Августина лучше всех

Оба Северина опешили.

А вот это уже дядина наука. Именно Зенон Кермез научил меня никому не верить на слово и подкреплять важные соглашения договором. И все потому, что почти тридцать лет назад крестная внезапно разорвала их уже объявленную помолвку.

– Пожалуй, это будет честно, – пробормотал сраженный то ли моей предприимчивостью, то ли готовностью отказаться от притязаний на его личность гесс Северин. – Если в случае нарушения нашего соглашения вы обязуетесь покинуть пределы Эрландии первым же кораблем!

Я закатила глаза. Что он о себе возомнил?

– Отлично! Тогда все, что нам нужно, – это чернила и бумага!

– Я видела в малой гостиной столик с чернильницей! – радостно подхватила Лунара и по-детски захлопала в ладоши.

Да, Нора, именно так я вывела те странные строки: «Клянусь, что не имею желания или намерения становиться женой гесса Ролана Северина, и даже в том случае, если вышеуказанный гесс сделает мне предложение руки и сердца, обязуюсь выслушать его с возмущением и ответить немедленным отказом».

…И поставила под ними имя и подпись Маи Лакшин.

Как видишь, ученица превзошла своего учителя. Потому что по-настоящему деловой человек, подписывая договор, обязательно оставляет для себя лазейку на всякий случай.

Я снова не помещаюсь ни в какие разумные объемы! И даже если сильно мельчить, переписывая с черновика, выйдет скорее посылка, нежели письмо. Ну что ж, вложу тебе в нее образчик ткани своего бального платья и быстрый набросок Ролана Северина во всей красе. Да, он получился несколько карикатурным, но, поверь мне, самовлюбленный красавец это заслужил.

А вот забавное происшествие, произошедшее со мной только что, придется отложить до следующего послания. Лишь втисну еще одну последнюю строчку, чтобы вновь подстегнуть твое любопытство.

Когда мы уже возвращались с бала, в экипаже крестная больно сжала мое плечо и грозно предупредила:

– Не вздумай влюбляться в молодого Северина, девочка! Все их старшие сыновья прокляты.

Теперь, моя дорогая Нора, я могу с чистой совестью попрощаться с тобой до следующего письма.

Твоя бессовестная подруга

Августина

Письмо 3

Милая Нора, если ты еще не сгрызла ногти до локтя от нетерпения (знаю, общение с Гусмой сильно портит мой письменный стиль), то я готова продолжить рассказ о своих приключениях.

Сама понимаешь, при слове «проклятие» мои уши встали торчком, почти как у лучшей дядиной охотничьей собаки, и никакая холодность крестной не могла меня остановить.

Я буквально взяла свою гостеприимную хозяйку в осаду и пытала все время обратного пути, пока на ступенях собственного дома терпение гессы Версавии не лопнуло и она не приказала:

– Мая, спать!

Но вот что мне удалось выяснить. Всем соседям хорошо известно, что род Северинов проклят. Первая жена старшего сына всегда тем или иным образом погибает сразу же после свадьбы.

Ты только представь, какой ужас!

Никто из прилегающих имений уже давно не рискует отдавать своих дочерей вообще за любого из Северинов. Но этот род продолжает испытывать свою удачу. Их наследники привозят невест из других городов и даже стран.

Бедные девушки и не подозревают, какая судьба их ждет!

Ах, Нора, хорошо, что я сохраняю черновики своих писем! Представь, если мне удастся разгадать загадку этого проклятия! Ты всегда говорила, что я лучше всех разбираюсь в магии, вдруг и на этот раз выйдет? Тогда мои записки можно будет издать под псевдонимом. Чем я уступаю какой-нибудь Амате Христи?

За всеми этими мыслями и письмом к тебе вчера меня застал визит кого бы ты думала? Лунары Северин!

Нет, решение подружиться с этой малюткой было положительно одним из самых верных с момента моего приезда.

Я уже настроилась на мистический лад и, взяв под локоток, потащила юную гессу Северин гулять в сад, где без бдительного ока крестной разговор можно будет навести на семейную тайну, но вместо леденящей кровь истории прогулка подкинула мне самый натуральный водевиль.

