Частная жизнь колледжа св. Этельберта

– Вон та почтеннейшая компания, у очага… – начал было юноша, но хозяин его прервал.

– Погоди. После про ту компанию. Вот что… – Он залез в кошель на поясе и выложил на прилавок один за другим пять медных грохенов. Щёлк, щёлк, щёлк – именно так, одну монету за другой, так, чтобы каждая следующая краешком ложилась на предыдущую. – Это тебе.

– С чего бы? – подозрительно спросил Ролло.

– Я к тебе хорошо отношусь, парень. Но, видишь ли, – трактирщик пожевал губу, – супружница моя двух девочек новых наняла, и говорит, что мы не можем все голодные рты в округе кормить. Девочки – сам понимаешь, – и нам доход дадут, и сами себя прокормят. А ты, как ни крути, не повар и не плотник. В ученики тебе поздно уже, да и платить за обучение ты не можешь. Так что… я тебе ещё неделю дам, чтоб ты место нашёл, а ночевать пока можешь в сарае.

У Ролло ёкнуло сердце. «Это судьба».

– Спасибо, мастер. Я постараюсь что-нибудь найти.

– Вот и славно. – Видно было, что хозяина слегка отпустило. – Если что, могу и рекомендации дать, когда с кем-нибудь договоришься. Я ведь сам, знаешь ли, когда-то начинал как ты, ни кола, ни двора, пришёл в Лонхенбург гол как сокол из Кадва… – Алун Максен запнулся и пожевал губу, – впрочем, ладно, не важно, откуда. А в кармане – как раз пять медных грохенов. Только ищи не в квартале лекарей. Ты парень порядочный, а та дорожка скользкая.

– Я обязательно запомню, мастер.

Трактирщик кивнул.

– А как новое место найдёшь, не забывай, заходи на огонёк. Ладно, что там у тебя?

Ролло выложил на столешницу монеты, полученные от Касселя, и только сейчас с изумлением заметил среди них две серебряных марки. Старые, обгрызенные по краям и тёмные, оттого-то он и не сразу их увидел.

– Вон та компания, у очага, нижайше просит вина. Из Бургин Маре, они сказали. Красного.

– Да ладнось! – изумился хозяин. – Чтоб эти школяры, да из Бургин Маре!

Он принялся подозрительно рассматривать монеты, и в конце концов удовлетворённо покачал головой.

– Ай, да Кассель, ай да сукин сын. Его в лонливенский колодец брось, он и оттуда выберется. Половину в счёт долга заберу, так и передай. А на остальное… будь по-ихнему. – Толстяк залез под стол и вытащил изрядных размеров глиняную бутыль, кварты на три, не меньше. Подумал – и стёр с неё пыль тряпкой. – Что-нибудь ещё?

Трактирщик решительно сгрёб монеты пятернёй, но всё же не настолько решительно, чтобы Ролло привычным взглядом этого не заприметил. Две серебряных марки в дополнение к кучке грохенов – они и в Круаховой Топи две серебряных марки. Вино явно стоило меньше, чем того ожидал новоиспечённый магистр. А Алун Максен, хозяин таверны, несмотря на свой суровый вид, был в общем-то человеком честным, посетителями не разбрасывающимся, и его пальцы то сжимались, то разжимались над кучкой монет.

– Ещё половину той бараньей тушки, что сейчас испекли, – выпалил Ролло, – и кретон из гороха. И зелени побольше. И того пива, которое Альбер варит, они об нём слышали, пять кружек. И дарн сдачи.

Рука хозяина застыла.

– Эй, эй, остановись. Охренеть, – потрясённо произнёс он, но врождённая порядочность дала о себе знать. – Я этого Касселя прибью когда-нибудь. – Он поколебался пару мгновений. – Ладно. Не дарн. Десять грохенов, но ни монетой больше, иначе вышвырну их отсюда. Бутыль бери, пока не я передумал, остальное Айрис передай, она принесёт.

Чрезвычайно довольный собой, Ролло, баюкая бутыль как младенца, отправился к столу школяров. Мысли в голове крутились с вполне слышимым треском: его жизнь внезапно изменилась по воле случая. Во-первых, не надо было виниться перед мастером Алуном – тот сам указал ему на дверь, и очень вежливо указал, стоит признать, а во-вторых, именно в тот момент, когда Ролло практически поступил в услужение к магистру богословия. Это было потрясающе: не очередной раз отправляться на улицу в поисках хозяина на месяц-другой, делать что прикажут за кусок хлеба, а в университет. Ролло знал, что означает это слово. Сообщество, Братство. И он в двух шагах от того, чтобы попасть в этот таинственный мир. «Только бы Кассель не отказал. Но он же не сказал «нет», ведь так?» У Ролло почти тряслись поджилки.

