Край Мерцающей пыли

Анна Андреева

Край Мерцающей пыли

Глава 1

Яркое солнце заливало опушку леса. Травы тянулись к нему своими листочками, пытаясь стать выше соседей – вечно зелёных сосен и кедров, что своими ветками гладят облака. Молодые весенние побеги щекотали затылок и неприкрытые части тела, оставляя капли утренней россы на белой коже. Над цветами летали полосатые голдуфы, кропотливо собирая пыльцу. Сидя на цветках, они подставляли свои черно-золотые брюшки солнцу, греясь в его тёплых лучах. Я перевела взгляд с сочной зелени на вековые деревья Тихого леса. Птицы пели, радуясь ласковому весеннему теплу. Лёгкий ветерок пробежал по листве, траве и лизнул влажную кожу, вызвав волну мурашек и вернув из бездумия в мир.

Вставать с мягкой опушки не хотелось. Здесь, среди деревьев, кустов и лесного зверья, покой. Нет косых взглядов, плевков и страха получить камень в спину. От воспоминаний о жителях деревни я невольно поморщилась, мотнула головой, прогоняя мысли, и привстала на локтях. Вокруг парили разноцветные пушистые комочки, с маленькими чёрными глазками – левитирующие мышки. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что я единственный гость Тихого леса, засунула руку в карман и достала сверток с мерцающей пылью. Голодные зверьки тихо запищали, учуяв завтрак. Лёгкий взмах кистью и сверкающая золотом пыль, повинуясь мне, медленным ручейком потекла к руке, закручиваясь по спирали к самому плечу. Пас. И она взлетела, рассыпаясь золотым снегопадом над поляной. С пронзительным писком серые, жёлтые, голубые комочки ринулись трапезничать.

– Тихо, вы, а то ваш писк за лесом услышат. – Мои слова никак не тронули голодное зверьё, они продолжали верещать и сталкиваться, пытаясь оттащить друг друга маленькими лапками.

Налюбовавшись мышками, я убрала пустой сверток обратно в карман. И еще раз убедившись, что зрителей не было, встала. Отряхнула своё старое льняное платье, цокая при обнаружении новых дырочек в износившейся ткани, перекинула через плечо коричневую кожаную охотничью сумку и побежала в Яму.

Яма – маленькая деревня в крае Мерцающей пыли, мой единственный дом. От этой мысли губы тронула нервная улыбка: не каждый будет считать такое место домом, однако, другого у меня нет и никогда не будет. Скулу стянула боль, и я невольно потерла тёмно-синий синяк, покрывающий большую часть щеки. Деревню называли Ямой из-за её расположения в долине среди гор. При всём при этом, я пришла к совершенно иному выводу. Люди поколениями безвылазно проживают в долине, ни разу не увидев жизнь за горами, как в глубокой яме.

Путь от моей полянки до деревни был не близкий, а времени до начала смены на пасеке оставалось мало. Я, по обыкновению, бежала между деревьями, то и дело уворачиваясь от острых веток, коряг и перепрыгивая овражки. Почему из всех закоулков Селенгара мне посчастливилось родиться именно здесь? Глупый вопрос. Моя жизнь давно потеряла смысл. И искать его в сотый раз – нелепо: взор Великой Прародительницы обходит меня стороной с рождения, и мои стенания только позабавят её безразличную сущность богини. Зубы скрипнули, подавляя пустившую во мне корни злобу.

Сквозь толстые стволы и ветвистые кусты завиднелся просвет. Деревня проснулась. Отовсюду доносится: лай собак, стук молотов, басистые голоса мужиков и громкий задорный смех женщин. Приятную мягкую тень и прохладу леса сменило яркое солнце. Пробежав ещё немного, ноги ступили на песчаную дорожку и перешли на шаг.

– Опять ты. – Сухая женщина, идущая впереди меня, остановилась и ткнула локтем свою подругу в бледно-красном платке. – Глянь, Вогра, девка опять в лесу со своими родичами ночует.