Лунара была очень жизнерадостна и с неподдельным интересом расспрашивала меня о колонии. Правда ли, что у всех жителей там кожа цвета орехового дерева? Правда ли, что каждая иланкийка с детства умеет варить любовное зелье? И верно ли, что в праздник огня нужно танцевать голышом? Вот что прежде всего интересует материковых барышень!

Я отвечала правдиво, хотя про праздник огня тянуло приврать. Не смейся! А что? Мы с тобой всего лишь две несовершеннолетние девушки – возможно, нас просто не пускали посмотреть на настоящее веселье.

К нашему разговору с неодобрением прислушивалась гувернантка Лунары. Эта немного высушенная особа все время поджимала губы, но в беседу не вмешивалась, хотя мне показалось, что на вопросе про любовное зелье глаза ее пытливо блеснули.

– Жара! – внезапно вздохнула малышка Северин и оттянула воротник платья (а ведь на улице было никак не больше тридцати градусов!). – Ты уже видела озеро в поместье Яринов?

Фраза содержала одновременно и вопрос, и предложение.

У крестной действительно есть премиленькое озеро, круглое, как тарелочка, с небольшим песчаным пляжем.

Единственной, кто выступил против затеи охладиться, оказалась гувернантка. Но Лунара, вот хитрюга, согласившись, что купаться сейчас крайне неуместно, услала бедняжку за зонтиками от солнца, а сама схватила меня за руку, словно мы были подружками детства (не ревнуй, Нора), и потянула в сторону водоема.

– А если нас кто-нибудь увидит из дома? – задыхаясь от быстрого бега, спросила я.

– Не увидят, – пообещала Лу, остановившись у края кустарника, ровный прогал в котором открывал прямой вид на пруд из окон поместья.

Гесса Северин прикусила нижнюю губу, и в этот момент земля под нашими ногами с легким ворчливым рокотом пришла в движение, прогал между кустами вздыбился и тут же сросся, образовав что-то вроде алькова, где можно было скинуть одежду и не попасться никому на глаза.

Минуты две я стояла с открытым ртом. Мне, конечно, приходилось слышать о даре земляной магии, но ни разу не доводилось встретить носителя у нас на Иланке. Говорят, что обладатели такого дара настолько привязаны к месту, в котором родились, что им физически сложно даже путешествовать, не то что перебраться в другие края навсегда.

Вот, значит, какой талант скрывается в крови Северинов! И вот почему, несмотря на ужасные слухи о проклятии, семья до сих пор не переехала!

– А гесса Версавия не рассердится, что мы испортили сад и вид из окон гостиной? – только и смогла спросить я.

Лунара лишь рассмеялась, уже стягивая с себя платье.

– Она не заметит! – Девушка резко выдохнула и, не снимая нижней сорочки, ухнула в темно-зеленую поверхность пруда.

Мне ничего не оставалось, как раздеться и последовать за ней.

Озеро было ледяным, я даже, кажется, перестала дышать, прежде чем погрузилась. И слава богу, потому что вода совершенно не держала тело на поверхности!

Как же повезло нам, живущим у теплого моря!

Признаюсь, мне пришлось постараться, чтобы не утонуть. Но когда я, отфыркиваясь, наконец-то вполне сносно поплыла, то в полной мере смогла оценить купание в пресном озере. Вода ощущалась упругой, отливала чернотой, как бутылочное стекло, и (ты не поверишь!) пахла разрезанным арбузом.

Мы уже вдоволь подурачились и поплескались с Лунарой (та не испытывала ни малейших угрызений совести, зная, что где-то блуждает гувернантка с тремя зонтиками в руках), как вдруг раздался страшный треск и вспышка света.

– Ой! – пискнула Лу и погрузилась в воду по самый подбородок.

Кто-то с помощью магии ломился сквозь нашу импровизированную ширму из кустов.

Я тоже затаилась, а затем постаралась как можно тише отплыть к зарослям камыша.

На маленький пляжик, ругая садовников на чем свет стоит, вывалился молодой, покрытый внушительной щетиной мужчина в военном мундире. Позади него посреди зелени осталась обугленная дыра.

Не обратив никакого внимания на наши светлые платья, затерявшиеся в густой листве, незваный гость стал стягивать с себя одежду.

Мы с Лунарой переглянулись, и она, сверкнув шкодливой улыбкой, знаком показала мне затаиться и хранить молчание. Чем дальше молодой военный раздевался, тем больше смеха и искр появлялось в ее глазах.

