Ясак

Воевода снял шапку и опустился на колени. Глядя на него, все кто находился в это время во дворе, словно опомнившись, тоже рухнули в снег на колени.

***

В Тобольскую ссылку, как было указано в подорожной грамоте, кроме царской невесты были так же препровождены двое братьев Желябужских – Александр и Иван и их престарелая мать. Все они приходились близкими родственниками Марии Хлоповой по материнской линии.

Почти три года прожила царская невеста в Тобольске. По ее просьбе она вместе с бабушкой была поселена в новом тереме близ древнейшего в Сибири Знаменского монастыря. Там они и проживали, все эти три года, проводя время в молитвах и рукоделии.

Братьям Желябужским, по распоряжению Куракина, была отведена изба попроще и победнее. Неизвестно же за какие преступления их сюда направили, а указаний по строгости их содержания не было.

Саму же Марию Хлопову Иван Семенович просто вынужден был окружить заботой и вниманием, так как из Москвы постоянно интересовались состоянием ее здоровья.

И вот, наконец-то, этой осенью пришел царский Указ с требованием – по санному пути отправить Хлопову, а вместе с ней и всех остальных ее родственников, на новое место ссылки в Верхотурье. Тогда еще этот острог не подчинялся Тобольскому разряду и был самостоятельным поселением, со своим воеводой Сомовым Федором Ивановичем.

Только теперь вспомнил вдруг Иван Семенович, что говорил ему князь Голицын. Все перемены будто бы на Москве теперь происходят, от того, что уже едет из многолетнего польского плена отец царя Михаила, Патриарх Филарет. Зная Федора Никитича не понаслышке Куракин, даже обрадовался этому. Уж он-то точно наведет порядок в боярской Думе.

Имея уже титул Патриарха и Великого Государя Российского, Филарет наверняка станет управлять государством по своей воле и усмотрению.

***

– Иван Семенович! – Окликнул, задумавшегося воеводу, запыхавшийся подьячий Агафон. – Депеша тебе от Петрушки Албычева.

– Что там?

– Прописано, что решили они на Кети-реке новый острог ставить, так как дальше в зиму двигаться нет никакой мочи.

– Ты что дурак несешь-то? Какой острог на Кети?

– Макыцкий писано

Глава 5. Загадочный пожар.

В этом году зима в Сибирь пришла рано. В конце сентября уже основательно похолодало, по Кети уже несло ледяную шугу, а к Покрову и вообще река полностью покрылась льдом. Все избы и землянки новоиспеченного острога замело снегом и только струившиеся из труб дымки, да утоптанная тропинка к речной проруби выдавали присутствие здесь людей.

***

В основном все участники экспедиции были людьми бывалыми, привыкшими к суровым сибирским зимам. Многие либо родились в Сибири, либо несли здесь ратную службу уже не один год. Те же, кто впервые оказался зимой в сибирской тайге, предпочитали отсиживаться в избушках, коротая короткие зимние дни, сидя у теплой печи, изредка выбегая на мороз по нужде и испуганно вздрагивать по ночам от треска вековых сосен.

Тот, кто не понаслышке знаком с Сибирскими зимами знает, что главное, это иметь достаточный запас дров. Чего-чего, а уж этого добра в сибирской тайге хватает. Казаки еще с осени напилили и накололи столько березовых дровишек, что их хватило бы не на одну зиму.

С провиантом тоже дела обстояли не критически, хоть запасы ржи и овса были рассчитаны на год, но год-то еще не кончился. И пусть никто не предполагал, что придется зимовать на полпути, хлеб еще был.

– Даже если зерна и хватит до лета, – рассуждал Албычев – то в следующую зиму, ежели, не придет обещанный Куракиным караван, придется обходиться без хлеба.

Правда с рыбой и мясом проблем не было. Сибирская тайга всегда прокормит опытного и смекалистого охотника и рыболова. Тобольский сотник Черкас Рукин был коренным сибиряком во втором поколении, уж он-то точно знал толк и в рыболовстве и охоте. Две бригады таких же таежников под его началом вдоволь заготовили на зиму и мяса, и рыбы. А те, кто никогда охотой не промышлял и, как говорится, настоящей тайги отродясь не видывал, успели запастись и ягодами, и грибами. В общем, всем осенью занятие нашлось, а чтоб никто от работы не отлынивал, пристально следили назначенные Черкасом казачьи десятники.

