Пять глаз, смотрящих в никуда

Стоило вылезти из машины, как ветер сразу хлестнул по щеке, показывая, кто тут главный. Полина подняла воротник пальто, прикрывая лицо. По небу беспорядочно метались клочки темных туч. Ветер злобно терзал их, то открывая, то пряча полную луну. Круглая и одинокая, она напомнила Полине о найденном глазе. Под сердцем колыхнулось тревожное чувство, и руку кольнуло. Едва заметный, легкий укус, а все-таки что-то он значил. Рука не подавала сигналов просто так, и Полина с детства привыкла прислушиваться к ней.

Пикнул домофон, и Йося распахнул дверь. Полине вспомнилось, каким взглядом Афанасий провожал его – в платье, без парика, – и тревога рассеялась от внутреннего смешка. Кем бы ни был (или ни была) Жека, это правильно, что они заберут Йосино «все» с собой. Так ему не придется разрываться между двумя домами и убегать к Жеке – физически или мысленно. Да и Полине будет спокойнее.

Йося и Жека жили на первом этаже, из зарешеченных окон открывался вид на шины-клумбы. Фонарь, висящий над подъездом, топил комнату в электрическом свете – тонкие шторы были ему нипочем. Полина заметила стол, стул и советский сервант во всю стену. У противоположной стены стояла односпальная кровать, возле нее лежал свернутый матрас. На стене висел ковер, над ним вихрились обои, а по полу расползался дырявый линолеум.

Только пахло тут – совсем не так, как можно было представить. Не пыльным хламом, не грязным бельем. В воздухе стоял сытный запах, одновременно простой и вкусный. Пожалуй, его можно было емко охарактеризовать двумя петербургскими словами: «греча» и «кура».

Синее одеяло, взгорбленное на постели, зашевелилось. Край откинулся, и показалась взлохмаченная мальчишеская голова. Заметив незнакомцев, мальчик поспешно начесал вперед длинную челку. И волосы, и кожа выглядели так, будто луна прошлась по ним белесым языком.

Мальчик исподлобья поглядел на Полину, потом на Ипполита Аркадьевича и спросил:

– Йо, у нас проблемы?

– Нет, Жека, наоборот, – мягко произнес Йося.

«Это – Жека?» – образ феи превратился в пыльцу и рассыпался в Полининой голове.

Компаньон представил:

– Мой брат Евгений, более известный как Жека или самый-доставучий-ребенок-в-мире. А это Полина и Ипполит Аркадьевич. Они дали мне работу и приглашают нас пожить у себя. В центре, рядом с Чернышевской. У них большая квартира с вот такенными потолками.

Какое-то время Жека молчал, поглядывая на Полину из-под челки, а потом поинтересовался:

– У вас холодильник работает?

Ипполит Аркадьевич кивнул:

– Само собой.

– Здорово. Наш сломался, а хозяйка отказалась менять. Еще и сказала, что мы должны компенсировать. А вы хорошие люди? – без перехода спросил Жека.

– Средние, – ответила Полина, а опекун добавил:

– С теми, кто к нам хорошо, – хорошие. А с теми, кто плохо, – плохие. – Он метнул в Йосю красноречивый взгляд.

Жека кивнул. По лицу было видно: ему близок такой подход.

– Ну, что скажешь? – спросил Йося. – У тебя будет своя комната. А главное, нас ждет стабильный заработок. Не как сейчас. – Он не лгал: они с Полиной обговорили условия, пока ехали в такси.

– Звучит довольно хумусяво, – ответил мальчик.

– Я бы сказал: шашлыкично! – Компаньон выдохнул и расплылся в улыбке.

При чем здесь хумус и шашлык, Полина не поняла, но уточнять не стала. Она не знала наверняка, но догадывалась, что у близких людей бывают какие-то свои словечки и шуточки. Зависть кольнула внезапно открывшейся булавкой: у них с папой такого не было. Если не считать Блока.

