Полная версия
Даже если не с тобой
Наиля Тургуд
Даже если не с тобой
Романтическая фантастика
Баку
2024
Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми, живыми или мертвыми случайны.
Пролог. Цена жизни
Апрель, 1991 г., Баку
Бакинская весна только начала ощущаться и, подгоняемые лёгким тёплым ветерком, студенты медики спешили войти в свой альма-матер. На ходу надевая белый халат, высокий смуглый молодой человек вошёл в аудиторию. Его группа, которая состояла только из девочек, уже почти полным составом расселась за длинными партами. При виде вошедшего одногруппника, единственного парня среди них, девочки оживились и отовсюду раздались радостные приветствия. Парень привычно прошёл в конец аудитории, и сел один позади всех, чтобы никому не мешать своим ростом. Муслим, а парня звали именно так, попал в эту группу двумя месяцами ранее после перевода из Московского Медицинского Университета. Отучившись в Москве два с половиной года, он уступил слёзным уговорам матери вернуться в родной город. Время было неспокойное. В конце 80-х годов территориальные претензии армян к азербайджанцам переросли в межэтнический конфликт, который разделил жизнь и историю обоих народов на «до» и «после». А Чёрный январь 1990 года подвёл доверие азербайджанского общества к советской власти к кровавой точке невозврата. Эти трагические события потрясли всех в республике. А в конфликт вовлеклись даже студенты за пределами Баку. В последний год Муслим постоянно попадал в жестокие драки с бывшими бакинскими и оголтелыми ереванскими армянами. Ситуация накалялась день ото дня и родители Муслима, после очередного звонка из отделения травматологии скорой помощи, поняли, что надо принимать кардинальное решение. Они чётко понимали, что вопрос безопасности их вспыльчивого по природе сына перевешивает чашу весов в другую сторону от мечты учиться в сильнейшем медицинском вузе страны. Так, Муслим, после зимней сессии приехал в Баку. Муслим неплохо освоился в бакинском институте, хотя здесь ритм учёбы и манера преподавать сильно отличались от Москвы.
Первая пара быстро пролетела и началась короткая переменная, во время которой группа должна была успеть перейти в другую аудиторию. Муслим в начале плохо ориентировался среди замысловатых длинных коридоров и бесконечных лестниц, и поэтому всегда шёл с кем-нибудь из одногруппниц. Потом для него стало нормой идти медленно, чтобы девочки не семенили за ним. В этот день рядом с ним оказалась Сева, эффектная брюнетка с гладко зачёсанными и собранными на затылке в пучок волосами и крупными серьгами в ушах, в сером брючном костюме, из-под которого выглядывал высокий ворот водолазки, и в лакированных туфлях на плоской подошве. То, как его сокурсницы одевались, сильно отличалось от предпочтений московских студенток, и сразу чувствовалось, что для Баку мединститут – статусный вуз. Сева говорила, мило растягивая слова и сопровождая каждое слово жеманной мимикой.
– Муслим, я могу попросить тебя кое о чем? Можешь проводить меня после занятий до автобусной остановки? Пожалуйста.
– До которой? Хотя… Конечно, да провожу, без проблем. А что? К тебе кто-то пристаёт?
– Да-а, какой ты умничка, Муслим! Сразу же всё понял. Ты не поверишь, но ко мне клеится сапожник.
– Сапожник?!
– Представляешь? Что-то странное болтал, ну, я его культурно отшила. А теперь он всё время мне вслед говорит какие-то гадости. Надеюсь, он тебя увидит и остепенится. Ты высокий и красивый, может наконец поймет, что он мне не пара.
Провожать девушек и женщин всегда было нормой для бакинских мужчин, а в то неспокойное время это стало необходимостью. Муслим после окончания занятий аккуратно сложил свой белый халат и разместил его в папке для документов, в которой были ещё тетради и ручки. Севу пришлось немного подождать – она задержалась, обсуждая что-то с ассистенткой профессора. Наконец Муслим и Сева вышли из здания и направились в сторону автобусной остановки. Основной отток студентов из здания уже уменьшился и тротуар был почти свободным. О существовании сапожной будки Муслим узнал только в тот весенний день. Как оказалось, маленькая тёмная будка стояла прямо на углу улицы, рядом с трамвайной остановкой. А так как Муслим в ту сторону города никогда не ездил, то он не замечал ни будку сапожника, ни овощную лавку по соседству. Сапожник не заставил себя долго ждать, он видимо караулил Севу. Увидев её с парнем, тот вначале застыл, а потом стал выкрикивать матерные слова в адрес девушки. Муслим аж оторопел от услышанной брани, и попытался остановить поток льющихся ругательств:
– Ты что делаешь? Ты зачем так ругаешься? Не стыдно тебе? Тут женщины и дети ходят! Следи за своей речью!
