Мать империи

Алёна Дегтярёва

Мать империи

Пролог

Длинные шеренги людей тянулись вдаль. Боуи пробирался сквозь толпу вместе со своим отцом – прелатом1 Инганма.

– Остановимся здесь. Дальше нам не пройти. – сказал Инганма, оглядываясь по сторонам.

– Но отсюда ничего не видно.

– Сожалею, мой мальчик. Но ближе не подойти.

Боуи пожал плечами и занял позицию, устремив взгляд вперед. Сегодня им пришлось оставить все свои дела, чтобы оказаться на площади и наблюдать самое важное событие в истории.

Этот день предзнаменовал появление новой матери Империи. Император должен обвенчаться со своей избранницей, и люди увидят ее лишь однажды. По обычаям земель Кинем Хао, после венчания Императрице станет запрещено покидать стены замка до конца своих дней. Никто не хотел упускать возможности взглянуть на столь достопочтенную особу единственный раз в своей жизни. Люди съезжались сюда со всех уголков Империи. Поэтому сегодня на площади было не протолкнуться.

Наконец толпа загудела и Боуи увидел вдалеке ее. Юную девушку, ведомую за руки седовласым стариком, который, по всей вероятности, являлся ее отцом. Они медленно взошли на помост и остановились напротив его Величества. Она смиренно поклонилась правителю и встала рядом. Боуи, хоть он и далеко стоял, все-таки заметил ее печальное выражение лица, поскольку сам он был еще слишком юн, и обладал весьма тонкой душевной организацией и обостренной чуткостью.

– Отчего она так грустна? – шепотом спросил он.

– Видишь ли, это ее последний день в лучах солнца. Скоро она станет узницей замка и навсегда попрощается с солнечным светом.

– Но разве в замке нет окон?

– Есть. Но ей запрещено будет приближаться к ним, чтобы никто не смог лицезреть ее красоту, кроме самого Императора.

– А как же те, кто служит господину и живет в замке? Разве они не увидят ее?

– Конечно увидят, но по коридорам замка Императрица обязана ходить в бурнусе2, с закрытым лицом.

– Всю жизнь? – удивился Боуи.

– Всю жизнь. Видишь ли, жизнь императорской наложницы далеко не сладка. С самого детства ее готовят к тому, что после вступления в совершеннолетие она станет женой Императора. С этого момента ее жизнь подчинена мужу. Несмотря на то, что Императрица становится богата и живет в замке, она практически лишена всех радостей жизни. После свадьбы, все ее существование сводится к тому, чтобы родить Императору наследника. И не дай Бог ей принести в этот мир девочку. Мать Империи обречена рожать детей до тех пор, пока на свет не появится наследник рода.

– Почему?

– Потому, что у Императора не может быть дочерей.

– Но что, если все-таки родилась девочка? – не отставал Боуи.

Инганма вытащил из кармана платок и вытер испарину на лбу. Затем, как-то обреченно посмотрел на сына и сказал:

– Ее жизнь отнимут в то же мгновение.

– Но к чему такие жертвы? Почему нельзя сохранить малышке жизнь? – чуть не выкрикнул Боуи от удивления. К счастью, вокруг было настолько шумно, что никто не обращал внимания на их разговор. Не то, чтобы нельзя было в открытую обсуждать жизнь господ, но как минимум это выходило за рамки приличия. Никто не старался лишний раз говорить о таком на людях. Все знали, что происходит в замке и каждый молчал.

– Я не могу ответить тебе на этот вопрос. Так заведено испокон веков.

Боуи смотрел на будущую мать Империи и не мог отвести глаз. Она была юна, но очень красива. Каштановые волосы заплетенные в косу покрывала накидка из бисера. Белое конусообразное платье касалось пола, отчего девушка походила на фарфоровую статуэтку. Пока церковный наместник читал молитву, по белоснежной шелковой щеке покатилась слеза.

– Бедная девочка. – прошептал Боуи.

Невеста плакала и молчала. За весь ритуал она не проронила ни слова. С гордо поднятой головой она смотрела в толпу, но в то же время сквозь нее. Ее стеклянный взгляд не видел никого. Только муки уготованной судьбы застыли на ее лице. Но несмотря на свой юный возраст, Императрица с честью приняла свой долг. Движения ее были плавные и грациозные. Если она поднимала вверх руку, это походило на взмах лебединого крыла. Если склоняла голову в поклоне, то делала это так тихо и бережно, чтобы ни одна бисерина на накидке не поменяла своего положения. Черты ее лица все еще были детскими, но глаза смотрели по-взрослому. Это были глаза, полные смирения и понимания. Глаза человека, который знал, что он скоро умрет. Но смерть, пожалуй, принесла бы ей больше успокоения, нежели жизнь взаперти.