Йося вытащил из-под кровати большой походный рюкзак, достал из шкафа еще один, поменьше, и огляделся в поисках вещей. Хмыкнув, пожал плечами: видимо, у братьев ничего больше не было.

– Иди забери зубную щетку, – сказал он Жеке. – Поедем прямо сейчас.

– Утром. – В голосе прозвучали строгие нотки.

Йося покачал головой:

– Нет уж. Одевайся.

– Утром должна прийти хозяйка квартиры. – Жека смотрел на Полину. – За оплатой. Она берет только наличными. Йо хочет обмануть ее, поэтому спешит съехать. Думаю, вам лучше знать о его… – он замешкался, – темной стороне. Раз вы нанимаете брата на работу.

– Же-ека, – сквозь зубы процедил Йося. – Вот тебе урок на будущее: не нужно говорить о минусах кандидата, надо расписывать его плюсы.

– Да мы уж нагляделись на его темную сторону, – отозвался Ипполит Аркадьевич. – Твой братец хотел нас ограбить.

– С помощью зажигалки? – Получив кивок в ответ, Жека вздохнул. – Так и знал, что надо было ее выбросить. Ты говорил, она для самообороны! – Он негодующе поглядел на брата.

– Это все Жозефина, я тут ни при чем. – Йося провел рукой по платью. – А хозяйка – вылитая старуха-процентщица. Таких паршивых квартиренок у нее штук пять, так что не обеднеет. А еще холодильник, Жека, помни про сломанный холодильник.

– Не думал, что скажу это, – устроившись на стуле, Ипполит Аркадьевич окинул взглядом бедную обстановку, – но решение Йоси не лишено смысла.

– Нет, так поступать нельзя. В мире слишком много несправедливости, – с грустью заметил Жека.

– Я же говорю: самый-доставучий-ребенок. – Взглянув на брата, Йося сокрушенно покачал головой. – Так и быть. Оставлю деньги на столе, но уедем сейчас. Не хочу торчать тут еще одну ночь. Тебе пофиг, спишь как сурок, а я… – Он поежился и, покопавшись в рюкзаке, выложил на стол несколько пятитысячных купюр.

Жека одобрительно кивнул и сполз с кровати. Босые ноги, торчащие из коротких пижамных штанов, прошлепали по линолеуму – должно быть, мальчик отправился за зубной щеткой.

Йося, вытащив из рюкзака цветастый ком одежды, без всякого стеснения скинул платье и, прыгая на одной ноге, принялся стягивать колготки. Полина уставилась на ковер. Прислушавшись к себе, определила: в этой квартире умирали. Двое. Может быть, трое. Тот, кто ощущался сильнее остальных, скончался прямо на кровати, где спал Жека. Теоретически призрак мог проявиться в любой момент: ему достаточно лишь напитаться, как клещу кровью, негативной энергией. А она тут была, и в избытке: потрескивал в воздухе гнев, гнил залежалый страх, слизью растекалась беспомощность. Чьи это эмоции? Жеки? Йоси? Или тех, кто жил тут до них? Полина сделала мысленную заметку: уведомить о квартире менделеевцев. Пусть приедут и все уладят.

Братья собрались быстро. У них действительно почти не было вещей. Два рюкзака, большой и маленький, да холщовая сумка – вот и весь скарб. Лисья шуба осталась лежать на кровати, усиливая ощущение призрачного присутствия: казалось, синие руки вот-вот выползут из рукавов, а над воротником появится оскаленная голова с кудельками. Ипполит Аркадьевич по настоянию Полины вызвал такси, и все четверо вышли во двор. Ждать в квартире никому не хотелось, хотя только Полина знала, в чем причина.