Я невольно зажала рот рукой, когда мужчина стянул с себя рубашку и показал скульптурно вылепленные плечи.

Еще один обмен красноречивыми взглядами – и ни одна из нас уже не могла выносить это в тишине. Мы обе покатились со смеху.

Незваный гость вздрогнул и схватился за подштанники, которые уже почти был готов снять.

– Кто здесь? – спросил он, сощурившись против солнца.

– Русалки! – звонко откликнулась Лунара, не прекращая хихикать.

– Тьфу, Лу! Предупреждать надо! – Военный выругался, но тут же попытался прикрыться, как стыдливая девица.

– Я выстроила целый редут в предупреждение, еще и платье на него повесила! – откликнулась моя соседка по пруду. – Кто ж виноват, что ты ломишься, как лось к водопою!

Бравый лось сгорбился, похватал свои вещи и ломанулся обратно.

Пора было и нам вылезать. Я посмотрела на Лунару вопросительно.

– Не беспокойся, не вернется, можешь спокойно одеваться.

Мы двинулись к берегу.

– Ой, – вдруг выдохнула девушка, – что это у тебя?

Я обернулась, проследила за ее взглядом и поняла, что гесса Северин рассматривает низку крупных перламутровых бусин у меня на лодыжке.

Отпираться не было смысла.

– Ограничители, – честно ответила я. – Меня почти не учили обращаться с силой.

– Так много?!

– Они слабенькие. – Пришлось все же немного приврать.

Лунара покачала головой и стала отжимать подол нижней сорочки, по которому ледяными ручейками стекала вода.

Я же по привычке провела руками вдоль своего тела, и вся влага медленно испарилась с одежды, оставив после себя лишь небольшое облачко пара.

– Действительно слабенькие, – согласилась Лу, не придав особого значения моей оплошности, затем повторила это движение, и вода с ее сорочки закапала в разы быстрее, словно земля вытягивала влагу из ткани.

Гесса Северин легко вернула кусты вокруг пляжа на их первоначальное место, оставив только прожженную незнакомцем дыру как есть, и мы направились на поиски несчастной гувернантки.

Так вот знаешь, Нора, кем в итоге оказался тот бесцеремонный «лось», прервавший наше купание? Одним из сыновей крестной!

Но о нем я расскажу в следующем письме.

Целую тебя в нежные щечки. Передавай привет Виктору, пусть не злится, что я отвлекаю его новоиспеченную женушку.

Августина, истощившая почти все запасы чернил в чужом поместье

Письмо 4

Дорогая Нора, как проходит твой медовый месяц? Надеюсь, прекрасно и ты читаешь мои письма за завтраком только из дружеского участия, а не от скуки, которая раньше одолевала нас на побережье.

Тем временем в моей истории становится все больше действующих лиц. Слишком многих мне надо тебе описать, да и о семье крестной я упоминала настолько мало, что ты, скорее всего, представляешь эту даму суровой затворницей, коротающей дни в обществе неразговорчивого дворецкого.

Конечно же, это неправда, хотя на момент моего приезда поместье действительно пустовало.

Крестная овдовела несколько лет назад, но уже вполне оправилась от горя. Супруг был многими годами старше, и, судя по всему, гесса Версавия предвидела такой исход. Да и четверо сыновей доставляют ей достаточно забот, чтобы не поддаваться унынию.

Старший занимает место в парламенте, сам в поместье почти не появляется, зато прилежно исполняет роль наследника, чуть ли не каждый год одаряя матушку новым внуком или внучкой.

Двое младших еще учатся: один в столичном университете, другой в морской академии.

Со вторым сыном ты имела удовольствие познакомиться на страницах моего предыдущего письма. Да-да, это тот самый «лось», помешавший нашему с Лунарой купанию. Чуть позже мне представили его как гесса Вистеррия Ярина, а сам молодой человек, игнорируя красноречивый материнский взгляд, предложил называть себя Терри.

Предполагалось, что «лось» Терри служит в четвертом артиллерийском полку под командованием его высочества принца Эрландского, хотя, признаюсь, не только при первом, но и после, при официальном знакомстве, военный чин вызвал у меня определенные сомнения.