Ее родители были поверенными людьми Императора, и служили у него очень давно. Их династия шла рука об руку с императорской фамилией. Многие века имперский род производил на свет наследников, которые вырастая, брали в жены дочерей из семьи поверенных. И так было заведено. Если поверенная мать не могла родить дочь, Император выбирал для ее мужа другую наперсницу3. Сложнее обстояло дело с матерью Империи. Если спустя много лет, ее чрево так и не смогло произвести на свет наследника, ее ждала смерть. Император же выбирал себе следующую по возрасту дочь из семьи поверенных. И никто не смел нарушить эту традицию.

Когда закончила звучание молитва, наместник связал руки Императора и его союзницы красной лентой, сообщив, что теперь их души связаны на небесах навеки. Вдвоем они откланялись и спустились с помоста к своему экипажу. Упряжка тронулась, и толпа проводила их восторженными криками. На этом ритуал был завершен.

ЧАСТЬ 1

1. Начало

Юную мать Империи привезли в замок, но не дали времени насладиться его красотами. Император тут же отдал приказ, чтобы его жену проводили в ее покои и принялись шить по ее размерам бурнус. Она зашла в просторную комнату, села на край кровати и тут же дала себе волю расплакаться. Ее звали Эзеркиль. Она была старшей из семьи Дарвишей, и именно ей выпала честь взять на себя священный долг. Бедная затворница все думала о своей участи: почему? Почему она должна была оставить свою семью, своих братьев и сестер, которых больше никогда не увидит? Но если не она, ее долг приняла бы ее младшая сестра. Желала ли она кому-либо такой жизни? Нет. Уж лучше пусть она сама будет страдать и жить в золотой клетке, лишенная всех мирских радостей и соблазнов.

Эзеркиль сидела возле стены, где под потолком находилось маленькое, едва пропускающее свет окошко, когда в дверь постучали.

– Входите. – тихо произнесла она. Дверь открылась и в комнату кто-то вошел, но узнице было все равно кто это был. Она даже не повернулась, чтобы посмотреть и поприветствовать гостя.

– Здравствуйте, – услышала она тонкий девичий голосок, – меня зовут Фиска, я буду вашей придворной.

Императрица только бросила на нее мимолетный взгляд, но ничего не ответила.

– Ваше Превосходство, разрешите мне снять с вас мерки, чтобы портные тут же приступили к созданию вашего наряда. Какой цвет вы предпочитаете?

– Мне все равно. – ответила Эзеркиль.

– Что ж…я могу сказать им, чтобы сшили несколько разных, на выбор.

– Благодарю. – Она нехотя встала и развела руки в стороны, чтобы Фиска могла снять с нее мерки. Придворная села перед новоиспеченной Императрицей на колени и принялась орудовать измерительной лентой. Она подняла взгляд на Эзеркиль и хотела ей что-то сказать, но некоторое время как будто бы не решалась.

– Хотите я расскажу о замке? С ним связано немало легенд. А когда принесут ваши одеяния, вы сможете осмотреть его. Я с удовольствием покажу вам залы. – предложила придворная, протягивая ленту вдоль тела Эзеркиль, – думаю, портные управятся к завтрашнему дню.

– Это ни к чему. У меня будет достаточно времени, чтобы изучить замок.

Фиска заметила на ее лице выражение тоски. Она никак не могла взять в толк, почему молодая госпожа, сразу после своей свадьбы позволила себе отдаться в объятия грусти. Ведь свадебное торжество, и уж тем более венчание с самим Императором, по ее мнению, никак не могло быть предметом подобного проявления.

– Что вас так печалит, госпожа?

– То, что я вынуждена жить здесь, вдали от своих родных.

– Но разве вас не готовили к такой жизни?

– Готовили. – обреченно вздохнув, с тоской сказала Эзеркиль, – С самого детства, лет с пяти, я занималась по восемь часов в день, чтобы овладеть всеми необходимыми навыками императорской наложницы. – тихо произнесла она. Фиска замолчала, приготовившись слушать ее откровения.