Ключ Йося бросил в почтовый ящик, протиснув в щель между ворохом рекламных листовок. Одна выпала, и Полина проследила за ее полетом. Что-то про семейные фотосессии на заливе. Лицо, размещенное на листовке, показалось смутно знакомым. Жека поднял бумажку и, не найдя взглядом, куда выкинуть, сунул в карман пальто. Одевался он как маленький интеллигентный старичок: опрятно, в приглушенные тона и классические покрои. Под пальто скрывались белая рубашка, серая вязаная жилетка и темные брюки – все чистое, хоть и неглаженое. Полина мысленно одобрила Жекин выбор: она и сама стремилась выглядеть взрослее, а потому не носила ничего светлого, короткого и, что называется, молодежного. А вот одежда Йоси оставила Полину в недоумении. Красивое, хоть и слегка кричащее алое платье он сменил на спортивные штаны, футболку с огромным цветочным пацификом, пеструю длинную рубашку и что-то вроде куртки американского школьника, а туфли-лодочки без каблука – на вопиющие белые полуботы-полусандалии с какими-то бирюльками. Полина лишь раз видела такую обувь – когда они с папой из-за пробок и спешки спустились в метро. Правда, тогда было лето. Надетые на толстые носки, полуботы-полусандалии выглядели еще чудовищнее.

В тишине двора раздалось механическое жужжание. Ипполит Аркадьевич достал телефон и, раздраженно проведя по экрану пальцем, выругался. Йося, молниеносно зажав Жеке уши, зашипел:

– Тут вообще-то ребенок!

– Я не маленький, – пробубнил Жека, выворачиваясь из Йосиных рук. – Знаю и эти слова, и похуже.

– Что случилось? – Полина нахмурилась.

– Секретутка, – процедил опекун.

– Просила же, Ипполит Аркадьевич. – Взгляд упал на наручные часы: без четверти четыре. Рановато даже для Губернатора. – У нее есть имя.

– Да-да. Падла Гнидовна.

Жека хихикнул, и опекун подмигнул ему.

– Аркадьич, имей совесть! Ипполит Аркадьевич, довольно! – хором возмутились Йося и Полина.

– Павла Геминидовна осведомляется, не спишь ли ты. Хочет поговорить. Пишет, что дело срочное. – Опекун скривился. – Сообщение я не открывал, так что она не знает, что оно прочитано. А тут еще и три пропущенных. Хорошо, что замьютил мобильник на ночь. Нет, ну какая наглость!

Секретарша Губернатора не нравилась Ипполиту Аркадьевичу по трем причинам. Во-первых, он считал (небезосновательно), что она много о себе мнит и конкурирует с ним на поле «у меня столько связей, что я могу достать даже дьявола из ада». Во-вторых, Павла Геминидовна звонила и писала в любое время. В-третьих, Ипполит Аркадьевич ей тоже не нравился, и при каждой встрече она непременно вздыхала: «Ах, как славно мы сотрудничали с Павлом Александровичем. Понимали друг друга с полуслова. Недаром у нас и имена одинаковые!» Присказка про имена, которую секретарша повторяла из раза в раз, Полину тоже порядком достала.

В остальном Павла Геминидовна неплохо справлялась. Назначала встречи, переводила гонорары и не лезла в Полинины дела. Раз написала в такую рань, значит, произошло что-то серьезное. Ответственность полыхнула внутри, как зарница, а по краешку пробежала искра любопытства.

Подъехало такси. Сев между Жекой и Ипполитом Аркадьевичем, Полина сказала:

– Напиши ей. Спроси, что случилось.

Опекун закатил глаза, но телефон все-таки вынул и быстро застучал по экрану тонкими пальцами. Павла Геминидовна ответила тотчас же, но ничего не пояснила: настаивала на звонке и личном разговоре с Полиной.

– У тебя есть наушники? – спросила она.

– Ты их угробишь. – Ипполит Аркадьевич насупился. – Подожди полчаса. Приедем домой, запрешься в комнате и поговоришь по громкой связи.

– Наушники. – Полина протянула руку.

Громко скрипнув зубами, опекун достал из футляра два белых электронных боба и самостоятельно сунул их в Полинины уши. Ее рукам он мог доверить только одно: уничтожение призраков. Технику – никогда.