Вогра скривилась, разглядывая мои растрепавшиеся волосы с торчащими из них травой и сухими иголками.

– Оставалась бы там и не мозолила нам глаза своим хворым рылом.

Ногти впились в кожу до рези в ладонях. Достали. Называют бездновых отродьев моими родичами? Но у них с ними больше общего, чем у меня: брызжут ядом и источают ненависть, не имея на то причин. Голова потяжелела от нахлынувшего гнева. Бездумный шаг в их сторону. Ещё один. Испуганное бабье подсобрало юбки и, опасливо оглядываясь, побежало к полуразвалившемуся деревянному домику – кузне.

– Опять деревенских распугиваешь? – Веселый голос Наира прозвучал за спиной. – Ох, ну и взгляд. – Крупный парень наиграно вытаращил голубые глаза. – Требую пощады, памятуя о нашей дружбе.

– Это не смешно. – Я старалась дышать ровнее, унимая рвущую мое нутро злость.

Мне становится хуже. Из-за пары слов, я была готова свернуть им шеи. С приступами гнева и раньше было справляться не просто. Сейчас же это переходит в не поддающуюся контролю ярость. Зажмурив глаза до белых мельтешащих пятен, я протерла ладонями лицо, стараясь скинуть горячие эмоции, как маску.

– Они сами виноваты. – Наир пригладил свои непослушные каштановые волосы и, скрестив руки на груди, нахмурился.

Устало выдохнув, я бросила в него бесцветный взгляд. Лёгкая рубашка натянулась, демонстрируя мускулистые натруженные руки парня и засохшие пятна крови на рукавах. Дурак. Мог бы и постирать. Наир проводил глазами пробегающих мимо детей и подошёл ближе, окутывая меня ароматом сена и сырой рыбы.

– Ходил на рыбалку? Я же просила брать меня с собой.

На реке безопасно, но случаи нападения тварей там не так уж и редки.

Наир не смог скрыть своего удивления, но спрашивать о том, как я узнала о его походе к реке, не стал. Вместо этого он сощурился и ответил вопросом на вопрос:

– А ты опять провела ночь в лесу? – Укоризненный взор и напряжённые мышцы, выдавали его раздражение.

Ответить было нечего. Полянка в лесу – островок спасения. Отдушина. Место, где я могу скрыться от почти осязаемой ненависти и расслабится, наслаждаясь уединением с единственным человеком с которым мне спокойно – с собой.

– Дэлла, я знаю, тебе не просто. – Не желая принимать жалость, я опустила глаза на носки черных потертых кожаных сапог. – Но это не повод рисковать жизнью, уходя в Тихий лес ради спокойствия.

– Угу, – пробурчала я в ответ, всё ещё не поднимая головы и надеясь на завершение его пустой кисельной речи.

Ему прекрасно известно, я не перестану туда ходить. И для чего, день через день, повторять мне одно и тоже?

Рядом с моими познавшими жизнь сапогами встали не менее потрёпанные сапоги друга. Его руки, едва касаясь, обняли мое лицо и подняли голову. Оглядев темнеющее синее пятно на щеке, Наир дёрнул желваками.

– Глупая, это им с их рожами надо прятаться по глухим лесам. А ты прекрасна. – Он провёл пальцем по золотым веснушкам, покрывающим мой нос и щеки.

Его слова болезненным эхом кольнули в груди.

– Глупая?! – Я грубо оттолкнула Наира от себя, – Мы ишачим на пасеке, зная, что мерцающая пыль медленно убивает нас. Люди оплакивают родных, видя, как на остывающем теле проступает россыпь золота. Прекрасна? Я живое напоминание о неминуемой смерти, Наир. Злая шутка Великой Прародительницы. – Друг тяжело вздохнул и поджал губы. – Они срывают на мне своё бессилие, не видя дальше своего глухого страха умереть. Если я не буду уходить в лес, я дам им ворох возможностей вывалить на меня свою гнилую сущь. – И одной Великой известно, чем это закончится для меня и для них… – И кто, после этого глупый?