***

Как всегда это бывает, большая часть участников любой экспедиции даже не подозревают какие перед ней стоят цели и задачи, целиком и полностью полагаясь на своих командиров и начальников.

Конечно, как всегда, в отряде были различные кривотолки, сплетни и пересуды по поводу истинных задач стоящих перед путешественниками. Основная версия, обсуждаемая холодными зимними вечерами возле пылающих печурок и очагов, это – что идут они к Енисею ставить Тунгусский острог. Но были и другие слухи, от войны с тунгусами и, до совсем уже фантастического, похода на Бухару или Китай с целью захватить и колонизировать басурман, приобщив их к единственно правильной святой православной вере.

***

Кроме основной задачи, строительства Тунгусского острога на берегу Енисея, было и еще одно поручение, о котором знал только Петр, но народ, раньше времени в это он не посвящал и даже другу своему Черкасу не говорил. Таков был приказ Первого воеводы Тобольского разрядного острога князя Куракина и Митрополита Ионы Архангельского.

Накануне, перед тем как им предстояло отправиться в путь, его кликнули в терем к Тобольскому воеводе, для секретного разговора.

***

В те времена вся Сибирь в религиозном отношении была подведомственна архиепископам Вологодским и Великопермским. И когда воевода представил Албычеву монаха, присланного в Тобольск от архиепископа Макария, Петр уважительно склонил голову и опустился на колени, прося благословения.

Именно в тот памятный вечер при свете пылающего очага и свечей, освещающих в красном углу иконы с суровыми ликами святых, монах и поведал ему эту тайну.

По словам монаха, в тех краях, куда утром должен отправиться его отряд, должен быть православный скит, где давно в уединении и молитвах праведных живет старец Тимофей со своей монашеской братией.

Как поведал монах, Тимофей Иванов в тех местах на берегу Енисея проживает уже более двадцати лет.

Еще при первом патриархе Иове на Енисее уже существовал этот скит. Знал об этом и его преемник, патриарх Гермоген. При нем скит тот называли Спасо-Преображенским монастырем и связь Патриархата со святой обителью непрерывно существовала. Правда в смутные времена было не до этого, контакты прекратилась. Но, патриарх Филарет, уже скоро вернется в Москву и он требует, связь с Спасо-Преображенским монастырем, незамедлительно восстановить.

И вот теперь, пользуясь оказией, с разрешения митрополита Ионы Крутицкого, временно управляющего Русской православной церковью, архиепископ Макарий повелевает ему, сыну боярскому Петру Албычеву, отыскать тот монастырь.

***

«Дети боярские» в России считались сословием благородным и входили в число служилых людей. Считалось, что все они были потомками старинных боярских родов и потому их жаловали не меньше дворян.

Петр знал, что первым, кто в их роду получил русское дворянство, был его дед Албыч-мурза. Он служил еще в Золотой орде, но после распада Великого ханства присягнул русскому царю Ивану Третьему.

Потом, уже при правлении Ивана Грозного, потомки дворян Золотой орды были подвергнуты опале. Многие из них были казнены, некоторые отправлены в Сибирь. Вот таким образом Петр Албычев и оказался в Пелыме в статусе сына боярского.

Тогда там, в тереме тобольского воеводы, Петр поклялся, что исполнит волю государя и Святой русской православной церкви, и раньше времени тайну эту не разгласит.

Но как оказалось, эта тайна была уже давно не тайна. Служилым людям из его отряда она давно была не только известна, но и от частого повторения приобрела уже поистине причудливые, даже фантастические формы и очертания.

Казачки десятника Кайдалова, ходившие однажды в те места воевать тунгусов, любили почесать языком, рассказывая изумленным слушателям, как не раз на берегах Енисея им приходилось встречать неведомого человека-призрака. Человек якобы тот никогда на разговор не шел, а быстро и почти бесшумно исчезал в чаще леса. Да так, что потом казалось будто его никогда и не было вовсе.

***

Сотник Рукин любил иногда потолкаться среди своих стрельцов, посидеть у костра, похлебать с ними из одного котелка, а иногда и выпив кружечку-другую браги, послушать байки бывалых людей.

Как-то, зимним вечерком, он вдруг завел разговор о таинственном старце.

– Слышал я вчера от казачков тех, что с Кайдаловым в Кетском остроге служили, байку ту занимательную, что нам Андрейка Фирсов поведал.