Сапожник за своей речью следить не хотел, и Муслим тихо сказал Севе:
– Мне кажется, что он душевнобольной. Не смотри на него, идём дальше.
А сапожнику просто сказал:
– Какой ты азербайджанец, если обзываешь наших же девушек? Не по-нашему это, не по-мужски.
Тут сапожник переключил свое внимание на Муслима:
– Это я не мужчина?! Если ты мужчина, иди сюда. Иди сюда! Давай! Давай поговорим!
– Хорошо, сейчас приду. Жди меня. – ответил Муслим и, взяв Севу за локоть, стал уводить девушку с этого места. Дойдя до автобусной остановки, Муслим огляделся, словно кого-то искал, попрощался с Севой и всё-таки повернулся к институту, несмотря на уговоры девушки не возвращаться:
– Муслим, прошу тебя! Ты же видишь, он больной на голову человек! Умоляю!
– Сева, не волнуйся! Я с ним просто поговорю, объясню, чтобы он больше не цеплялся к тебе.
А сапожник, плотный невысокий мужчина лет сорока, метался вокруг своей будки и нервно курил. Муслим большими шагами высокого человека подошёл к нему и, всё также держа папку в руках, миролюбиво сказал:
– Я пришёл. Давай поговорим.
Сапожник, не произнеся ни слова, отбросил сигарету, вскинул руку и резким движением ударил ножом, зажатым в кулаке, Муслима прямо в шею. Молодой человек даже не успел отпрянуть. Кровь хлынула фонтаном. Муслим зашатался, тщетно пытаясь зажать рану рукой и вдруг рухнул на спину. Небо было удивительно чистым и нежно-голубым. Не было ни одного облака. И кругом стояла странная, абсолютная тишина, от которой становилось страшно. Муслим ещё несколько мгновений смотрел ввысь и, прежде чем его глаза закрылись навсегда, с его обескровленных губ тихо слетело всего лишь одно слово:
– Ляля…
Глава 1. Призраки памяти
Февраль, 2023г., Баку
Моложавая женщина лет пятидесяти сидела в приёмной президента большой компании. Несколькими месяцами ранее она была приглашена на работу в новый отдел, и, после многочисленных этапов, принята в штат. Её попросили подъехать в отдел кадров для подписания контракта. После нудного заполнения многочисленных бланков милая девушка передала просьбу президента новой сотруднице зайти к нему в офис на короткую встречу. И вот, женщина уже минут пять сидела в ожидании приёма. Наконец дверь кабинета открылась и оттуда вышли двое мужчин. В одном из них она сразу узнала президента, его фотографии она уже давно изучила в интернете. А второй был видный молодой мужчина с удлинённой чёлкой, зачесанной на бок. Президент увидел ожидающую его даму и шумно поприветствовал её:
– Здравствуйте! Как хорошо, что вы зашли! Вы как раз вовремя. Знакомьтесь, ваш коллега по цифровой трансформации – Хайям Нуралиев. Хайям, знакомьтесь… – президент не успел договорить, как тот выпалил:
– Ляля? Вы же Ляля? То есть… Ляля ханум?
Женщина удивленно смотрела на молодого мужчину и медленно сказала:
– Вообще-то, я Лейла. А мы разве знакомы?
Наступила неловкая пауза. Хайям вдруг растерялся. Он не мог объяснить самому себе – почему, во-первых, он не дал говорящему договорить, и, во-вторых, почему он незнакомую женщину значительно старше себя назвал Лялей. Президент решил спасти ситуацию:
– Ничего не знаю насчёт Ляли, но знаю точно, что это наша Лейла ханум, лучший специалист нашего города по организационной трансформации. И вы будете работать вместе. Лейла ханум, очень хочу обсудить с вами наши планы.
Президент жестом пригласил Лейлу ханум пройти в кабинет и, повернувшись к задумавшемуся Хайяму, сказал:
– Хайям, если у вас есть время, может задержитесь? Как раз втроём поговорим? Минут на пятнадцать?
