртуального шлема или хоть какого-нибудь завалящего кубика Рубика. Ни-че-го.

Им просто скучно.

Разумеется, в окровавленных джинсах я не пошёл на кухню. Отправился в комнату, ополоснулся, неожиданно нашёл на матрасе отрез белой хлопковой ткани и перетянул рану на бедре, надел новые штаны (очевидно, Теон занёс мои покупки) и до кучи – местную рубашку. Когда спустился, дети уже были в полном сборе, но за обе щёки уплетала одна лишь Юми. Мальчишки ничего не ели. Аянэ растерянно стояла рядом и пыталась выяснить, что случилось, но все трое молчали. Теон хмурился, близнецы тихо бормотали, что ждут меня.

«Думают, что будет наказание», – устало сообразил я.

– Дети, спасибо, что дождались, приступаем к обеду, – скомандовал я.

Юми с набитым ртом приветственно помахала забавной ложкой, плечи Теона чуть опустились, и он взял свои палочки, а близнецы синхронно выдохнули и потянулись к пиалам с рыбным бульоном. На этот раз все ели в тишине. Я пододвинул к себе порцию риса с креветками и, задержавшись взглядом на кокку, спросил:

– Уважаемая Аянэ, подскажите, а как вели себя дети в моё отсутствие?

– Хорошо. – Повариха повернулась и с улыбкой кивнула, на что близнецы вжали головы в плечи. – Юми весь день читала мне сказки, вон книга лежит. А Сём и Рём какое-то время слушали сестру, а затем попросились на часок покормить голубей.

Ах вот как это называется… Ну да, какие-то крошки на крыше валялись.

Я перевёл взгляд на очень тихих близнецов и сразу же понял: Аянэ понятия не имела, как выглядит «кормление голубей». М-да… И тут ведь отругать или строго запретить вылезать на крышу не поможет, они отойдут от шока и в следующий раз придумают что-то ещё. Надо организовать для детей нормальное развлечение. Ведь не могу же я двадцать четыре на семь смотреть за всеми четырьмя! Да уж, теперь становится понятным, откуда у госпожи Киоры такое странное требование работать без выходных.

Дети тихонько съели обед и вопросительно уставились на меня.

– Что будем сегодня делать? – первой прервала молчание Юми и очаровательно улыбнулась. Очевидно, братья не рассказали сестре, что натворили.

– А что вы обычно делаете после обеда? – вопросом на вопрос ответил я.

– Ну-у-у… иногда мы играем в аятору – перекидываем веревочку между пальцами и создаем новые фигуры. Кто больше фигур сделает, тот и выиграл. Я обычно побеждаю, – принялась перечислять Юми. – Иногда рисуем углём всякие глупости, иногда играем в дарума-отоси. Это когда из бамбуковых блоков складывается небольшая башня и надо доставать блоки с нижних ярусов. У кого упало – тот и проиграл. Предыдущие няни ещё заставляли вышивать, играть в каменные статуи – это когда надо долго-долго неподвижно сидеть – и заниматься каллиграфией.

На последнем слове все четверо скривились так, будто проглотили горький лимон, а я мысленно присвистнул. Ну да, если это всё развлечения детей, то неудивительно, что они залезли на крышу в стремлении хоть как-то разнообразить свой досуг.

Скука – это не просто отсутствие развлечений. Это тягучая липкая пустота, которая вползает в черепную коробку и начинает медленно разъедать мозг. Для детей, а особенно для таких энергичных и непоседливых, как эти четверо, скука – это пытка. Сиди, сиди и ещё раз сиди. Пиши иероглифы до тех пор, пока не начнут плясать перед глазами, и вышивай крестиком… Монотонные ритуалы, которые замуровывают детскую энергию в бетон.

Жесть.

Я понятия не имел, как надо воспитывать подростков, но мне казалось, что детям нравится прыгать и бегать… Взять хотя бы то, что мы встретились на пляже на достаточном расстоянии от замка. Близнецы, Юми и Теон улизнули погулять.

Вспомнилась клятва няня. Дети хотели, чтобы я их «развлекал целыми днями», я же слегка переформулировал… Взгляд как раз упал за окно, где, судя по наклону верхушек деревьев, поднялся ветер.

– Мне понадобятся длинные бамбуковые палки длиной в два локтя, не меньше, нож, ткань и верёвка, – прикинул я.