– Что ж тут удивительного? Они ж почитай с Андрейкой там и были. Или что новенького слышал, о чем Андрейка умолчал? – Поднял голову Петр.

– Да нет вроде, все так. И про старца седого и про медведицу. И послы остяцкие, что от Намака приходили, то же самое говорили. Якобы живет там кто-то из русских и уже давно живет, да вроде и не один. Ты сам-то раньше об этом ничего не слышал? – Черкас внимательно глянул на атамана.

– Нет. – Буркнул Петр. – Некогда мне всякие байки слушать и ты такие разговоры не поощряй.

– А вот еще остяки говорили, – не унимался Черкас – что там, в тайге, живет какой-то то ли шаман, то ли колдун. Ему вроде уже много тысяч лет от роду и он, якобы, видел самого Иисуса Христа.

Ну что ты несешь, Черкас? – Замахал руками Албычев. – Откуда им-то про Иисуса Христа знать, сам посуди. Там тунгусы одни, да зверье дикое. – В душе Петр давно уже сопоставил услышанное, от Андрейки Фирсова, с тем, о чем поведал ему тогда приезжий монах. И получалось, что монастырь тот или скит на Енисее все-таки существует.

***

Еще по осени все лодки, струги и дощаники по приказу Петра, были разобраны на доски и часть этих материалов перенесена по тропе к речке Тыи.

Остальные доски и другой ценный груз Албычев планировал доставить туда весной, как потеплеет. Осенью времени не хватило, все были заняты на строительстве острога, да пополнением запасов продовольствия.

И вот в апреле группа служивых, в количестве тридцати человек, отправилась туда с пятью большими санями гружеными досками. Экспедицией вызвался руководить сам сотник Рукин. Из-за отсутствия лошадей сани тянули и толкали сами люди. Они частенько проваливались в снегу, цеплялись за коряги и поваленные на землю лесины. Казаки злились, ругались сквернословно, но сани тащили. Особенно доставалась тем, кто шел впереди. Следом за обозом по снегу тянулась глубокая снежная борозда.

– Ничего, ребята, – подбадривал сотник – наш след теперь подмерзнет и следующий караван уже легче пойдет. Надо отдать должное люди не роптали и не отлынивали, только бранились и матюгались. Все понимали, иначе никак.

***

Через трое суток поздно вечером отряд вернулся в острог. Уставшие, мрачные, как будто, чем-то подавленные казаки и стрельцы молча разбрелись по своим избам и землянкам.

– Спалили наши плахи. – Обламывая с бровей, усов и бороды ледяные сосульки обронил Черкас, устало опускаясь на корточки возле затухающего очага.

– Как спалили? – Вскочил на ноги, собравшийся было уже спать, Петр. – Кто?

– Да кто ж это знает? – Пожал тот плечами.

– Что же это? Неужели тунгусы сожгли?

– Зачем националам доски жечь? Они скорее бы с собой их унесли, чем сжигать. Доски хорошие в любом деле сгодятся, и время у них на это было предостаточно.

– Это верно. Но кто же тогда?

– Есть у меня на этот счет некоторые мыслишки, – Черкас налил себе кружку горячего смородинового чая. – Как думаешь, Петр, наш острог на Енисее кому помешать может?

– Ну, тунгусам, наверное. – Задумчиво пробурчал тот.

– Нет, Петр. В первую очередь наш острог на Енисее поперек горла воеводе Челищеву.

– А ведь верно. – Оживился Петр. – Мне еще тогда показалось подозрительным, что Челищев как-то неохотно обсуждал наши планы. Словно не верил, или не хотел верить, что эта задумка осуществится. Он даже открыто сомневался в правильности такого решения. Ведь говорил же он, что «ясака» в этих местах для двух острогов будет мало и националы такой нагрузки не выдержат. Могут, мол, взбунтоваться и перекочевать дальше на Восток или на Север. А когда мы попросили у него лошадей, он отказал, сославшись на какой-то мор и падеж скотины. Мне тогда еще показалось это странным. Ведь Иван Семенович сказывал, что в Кетском остроге у Челищева лошадей достаточно. Значит, ты считаешь, это он сжег наши доски?