А разговор о предстоящих проектах и ожиданиях президента от консалтинговой группы коротким не оказался, всем троим было чем поделиться по этой теме. Через час с лишним Хайям и Лейла вышли из офиса с президента слегка озадаченными и задержались в фойе в ожидании лифта. Между этими двумя, которые держали большую дистанцию между собой, повисла молчаливая пауза. Явно собравшись духом, Хайям первый её нарушил:
– Лейла ханум, здесь в здании есть кофейня. Могу я вас пригласить на кофе?
Лейла понимала, что молодой мужчина смущен курьезом с её именем, и ей почему-то нравилось видеть его неловкость. Улыбнувшись, она коротко ответила:
– Да, можете пригласить.
В кофейне они сделали заказ, и заняли столик у панорамного окна. Лейла с любопытством оглядывала новые территории и боковым зрением чувствовала, как Хайям с интересом изучает её профиль. Она поймала себя на мысли, что её забавляет эта ситуация. Повернувшись к своему кофейному собеседнику лицом, она доверительным тоном обратилась к нему:
– Хайям, давайте сразу договоримся по нескольким вопросам. Во-первых, заведём наше с вами личное правило – каждый платит сам за себя. Поверьте, немецкий счёт – залог крепких рабочих отношений.
Она заглянула собеседнику в глаза и в очередной раз за последние часы отметила про себя, что Хайям очень симпатичный молодой мужчина – большие глаза, длинные брови вразлет, немного крупный прямой нос, и красивые губы. А удлиненная чёлка, уложенная набок, удивительно подходила ему и придавала его облику стильность. Хайям, также улыбаясь в ответ и таким же тоном ответил:
– Я вас понимаю. Сейчас так принято. Но я немного старомоден и предпочитаю угощать дам.
Подражая теперь уже его тону, Лейла, все также широко улыбаясь, пошутила:
– А не слишком ли вы молоды для старомодных замашек, коллега? – последнее слово она произнесла нараспев.
Хайям отрицательно покачал головой и смеясь сказал:
– Насчёт кофе мы решили и точка, коллега. А что, во-вторых?
– А во-вторых… Лялей вы меня уже назвали, так что может отбросить все формальности и будем общаться без «ханум»1 и на «ты»?
– Насчет «Ляля», вы ради бога извините меня. Я обознался. От ханум могу отказаться, но на «ты» мне будет сложно общаться с вами.
– А, ну да! Конечно же! Я понимаю – я же значительно старше вас.
Хайям не ответил на её сарказм, перевёл разговор на проекты, и стал делиться своими идеями. У него был приятный бархатный низкий голос, который обволакивал собеседника. В его речи слышался легкий британский акцент, а у Лейлы в голове крутилась строка из песни Высоцкого «Где твои семнадцать лет?». А то, что он назвал её «Лялей», засело не только в её голове.
Утро понедельника началось с обустройства на новом рабочем месте. Отдел, в котором Лейла и Хайям должны были работать, разместился на просторном пятачке офиса с открытой планировкой. Они приступили к работе первыми из только созданной консалтинговой группы и это дало Лейле и Хайяму преимущество в выборе мест. Почему-то их обоих потянуло к двум столам «близнецам» у окна, стоящими в ряд. Это расположение давало возможность видеть весь офис, а также легко переговариваться с места и в то же время не мешать друг другу. Начался рабочий процесс и оказалось, что есть много чего объединяющего Лейлу и Хайяма. Они оба окончили один университет, и один и тот же факультет прикладной математики. Правда, между ними была разница в 21 год и имена, которые Лейла называла, к моменту учёбы Хайяма уже были историей факультета. Хайям получил ещё одно образование уже в Великобритании и долго жил там, женившись и став отцом дочери. Обратно на родину Хайяма и его семью привела ностальгия. Лейла же долгие годы работала в азиатской иностранной компании и какое-то время жила в Сингапуре. Она была замужем, и у неё было два ребёнка – сын и дочь. Оказалось, что младшая дочь Лейлы была всего лишь на два года старше дочери Хайяма. И это потому что, у Хайяма был ранний брак, а у Лейлы поздний.