Неряшливый внешний вид гесса Ярина и небритость, которую у пруда еще можно было объяснить последствиями дальней дороги, оказались естественным его состоянием, потому что именно в том же виде он появился во время обеда.

Мы столкнулись в коридоре около столовой, и, вообрази себе, этот мужлан со словами «не знал, что русалки едят суп» кольнул меня электрическим разрядом! Кажется, я рассказывала, что Ярины у нас – потомственные «повелители молний», так вот этот их отпрыск сполна унаследовал семейный дар, но, к сожалению, не семейную рассудительность и рост.

Нахал, несмотря на внушительную ширину плеч, оказался едва ли на полголовы выше меня, что дало мне возможность взглянуть ему прямо в глаза и ответить на электрический удар огненным.

Весь обед в столовой пахло паленой шерстью от его камзола (надеюсь, что камзола, потому что громовержец отличался редкой волосатостью). Крестная едва заметно, как и полагается благородной даме, шевелила ноздрями, но не говорила ни слова. На этот раз для разнообразия ее неодобрительный взгляд был направлен на сына, а не на меня.

– Почему ты не предупредил, что собираешься взять отпуск? – наконец поинтересовалась она.

– Видишь ли, мама… – Раздолбай беспечно взмахнул бокалом вина, который вытребовал у дворецкого, игнорируя многозначительное покашливание гессы Версавии и тот факт, что, судя по запаху, учуянному мной в коридоре, вином он был прекрасно обеспечен еще в покоях. – Меня тоже о нем никто не предупредил, особенно о том, что отпуск может оказаться бессрочным.

– Вистеррий! Что ты натворил?! – Хозяйка так скрутила салфетку, что я невольно вжалась в спинку стула, хотя это вовсе не меня выгнали из полка.

– Мы всего лишь отмечали с товарищами новый чин… Ну и увлеклись немного…

– Какой позор! – Крестная расправила чудом выжившую салфетку и притворно промокнула ею уголки глаз. Но мне сбоку было видно, что слез там даже не намечается, эта поразительная дама давала себе время на размышления. – Что скажет твой старший брат?

– Что я ставлю под угрозу его карьеру и репутацию. – Беспутный сын продолжал невозмутимо поглощать еду и вино, будто разговор шел на самые тривиальные темы.

– Какой пример ты подаешь младшим? – использовала следующий козырь гесса Версавия, но и тут промахнулась.

– Мама, им не по десять лет, они уже давно думают своей головой, так что абсолютно никакого.

Крестная закусила губу, и это движение, на мой взгляд, выдавало ее переживания гораздо больше, чем все предыдущие нарочито театральные жесты.

– Скажи, насколько все было безобразно? Я могу воспользоваться связями, чтобы тебя восстановили… не сразу, но через какое-то время…

Я съежилась на стуле еще сильнее: сложно было представить более неуместное время для столь откровенного разговора. Но крестная не обращала на меня внимания, хотя перед этим дождалась момента, когда слуги покинут столовую. Неужели в этом доме по статусу я на уровне мебели?

Гесс Вистеррий бросил на меня мимолетный взгляд, улыбнулся краешком губ, и в ту же секунду в мою лодыжку стукнулся электрический разряд. От неожиданности я подскочила на стуле и ударилась коленом о столешницу. Звон посуды и приборов разнесся по всему дому. Из вазы с фруктами выпало несколько яблок, и одно из них, бодро проскакав мимо крестной, продолжило свой путь уже по полу, где его подхватил немедленно явившийся на шум дворецкий.

– Я думаю, что не стоит, – как ни в чем не бывало ответил матери коварный «лось». – И уж точно не стоит обсуждать это сейчас.

К вечеру обстановка в доме только накалилась, и никаким электрическим разрядом ее было уже не спасти. Дело в том, что крестная запланировала званый ужин для соседей.

В таких обстоятельствах избежать вопросов о службе Терри было практически невозможно, разве что запереть непутевого сына в его комнате в компании с бутылкой вина, но тогда вопросов станет еще больше, только не во время ужина, а после.

Видимо, затем, чтобы отвлечь гостей от мыслей об одном из неудобных персонажей, на почетное место посадили другого, то есть меня. Совсем неожиданно моя сиротка оказалась едва ли не во главе стола, что привело всех присутствующих в недоумение.