– Ну, уж точно не тунгусы. – Черкас подбросил в очаг березовые поленья, отчего пламя вспыхнуло и заплясало с новой силой, освещая желтые, еще не потемневшие бревенчатые стены избы. – Они бы эти доски к себе в стойбище увезли. – Уверенно молвил Черкас. Он повернул к Петру свое обветренное и раскрасневшееся от огня лицо. – У тунгусов оленей полно, они их в нарты, как мы лошадей, запрягают, и вези что хочешь. Это остяки пешком ходят, у них оленей нет. Ленивый народец. Так что прав Андрейка Фирсов, они далеко от речки не кочуют. Незачем это им и не на чем.

– Видел я такие повозки у наших вогулов в Пелыме. – Кивнул рассеянно головой Петр. – А ну, как и эти доски, что сейчас ты привез, пожгут? Что тогда?

– Не пожгут, я там своих стрельцов в охранение снарядил. Если что, шуганут. Ладно, Петр, ты как знаешь, а я спать, умаялся, по снегу-то бегаючи.

Глава 6. Таинственное предупреждение.

Что и говорить, поджог не только насторожил Петра, но даже немного испугал. Ведь возникла реальная угроза для дальнейшего продвижения экспедиции. Одно дело уже готовые плахи. Из них легко и быстро, можно было соорудить лодки, чтобы дальше спускаться по таежным рекам до самого Енисея. Другое дело рубить лес и строить плоты. Весной, по узкой и извилистой Тыи на плотах сплавляться было бы не легко. Можно намочить и испортить, последнее, оставшееся у них зерно и тем самым обречь отряд на голод.

***

На следующий день, Петр вместе с сотником, уже в который раз обошли вокруг всего острога, выискивая уязвимые места в крепостной стене.

Снег был хоть и глубокий, но уже появившийся наст легко держал человека и поэтому много времени это не заняло. В результате рекогносцировки были приняты кое-какие меры. Вырубили примыкающие к крепостной стене деревья в местах, наиболее удобных, для нападения противника.

Казаки, от своих товарищей уже знали о происшествии с пожаром. И потому все, как один, с большим энтузиазмом принялись готовиться к возможной атаке неприятеля на острог. Руководил этими мероприятиями, как более опытный воин, стрелецкий сотник Черкас Рукин.

***

Чтобы, хоть как-то, убить остаток дня уже клонившегося к закату. Петр, прихватив свой арбалет, намеривался, пройтись по лесу и подумать в одиночестве.

– Куда один идешь на ночь-то глядя? – Крикнул ему вдогонку встревоженный сотник. – Возьми кого-нибудь с собой.

– Обойдусь, я ненадолго. – Отмахнулся Петр и ускорил шаг.

Чтобы подстрелить глухаря или косача, долго ходить по тайге не требовалось. Едва он спустился в распадок где журчал незамерзающий ручей как почти из-под самых ног поднялись два глухаря и взлетев на высокую березу принялись с интересом разглядывать охотника.

Свист, стрелы, прорезал вечернюю тишину. Глухой удар и насквозь пронзенная огромная птица упала в снег. Можно было бы и возвращаться, вторая птица была уже лишней. Ведь наст мог не выдержать такой тяжести, а брести по пояс в снегу удовольствие малоприятное. Но легкий трофей только раззадорил Петра и он, даже не подбирая добычу, поспешил за вторым глухарем, скрывшимся в темной еловой чаще.

Проплутав по чащобе, Петр глухаря так и не нашел, зато вымотался не на шутку и смахнув снег с коряжины присел отдохнуть.

– Здесь же он где-то. – Недоумевал Петр. – Куда мог деться?

Внезапно у него закружилась голова и наступила такая неимоверная слабость, что Петр не в состоянии был шевельнуть ни рукой, ни ногой. И в это время из лесной чащи вышел человек. Петр хотел окликнуть его, но язык словно онемел. Да этого и не требовалось, человек шел прямиком к нему. Подойдя почти вплотную, он трижды осенил Петра крестным знамением и поклонился.

На вид это был глубокий старик. Длинные серебристые волосы спадали до самых плеч и почти сливались с седой бородой. Из-под густых, словно подернутых инеем бровей, на Петра пристально смотрели глаза мудреца. Внезапно старик заговорил на каком-то неизвестном Петру языке. Его тихий голос звучал, словно божественная мелодия и хотя половину этих слов Петр не знал и ранее даже не слышал, они, словно впечатывались в его сознание и становились понятными и доходчивыми, как если бы он с малых лет знал и понимал этот язык.