Павла Геминидовна ответила после первого гудка. Высокий голос винтом вкрутился Полине в мозг, мешая с ходу уловить суть. Секретарша говорила быстро и напористо. Мелькали общие слова про постоянство, качество и доверие.

– Мы же всегда обращаемся к вам, Полиночка, хотя в городе есть другие охотники за нечистью. Вот и с Данечкой так же. С Даниилом. У нас грядет большое мероприятие, потому-то я и занялась его поиском. Он нам нужен. В таких делах свой человечек лучше двух чужих. Вы, кстати, тоже приглашены. Только найдите Даниила. – Голос скрипнул щеколдой, запирая поток слов.

Полина поморщилась на «других охотников за нечистью», мысленно отмела шелуху в виде приглашения на «большое мероприятие» и сосредоточилась на имени. Даниил. Раз секретарша ничего не сказала о нем, значит, думает, что Полина его знает. Возможно, так и есть? Даниил, Даниил. Она покатала в голове имя, как китайские металлические шарики, и оно отозвалось звоном узнавания.

Одна из стен в доме Губернатора, куда конфиденциально приезжала Полина, была увешана фотографиями. Непринужденную съемку тот не любил, предпочитая выверенные постановочные кадры: зал снятого напрокат дворца, курульное кресло времен Елизаветы Петровны, напряженная поза и задумчивый взгляд вдаль. Семейные фото почти не отличались от одиночных. Впрочем, родни у Губернатора было мало: престарелая мать, брат-погодок с супругой и двумя детьми – вроде усыновленными, а еще жены-блондинки, сменяющие одна другую. От их похожести возникало странное чувство: будто Губернатор больше всего на свете боялся разнообразия.

На единственном «большом мероприятии», где Полине пришлось побывать, уступив папиным уговорам, Павла Геминидовна представила ей человека с фотоаппаратом. Только ему Губернатор доверял снимать себя. Фотограф был высок, упитан, с желтоватым загаром – словом, походил на гору копченого мяса. Звали его Даниил Козлов.

Полина быстро уточнила у Павлы Геминидовны:

– Речь о Козлове? Он пропал? Когда?

– Уже неделю не могу дозвониться, а сроки поджимают. Списывала на запой… – секретарша осеклась, – на рабочий запой. На занятость. Но неделя – слишком даже для Данечки.

– Почему вы обратились ко мне, а не в… – Полина отмела слово «полиция», подвернувшееся на язык, – не к частному детективу?

– Тут такое дело: он сам собирался вам звонить, – глухо произнесла Павла Геминидовна. – Просил ваши контакты. Говорил, что в студии неспокойно. Слышал шаги и стук сверху, а над ним никого, только крыша.

«Туристы», – сразу подумала Полина.

Дело казалось легким: съездить в студию, проверить энергетику места и, вероятно, обнаружить невменяемого фотографа в окружении пустых бутылок из-под водки. В Данииле Козлове угадывался любитель крепких напитков. Да и оговорка про запой наводила на определенные мысли.

– Это заказ? – уточнила Полина.

– Заказ, Полиночка. Конечно, заказ, – подтвердила секретарша. – Все по стандартному тарифу.

– Где находится студия?

– На…

Связь оборвалась. Полина пару раз окликнула Павлу Геминидовну, но та не отозвалась. Сумрачно глянув из-под бровей, Ипполит Аркадьевич вытащил наушники, проверил их на пригодность и изрек:

– Что и требовалось доказать: угробила.

– Напиши Павле Геминидовне. Спроси адрес. – Полина указала рукой на телефон, лежащий на его коленях.

Неверно истолковав ее движение, опекун резво схватил мобильный: лишь бы подопечная не коснулась драгоценной «последней модели». Телефон, крупноватый для изящной ладони Ипполита Аркадьевича, выскользнул и грохнулся на пол. Опекун наклонился, но Жека оказался проворнее. Подняв телефон, мальчик сунул его Полине, и она непроизвольно дотронулась до дисплея. Экран зажегся, по заставке с лошадьми пробежала разноцветная рябь – и телефон превратился в бесполезный кусок металла и микросхем.