По началу они много общались на разные темы, и их отличала только манера говорить, всё остальное – принципы, жизненные установки, уклады семей, пристрастия и увлечения были схожими. Отличающим их был только темперамент. Хайям был энергичным, стратегически мыслящим, с далекой перспективой дел, которые надо успеть сделать. В его представлении многое необходимо было быстро и радикально менять. Лейла же была сфокусирована на ближний круг дел, которые она добросовестно выполняла по мере поступления. С людьми она легко ладила, воспринимая их со свойственными им недостатками. Из изменений в обществе она желала видеть только позитивные, и даже их под влиянием эволюционнного процесса. Работа в консалтинговой группе, в ряды которой они влились, требовала большого профессионализма, а это у обоих было на высоте.
Лейла сразу же с большой симпатией отнеслась к молодому коллеге. Ей нравилось в нём сочетание высокого интеллекта, старомодного рыцарства и природного обаяния. Хайям же не понимал, что творилось в его душе. Он не мог отделаться от чувства, что Лейлу он знает давно. Знал в ней всё – её мимику и то, как она удивлённо поднимает бровь, её манеру говорить мягким приятным не по возрасту молодым голосом. Знал то, как она смеётся, её походку и особенно поворот головы. Он её знал настолько хорошо, что временами казалось, что даже когда-то безумно любил. Но когда?! Каждый раз, когда он встречался с её мягким взглядом, в котором читался неподдельный интерес к нему, в душе его всё ликовало. Хайям не замечал её возраста, хотя он чётко понимал, что перед ним зрелый человек. Очень скоро её мнение во многих вопросах стало для него важным, а свое мнение она имела всегда. Зачастую её мнение было созвучно с его собственным, но иногда он удивлялся глубине её рассуждений. Она не навязывала свое видение чего-либо, но иногда удивительно лаконично озвучивала свою позицию как некую аксиому, которая обсуждению не подлежит. При этом она никогда не настаивала ни на чём, никогда не доказывала свою правоту и какую-то свою исключительность.
А для Хайяма Лейла была как раз исключительной и даже мистической персоной. И началось всё со снов. Как-то он проснулся посреди ночи с ощущением пережитого, леденящего душу, кошмара. Он видел во сне, как шёл по улице к своему нынешнему дому. Рядом с ним шли какие-то мальчики, и сам он тоже был их возраста. Кругом почему-то были незнакомые одноэтажные дома, выкрашенные в белый цвет, хотя он точно знал, что идёт по знакомой улице. Вдруг им навстречу выбежала девочка, и он также наверняка знал, что её звали Ляля. На девочке была кофта в тонкую синюю полоску, белая юбка и белые сандалии на красивых ножках. Дул ветерок, и девочка была вся такая воздушная и нежная. Девочка приближалась к мальчикам, и Хайям сказал своим спутникам – «Она – моя!». Ляля услышала его реплику и повернулась к нему. На её лице, с высоко поднятой тонкой бровью, было написано удивление. Хайям с замиранием в сердце смотрел на неё и понимал, что девочка очень милая. Но Ляля ничего не сказала ему, а продолжала быстро идти дальше. Хайям повернулся посмотреть вслед удаляющейся девочки с развевающимися длинными каштановыми волосами. И стоял долго, пока она не скрылась с глаз. А эта девочка, Ляля, на самом деле была Лейла…
Хайям этот сон видел много раз, и каждый раз просыпался с каким-то холодом в душе. Сон не был пугающим по сюжету, но ощущение после него было неприятным и не из-за девочки. Одно из этого сна было понятно, что Ляля внешне изменилась. Во сне она худая, тоненькая, стройная девочка, а в нынешней жизни Лейла была женщиной с округлыми формами. Только глаза и вздернутый носик те же. Сон не мог быть воспоминанием Хайяма, он это чётко понимал. Хотя бы потому, что сам он в детстве жил среди многоэтажных домов. И в нынешний дом переехал недавно, после возвращения из Англии. И он никак не мог видеть Лялю-Лейлу ребёнком, когда он родился ей уже было больше 20 лет. И как-то однажды за ланчем Лейла вспоминала детство и упомянула улицу где-то рядом с улицей Советской2 .
– В доме, который построили на месте нашего дома, на первом этаже находится замечательный гастрономический магазин.
– Какой магазин?
– Гастрономический, называется «Лезиз Кулинария»3 .
Хайям уставился на Лейлу непонимающим взглядом:
– Я живу в этом доме.