Странным было то, что старик каким-то образом не только знал, кто сидит перед ним, но даже был, каким-то образом, осведомлен, куда они все идут и какие перед ними стоят задачи. Более того он даже знал то, что с ними может случиться в скором времени.

Долго или нет, продолжался монолог старика Петр не знал, но когда старик исчез так же внезапно, как и появился, и он пришел в себя, было уже совсем темно.

– Господи, спаси и сохрани. – Испуганно перекрестился Петр – Приснится же такое.

Но чем дольше он продолжал об этом думать, тем отчетливее понимал, что на сон это мало похоже. А когда, вдруг он увидел на снегу четкие отпечатки ног, совсем не его размера то понял, что стал невольным участником кого-то необыкновенного события. И удивительное дело, он помнил все до последнего слова, о чем ему поведал этот странный старик и смог бы повторить это, без ошибки, в той же последовательности.

– Уж не колдун ли это был? – Испуганно перекрестился Петр, но вспомнив о кресте и молитве, которой тот его благословил напоследок, одумался и мысленно попросил прощения перед Господом за навет причиненный старцу.

Где-то совсем рядом раздался мушкетный выстрел, потом второй.

– Ищут меня! – Осенило Петра. Он выдернул из-за кушака пистоль и тоже выстрелил вверх. От громкого выстрела вокруг Петра вдруг все пришло в движение. С елей и сосен осыпался снег, испуганно закричал филин, а из сугроба, почти из-под самых его ног, вздымая брызги снега, вылетел тот самый глухарь, залегший было уже на ночлег, но потревоженный выстрелом. Громко хлопая крыльями, задевая снег и ломая ветки кустов, он скрылся в чаще.

А еще через несколько минут раздались радостные и возбужденные голоса казаков.

Они обступили Петра, протягивая ему, кто фляжку с брагой, кто ломоть мяса с куском хлеба.

– Ну, ты даешь, атаман, всех перепугал. Думали, что и не найдем. Ветер-то усиливается, все следы замело. Мы несколько раз из ружей палили, а ты все молчишь. Не слышал, что ли? Совсем уж отчаялись, а тут вдруг бабах, твой выстрел, да и совсем рядом. – Тормошил его Черкас.

–Здесь еще кто-то был. Смотри, Черкас – Промысловый охотник, коренной сибиряк, Трофим указывал Рукину на отчетливые следы, резко отличавшиеся от следов Албычева.

– И похоже этот человек был совсем босой. – Заявил Степан Еремеев. – Он сидел на корточках перед следами, на которые указывал Трофим.

– Точно, босой был. – Подтвердил Трофим и пощупал следы. – Совсем свежий след, вон туда в ельник ведет. – И они, не сговариваясь, бросились туда вместе с двумя собаками «Серком» и «Тоболом».

– Что здесь было, атаман, поведай? – Перекрестился Черкас.

– Я думал, что это видение было или сон, а оно видишь как. – Задумчиво произнес Петр. – Настоящий старик, оказывается, приходил. – И тоже троекратно осенил себя крестом.

– Как в воду канул. – Из леса вышли Трофим и Степан. – След внезапно исчез, как будто, человек тот под землю провалился, либо улетел в небеса. – И тоже троекратно перекрестились. – «Тобол», на что уж зверовая собака и тот заскулил, и дальше не пошел, словно нечистую силу почуял. – Степан снова перекрестился.

– Уходить надо быстрее, атаман – Задумчиво молвил Трофим. – Ей Богу место нечистое, как бы чего не приключилось.

***

Окончательно пришел в себя Петр только в своей избушке. Там, по настойчивому требованию Черкаса, он почти залпом выпил две чарки хлебного вина.

– Ну, давай, атаман, рассказывай, что там, в лесу-то, произошло? – Закусывая куском медвежатины, проронил Черкас и опять потянулся к медной фляжке с вином.

– Сам не пойму, что это было. Я как будто не в себе был. В голове помутилось, руки и ноги, словно чужие стали и тут из леса выходит старик и прямо ко мне. Одет он был для такой погоды уж слишком легко. Какое-то рубище на нем было, голова не покрытая, с посохом. А вот на ноги-то я и не посмотрел, а он, оказывается, еще и босой был.

– Вот чудеса! – Покрутил головой Черкас. – Кабы сам я эти следы не видел, никогда не поверил бы. Ну, а дальше?

– А дальше он начал говорить. И что интересно, хоть говорил он не по-нашенски, а я все равно все понял, о чем он говорил и запомнил все до последнего слова.