Я, как и полагается безропотной компаньонке, смиренно сносила любопытные взгляды и скромно (в меру своих актерских возможностей) улыбалась в ответ.

Кстати, Северинов, несмотря на то что они одни из ближайших соседей, на ужине не было. И мне в голову закралась мысль: уж не моя ли в том вина? Вспомнилось предупреждение крестной.

Я ведь ни слова не сказала ей о выданной расписке. И если подумать, Мая Лакшин – идеальная первая жена для Ролана Северина. Моя сиротка предположительно ничего не знает о проклятии, у нее нет достаточно влиятельных родственников или какого-либо состояния, которое заставило бы попечителя разбираться в причинах ее скоропостижной смерти. Мая здесь чужая… и ее не жалко.

Чувствуешь, как в нашу переписку вернулась нотка ужаса, присущего мистическим романам? Не пугайся, Нора, я могу за себя постоять и не намереваюсь делать глупостей больше, чем уже совершила.

И вообще, от размышлений об ужасе выдуманном меня отвлек ужас настоящий. Знаю, в империи принято считать колониальное общество отсталым, но, согласись, встретить на Иланке запечатанного мага невозможно. Вообрази выражение моего лица, когда среди гостей крестной я увидела запечатанную девушку!

И что еще большая дикость – крупная темно-серая печать была поставлена прямо посередине ее груди и инкрустирована драгоценными камнями. Несчастная несла ее гордо, демонстрируя в глубоком вырезе голубого шелкового платья.

Не могу себе даже представить, каково это – ходить с такой печатью! Гроздь детских ограничителей, что болтается у меня на лодыжке, ощущается так, будто на меня повесили гирю, а тут настоящий артефакт.

И все ради чего? Ради неподтвержденного поверья, что запечатанные гессы производят на свет самых сильных магов?

Как жаль, что нет знака препинания, способного передать тот скептический вздох, который я только что произвела. Гусма на такой в свойственной ей манере отмечает, что благородная касим не должна фыркать, как лошадь. С чем я, кстати, полностью согласна.

Запечатанную девушку представили как гессу Лигию Биргит, но у этой привлекательной клубничной блондинки оказалась такая заносчивая манера общения, что весьма скоро мое едва вспыхнувшее сочувствие сошло на нет.

Впрочем, вся семья Биргит, ее мать, отец и старший брат, отличалась поразительной высокомерностью. Не знаю уж, какой дар живет в их крови, чтобы можно было оправдать хоть десятую часть такого отношения к окружающим.

К примеру, заметив взгляды, которых я не могла не бросать на печать, нарочно выставленную на всеобщее обозрение, Лигия спросила:

– Что, милочка, не привыкли к такой роскоши? Если вам интересно, можете подойти и рассмотреть.

Я, конечно, не привыкла вовсе не к роскоши, а к тому, что кто-то готов добровольно искалечить собственного ребенка, но гесса Биргит и не ждала моего ответа, она оглядела столовую и поинтересовалась:

– А разве Северинов сегодня не будет?

Я только открыла рот, чтобы вставить хоть слово, а не просто хлопать глазами, как Лигия снова опередила меня:

– О, только не делайте скоропалительных выводов! Я знаю, как камеристки и компаньонки обожают сплетничать. Пусть люди и питают некоторые надежды на породнение наших семейств, я задала этот вопрос только для поддержания беседы. Вы слишком стеснительны, чтобы помогать хозяйке дома в создании надлежащей светской атмосферы.

Нора, вообрази себе эту тираду! Если отбросить всю высокомерную чушь, которую она несла, то у меня возник только один вопрос: что значит «люди питают надежду» на породнение семейств Северинов и Биргитов?

У меня лишь два варианта ответа. Первый: Лигия уже так достала местное общество, что оно кровожадно мечтает избавиться от нее с помощью проклятия, сделав первой женой Ролана.

Второй: о Ролане мечтает сама Лигия и в разговоре выдает желаемое за действительное. Тогда возникает еще один вопрос: а существует ли проклятие на самом деле? Ведь эта девушка явно не из тех, кто будет рисковать собственной жизнью ради любви.

Ну да ладно, мои размышления занимают слишком много места, и, боюсь, их придется писать едва ли не на полях.

Обед оказался довольно скромным, помимо семьи Биргит присутствовали еще О’Бозы, их старшая дочь и священник с женой.