Тут пришло время Лейле удивиться:
– Как? В доме с «Лезиз Кулинария»?! Как интересно! Я там родилась и выросла. Мы переехали, когда мне было 22 года. Ваш дом начали строить в 2006, я помню как даже поехала посмотреть на развалины нашего дома. А потом долгие годы ходила в спортивный центр «Аква Спорт», он рядом, кварталом выше от вас.
– Лейла, а вы тогда куда переехали?
– Чуть выше ЦСУ. Но сейчас я в другом месте живу.
Они продолжали есть, а Хайям пытался понять, насколько мучающий его сон был явью. И вдруг спросил:
– Лейла, вот вы сейчас сказали про ваше детство и мне представилось, как вы, маленькая девочка в голубой матроске с белой юбкой и сандалиями на ногах, бежите по улице. И вас тогда звали Лялей.
Лейла странно посмотрела на Хайяма. Она замолчала. Все также молчала, когда они сдавали подносы с тарелками и вышли из столовой. И только подходя к лифтам она серьёзным голосом сказала:
– Это было, когда я училась в седьмом классе. То есть я была не маленькая девочка, а подросток, почти 14 лет. Папа был в командировке в Вильнюсе и оттуда привёз мне стильный костюмчик а-ля матроска. Кофта в тонкую синюю и белую полоску, воротник, как бушлат, и спереди завязочка. Юбка белая с полосатым кантом, как ткань кофты. Я сразу же влюбилась в этот костюм, и хотя он был летний, я торопилась его надеть и выйти куда-нибудь. Мама смеялась над моим нетерпением и предложила пойти в нём за хлебом. Я надела белые сандалии, мы их тогда называли «римлянки», распустила волосы. Мама настаивала, чтобы я надела жакет, а я не хотела портить образ и пошла за хлебом. Это, наверное, был апрель или май, было солнечно, но прохладно для голых ручек и ножек.
– Вы встретили тогда мальчиков…
– Что?! Хайям, вы меня пугаете. Вы читаете мои мысли? Вы что, экстрасенс?
– Может быть экстрасенс. Расскажите, а что было дальше?
– Дальше? Я встретила мальчиков, двоих из них я узнала – это были мальчики из параллельного класса. А посередине был высокий тёмный мальчик, о существовании которого я до того дня не знала. Они бросили какую-то фразу, а я побежала дальше.
– Что они сказали?
– Не помню.
– Не правда, Лейла, вы всё помните.
Лейла с недоумением посмотрела на Хайяма и, развернувшись, стала прямо перед ним. Хайям был серьёзен и не улыбался, а Лейла терялась в догадках – «Что тут сейчас происходит?»
– Тёмный мальчик сказал «Она – моя». Я удивилась и посмотрела на него. У него были чёрные глаза и… Я еле выдержала его взгляд и просто ушла. Я не знаю почему, то ли мой кураж от костюмчика, то ли тот взгляд… Но я была одновременно счастлива и смущена происшедшим. С тех пор этот мальчик мне часто попадался в школе. Его звали Муслим, и оказалось, что он учился в нашей школе с первого класса. Был отличником и задирой в одном лице. Я почему-то раньше его не видела. И да, меня в школе все звали Лялей. На имя Лейла я даже не реагировала. А что с вами происходит, Хайям? Кто вы у нас – белый или чёрный маг? И вы можете читать чужие воспоминания?
– Не знаю. Может вы правы, и я просто читаю ваши воспоминания.
– Наверняка читаете. Иначе как всё это можно объяснить. А вы их видите моими глазами?
– Нет, не вашими. Я вас вижу, я на вас смотрю чьими-то глазами.
– Странно, правда?
– Да… Странно… Может я вижу воспоминания этого мальчика, Муслима?
– Нет, Хайям, этого не может быть. Муслим погиб, когда ему ещё не исполнилось 20 лет.
Вернувшись в офис, Хайям погрузился в работу – у него было очередное онлайн совещание с зарубежным филиалом. Лейла уже наизусть знала его вступительную речь, и отмечала про себя его уверенную манеру вести собрания, его четкую речь и умение отделять зерна от плевел. Про себя она не уставала повторять одну и ту же фразу – «Какой же он профи!». А Хайям на этом совещании был занят совсем другими мыслями. Он вспомнил, как он выбрал свою квартиру. Они с женой и маклером осмотрели много вариантов в центре города, где жена выросла и именно там она хотела жить. «Вторичку»4 как вариант они не рассматривали, сосредоточились только на новостройках. В один из дней им не удалось посмотреть квартиру, потому что дороги к ней были перекрыты, и маклер ехал по каким-то улицам, пытаясь хоть как-то подъехать на нужный адрес. Каким-то образом они оказались около зимнего парка и выехали на одну из улиц, выходящих на бывшую Советскую. Ирада, жена Хайяма, захотела пить. Они припарковались и решили подышать воздухом, пока Хайям покупал воду. На улице у Хайяма возникло дежавю. Он шёл ведомый каким-то чувством и полным уверенности, что он знает эту улицу и это место. Так они оказались около «Лезиз Кулинария». И Хайям, не задумываясь, сказал:
– Вот это место. Я хочу жить в этом доме.