– И каждый год, приближающий меня к этому, забирал частичку моей души. Я смотрела на других детей и мечтала бегать по улице вместе с ними, только бы не сидеть за нудными занятиями. К моменту моего замужества я умела практически все. Играть на любом доступном инструменте, готовить любую еду, шить, вязать, рисовать картины и много чего еще. Я изучала психологию, чтобы знать, как общаться с Императором, анатомию, чтобы понимать, как доставить ему наивысшее удовольствие…Все мое детство занимала борьба между жизнью и долгом. И будь он неладен, я несчастна, что оказалась здесь.

Фиска заметно напряглась и закопошилась, стараясь скрыть свое волнение. Она поняла, что мать Империи относится к своему замужеству совсем иначе, нежели окружающие ее люди. Конечно, она не могла знать, с какими трудностями столкнулась Эзеркиль и, наверное, глупо было судить о чужом счастье, не имея представления о том, что за ним стоит. Она выпрямилась, сложила руки и убежденная в том, что юной Императрице нужна поддержка, залепетала:

– Простите меня, госпожа, я не думала, что все так серьезно… Мне жаль, что вы вынуждены были страдать, но я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома.

Эзеркиль хмыкнула, и придворная решила больше не задавать лишних вопросов. Служанке показалось, что Эзеркиль разозлили ее разговоры и она просто молча доделывала свою работу. Она ни в коем случае не хотела впасть в немилость Императрицы в самый первый день их знакомства. Ведь ей придется прислуживать госпоже всю жизнь. Поэтому Фиска решила дать ей время привыкнуть к новой обстановке.

Эзеркиль стояла неподвижно, вперив свой взгляд в стену. Служанка только изредка просила ее опустить руки, или повернуться другим боком, чтобы измерить ту или иную часть тела.

– Сколько тебе лет? – спросила Императрица спустя некоторое время.

– Двадцать восемь.

– А как давно ты служишь в замке?

– Всю жизнь. – с улыбкой ответила Фиска.

– Стало быть, знаешь Императора много лет? Каков он?

Служанка задумалась.

– Простите меня, моя госпожа, но я не имею права судить об Императоре.

– Ну перестань. Со мной ты можешь быть откровенной. В конце концов, ты теперь единственная, с кем мне разрешено говорить.

– Что вы! Вы можете разговаривать со всеми обитателями замка! Никто не запрещает вам общение…

– Я не поклонница пустых разговоров. Если я о чем-то спрашиваю тебя, прошу отвечать мне честно. – строго сказала Эзеркиль, – так каков он?

– Ну… – Фиска отложила в сторону ленту, и задумалась, прислонив руку ко лбу.

– Пожалуй, он очень добр, хотя временами бывает и строг. В большинстве своем, никто из слуг не знает каков он на самом деле, поскольку этикет обязывает его держать определенную дистанцию и придерживаться официозного общения. Одно знаю точно – он очень красив. Думаю, вам повезло. Возможно, вы полюбите друг друга и жизнь здесь не будет казаться вам такой тоскливой. Вот увидите, в скором времени вы поймете, какое счастье обрели.

Эзеркиль только утвердительно промычала в ответ. Она поняла, что добиться от Фиски откровенности на данный момент она не могла, потому что они были еще слишком мало знакомы. Все же эта милая особа ей приглянулась, и поблагодарив ее, она отпустила служанку выполнять свою работу. Фиска была очень худая, настолько, что сквозь платье проглядывали мослаки4 ее костлявых плеч. Ростом она была значительно выше Эзеркиль. Вздернутый курносый нос покрывали веснушки, а рыжеватые волосы вились как молодые побеги виноградника.

Когда Фиска вышла, Эзеркиль легла на необычайно просторную широкую кровать. Мягкая перина поглотила маленькое тельце Эзеркиль, и скользя рукой по шелковой накидке, она закрыла глаза. Только во снах теперь сможет она видеть своих родных. Несмотря на то, что юная жена Императора была здесь под защитой, она не чувствовала себя в безопасности. Этот дом был для нее чужой. Ей хотелось разрыдаться, прижаться к плечу матери. Почувствовать ее тепло. Поговорить с кем-то родным и знакомым. Но теперь, она должна найти в себе силы, чтобы пережить свое одиночество наедине с собой. Немного успокоившись, Эзеркиль не заметила, как погрузилась в сон, уткнувшись носом в мокрую подушку.