–Я, Дэл. Я глупый. – Друг изобразил покорное раскаяние. – Но они загоняют тебя в угол, так не должно быть.

– Не должно. И я ненавижу их за это. Всех. – Поморщилась. – Пойми: у меня не будет другой жизни, и мне остаётся научиться существовать в этой. А твои жалостливые причитания по этому поводу, лишь подначивают ненависть к ним. Избавь меня от своей жалости. Она нужна только тебе.

Грудь друга высоко поднялась и порывисто опустилась – не согласен. Громкий звон колокола ударил по ушам, напоминая о начале рабочего дня. Как по команде, мы двинулись с места, ведомые на звуки, годами отложившиеся у нас в памяти. Я недоверчиво глянула на Наира, ожидая новой порции жалости, но он шёл лёгкой и уверенной походкой, улыбаясь своим мыслям, словно минуту назад между нами не было неприятного разговора.

«За это я тебя и люблю, Наир», – подумала я и вздохнула. Как бы мы не ругались, никогда не застревали в вязкой луже обиды, а перешагивали и шли дальше, не видя смысла сетовать на вспыльчивость друг друга.

– Сегодня прекрасное утро. – Парень раскинул руки, наслаждаясь новым днём.

Окинув взглядом тёмно-зелёный лес, окружающий долину, я засмотрелась на красно-бурые рванные горы. Они отделяли меня от внешнего мира, как высокая неприступная стена, обрекая на недолгую блеклую жизнь среди людей, которые меня ненавидят.

– Обычное приевшиеся утро, – буркнула я, прожигая ненавистью далёкие красные скалы.

По привычке наморщив нос, я отвернулась к редким покосившемся избушкам. За ними, ближе к лесу, темнеют поля, готовые к посадке пшеницы, и виднеются конюшни – три продолговатых дырявых сарая, укрывающихся в густой тени хвойных пушистых лап деревьев.

Остальную часть долины, без малого половину, занимает пасека. Ульев так много, что жужжание голдуфов слышно в любой части деревни – ещё одна причина любить мою полянку в Тихом лесу.

– Наир, ты не думал сбежать из деревни? – Я брезгливо отвела глаза от Ямы к другу.

– Да как-то не приходилось, – осторожно ответил он. – У меня тут бабушка, я не могу ее бросить.

– Точно.

– А ты хочешь убежать? – Наир напрягся.

– Хочу. Было бы здорово уехать вместе. Поселиться в деревне в крае Истинного света. Торговец говорил, что жизнь там проще и люди добрее.

– Там жизнь ни чуть не легче. Что зажиточный торговец может знать быте простого люда? – Наир нервно дёрнул плечами. – Ничего.

– Возможно… – Я представила, как покидаю Яму, и улыбка сама наползла на лицо. – Я всегда так жду его приезда. Он рассказывает невероятные истории о жизни за горами. О высоких домах, разнообразных лавках со всевозможными товарами. О магических изобретениях – артефактах и праздниках устраиваемых в столице. Хотелось бы побывать хоть на одном из них. Очень похоже на мечту. Что скажешь?

Голубые глаза забегали, а рот друга открылся и закрылся, проглотив невысказанные мысли.

–Глупая мечта, – отрезал он, спустя время.