– Зачем? – изумилась Юми.

– Будем запускать воздушных змеев, разумеется. Ты когда-нибудь их запускала?

– Не-е-т, – протянула девочка, широко распахнув тёмно-янтарные глазищи.

Парни тоже посмотрели на меня с лёгким удивлением и опаской. Я чуть было не спросил, неужели отец с ними никогда не запускал змеев, и осёкся. Киора – вдова. Судя по всему, их отец умер, когда Юми была малышкой.

Что ж, если дети не видели воздушных змеев, значит, самое время их показать. Палки и верёвка нашлись в забытом углу хозяйственной части замка. Ткань любезно принесла одна из служанок. Это был свёрток старых, но ещё крепких и плотных платков, от которых пахло лавандой. А вот нож пришлось просить у Аянэ.

Мы пошли строить змеев на задний двор замка близ декоративного пруда с горбатым мостиком и красно-золотыми карпами. Сём и Рём, когда осознали, что «запускать змеев» – не какая-то аллегория к наказанию, а самое что ни на есть развлечение, пришли в восторг. Они принялись мастерить своих змеев с таким энтузиазмом, будто это были не игрушки, а личные боевые машины. Теон помогал мне с натяжкой ткани, а Юми деловито бегала туда-сюда, принося и унося куски ткани и нитки.

Первый запуск был, мягко говоря, неудачным. Сём побежал против ветра, змей сделал несколько жалких пируэтов и врезался в миниатюрное изогнутое дерево. Зато второй вышел значительно лучше: змей Теона взмыл вверх, расправив тканевые крылья, а Юми восторженно захлопала в ладоши.

Следующие два часа пролетели как одно мгновение. Дети бегали по двору, пытались запустить каждый свою игрушку и смеялись, когда очередной «облачный парусник» (так здесь называли это развлечение) врезался в дерево или путался в кустах. Юми визжала от восторга, когда её первый змей наконец поднялся в воздух, а Сём и Рём, приободрившись и убедившись, что их не собираются ругать, хохотали так заразительно, что даже Аянэ выглянула во двор.

К вечеру я окончательно выбился из сил. Временные сандалии нещадно натёрли ноги, рубашка прилипла к спине от пота, а плечи ныли от постоянных попыток удержать змея на ветру. Но измазанные в пыли и поте детские лица светились такой неподдельной радостью, что я поймал себя на мысли – это того стоило. Когда Теон помогал Юми с облачным парусником, близнецы подошли и спросили, не сильно ли у меня болит нога. Очевидно, детей никто никогда не учил извиняться, но… я действительно на них не злился. Больше думал и перебирал в голове занятия, которым могу научить мальчишек.

– Всё в порядке. Вот бегаю же с вами, – ответил, и они переглянулись с облегчением.

На ужин мы опоздали. Аянэ выходила трижды на крыльцо и давала знак, что всё готово, но уставшие и в кои-то веки повеселившиеся дети ни в какую не хотели идти есть гречневую лапшу с овощами.

Когда окончательно стемнело и наступило время ложиться спать, Юми потянула меня за рукав и попросила почитать сказку на ночь. Я нахмурился.

– А разве ваша мама это не делает?

– Так нет её до сих пор, – пожала плечами девочка.

– Как нет? – Я обескураженно обернулся на Аянэ. В конце концов, она должна быть в курсе, где хозяйка. Замок большой, но у меня как-то не возникло и мысли, что за всё то время, что мы играли во дворе, Киора так и не вернулась домой. Я вообще-то поговорить с ней хотел, ведь так и не обсудили, что детям не стоит пудрить мозги таким количеством «магии». Сказки про волшебников и драконов – это, конечно, хорошо, но они должны быть в разумных дозах!

– Госпожа не предупреждает, когда покидает Кураяма-дзё на продолжительное время.

О-бал-деть! Так эта мамаша, значит, ещё в командировку намылилась, не предупредив?!

Возмущению не было предела.

«Ванька, стоп-стоп! – отчаянно засигналил мозг. – Всё свое недовольство ты выскажешь ей лично, а сейчас надо уложить детей спать».

Я шумно вдохнул. Выдохнул. Ещё раз посмотрел на детские моськи, на которых было написано неприкрытое любопытство. Ну да, сегодня их нянь показал что-то новое, чего они раньше не делали.