2. Первая ночь

Из мира грез ее вернул слабый стук в дверь.

– Войдите, – сонно пробормотала Эзеркиль. В проходе появилась Фиска.

– Госпожа, ужин готов. Вы голодны?

– Да, пожалуй. – потянувшись, ответила новоиспеченная мать Империи.

– Хорошо, я распоряжусь, чтобы все принесли в ваши покои. К сожалению, ваш наряд еще не готов, поэтому предложить почивать в малой зале пока не могу.

– Ничего. Я поем здесь. Спасибо. – улыбнулась Эзеркиль, вставая с постели. После сна ее настроение немного улучшилось. Мать с упоением представляла себе завтрашний день, когда ей принесут ее облачение, и она наконец сможет выйти из комнаты. А сегодня можно было позволить себе провести весь день не вылезая из кровати.

Минут через пятнадцать ей подали ужин. Маленькая трехъярусная тележка вмещала в себя настоящий банкетный фуршет. Здесь были лобстеры и рыба, жаркое с грибами, фрукты и овощи, несколько видов десертов, горячие напитки и замороженные кусочки лимона, чтобы Императрица могла добавить в свой стакан немного кислинки. Эзеркиль с удовольствием поела и снова улеглась на мягкую подушку. Она оглядела комнату. Помещение было просторным. Высоченные потолки украшала лепнина. Мраморный пол мерцал в свете люстры. С настенных обоев на Эзеркиль смотрели лесные зайчики, которые прятались среди вьющихся веток какого-то экзотического дерева. Спальня была совсем не скучной. Множество мелких деталей, которые можно было разглядывать часами, приковывали взгляд. Помимо этого, в комнате оказался небольшой сервант, стеллаж которого был набит книгами. Она подошла, взяла одну из них и пролистала несколько страниц. Но не успев прочитать и строчки в комнату постучали и в проеме появилось уже знакомое лицо.

– Ваше Превосходство, Император Кинем Хао Беренгар Камада прислал сообщить, что он посетит ваши покои через полчаса. Он желает, чтобы вы были готовы ко времени, чтобы встретить его. Сопроводить вас в уборную? – доложила Фиска.

Госпожа поморщилась. Она уже знала, зачем придет Император. Когда мать готовила Эзеркиль к жизни в роли матери Империи, большая часть их уроков занимала подготовка к возлежанию с мужчиной. Будущая наложница изучала как ублажить мужа и подарить ему наивысшее удовольствие, будучи еще совсем юной девчонкой, поскольку это являлось одной из самых главенствующих ее обязанностей. Сама мысль о том, что ее ждет, вызывала у Эзеркиль отвращение.

Императрица нехотя накинула на себя плащ, принесенный Фиской, и последовала за ней. Придворная привела Эзеркиль в ванную, зашла вместе с ней и плотно закрыла за собой дверь. На фоне плитки песочного цвета в центре комнаты выделялась купель из черного мрамора. Вдоль стены стояли широкие медные чаны и деревянные тазы. Прямо над ними висели огромные зеркала, высеченные по форме стенных проемов, обрамленные в рамы с козырьком. Ванна уже оказалась наполнена теплой водой. Войдя внутрь, Эзеркиль почувствовала приятный запах лаванды, мяты и жасмина, и это погрузило ее в прекрасные воспоминания о далеких, давно забытых летних вечерах.

– Какой приятный аромат, – сказала она, обнажив свое тело и погрузившись в воду.

– Эти аромамасла Император привез специально для вас. В их составе только натуральные эссенции, цветы для которых собирали в полях верхней Сены5.

– Как великодушно с его стороны, – безразличным тоном ответила госпожа. Она откинула голову и позволила себе насладиться теплой водой, идеальной, по ее мнению, температуры. Фиска намылила мочалку и принялась бережно намывать императрице руки и другие части тела. После водных процедур Эзеркиль вернулась в свои покои, легла в кровать и с дрожью стала дожидаться прихода своего мужа. Она знала, что нужно делать, но все равно боялась показать себя не с лучшей стороны.

Император пожаловал ровно через полчаса, как и было оговорено. Она встала, чтобы поклониться ему и поприветствовать по всем правилам делового этикета. В ответ он улыбнулся ей и как-то уж слишком помпезно и неестественно сказал:

– Приветствую тебя, моя Императрица.