Обидно. Своими словами Наир тушит последний огонек надежды, теплящийся во мне, – надежды на будущее за пределами этой «Ямы». Я и сама прекрасно понимаю, что это больше фантазия, чем мечта. Покинуть край возможно лишь с позволения Старшего. А получить его можно только в двух случаях: удачный брак с жителем соседнего края или положить на стол главному увесистый мешочек монет. Накопить даже приблизительную сумму не представлялось возможным. За работу на пасеке не платят, лишь в конце осени дают немного овощей и солений. Что бы прокормиться люди подрабатывают, охотятся и рыбачат в свободное время. Но, как известно, в деревне я девка знаменитая, так что на подработки не берут. Приходится делать чёрную работу за гроши: убирать конюшни, выкладывать погребальные костры для почивших, а затем закапывать их пепел. Иногда, я собираю редкие травы глубоко в лесу и продаю травнице, принимая, как плату, не только монеты, но и еду, одежду и нужные в хозяйстве вещи. Никто другой не взялся бы за эту работу – уж слишком опасно. За неимением выбора, травница смирилась и частенько обращается за помощью. А может она надеется, что однажды я не вернусь? Не дождется. Так или иначе, я скопила двадцать медяков. Не густо. Не хватит даже на пару новых сапог. И мечта о мире за горами – сладкие грёзы.

– Я не хотел тебя обидеть, Дэлла, – мягко начал Наир. – Девушка должна мечтать о муже и доме полном детей, а не о побеге и хождению по лесу кишащему бездновыми отродьями.

– Ну да, я же самая завидная невеста в деревне, – грустно посмеиваясь, я обвела рукой редких деревенских, опаздывающих к началу смены. – Все так и мечтают со мной породниться.

– Может не все, но один парень жизни без тебя не представляет.

Наир остановился и открыл скрипучую дверь рабочего сарая.

– Ты головой не ударялся последнее время? Какой ещё парень?

В отличие от своей мамы, я не была яркой красавицей. Тёмные густые брови делали мой взгляд грустным. Большие глаза, цвета зимней тайги, не несли сияния миру. Они всегда ждали мирского подвоха и заранее кололись, как ежиные иголки: к ним не нужно прикасаться, чтобы понять их остроту. Прямой нос и часть щёк покрывали злополучные золотые веснушки. Впалые щеки и острые скулы кричали о постоянном недоедании. В добавок титул «хворой деревенской» не добавлял мне привлекательности. Поэтому слова Наира о таинственном парне похожи больше на злую шутку. Мог ли он говорить о себе? Я осторожно покосилась на друга. Нет. Даже думать об этом не хочу.

Немного помявшись у входа, я зашла в холл. Косое здание, сколоченное из старых серых досок, скрипело, обещая свалиться зашедшему на голову. Не хотелось бы тут находиться, но отметиться у Старшего нужно.

В сарае стоял шум, а духота сразу сдавила горло. Тесное помещение заполнилось запахом пота, кислого дыхания и пыли. Мужчины и женщины стояли друг за другом, громко обсуждая последние высосанные из пальца новости, и по одному подходили к Старшему, отмечаясь в пергаменте.

Захар сидел за столом, поглаживая седую бороду и бегая маленькими бесцветными глазками по каждому рабочему.

Мы встали за двумя громко смеющимися мужиками и, тихо переговариваясь, ждали своей очереди.

– Дэллка. – Крупный мужик, развернувшись к нам, обнажил пожелтевшие от дешёвого табака зубы. – Вижу, тебе не приглянулся подарок Шижи.

– Заткни пасть, Грит. – Наир напрягся всем телом.

Грит на миг замер, осмотрел его и, решив не ввязываться в драку, фыркая отвернулся.

– Зато Шиже подарок пришёлся по вкусу. – Я не разделяла его миролюбивого настроения.

Плечи Грита окаменели. Заметив его реакцию, я расплылась в улыбке.

– Шижа сегодня не ночевал дома, – вздохнула чернявая девушка – Гжеля, теребя тонкими пальчиками рукав расшитого синими нитками платья.

– Что ты с ним сделала?! – Мужик резко развернулся и, схватив меня за грудки, поднял перед собой.

Двое плечистых парней в миг схватили, бросившегося на помощь Наира. Он, взбешённый происходившим, вырывался, громко обкладывая их бранными словами и выкрикивая угрозы. Парни настороженно переглянулись, но не отпустили, крепче сжав рвущегося ко мне друга.