Меня усадили между главами приглашенных семейств, Флором О’Бозом и Карлом Биргитом. Последний был до глубины души оскорблен таким неравным соседством. Терри поместили как можно дальше от гостей мужского пола, между женой священника и Лигией, скорчившей такую гримасу, будто на тарелку перед ней положили нарезанных лимонов.

Карл Биргит посмотрел на меня сверху вниз, с удивлением осознавая, кого ему придется занимать беседой, впрочем, удивление почти сразу сменилось сомнением. Видимо, благородный гесс прикидывал, сколько разумных слов я буду способна сказать в ответ. Отец Лигии был еще по-своему привлекательным человеком, хотя его светлые волосы уже давно приобрели серебристый оттенок, но тот же презрительный изгиб губ, что и у дочери, вновь портил впечатление.

– Я правильно понял, вы, молодая мисса, приехали к нам откуда-то из колоний?

– С Иланки, – уточнила я. Начало беседы не предвещало ничего хорошего.

– Получили домашнее образование, как и моя Лигия?

– Отчего же? – Я удивленно отвлеклась от салата. – На острове есть Елизаветинский женский институт.

– Не пансион? – в свою очередь удивился гесс Биргит, и мы некоторое время мерили друг друга скептическими взглядами.

– Не пансион, – медленно и осторожно произнесла я, опасаясь, что сосед крестной относится к когорте тех оголтелых, что вечно торчали под окнами наших классов, призывая не смущать женские умы наукой. В отношении тригонометрии я бы, может, с ними и согласилась, но только оттого, что мой ум смущался не математикой, а удручающей к ней неспособностью. – Полковник Кермез считает, что гувернантки дают слишком изнеженное образование для колоний.

– Я бы тоже отправил Флору в институт, если бы она не была столь застенчива, – поддержал меня с другой стороны мир О’Боз, а потом добавил тише: – А моя жена чуть менее категорична в этом вопросе.

– И что же вам рассказывали про возникновение Эрландской империи? – спросил Карл Биргит противнейшим тоном экзаменатора, видимо подразумевая, что женский институт может давать только азы истории.

– Ученые считают, что первым толчком к возникновению Эрландской империи стала охота на ведьм, когда Платон I дал убежище семьям одаренных в Эрландии на приграничных территориях.

– Отлично, отлично, – перебил меня удовлетворенный экзаменатор, не дав перейти даже к первым завоеваниям. – Хотя бы в колониях имперская система образования работает как надо.

Я удивленно захлопала глазами, и Флор О’Боз пояснил:

– Некоторые революционно настроенные учителя пытаются преподавать по-иному. Буквально на прошлой неделе прогремело несколько скандалов. Но вы были на корабле и не могли прочитать прессу. Вскрылось, что в первой мужской гимназии и в юридическом колледже юношам рассказывали, как, спасаясь от инквизиции, магессы тех времен бежали на земли Северинов, под их защиту…

– И… – начала я, в последней надежде сказать что-нибудь умное, но ты же знаешь, Нора, отвлеченные политические дискуссии никогда не были моей сильной стороной. И вообще никакой моей стороной в принципе…

– Историческая правда – это, конечно, хорошо, но не в рамках образования молодежи. Как знание того, что давно почивший правитель был печальным тугодумом и лишь через десятки лет понял, что такое скопление силы на границе опасно не только для него, но и для его соседей, поможет укрепить нашу империю? В любом случае Северины не спешили вступать в борьбу за власть много веков назад и уж тем более не могут даже подумать об этом теперь. Спасибо дару земли… – Гесс Биргит иронично поднял бокал с вином.

Нора, ты же понимаешь, что слова своих собеседников я передаю очень приблизительно, поэтому прости меня, если заметишь в них какую-то неуклюжесть. На самом деле и Карл Биргит, и Флор О’Боз отличаются знатным красноречием. Да и остальные гости были вполне светскими людьми, кроме разве что Флоры О’Боз, которая весь вечер вымученно отвечала лишь на придирки матери, отмечавшей, что дочь ест то слишком много, то неправильно…

Но речь не о бедняжке, а о дальнейшем развитии разговора, который вдруг со скоростью мяча для тенниса стал перескакивать с одного края стола на другой до тех пор, пока дело не кончилось катастрофой.