– Пойдёмте для начала покажете свои комнаты, а то я в них никогда не был. Провожу заодно, – тихо пробормотал.

Дети радостно схватили за руки и отправились показывать… Направо, налево, вверх, направо… Ну не Курятник, а Лабиринт Минотавра.

– Это наша комната, – заголосили близнецы в унисон, распахнув раздвижные двери с такой гордостью, будто представили вход в сокровищницу древнего храма.

Я замер, не зная, как реагировать.

Комната была настолько пустой, что аж звенела. Две аккуратно сложенные стопки футонов у дальней стены, небольшая циновка на полу и круглый столик, один светильник из рисовой бумаги, и… всё. Никаких игрушек, книг, каких-то личных вещей. Только стены и окно, затянутое тонкой бумагой, сквозь которую пробивался мягкий свет фонарей из сада. Да, тут висели какие-то пергаменты с картинами, была парочка ваз по углам, стоял сундук явно для одежды, но в целом…

Я попытался припомнить свою комнату в двенадцать лет: яркие постеры с любимыми актерами, полки, уставленные игрушками из наборов шоколадных яиц, всевозможные роботы и динозавры, магнитный конструктор, тонны пластмассовой фигни, на которую мама вечно наступала и кричала, что всё выкинет, если я не приберусь. Нет, конечно, она ничего не выкидывала, но сам факт… Нормальная комната подростка не должнатак выглядеть.

– А Теон здесь живёт, – объявил Сём, на ходу отодвигая следующую дверь.

Внутри было… ещё скромнее.

На полу лежал всего один матрас, аккуратно сложенный в углу. Небольшая тумба из чёрного лакированного дерева, на которой стояли крошечная лампа и подставка для благовоний.

Небольшим облегчением стала комната Юми. В отличие от мальчишеских спален, здесь были стол с альбомами для рисования, многочисленные кисти, узкий стеллаж с книгами и свитками, а на стене рядом с окном, прямо над разложенным толстым футоном, располагалась полка, уставленная очень красивыми куклами с азиатской внешностью. Я даже машинально подошёл ближе, рассматривая столь необычные (для меня, ясное дело) игрушки. Куклы были одеты в крошечные шёлковые кимоно, их лица имели забавную треугольную форму с острым подбородком, огромные глаза и густую чёлку. Но… пыль. Пыль покрывала каждую из них тонким слоем.

«Эх, Юми, – подумал я. – Да ты, кажется, не особо любишь играть с этими красавицами, верно?»

– Ивэнь, вот, прочти вот это. Это легенда о низвержении богини Авроры! – Девочка радостно вручила мне книгу.

– Юми, я не умею чи… – начал я и осёкся.

Я хотел сказать «я не умею читать иероглифы», но следующая мысль буквально прострелила. Вообще-то я не умею и разговариватьна любом другом языке, кроме родного. Всё это время, что я провёл на острове Морской Лотос, с той самой секунды, как открыл глаза, я слышал, понимал и отвечал на местную речь, как само собой разумеющееся. Я мог спорить с детьми, шутить, объяснять им разницу между добром и злом, торговаться с продавцами в Живой Бухте, но всё это… на чужомязыке. Это было для меня всё время так же естественно, как дышать. Или ходить. Мы же не задумываемся, что надо напрячь диафрагму и сделать вдох, а чтобы пройти – наступить на ногу и поймать баланс пальцами ступни. Это всё происходит автоматически. Так и я всё это время говорил на местном диалекте автоматически.

По спине пробежал холодок. Если бы это было сном, я бы уже проснулся в своей кровати.

Если бы это был розыгрыш – я бы уже услышал смех своих друзей.

Но это было реально!

Сюр какой-то.

Обложка потрёпанной книги выглядела как нагромождение непонятных палочек, кругляшков и точек. Юми вытянула её из моих рук со словами: «Жаль, конечно, ну, тогда почитаю я, а ты просто посиди рядом, мне так хочется». Понятия не имею как, но моё тело послушно кивнуло и опустилось на матрас рядом. Юми открыла первую страницу и начала выразительно читать вслух. Мальчишки зазевали. В тот момент, когда младшая сестрёнка остановилась, они пожелали спокойной ночи и ушли.

Я натянул одеяло на малышку, машинально обошёл комнаты парней и, чувствуя себя роботом, отправился к себе. В голове билась одна и та же мысль: либо это всё нереально, либо я схожу с ума. Третьего варианта не было.

