Грязные игры. Часть вторая. Мятеж полосатых

Но шеф ЦРУ, владеющий информацией в полном объеме, понимал, что мощная таинственная организация, которая лишь прикрывается надоевшими всему свету тремя буквами, пожертвовала новоорлеанским филиалом, как ящерица хвостом. А за двумя десятками разоблаченных коррупционеров, состоявших на содержании у Советов, вырисовывалась во мраке настоящая пятая колонна. В отчете для президента директор ЦРУ пророчески писал: «У нас нет иной возможности, кроме как задушить СССР в дружеских объятиях…».

Последний генсек в ближнем окружении поставил вопрос: нужна ли в условиях разрядки спецслужба, которая может диктовать свою волю руководителям государства? Тем более, во времена развивающейся дружбы с Западом? К тому времени Управление обладало недвижимостью и авуарами, какими в совокупности обладала примерно вся Скандинавия.

И потому Управление, в свою очередь, поставило перед собой вопрос о необходимости генсека.

На коллегии был принят второй в истории конторы меморандум «О приоритетах». Коллегия констатировала, что процесс разрушения государства и его экономического поглощения основным стратегическим противником может приобрести необратимый характер, что впервые за сорок лет цели и задачи Управления перестали отвечать целям и задачам руководства страны. Поэтому было решено во избежание потерь свернуть деятельность за рубежом, законсервировать структуры, а половину сотрудников отозвать. Информацию о деятельности Управления в западных странах и на территории бывшего социалистического лагеря фальсифицировать, чтобы в случае ее передачи «новым друзьям» она не нанесла ущерба государству. Было решено, исполняя долг и присягу, не выступать против номинального хозяина Управления, но и не поддерживать его.

Генсек постепенно разогнал старое Политбюро, постоянно напоминавшее о трудном и почти скандальном голосовании на пост лидера партии. Он укрепил свои позиции, окружив себя преданными людьми. Потом преданными. Он успел понравиться британской премьерше и германскому канцлеру. Наконец, он договорился о встрече с Рейганом и с только что избранным новым президентом – Бушем. Перед поездкой в США генсек вызвал к себе начальника Управления – сопоставить выводы ведомства с тем, что успел нарыть нового на двух президентов США институт, руководимый непотопляемым академиком Арбатовым.

Полистав толстую пачку компьютерных распечаток, пестрящих цифрами и трудными англосаксонскими фамилиями, генсек брезгливо потер пальцы и буркнул.

– У меня нет времени читать такие справки. Мне нужно короткое ризюмэ. Давайте еще поработайте, развейте там, с товарищами, обозначьте…  Завтра жду вас, генерал, в это же время.

Начальник Управления глянул на часы и холодно заметил:

– Завтра не смогу. Завтра ко мне должен подъехать генерал Медведев из КГБ, из Девятого управления. Обсудим аспекты безопасности вашего визита. Кстати, если вам интересно, товарищ генеральный секретарь… На седьмое декабря, по нашим источникам, готовится покушение на вас, Рейгана и Буша. Наши структуры в Америке вышли на организаторов и исполнителей покушения. И готовы их нейтрализовать. Как прикажете действовать? Передать информацию американским коллегам или обойтись своими силами?

«Начальник СССР» долго молчал. Потом спросил тихо:

– А вы могли бы своими силами? В чужой стране?

– Страна-то не совсем чужая, – усмехнулся генерал.

– И все же пусть американцы. Сами. А вот почему КГБ до сих пор мне об этом не доложило? Манкирует?

– У КГБ другие возможности, товарищ генеральный секретарь.

Покушение на президентов было сорвано. Больше генсек не заикался о ненужности Управления.

9

– Какие планы на выходные, Николай Андреевич? – подошел вечером к Толмачеву вундеркинд Олейников.

– Как всегда – стирка, уборка, здоровый сон.

