Пастух и революция

Пастух и революция

Алекс Веагур

© Алекс Веагур, 2025

ISBN 978-5-0065-3867-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая. Революция

Как-то раз в одном царстве решили свергнуть царя. Однако, понятным это стало не сразу – причём, не только для царя с охраной, но и для самих смутьянов.

Началось это вот как.

Однажды три пластилиновых друга заявили о переменах к лучшему, и вышли с этим в свет. Вернее – к единственному фонарному столбу посреди парка.

Волеизъявив на асфальте об электрификации всего парка, молодые люди на своих же лозунгах и заснули. А когда на рассвете двухголовый светоч проснулся, то увидел рядом с собой деревянного человека. Позади него поспешно ковыляла прочь третья голова.

Незнакомец же сидел на корточках и молча изучал надписи.

– Ну, наконец-то! – вдруг проговорил он, поднимаясь на ноги. Его глаза горели. Он помог подняться и оставшимся пластили́нтам, а затем стал говорить. Он говорил о жизни, о высоких идеях, к которым должны стремиться наделённые жизнью, и о ветре перемен, необходимом для реализации таких идей.

Когда деревя́нец от души пожал слушателям руки, их пластилиновые ладони пронзили металлические кругляши.

– Спрячьте, – сказал, будто пролязгал, деревянный человек. – Вы это заслужили.

Тут же распахнулись пластилиновые грудины, и медяки исчезли…

***

В тот же день группа пластили́нтов значительно выросла в размерах. И заняла место на площади перед самим дворцом. Требования её также изменились: электрификация всех парков в царстве – и не меньше!

Прошло несколько дней.

Толпа тре́бовальщиков росла.

Вместе в пластили́нтами на площади теперь горланили безрабо́тники и пустотелые шокола́дцы. Была замечена даже горстка сахари́нтов со стекля́нцами. Но после дождя с градом от первых краснокнижных не осталось и следа, а останки вторых по наущению деревя́нцев ушли в пределы самого старого пластили́нта. Старик от такого внимания быстро сменил брюзжание на заговорщицкий вид, а размахивания клюкой – на полную грудину медяков. Он занял почётное место среди демонстрантов, для которого ему выделили кресло-каталку.

Демонстранты же в своих требованиях пошли дальше. И теперь к паркам на транспарантах добавились лесопосадки, чердаки многоэтажек и подвалы на заброшенных стройках. А к электрификации – четырёхдневная рабочая неделя и бесплатное какао.

Между тем, обладатели тайных медяков и обладатели лязгающих голосов продолжали тайно собираться. Лучше всего для таких собраний подходили стихийные палатки среди протестующих – они появлялись перед каждой встречей и сразу после её окончания исчезали.

Однажды после очередной стихийной палатки стали меняться плакаты. Они прибавили в цвете, в размере. Но постепенно утратили рамки. Это стало понятным, когда наряду с требованиями на плакатах появилось место обличению.

Теперь в вину царству вменялось само наличие в нём тёмной стороны. Вместе с таким инкриминированием появлялся призыв к избавлению. Хотя понимания, как избавиться от этой тёмной стороны, ни у кого из протестующих не было. Лишь остро ощущалась необходимость самих перемен. Пока же – в ожидании так нужного всем озарения – обличающие тре́бовальщики пухли на харчах деревя́нцев, матерели и умудрялись при этом проводить затейливые параллели.

К примеру, на одном из транспарантов появилась следующая надпись: «Электрификация наших душ». Что сие означало, никто толком не знал. Но звучало красиво. И загадочно. А потому транспарант прижился…

***

Тем временем из дворца за происходящим внимательно следили. Но не пресекали. То ли хотели протестировать демократию на деле, то ли не считали смутьянов за реальную угрозу, то ли что-то другое.

И хотя на диалог к протестующим никто не выходил, количество камнеголовой охраны перед дворцом увеличилось.

Деревя́нцы же продолжали говорить о ветре перемен. Стихийные палатки продолжали ненадолго появляться. Всё это вместе продолжало поддерживать недовольство демонстрантов на плаву.

Но вода точит камень. И не замечать трансформации становилось всё сложнее.

Недовольство протестующих теперь всё больше походило на негодование. Стихийные палатки уже не исчезали и всё больше походили на укрепления. Только вместо ожидаемого ветра перемен неожиданно случилось… поветрие.

Тут-то камнеголовым приказ и поступил: «Площадь от демонстрантов очистить, так как не положено!»

Только поветрие оказалось с размахом. Самая настоящая эпидемия! Да к тому же коварная. Потому зачистка произошла не по плану.

Другими словами, приказ выполнить не удалось, но площадь в итоге очистили.

И вот как это случилось.

Пришедшую посреди ночи эпидемию никто не ожидал. Об этом говорило деликатное похрапывание перед дворцом.

Но в одночасье ещё недавний ропот толпы перерос в нарастающий рокот. Загудела площадь. Толпа стала бесноваться и швырять в сторону растерянных и полусонных камнеголовых разнообразный мусор.

Укрепления из стихийных палаток очень быстро превратились в баррикады. Последние, будто ненасытные воронки, вобрали в себя не только плитку с площади, но и памятники со всей округи, какие-то оградки, лавочки, были даже велосипеды.

Немалый символизм придавал установленный поверх баррикад фонарный столб – тот самый, с парка, где и зародилось волнение. На этом столбу водружался манекен в женской шляпке с вывернутой вверх пластмассовой рукой. Привязанный к руке зажжённый факел должен был если не символизировать укрощение, то хотя бы намекать на независимость.

Других горящих факелов на площади не было. В целях безопасности.

Зато было много фонариков. Особенно в первом ряду.

Выстроившись полукольцом, первый ряд демонстрантов стал топать ногами и бить себя в грудь, от чего одновременно слышался и глухой стук подошв о выщербленную площадь, и звон медяков в грудинах.

Примерно в середине первого ряда восседал с заговорщицким видом один пластили́нт. Это был тот самый старик. В руке он держал тот самый загадочный транспарант с тремя строчками – то ли заявляющий об электрификации душ, то ли её требующий. Когда старик тоже бил себя в грудь, вместе со звоном медяков раздавался дребезг разбитых градом краснокнижных стекля́нцев. От осознания такой исключительности, а также от непосредственного участия в таком историческом событии, старик не обращал внимания на свои догадки, время от времени пробивающиеся в его затуманенном сознании.

В это время, словно по какому-то сигналу, затопали ногами и забили себя в грудь пластили́нты, безрабо́тники и пустотелые шокола́дцы из других рядов. После исполнения этого ритуала толпа, охваченная поветрием, наконец-то двинулась вперёд.

***

Камнеголовые перед дворцом замерли. Но вот они сделали шаг навстречу толпе, а затем на всякий случай отступили на пару шагов назад. И снова застыли.

Подул ветер.

Толпа возликовала. Деревя́нцы многозначительно улыбались. Пришествие долгожданного ветра перемен теперь ни у кого не вызывало сомнений. От этого у толпы ликующих словно открылось второе дыхание.

Лучи фонариков всё яростнее вонзались в камнеголовых.

Однако второе дыхание открылось и у единственного факела на площади. Разгоревшись от избытка эмоций и кислорода, огонь охватил сначала привязанную к нему руку, а затем через шляпку перекинулся и на весь манекен.

Непредвиденное жертвоприношение вышло фееричным! Со свистом капли горящей пластмассы полетели в сторону дворца!