– И что же он тебе сказал?

– А сказал он, что воевода Челищев задумал нам препятствия разные чинить. Будто пошел он на тайный сговор с тунгусским князем Данулом. И это тунгусы сожгли наши плахи на речке Тые. А сейчас войско Данула идет к нашему острогу, чтоб всех нас перебить, а острог разграбить и спалить. И завтра они будут уже здесь.

– А кто он такой, старец-то этот? – Черкас пододвинул Петру очередную чарку.

– Не знаю я. Только по всему видно, что не бродяга он и говорит складно, и знает даже не то, что с нами уже было, но и что завтра будет.

– И что же завтра будет? – Перекрестился Черкас.

– А завтра бой будет с войском тунгусского князя Данула.

– Это точно?

– Не знаю, старец так сказал. – Петр взял из рук сотника чарку и подумав выпил. – Все, хватит пить. Давай, сотник, спать ложиться, а то не дай Бог и вправду завтра эти нехристи нападут на наш острог. Постой. – Петр задумчиво глянул на сотника. – Ты сходи-ка часовых проверь, да предупреди, чтобы в оба глаза глядели, а лучше еще несколько человек выставь, чтобы даже муха не пролетела.

– Будь спокоен, атаман, все сделаю. Ложись, отдыхай, намаялся, поди, сегодня. – Черкас надел шапку, потоптался, как бы рассуждая выпить еще чарку или нет и поймав недовольный взгляд атамана, вышел, крепко прикрыв за собой дверь.

А Петр еще долго не мог заснуть, мысленно возвращаясь к недавней встречи с загадочным старцем. В ушах явственно звучали его слова. – Ты атаман, Челищеву-то, не верь. Враг он теперь не только тебе, но и государю вашему, Михаилу Федоровичу, и Патриарху русскому Филарету. И постигнет его вскоре кара небесная за измену и предательство, за корыстолюбие и мздоимство неслыханное. А как придешь ты, атаман, к берегам Енисея, то встретит тебя там монах Тимофей. Он и подскажет тебе, где острог возводить надобно. Там значит и ставь, и тогда стоять ему тысячу лет. А посланник твой, которого ты к воеводе Тобольскому Куракину с отпиской отправлял, в Кетском остроге брагу пил и в пьяном виде у него ту челобитную выкрали, да «Чеботаю» в руки отдали. Так что воевода Кетский все знает и крайне недоволен был, и от возведенного на его вотчине нового острога, и от успешного продвижения вашего отряда к Енисею. Вот и решил он вам палки в колеса ставить, да чинить преграды всевозможные. Для чего и послал своих людей с грамотой к тунгусскому князю Данулу. Это люди Данула сожгли ваши плахи и готовы истребить весь ваш отряд. Этой ночью они подойдут к острогу. Будь настороже, атаман. Да хранит вас Господь! – С этими словами старик троекратно осенил Петра крестом, повернулся, и больше не говоря ни слова, исчез в темном ельнике, словно его и не было.

Глава 7. Бой.

В то время в Сибири наряду с казаками несли ратную службу и стрельцы. И если в европейской части страны, где-нибудь в Москве, на Урале или на Дону, еще как-то казаков от стрельцов можно было отличить, то здесь в Сибири они были практически одно целое и для удобства, давно уже, всех служивых именовали казаками. Единственное отличие это то, что казак, прежде всего, был конный воин, но поскольку в нынешнем походе лошадей не было вообще, то само собой и это отличие отпадало.

***

Ночью сторожевой пост ударил в набат, залаяли, и завыли собаки. Колоколом в данном случае служил чугунный котел, подвешенный к сучку корявой сосны специально не спиленной на дрова и одиноко торчащей посреди острога.

Заранее предупрежденные о грозящей опасности казаки, без излишней суеты и паники, занимали свои места возле крепостной стены.

– Окружили нас, нехристи узкоглазые. Сейчас мы им зенки-то на жопу натянем. – Сотник Рукин, с английйским мушкетом на плече, в предвкушении предстоящей баталии, был радостно возбужден

Вскарабкавшись на смотровую вышку, Петр оглядел окрестности. Насколько можно было видеть вокруг в предрассветных сумерках, почти по всему периметру крепостной стены, горели костры.

– Сколько же их здесь?

– Много, атаман. – Почему-то шепотом ответил ему молодой казак – Человек двести – триста, никак не меньше.