– Стирка? – изумился Гога. – Шутите…

– Хорошо за родительской спиной, – улыбнулся Толмачев. – Презренные бытовые заботы не омрачают, прямо скажем, сияющие горизонты. Молодая у тебя небось мама-то? Ну вот… Значит, тебе, паренёк, еще долго не придется задумываться, откуда, черт возьми, берутся чистые рубашки. Потом жена подхватит трудовую эстафету. А мне надо ухаживать за собой самому.

– Жаль, жаль… Хотел на шашлыки пригласить. Тут по Киевской дороге есть одно местечко!

– Какие шашлыки, Гога! Зубов нет.

– Старая дача, в лесу. Вообще за городом сейчас очень хорошо, все зеленеет.

– Ага, травка зеленеет, солнышко блестит… Вроде, Плещеев.

– И телки будут. Вы как насчет телок, Николай Андреевич? Еще интересуют?

– Ну, Гога, ты хам! Мне же не девяносто.

– Вот и покажем… Сплав молодости и опыта! Красоты и силы.

– Покажем. – Толмачев хлопнул Гогу по хрупкому птичьему плечу. – Обязательно покажем. Но в другой раз. Так что кланяйся телкам и сам их приласкай – за мое здоровье.

В полупустом вагоне метро он иногда вспоминал Гогу в роли манящей сирены и улыбался, склонившись над книжкой.

– Извиняюсь, чего там смешного пишут? – спросил сосед, небритый мужик с пустым рюкзаком на коленях, распластанным, как жаба.

– Да так… Одному любопытному голову дверью прищемили. А он песню запел.

– Не смешно, – сказал сосед через несколько минут. – Чего тут смешного? Мудак он и больше никто. Эх, жизнь!.. Ему, стало быть, голову в дверь засунули, а он – петь. Говорю же, мудак. Его, стало быть, вешать соберутся, а он за веревкой побежит. Вот такой у нас нынче народ. А потом обижаются. Энтузиасты, иху мать! Батраки. Сталина на них нету!

Тут подоспела станция «Царицыно», и мужик пошел вон. Должно быть, на серпуховскую электричку собрался. Батрак дачный… Читать детектив Толмачеву расхотелось. До конца, до станции «Красногвардейская», он размышлял над тем, как неожиданно воспринял попутчик его незамысловатую иронию. Ну ладно, это они батраки, продолжал он думать, шагая через пустырь, полный бодрого собачьего бреха. И спросил себя, нащупывая прорезь дверного замка: а ты кто?

Неотвязный этот вопрос ворочался в голове, пока разогревал котлетку с макаронами, пока чай пил, поглядывая на ряды освещенных окон напротив. Теплый весенний ветер шевелил занавеску, далеко внизу у автобусной остановки бренькала гитара. Пирамида из батраков, додумал он наконец.

Нижние ишачат на верхних. Не важно, как называются составляющие пирамиды – рабочие, ученые, министры или банкиры. Все батраки. И психология батрацкая: день до вечера, на корочку хлеба заработаем. А на маслице украдем.

Не часто нападало на Толмачева желание поразмышлять на отвлеченные темы, не связанные напрямую с работой. Не часто. Но нападало. В таких случаях он шел выпить-закусить, музыку послушать. Или девушек в гости приглашал. Как правило, это помогало, уводило с философской стези. Но именно сегодня не мог Толмачев прибегнуть к апробированным средствам блокировки перевозбужденного сознания, потому что взял у Шаповалова до понедельника материалы операции «Примабанка» и хотел за выходные кое с чем разобраться. А с похмелья или после свидания работа на ум нейдет.

Закончив сиротский ужин, Толмачев провел в жизнь третий, самый радикальный вариант борьбы с посторонним шумовым фоном в голове: встал под душ и начал вертеть ручки в стороны, подвывая на температурных пиках, словно машина на затяжном подъеме.

Ровно в полночь в боеготовности номер один он уселся за кухонный стол и достал ноутбук. Такими замечательными машинками родное Управление, дай ему Бог здоровья, снабдило недавно всех офицеров-аналитиков. Чтобы и на природе, и в сортире они могли предаваться высоконаучным играм.