Ипполит Аркадьевич снова выругался, но себе под нос, и Йося не услышал.

– Купим тебе новый на гонорар за Козлова, – пообещала Полина.

– Завтра же начну собирать вещи. Пора, пора в Баден. К маменьке, – зловредным шепотом отозвался опекун.

Полина кивнула, скрестила руки на груди и велела себе сосредоточиться на деле. Прокрутив в памяти все, что знала о фотографе, она широко распахнула глаза и чуть не ахнула в голос.

Полина видела его. Сегодня, буквально десять-пятнадцать минут назад.

– Жека, дай, пожалуйста, тот листок. Из парадной.

Повторять и объяснять не пришлось – Жека сразу понял, о чем речь. Вытащив бумажку, он протянул ее Полине.

Точно. Память не подвела. С листовки смотрел Даниил Козлов. Лицо желтовато лоснилось, как сыровяленый свиной окорок. Почему-то Полине вспомнился рыжеусый, лежавший в окружении деликатесов. Хамон там, кажется, тоже был.

На бумажке, кроме телефона, нашелся адрес студии. Располагалась она на Васильевском острове – там, где узкая зеленоватая Смоленка впадала в темно-синюю Малую Неву.

– Зачем печатают такие штуки? – спросил Жека. – Нет, я понимаю, бумажные книжки. А это? Просто перевод деревьев. – Он вздохнул.

– Доверия больше, – обернувшись, сказал Йося. – Ну, среди определенной категории населения. Тех, кто думает, что в инете одно вранье. Многие люди верят в то, что написано на бумаге, как во что-то незыблемое. Дай-ка глянуть.

Полина протянула листок.

– Какая отвратительная рожа, – покривился Йося. – А кто это?

– Фотограф. Он пропал. Мне надо его найти. – Полина повернулась к таксисту. – Уважаемый водитель, отвезите нас, пожалуйста, на Васильевский остров, мы вам доплатим.

– А? – вскинулся таксист.

– На Ваську съезжай. Вот адрес. – Йося ткнул в листовку. – Крюк тебе компенсируют.

– Ага, – выдохнул водитель.

– Я выйду, а вы езжайте домой и обустраивайтесь, – сказала Полина.

– В смысле «выйду»? – Йося сверкнул глазами. – Одна? В такое время? Аркадьич, ты с ней?

– С чего бы, – буркнул опекун.

– Жека, – он повернулся к брату, – побудешь с Ипполитом Аркадьевичем. Только не слушай, что он говорит. Ему рот надо помыть с мылом. Три раза.

– Ты не обязан идти прямо сейчас. – Полина нахмурилась, хотя мышцы лица порывались воспроизвести что-то другое. – Вначале мне надо ввести тебя в курс дела. Рассказать про семейства, показать схемы, обсудить паттерны поведения и статистику.

– Звучит очень увлекательно, – в сторону Йося буркнул «нет», – но учиться лучше на практике, так?

– Что ж. – Правая рука стиснула левую. – Хорошо. Пойдем вместе.

– Полина Павловна. – Опекун выразительно поглядел на нее.

– Ипполит Аркадьевич. – Полина бросила на него не менее выразительный взгляд, и больше они не проронили ни слова.

Глаз второй

ШЕВЕЛЬНУЛАСЬ БЕЗМОЛВНАЯ СКАЗКА ПУСТЫНЬ,

ГОЛОВА ПОДНЯЛАСЬ, ВЫСОКА.