– Не поможет тебе твой защитничек, – прошипел Грит. – Что с Шижей?

Висеть в воздухе было неприятно, но ещё неприятнее было его несвежее дыхание с примесью тухлого пива. Такая же вонь вчера исходила и от приятеля Грита. Смрад окунул меня во вчерашний вечер, поднимая скрипучий влажный голос Шижи под черепом.

– Дарю тебе этот прекрасный мешок, чтобы ты могла прятать в нём свою хворую рожу. – От смеха его пузо задергалось, а поросячьи глаза мерзко заблестели, предвкушая мои унижения. – Не хочешь? Тогда я пришью его к тебе за уши, чтоб у тебя не было желания его сорвать!

Я попросила его просто уйти, но он решил поступить по своему.

– Отвечай! – Терпение Грита было на исходе.

– Он получил то, что заслужил! – Я теснее обхватила запястья удерживающих меня рук.

– Где он? – синие глаза мужика налились кровью, обещая мне скорую расправу.

– Я оттащила его в лес. – Грит отвлёкся на крик парня, прижимающего к разбитому Наиром носу ладонь. – Перед уходом сломав обе ноги этому ублюдку! – Оттолкнувшись ногами от его бедер, я полетела на пол.

В одно движение я достала из-за голенища сапога ржавый нож и, вскочив на ноги, выставила клинок перед собой.

Шепотки заполнили сарай.

– Она опасна! – выкрикнула высокая кареглазая женщина.

– Прогнать! Прогнать в лес!

Грит ошпарил меня взглядом полным отвращения и, осмотрев нож в моей руке, благоразумно отступил на шаг назад.

– Я говорила Патриции оставить её в лесу, как только та появилась на свет! Зря не послушала, теперь её блаженная дочь калечит честных людей, – отозвалась Вогра.

От их слов не хотелось плакать, доказывать обратное, оправдываться. Хочется… смеяться? Громкий заливистый смех вырвался из меня. От него больно хватало сердце и горчило во рту.

– Великая, сохрани нас от её безумия, – прошептал низкорослый молодой парниша, сжав застиранную серую шляпу в руках.

– ЗАТИХНИ, ОТРОДЬЕ! – Захар соскочил со стула и ударил кулаком по столу. – Будь благодарна, что не выкинули тебя после смерти матери! Моли Великую, что бы Шижа нашёлся, или отправишься жить к бездновым тварям!

Крик старшего заставил меня вздрогнуть, притихнуть и напрячься. Нож опустить я не могла даже при всём желании. Острое чувство опасности бегало мелкой дрожью по позвоночнику, зарождая комок пульсирующей магии под сердцем. Я начала душить в себе всколыхнувшуюся силу, не давая ей явиться и раскрыться перед деревенскими.

Захар молча кивнул парням, удерживающим Наира, и указал подбородком на дверь. Уже через секунду друг подбежал ко мне. Тёплые руки приобняли меня за плечи, окутывая мнимой безопасностью. Наир мягко огладил побелевшие костяшки руки, сжимающей рукоять.

– Опусти нож, Дэл, – нежно, почти шёпотом, попросил меня друг. – Он того не стоит.

Закрыв глаза, я призвала всё своё самообладание, желая покинуть сарай как можно скорее. Раскаленная струна, звенящая от напряжения, начала ослабевать. Наир продолжал уговаривать, его голос маслом растекался по телу, притупляя орущее в голове желание порвать и наказать. Неудовлетворенная магия болезненно сжала лёгкие, вместе с воздухом забирая силы. Руки плетьми упали вдоль тела. Чувство опасности начало уходить, оставляя пустоту, слабость и привычную злость, поселившуюся в костях.

Отдернув старый шерстяной пиджак, Захар сел на стул и скривился на меня, как на кусок дерьма. Грит и другие деревенские вернулись к очереди, жадно обсуждая произошедшее. И я не сомневалась, что это «событие» они замусолят до дыр. Ото всюду на меня посыпались укоризненные взоры и неприкрытые слова презрения.