***

«…На краю Небесного Полотна, где звёзды вплетаются в утренний туман, сидела Сплетающая Судьбы богиня по имени Аврора. Её тонкие пальцы перебирали серебряные нити судеб, а золотое веретено пело о предначертанном. Она видела всё: рождение и смерть, встречи и разлуки, любовь и предательство. Но никогда не вмешивалась – ведь ей было позволено лишь читать, но не править.

Однажды к Сплетающей Судьбы пришёл Ю-Лун, бог Грозы и Рассветного Ветра. Его глаза сверкали как молнии на горизонте, а голос был надтреснут и похож на хруст льда.

– Сплетающая, я пришёл к тебе не как бог, но как влюблённый, – сказал Ю-Лун. – В смертную женщину, чьё сердце бьётся в унисон с моим.

Аврора взглянула на нити. Серебряная нить женщины сияла мягким светом, её сердце было полно любви к Ю-Луну. Но их нити не переплетались, не соприкасались ни в одном узелке.

– Ваши судьбы далеки, Ю-Лун. Тебе не суждено быть с ней, – честно ответила она.

И тогда бог Грозы и Рассветного Ветра упал на колени и взмолился:

– Пожалуйста, сплети узелок. Я готов отказаться от бессмертия, если это позволит мне провести с ней хотя бы одну жизнь.

Его слова, полные искренности и отчаяния, тронули сердце Авроры. Она была богиней, а не камнем. И потому, поколебавшись на мгновение, она протянула руку и переплела их нити. Лишь один узелок, крошечный, почти незаметный, связал их жизни.

Но звёзды видят всё.

Цзюнь Лянь, богиня Цветущей Луны, чей взор давно и безответно преследовал Ю-Луна, заметила переплетённые нити. Её разум затопил холодный гнев, а губы шептали проклятия. Она пошла к Совету Богов и рассказала о дерзком поступке Авроры.

– Ткачиха позволила себе не только читать судьбы, но и изменять их! – воскликнула Цзюнь Лянь.

Совет был беспощаден. Сплетающую Судьбы призвали к ответу.

– Я видела любовь, – оправдывалась она. – Я не смогла отвернуться от столь чистого чувства.

– Но ты нарушила древний закон, – ответил Верховный. – Ни один из нас не вправе менять то, что вписано в Великое Полотно. Отныне тебе нет места на Небесах.

Но этого мало было озлобленной Цзюнь Лянь, которая считала, что Ю-Лун должен был провести своё бессмертие с ней, и она зашептала Верховному ещё одно наказание, применив свое очарование Луны:

– И отныне, Сплетающая Судьбы, – послушно повторил Верховный, – теряешь право называться так. Тебя будут звать Авророй – и только. Люди не будут узнавать в тебе богиню – лишь ту, кого будут готовыувидеть. Если человек будет думать, что ты уродливая старуха с гнилыми зубами, то так оно и будет. Если человек посчитает, что ты несмышлёный младенец, то так оно и будет. Если кто-то решит, что ты неопытный юнец, то так оно и будет. В том, что касается твоей собственной судьбы, ты ослепнешь.

Цзюнь Лянь продолжала нашёптывать что-то совсем кошмарное, но Верховный нахмурился, поднял руку, останавливая поток речей богини Цветущей Луны, и закончил:

– На этом всё. Лишь избранный, Зеркало Твоей Души, сможет снять проклятие, Аврора. И только он будет видеть тебя настоящую. Быть посему!

И Аврору лишили её золотого веретена и сбросили с Небес. Она упала на землю, приняв загадочный плывущий облик. Для кого-то она стала уродливой бабкой, для кого-то младенцем, а для кого-то юношей.

Говорят, Аврора теперь бродит среди смертных и слепо ищет своё Зеркало Души. Она всё ещё может видеть судьбы, но больше не может завязывать узлы. Никто не знает, как она выглядит. Никто не знает, что она и есть богиня. Но раз в год, ровно в Ночь Перерождения, небо зацветает яркими красками – это Сплетающая Судьбы из последних сил собирает накопленные за год силы и посылает предзнаменования…»

Юми прервалась на чтении знаменитой у драконов легенды, посмотрела на засыпающих братьев и вздохнула. Дальше про цвета нитей на небе и их значения она решила не читать. Рём, Сём и Теон клевали носами, впрочем, как и Ивэнь.