ЗАДРОЖАЛИ СЛОВА ОСКОРБЛЕННЫХ БОГИНЬ

И ГОТОВЫ СЛЕТЕТЬ С ЯЗЫКА…

Из стихотворения А. А. Блока «Сфинкс»

«ПАССАЖИРЫ – семейство призраков со средним уровнем опасности. Ключевая особенность: не верят, что мертвы»

Из записей П. А. Тартарова

Пролетели за окнами металлические ванты, и машина покатилась по безжизненной набережной. Когда в свете редких фонарей замелькали старые краснокирпичные корпуса и вросшие в асфальт столетние малоэтажки, Полина легонько кивнула, приветствуя родную среду. Блеснули в окне золотые кораблики Уральского моста, и вскоре машина остановилась у высокого здания со странной башней: левая сторона была квадратной, а правая круглой. Взглянув на нее, Полина сразу догадалась: вот она, студия Козлова.

Выбравшись из машины вместе с Йосей, Полина внимательнее присмотрелась к дому. Он глядел на реку разномастными окнами: где-то трехстворчатыми, где-то – немногим больше форточки. В башне окошки тоже были небольшими, но выстроились так, чтобы занимать всю окружность. Ни одно не светилось.

На листовке были указаны только улица, дом и номер телефона: предполагалось, что, прибыв на место, заказчик позвонит фотографу. Сейчас, как уже знала Полина, им это не помогло бы – Козлов не выходил на связь. Наверное, Павла Геминидовна подсказала бы, как попасть в студию, но не сложилось. Единственная дверь была затянута металлическим рольставнем. Рядом – ни кодового замка, ни домофона. Йося попытался поддеть панцирь снизу, но он не дался. Обойдя здание, они обнаружили типичный офисный вход, предсказуемо закрытый в начале пятого утра, а рядом – высокие глухие ворота. Похоже, здесь когда-то базировался завод, а теперь находились разные конторы. Полина вернулась на набережную, Йося – следом. Она видела, что он наблюдает за ней и копит вопросы.

Можно было не волноваться и не спешить: рекогносцировка – тоже часть работы. Изогнутые фонари заливали дорогу желтым светом. Полина отошла к парапету, чтобы лучше рассмотреть башню. Наверху, на самой крыше, колыхнулось что-то темное – будто ворох листьев приподнялся и опал. Полина достала из сумки бинокль, приставила к глазам, подкрутила. Ничего. За спиной плескалась вода. От нее тянуло предрассветной весенней прохладой, а в руке похрустывал мороз. Наверху точно таилось что-то. Потустороннее, злое и терпеливое. Оно тоже не волновалось и не спешило. Ждало.

– Итак, что мы имеем? – пробормотала Полина.

Так говорил папа, когда они заканчивали сбор информации. Пока он все структурировал и перечислял пункты, Полина почтительно молчала и лишь в конце добавляла пару-тройку пропущенных фактов. Папа бывал рассеян.

Йося расценил фразу как предлог к диалогу.

– Мы имеем новенькую водосточную трубу и достаточно дури в моей башке. – Он усмехнулся и постучал по виску.

– Что, простите?

– Труба. – Он указал на серебристую вздутую вену, ползущую по стыку двух зданий. – Она ведет прямо к башне. Нам же туда надо, так? Могу залезть. – Йося говорил таким тоном, будто речь шла об обычной лестнице.

Полина смерила высоту взглядом. Если упадет с середины – может быть, сломает только ноги, руки и, при невезении, позвоночник. Если сверху – верная смерть.

Предложение было безрассудным и скоропалительным. Полине оно совсем не понравилось, если не считать какого-то дальнего закутка мозга, внезапно пришедшего в дикий восторг. Он-то, по-видимому, и сгенерировал мысль: «Компаньон – человек взрослый, сам за себя в ответе, да и не рубить же на корню инициативу в новом сотруднике. Пусть лезет, а мы посмотрим!»

Было только одно но. С длинной белой челкой.

– Кто позаботится о Жеке, если вы…

– Ты.

– …если ты разобьешься?

– А я не разобьюсь. – В Йосином голосе было столько самонадеянности, что Полина почувствовала себя на перепутье: то ли отговорить, то ли согласиться, то ли заключить пари. – Знаешь, сколько раз я так лазил?