– Не слушай их, Дэл. – Наир забрал из ладони нож и положил его за голенище моего сапога. – Пошли. Нам пора работать.

Время близилось к обеду, а мы не собрали пыль и с половины отведённых нам ульев.

– Мерзкий старик дал нам самый большой участок, – сквозь зубы прошипел Наир.

– Прости. – Я сняла крышу улья. – Это всё из-за меня. Не стоило тебе лезть.

– Ещё как стоило! – Он пнул камень и, наблюдая, как он скрывается в высокой траве, махнул рукой. – Пойдём, прогуляемся до озера. Работа никуда не убежит.

–Да, сейчас, только закончу.

Подойдя к открытому улью, я поднесла к губам ракушку из белого камня. Набрав побольше воздуха в лёгкие, приступила к исполнению мелодии для сбора мерцающей пыли. Тихая, спокойная музыка поплыла по пасеке, заполняя собой всё пространство. Голдуфы, забыв о своих делах, замерли, вслушиваясь в звуки. Пыльца нехотя заворочалась на дне улья. Пара мгновений и она заструилась, начиная свой танец. Закручиваясь вокруг меня, сияющая пыль поднималась выше, распадаясь на множество золотых ручейков над головой. Смена тональности и вдоволь накружившаяся пыльца не спеша оседала в ракушке.

– И как только у тебя получается так быстро расшевелить мерцающую пыль? – Наир поднёс ко мне кедровую бочку.

– Магия, – с улыбкой ответила я, стуча о стенки бочки ракушкой.

Наир закатил глаза.

– Тогда мне стоит доложить защитникам, что в Яме завёлся маг-бесклятвенник.

– А успеешь? – Я хищно растянула губы, показывая безумный оскал.

– Великая, избавь меня от этого. – Наир отмахнулся от моей гримасы и закашлялся. Судорожные вдохи граничили с хрипами, перебивая вибрирующую песню сотни голдуфов.

В моей груди защипало беспокойство.

– Ты говорил про озеро. Идём?

– Да. – Друг прочистил горло и скривился, глядя на пыльцу.

Озеро – хорошая идея. Работая под палящим солнцем, мы вспотели, и льняная ткань не приятно липла к телу. От жужжания голдуфов голова распухла и болела. А периодические приступы удушающего кашля Наира отдавали в затылок, тревожа и без того неспокойные мысли. Ему нужен свежий воздух, без приторно-тяжёлого запаха пыльцы. Он совсем плох последнее время. Кашель стал чаще, а в основании ногтей уже залегло золото – рановато для двадцатитрехлетнего парня.

– Не смотри на меня так! – огрызнулся он.

– Как? – Я не придала значения его тону и оглянулась за спину, наблюдая, как виднеющаяся в дали деревня становится всё меньше и меньше. Это было моим любимым занятием. Каждый раз я представляла, что ухожу навсегда, и Яма остаётся за спиной ничтожным темнеющим пятном на моей памяти.

– Как на умирающего.

– А разве это не так? Мы все здесь медленно умираем. – Не знаю, как он отреагировал на мои слова: взор приковал медленно приближающийся красно-бурый берег. – Если ты продолжишь отрабатывать со мной мои проступки, то… сам знаешь, чем это закончится.

– Я заслужил наказание в большей мере, чем ты. Тем более, мне нравится проводить с тобой время, пусть и за работой.

– Этого бы не происходило, если бы ты не трясся надо мной, как курица над яйцами! – Я резким движением отбросила заплетенные в небрежную косу русо-золотистые волосы, и они хлыстом ударили меня по спине. – Вот кто тебя вчера просил мне помогать? Шижа получил от меня по заслугам, но ты вмешался и перегнул палку! Ломать ноги и бросать в лесу – это слишком, Наир!