Эзеркиль почувствовала себя неловко. Он был значительно старше нее. Несколько морщин на переносице придавали выражению лица строгости. Черные вьющиеся волосы были заправлены за уши. Кожа его была очень смуглой, так что стоя друг против друга они смотрелись будто день и ночь.

– Освоились ли вы на новом месте, моя госпожа? Подходит ли вам эта комната? – спросил он.

– Да, сударь. Благодарю вас. Покои очень просторны. Лучшего мне и не представить. – учтиво ответила Эзеркиль. Она вспомнила, что мать учила ее не робеть в уединении с мужем, но почему-то сейчас она чувствовала себя очень растеряно.

Он молча обошел вокруг нее, не сводя глаз с ее маленькой изящной шеи. Когда Беренгар дотронулся кончиками пальцев до ее руки, она вздрогнула, и по коже забегали мурашки. Он поцеловал ей руку и отпустил ее. Она молчала, не сводя с него глаз. В полной тишине, легким движением руки он стянул с себя полотняную рубаху и штаны, представ перед Эзеркиль абсолютно нагим. Несколько секунд он смотрел на нее, и под этим тяжелым взглядом девушке стало не по себе. Видя, что она не решается ответить ему тем же, он подошел к ней вплотную и рванул шнурок на ее шее, что сдерживал плащ, накинутый на голое тело. В этот вечер она ждала его именно в таком виде. Накидка скатилась с шелковых плеч. Он взглянул ей в глаза, затем впился в ее маленькие губы и подхватил на руки. Уложив жену на кровать, он навис над ней, больно схватив за запястье. Эзеркиль издала тонкий звук, похожий на стон, но Беренгар этого не заметил, увлеченный плавностью изгибов ее тела.

Он провел языком по ореоле ее груди, цепляясь губами за маленький торчащий сосок. Затем зажал эту нежную багровую бусину между зубов, активно шевеля языком, второй рукой поглаживая ее по нижней складке живота. Камада наивно полагал, что это может ей понравится, но наложница не испытывала ничего кроме напряжения. Она была напугана и скованна в движениях, ведь Беренгар держал ее очень крепко. Маленькая и хрупкая Эзеркиль потерялась под грудой его мышц. Оторвавшись от ее груди, он придвинул ее тело к себе и Эзеркиль почувствовала только боль. Резкую и нестерпимую. На глазах выступили слезы.

– Прошу, мне больно, – прошептала она.

– Скоро это пройдет, – ответил Император, напирая на нее с новой силой.

Напрасно она пыталась его оттолкнуть. Беренгар был напорист и неудержим. Он вертел ее словно куклу, делая с ее телом все, что ему заблагорассудится. В голове Эзеркиль мелькнула мысль, что Император уже не раз был с женщиной, и она поняла это по тому, с каким умением он овладел ею. Рывком Беренгар развернул ее и маленький носик Эзеркиль уткнулся в подушку. С последним толчком она почувствовала, как он отпускает ее и падает на соседнюю половину кровати. Она боялась пошевелиться и слезы застилали ей глаза, но бедняжка мужественно держала себя в руках. Она не хотела, чтобы Император почувствовал ее слабость. Поэтому молчала, не издавая ни звука.

Когда он ушел, она осталась лежать в постели, в луже собственной крови. Но боль уже не причиняла ей дискомфорта. Ее состояние было подавлено тем, что каждый раз ей придется терпеть этого человека по его велению. Быть может, если он был более ласков с ней, она бы тоже почувствовала влечение, но с самого начала этот человек вызывал в ней лишь отвращение.

Когда она немного пришла в себя, то позвала в комнату Фиску и попросила снова наполнить ей ванную. Горячая вода привела ее в чувство. Боль совсем сошла на нет, и она смогла расслабиться, вдыхая полюбившийся ей аромат жасмина. Придворная, глядя на нее, могла только гадать что пришлось пережить ее новой подопечной.

Наутро, радостная Фиска разбудила ее, едва рассвет напомнил о себе первыми отблесками золотых лучей.

– Госпожа, ваши наряды готовы к примерке! Разрешите мне показать их все?

– Здравствуй Фиска. Да, можешь показать. – Императрица приняла в кровати удобное полусидящее положение.