– В чужие форточки, чтобы ограбить?

– А может, в окна к любовницам?

– Не рискуй. В том смысле, что не надо карабкаться по трубе.

Здравый смысл победил. Но не у Йоси.

– Не переживай. – Он устремился к дому. – Я быстро.

– Стой, – приказала Полина. – Ты должен слушаться меня, а не…

– Смотри внимательно, шеф, сейчас пойдет титр: «Все трюки выполнены профессионалом, не пытайтесь повторить в домашних условиях». – Йося метнул в нее беспечную улыбку.

Бежать за ним и хватать за руки было выше Полининого достоинства. Да и закуток мозга, восхищенный лихостью компаньона, велел оставаться на месте. Когда еще посмотришь, как человек, точно в нем пробудился далекий гоминидовый предок, карабкается по отвесной стене.

– Не поднимайся на крышу! – крикнула она вслед, поднося к глазам бинокль. – Даже если что-то услышишь. Остановись на балконе и поищи дверь.

Полуботы-полусандалии остались на асфальте. Компаньон покачал трубу, примерился и по-кошачьи полез вверх. Со стороны это казалось несложным, но Полина на секунду представила себя на месте Йоси и почувствовала легкую дрожь в коленях. Она направила на компаньона бинокль, ловя каждое движение. Одну ногу поставить на крепление, вторую упереть в стену, руками вцепиться в ствол трубы. Плавный рывок – и вот Йося уже на уровне второго этажа. Теперь на подмогу ему пришли внешние подоконники соседнего здания. Добравшись до середины, компаньон пристроил обе ноги на отлив, обернулся и помахал. Беззаботный, как ветер.

Левая ступня на миг соскользнула с ненадежной поверхности, и Полина закусила изнутри щеки. Не то чтобы она успела привязаться к Йосе, но увидеть его размазанным по асфальту тоже не хотелось.

Добравшись до балкона, Йося перевалился через сетчатое ограждение и пропал из виду. Полина сильнее сжала бинокль, невольно отсчитывая секунды. Двадцать, сорок, минута. Балкон уходил вглубь, а нижняя часть башни нависала над ним, как большой круглый козырек. Полина все ждала, что компаньон сейчас выглянет из тени и даст знать, нашел дверь или нет. Но тот не появлялся.

Возможно, беспокоиться стоило вовсе не о подъеме, а о том, что поджидало наверху. О темном сгустке, собранном из могильного холода и застарелых обид. Полина чувствовала: потусторонец обосновался на крыше, под открытым небом, но вдруг чутье подвело ее? Ошиблось на пару метров, отделяющих балкон от крыши? Что, если тьма, почуяв живую, теплую плоть, протянула к ней щупальца? Сдернув перчатку, Полина подняла руку. Освобожденные, пальцы тотчас превратились в ищеек. Вначале настороженно замерли, а следом задрожали от предвкушения. Они перебирали воздух, как шерсть, выискивая застрявшие колючки. Подушечки закололо. Нащупала! По руке побежала вибрация, золотые лучи запросились наружу, но Полина подавила желание и быстро натянула перчатку. Главное она выяснила: потусторонец находился на крыше.

Значит, все-таки не туристы донимали Козлова. Интересно, поднялся ли фотограф наверх? Встретился ли с призраком? Жив ли?

Окно на первом этаже распахнулось, и в квадрате рамы показался довольный Йося.

– Входная дверь не открывается, но я помогу тебе залезть. Только подай кроксы. А то знаю я эти тихие районы: оставишь хорошую вещь – сопрут за секунду.

Полина догадалась, что речь идет о тех белых чудовищах, которые Йося таскал на ногах. Немного посомневавшись – стоит ли приносить обувь подчиненному? – она все-таки сходила за кроксами. Выражение ее лица явно давало понять, что она делает это в первый и последний раз.