На удачу по пути он встретил Айрис, и торопясь передал ей распоряжения насчёт баранины, кретона и прочей снеди.

– Вот, – сказал он, поставив на стол огромную бутыль. – И ещё.

Он с удовлетворением высыпал перед магистром десять медных монет. Кассель прищёлкнул языком.

– Ну, что ж, исполнено всё честно. Но – эх. Я надеялся, что останется больше. Скажи-ка, добрый юноша, что тут можно заказать сытного на полдарна для всей честной компании?

Краем глаза заметив Айрис, направлявшуюся к столу с подносом кружек, и слугу за ней с огромным блюдом, Ролло выдохнул.

– Вот это.

Компания шумно загалдела; Кассель глянул на Ролло с лёгким интересом.

– Касси, похоже, тебе с новым товарищем повезло, – втянув дух горячего мяса, произнёс Пебба.

– Посмотрим, – отвечал магистр. – Ежели он и дальше будет демонстрировать способности делать из грохенов дарны, а из дарнов марки…

Смуглокожий Элькин, не теряя времени, принялся весьма ловко орудовать ножом, отделяя рёбрышко от рёбрышка. В дополнение к аромату баранины дымящийся в большой деревянной чаше кретон распространял вокруг густые запахи жареного бекона с нотками имбиря и шафрана. Нож, кстати, был не местный, заметил про себя Ролло: тонкий, длинный и с искривлённым матовым лезвием – скорее кинжал, а не нож. И появился он как-то сразу меж пальцев Элькина. Ролло готов был поклясться, что ещё мгновение назад Элькин просто сидел за столом, сложив руки перед собой, и вдруг – фьють! – у него в руке непонятно откуда нож.

Восторгов не выражал только Дилейрио; он мирно спал, уронив голову на стол.

Кассель смачно рыгнул, сделав изрядный глоток. Друзья в почти молчании принялись набивать животы, только время от времени причмокивали и нахваливали.

Глава 4. Болтовня у очага под кружку пива

Ролло не отставал: по кивку Касселя он занял место на скамье рядом с ним, и вместе со всеми отдавал должное искусству повара, стараясь, однако, сдержать свой аппетит.

– У нас в универсуме слуг нет, – с набитым ртом мимоходом пояснил Кассель, – а есть…

– Компаньоны, – сказал Ролло.

– О-па! Ты и это слово знаешь. Да. Есть младшие, есть старшие, но никаких господ. Кстати, други мои… предлагаю посоревноваться в сообразительности. Так откуда наш новый друг родом, раз уж сам не знает?

– Светловолос… – тут же откликнулся сир Лотар. – Стало быть, из северных графств.

– Пф, для этого не надо быть семи пядей во лбу. А вот из Нордмонта или Бедвира – эта задачка будет уже посложнее.

– Нет. Я бы сказал, из Когара. У нордмондцев физиономии широкие и глаза серые, а в Бедвире народ с рыжиной. А этот, глянь-ка – кареглазый, лицо узкое, и волосы всё ж темнее.

– Точно, точно. Я видел герцога Бедвира, Леофрика Красного, его шевелюру в темноте можно с костром спутать…

– Ерунда. У меня сестра двоюродная рыжая, а Бедвир к ней никаким боком…

– Кареглазых в Эри полно.

– В Эри народ низкий и крепкий, а этот высок и в плечах широкий.

– Нордмонтцы тоже в кости широкие, но темноглазых там днём с огнём не сыщешь…

– Бездари вы, господа, – манерно зевнув, заявил Кассель. – Глаза, кости, низкий-высокий…

– Что ты имеешь в виду? – спросил Пебба.

– А то, что за пятьсот лет народ в королевстве так перемешался, что разве что первородных можно по цвету волос определить. А этот – он из Хартворда. С первого взгляда видно.

– Это с чего бы? – хором спросили школяры.

– А с того, что всё, состоящее из материи и формы, всему благому и превосходному в себе обязано форме, поэтому благое в нем есть благое по участию в благе, ввиду того что материя участвует в форме…

– Ах ты ж скотина, – благодушно заметил Пебба. Он один уничтожил почти половину кретона. – И отчего мы каждый раз идём на поводу у этого…

– Магистра богословия, – подсказал Кассель.

– Именно. Я так и хотел сказать.

– Так что там насчёт Хартворда? Давай, колись.

Кассель поворотился к Ролло.

– Я так понял, ты родителей не знал своих?

Ролло покачал головой.

– А что за штука висит у тебя на шее?

– Не знаю. Оберег. Всегда висела. Я так думаю, когда-то матушка повесила. – Украшение было незатейливое: что-то вроде зеленоватого цвета стекляшки с ноготь размером, грубо оправленного в оловянный ободок, на тонком кожаном шнурке.