Придворная втащила в комнату длинную вешалку на колесиках, на которой висели цветастые наряды. Первым она сняла самый яркий из них – желтый. Длинный плащ украшали спиралевидные закорючки из флисовой ткани, с жемчужинами, пришитыми на кончиках завитков. В другую руку она взяла фиолетовый бурнус, с орнаментом из красных цветов. Эзеркиль невольно поморщилась, тогда Фиска все поняла и отложив в сторону наряды, взяла в руки следующие. На этот раз глазам императрицы предстали оранжевый и синий. Пестрые расцветки совсем не нравились Эзеркиль, и она кивнула Фиске, чтобы та достала серый. Повинуясь ей, придворная достала серый бурнус, с золотистой тесьмой по нижнему краю. Низ украшала белая бахрома. На этом костюме не было совершенно ничего лишнего, и именно его Эзеркиль выбрала за свою утонченность. Фиска же в изумлении вскинула руками:

– Но госпожа, он же совсем однотонный и невероятно скучный! Может быть, вы хотите выбрать нечто более привлекательное?

– Для меня этот костюм очень привлекателен. – спокойно ответила Эзеркиль, красуясь возле зеркала, – то, что нужно.

– Я передам портному ваши похвалы. – расстроено ответила Фиска. Когда она вывезла тележку в коридор и Эзеркиль подумала, что та наконец оставит ее в покое, придворная вдруг вернулась, протягивая госпоже какую-то вещь. Это был широкий золотистый браслет, с едва заметными встроенными кнопками.

– Совсем забыла, – извиняющимся тоном пролепетала служанка и указала взглядом на руку собеседницы.

– Что это? – спросила Императрица.

– Это коммуникатор. Устройство, благодаря которому вы сможете связаться с любым обитателем замка, у которого есть такой же браслет. Эту разработку подарил нам четвертый Император, и оно активно используется по сей день. Позвольте, покажу вам, как это работает. – она надела браслет на запястье Эзеркиль, и нажала на одну из кнопок. Затем громко назвала свое имя и коммуникатор, сидящий на ее руке издал шипящий звук, после чего из него послышалось эхо собственного голоса.

– Работает. Чтобы пригласить меня, просто скажите в микрофон: «Фиска, зайди ко мне», и я появлюсь. Если вам понадобится кто-нибудь еще, просто назовите его имя.

– Как интересно. – задумчиво произнесла Императрица, разглядывая вещь.

Эти периферийные устройства позволяли общаться на расстоянии из любой части замка и за его пределами. А самая прелесть прибора была в том, что оно походило на обыкновенное украшение и не привлекало глаз.

По завершению примерки, служанка и ее госпожа покинули покои и пошли по длинному сводчатому коридору. Фиске не терпелось показать Императрице ее владения. Каменные колонны печально смотрели на них немым взглядом. Расплывчатые тени силуэтов плыли за ними по неровной поверхности стен, заполняя тьмой пустоту простенков. В некоторых местах камень выглядел потертым, или даже поцарапанным, как будто кто-то водил по стене когтистой лапой. Иногда Эзеркиль на глаза попадались фрески, но что на них изображено было сложно разобрать. Мозаика оказалась потрескавшаяся, кое-где не хватало кусочков.

Придворная привела Эзеркиль в тронный зал, ведь именно отсюда она хотела начать свою экскурсию.

– Здесь его Величие Император принимает послов и других гостей. – сказала она, прежде чем открыть дверь.

Эзеркиль покружилась вокруг, оглядывая зал. Он был невероятно огромен. Отзвук ее шагов шел за ней по пятам. Темные стены сковывали пространство. Неброский орнамент на полу со странными существами придавал залу готичности. Эти существа выглядели бы устрашающе, не падай на них свет, проникающий сквозь огромные окна. По всему периметру стояли подсвечники, и на каждом находилось ровно по восемь свечей. Юной госпоже невольно подумалось о том, сколько же времени уходит на то, чтобы зажечь их все. Эзеркиль прошла немного вперед и увидела шикарный императорский трон. Спинка и подлокотники были украшены резьбой, а красная ткань обивки шлейфом простиралась по полу. Сбоку от императорского трона Эзеркиль заметила кресло поменьше и совсем крохотный стул.

– Это для вас и маленького наследника. – тихо сказала Фиска из-за спины.

Эзеркиль резко развернулась и зашагала к выходу, будто придворная дала себе волю ляпнуть что-то лишнее. Служанка хотела что-то сказать, но остановила себя, догадавшись, что сейчас не время для разговоров.