Сейчас узнав, что Ляля жила в доме на этом месте, он почувствовал себя некомфортно. «Мистика какая-то».
После совещания, он повернулся к Ляле, про себя он называл её только так, и спросил:
– Ляля… То есть Лейла, расскажите, пожалуйста, об этом парне – Муслиме.
– Муслим?… Их было два друга, оба Муслима, один Расулов, другой Сейидов. Один светлый, голубоглазый, другой – смуглый брюнет. Оба одинакового высокого роста. И всё время были вместе, дружили с первого класса. Расулов, по-моему, учился средне или хорошо, а Сейидов был отличником с первого класса. Кажется, он даже окончил школу с медалью, не помню уже. После школы Сейидов поступил в мединститут в Москве. Начались Карабахские события и он перевелся обратно в Баку. У Муслима в группе к какой-то девочке приставал сапожник, он был рецидивистом, уже сидел за убийство. Муслим пошёл её защищать, а тот одним ударом сапожного ножа в сонную артерию убил Муслима. Бедный мальчик. Ему только то ли исполнилось, то ли должно было исполниться 20 лет. Из него получился бы хороший врач, хирург или кардиолог. Но это не случилось, потому что кто-то подло лишил его жизни.
– Лейла, вы дружили с ним?
– Я – нет. Мы же учились в параллельных классах и никак не общались.
– А как вы узнали? Я имею в виду узнали о смерти? Тогда же не было интернета.
– Проблема молодых в том, что они не знают жизни без интернета. Хайям, тогда был телефон. Обычный, городской. Мне позвонила моя школьная подруга, Нара, она тоже училась в медицинском. В эпоху до интернета хорошо работало «сарафанное радио».
– Вы ходили на похороны?
– Нет, на похороны я не ходила. Но я видела место убийства. Я тогда поехала на трамвае к мединституту и увидела нарисованный мелом силуэт на тротуаре. Постояла рядом. Это было страшно.
– Страшно было видеть силуэт?
– Страшно было умереть от потери крови в двух шагах от трех больниц – скорой помощи, Семашко5 и детской больницы имени Караева. И заметьте, прямо перед мединститутом. Умереть в месте, где каждый третий прохожий – врач, медработник или студент медик. И никто не смог его спасти? Как это могло случиться?
– На самом деле страшно. А его семья?
– Говорили, что они все умерли. Отец не пережил и сорока дней Муслима, мать умерла до его годовщины. Когда мы классом отмечали 25-ти летие окончания школы, с нами впервые был парень из Муслима класса, Сеймур. Он почему-то весь вечер меня спрашивал, помню ли я Муслима.
– А вы помните. Почему?
– Почему помню? Потому что абсурдность его смерти потрясла меня тогда. Мы только пережили Чёрный январь, а Карабахская война ещё не началась. Потом уже было столько смертей молодых парней. А тогда…
– И всё же вы его хорошо помните.
– Что-то помню. И его тоже иногда вспоминаю. Знаете, Хайям, с годами, когда появлялась какая-нибудь новинка, или случалось какое-нибудь событие, я задумывалась о том, что Муслим это не увидел, или об этом не узнал. Мне всегда было бесконечно жаль, что он погиб таким молодым и мало, что увидел в этой жизни. Я вам это говорю, а Сеймуру я тогда не сказала всего этого. Ни тогда, ни на 35-ти летие окончания школы. У него по ходу ко мне только один вопрос все эти годы.
– Почему вы не отвечаете Сеймуру?
– Отвечать – то, отвечаю. Говорю просто, что конечно же помню. Но я не умею откровенничать с малознакомыми людьми. А Сеймура, по сути, как человека, я совсем не знаю. Я на все ваши вопросы ответила, Господин Медиум?