– А почему бы и нет? Тем более, как ты говоришь, там не так опасно. – Наир говорил спокойным тоном, и это пугало.

– Это разные вещи! – Мой крик разнёсся над озером. Испуганные водомерки заскользили по его поверхности, ища убежище в тени редких кувшинок.

Раздражаясь глупостью Наира, я бросила сумку на песок и села, обняв колени. Да, я далека от сдержанности и благоразумия, но мне хватает ума понять грань за которую нельзя переходить. Я борюсь с собой, хоть иногда кажется, что злость уже давно не часть меня, а живущая во мне сущность, толкающая на дурные поступки.

– И в чем разница, Дэл? – Друг нагнулся и погрузил руки в горячий румяный песок. – Он взрослый мужик с весом борова, ты хрупкая восемнадцатилетняя девушка. Даже со сломанными ногами у него больше шансов выжить в Тихом лесу, чем у тебя.

– Он не сможет убежать! И я провожу в лесу больше времени, чем кто либо в этой деревне, и знаю, как избежать встречи с тварями. А он – нет!

– И как? – Наир сел рядом и задумался. – Мы с тобой знакомы с детства, но я не знаю о тебе ничего, чего бы не знали остальные.

– Значит так надо. – Я натянула рукава, скрывая шрам на предплечье. Пряча его больше от себя, чем от него: Наир неоднократно его видел.

Друг, в очередной раз не получив от меня ответа, раздражённо запыхтел.

Что я могу ему сказать? Лишь то, что подтвердит слухи о моей «ненормальности». Я всегда была другой: как внешне, так и внутренне. Только мама знала мой секрет, и она унесла его с собой в небесные чертоги Великой Прародительницы. И, надеюсь, она не видит во что превратилась жизнь её дочери.

– Ты не доверяешь мне?

– Наир… – Сказать было нечего, я могла лишь смотреть на пропитанное грустью лицо друга.

– Не нужно. Мне всё понятно. – Наир выставил перед собой ладонь и отвернулся, давая понять, что слова излишни.

Природа молчала, словно прислушиваясь к нашим тревогам и переживая их вместе с нами. Небо заволокли тучи, делая воду широкого озера грязно-серой. Ветер играл на камышах, но почти беззвучно – скорбно.

Я считаю Наира другом, и подпустила его настолько близко, насколько способна. А ему мало, он пытается залезть ко мне в душу, надеясь вылечить и понять. Не получится. Даже я в неё не лезу, боясь утонуть в своре горьких чувств и печальных воспоминаний.

– Вечером зайду к Захару и расскажу правду, что это я покалечил Шижу и унёс в лес.

– Зачем? Мне это никак не поможет. – Я пожала плечами, игнорируя пристальный взгляд Наира на безобразном синяке, темнеющем на моей щеке. – Не будь идиотом. Если тебя перестанут брать на подработку в поля, как ты прокормишь себя и Бабу Элью?

– Идиот будет охотиться и рыбачить. – Лицо парня на секунду исказила злоба. – Будем ходить в лес вместе, научишь меня избегать тварей.

– Звучит неплохо. – Я натянуто улыбнулась и привалилась к плечу друга. Хватит споров: я устала. – Я постараюсь тебя научить, но при условии, что ты не пойдёшь к Захару.

– Согласен.

Врет. Он всё равно пойдёт к Старшему. Но и я с ним не честна. Научить чуять тварей, я не смогу. Как учить тому, чего сам не понимаешь? Вжавшись щекой в руку друга, я наслаждалась его спокойной родной близостью. В хмуром небе проплывала стая диких уток, на короткий миг унося с собой мои тревоги. Может однажды я всё расскажу Наиру, но не сейчас.

Ветер усилился, пуская на гладь озера мелкую рябь. Голдуфы притихли. Птицы перестали петь свои песни и скрылись в пушистых ветках кедров и сосен. Тихо. Лишь шелест листвы и размеренный стук моего сердца. Слишком тихо.