Конечно, значительно привлекательнее было бы поиграть на мощном «Макинтоше», который дожидался Толмачева в конторе. Да покопаться бы еще в банке данных Управления – у Толмачева теперь была третья степень допуска. Но полковник Кардапольцев запретил работу в конторе по выходным дням, для обоснования приказа рассказав старый анекдот о Форде. Тот увольнял, к чертовой матери, инженеров, будь они хоть семи пядей во лбу, если кто-нибудь оставался на службе после смены. Это и вас касается, дорогие друзья, резюмировал полковник. Не умеете справляться в отведенные на службу дни – гуляйте! Достаточно того, что по вечерам тут торчите, электричество расходуете. И потому никаких авралов по выходным! Где аврал – там бардак и нервотрепка. А вы, ребята, нужны Родине свежие, с ясными мозгами.

Толмачев был убежден, что благие намерения полковника вскоре увянут, как цветы на морозе. Возрастающий объем разработок, угроза цейтнота… Да еще эти слухи о перевороте – недаром же взялись за банки, связанные с ВПК и генералитетом!

Кардапольцев сначала разрешит занимать субботы, а потом прикажет работать и по воскресеньям. Когда же до конца срока, отпущенного на операцию, останется неделя, весь отдел перейдет на казарменное положение и круглосуточный график. И вздохнет Толмачев с облегчением, попав в привычную обстановку по-семейному уютного сумасшедшего дома. И некогда будет конфликтовать самому с собой, копаться в подсознании и угрюмо размышлять о несовершенстве мира.

Мысли его спугнул резкий дверной звонок. Пошел открывать, бормоча под нос нехорошие слова. Поработал, блин… Так и есть – торчит в дверях Глорий Георгиевич Пронин собственной персоной, торчит, не сдвинешь бульдозером. Писатель, гуманист-просветитель и друг большинства собак, удобряющих пустырь перед домом.

– Здорово! – сказал писатель, цепкой трудовой лапой тиская интеллигентную длань Толмачева. – Гуляю, а у тебя свет. Дай, думаю, зайду – разгоню скуку.

– Я не скучаю, – кисло улыбнулся Толмачев.

– Ого! Вот это машинка! Где взял? Мне бы такую – давно бы нобелевку получил.

Обуреваемый понятным тщеславием, Пронин много лет писал роман, достойный, по его убеждению, Нобелевской премии по литературе. Этот роман, созревающий в инкубаторе его головы, Пронин по-свойски и называл нобелевкой. О грандиозных планах писателя узнавали все его знакомые, полузнакомые и вовсе не знакомые контактеры. Лишь до членов Нобелевского комитета эта информация почему-то еще не дошла.

– Чаю хотите? – спросил Толмачев, безотчетно принюхиваясь.

– Пускай его безработные пьют, – сказал Глорий Георгиевич, основательно занимая стул в углу. – А я бутылку принес. Гонорар отхватил. Грех не обмыть. Давай тару! И загрызть, естественно.

– Вообще-то я собирался поработать, – сделал Толмачев безнадежную попытку.

– Ночью работают только воры и писатели, – отмахнулся Пронин. – И то не все. Не строй из себя героя труда. Давай тару! А потом покажешь, как машинка действует.

Внутренне скуля, Толмачев достал тяжелые, с золотым ободком стопки. Вот интересно: всю свою незатейливую посуду, переезжая, он обычно давил, а эти стопки – как заколдованные!

Познакомились они с писателем при странных обстоятельствах. В прошлом году, когда Толмачев въехал в новую квартиру, сделал он на кухне легкий ремонт – не хотелось смотреть на бурые стены и потолок, с которого лохмами свисали шмотья синеватой краски. Через неделю, вернувшись домой, он обнаружил на кухне потоп. Рванул этажом выше.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.