– Вот и я так подумал, – удовлетворённо произнёс Кассель. – Без роду, без племени, а носит на шее оберег. Камень не драгоценный, мутноватый и выделки простой. Тут и к гадалке не ходи – досталось от родителей.

– И что с того? – спросил Лотар.

– Про Гриммельнский лес слышали?

Школяры согласно кивнули.

– Хартворд – он там рядышком, южная граница как раз по оврагу проходит, и тамошний народ верит, что такие зелёные камешки нечисть отпугивают.

– Откуда знаешь?

Кассель надул щёки.

– Если бы вы чуть более уделяли время библиотеке, а не поиску новых кабаков и исследованию женских прелестей, то знали бы, что в «Истории Каменного короля Мередидда Уриена», главе пятьдесят второй…

Лотар фыркнул.

– Я вас умоляю… первашей будешь за нос водить. В «Истории» сорок девять глав. Мы с Баллиолом сейчас как раз сидим на сорок девятой. Он уже весь мозг нам вынес, пытаясь объяснить необъяснимое. Фантастически невнятная книжка.

– Эх, – Кассель шмыгнул носом. – Ладно. Если честно, у меня намедни одна подружка ночевала, так у неё похожая штука на шее. А она из Хартворда. Рассказывала, что там это вроде традиции, при рождении кто-то из старших родственников обязательно дарит младенцу такую безделку, и носят всю жизнь не снимаючи.

– Суеверный народ, однако, – сказал Пебба. – Тёмные леса у них всякие, гули да тролли…

– Э, не скажи, – откликнулся Лотар. – Ты откуда? Из Стерлинга, насколько помню. Ну, там народу полно, ростовщики на торговцах сидят и наоборот, а все вместе на ремесленниках. Вам там некогда по сторонам смотреть, разве что монеты в кошелях пересчитывать. А вот выгляни за городские ворота, так там совсем другая история.

– Враки, – лениво протянул Пебба.

– Сам ты враки, – беззлобно буркнул Лотар. – Замок моего отца всего в паре миль от Тёмного леса стоит. Такое тебе могу рассказать, что уши в трубочку свернутся.

– Враки, – упрямо повторил толстяк.

– Вовсе нет, – вдруг тихо произнёс Элькин. Всё время до этого он молча жевал, внимая мудрости старших товарищей.

– Ну-ка, расскажи.

– И гули есть, и гархи. Гархи в моих краях – это даже не… как это сказать… дикость…

– Редкость?

– Да, редкость. То есть не редкость. Я сам видел, и не раз. Они в горах живут, там, где деревьев много, целыми тучами вниз головой висят…

– Стаями?

– Да.

– Как летучие мыши чтоль?

– Да, но огромные и зубастые. Но не это всё самое страшное. Есть тени, сущности бестелесные, души выпивающие…

– О, боги, – протянул Пебба. – Элькин, не обижайся, но ты со своими дикарскими сказками… Там этот ваш полуголый народ как арака напьётся пальмового, ещё не то на ночь привидится.

– Я похож на полуголый народ? – оскорбился Элькин.

– Что за арак пальмовый?

– Крепкое такое пойло, – откликнулся Пебба, – но дело, думаю, не в спирте вовсе. Похоже, арканы туда какую-то травку особую добавляют…

– Кстати, – перебил его Кассель, – насчёт непонятностей всяких. Гровен так и не появился, знаете?

Пебба и Лотар одновременно кивнули.

– Тёмное дело, – задумчиво произнёс Лотар. – Всё видели, как он домой пришёл, но никто не видел, как ушёл. И уже два дня…

– Да какое там тёмное, – сказал толстяк, – пошёл ночью приключений на свою голову искать, вот и нашёл, похоже. Тут до квартала Лекарей пять шагов.

– С одной стороны, вроде и так. – Кассель почесал нос. – Только дверь незапертую оставил, и кошель на кровати. И книги, кстати, за которые в тот же день залог оставил. Между прочим, три марки. И ушёл в ночь.

– Это вообще не показатель, – сказал Пебба. – Я слыхал, он богатенький. Мне, чтоб книгу у мастера Финча под залог взять, надо родителя неделю уламывать, а у Гровена папаша, кто он там, похоже, испражняется золотом.

– У его отца прииски в Срединных горах. Не золота, правда, селитры.

– Ну, может, нажрался медовухи, – с сомнением сказал Лотар. – Он же пить не умеет совсем, от бокала вина здравомыслие отшибало.

– Я тебе ещё раз повторяю, от скийра слышал своими ушами: оделся полностью, куртку забрал, всё аккуратно так, а вот кошель оставил и дверь не закрыл. Когда кутить уходят, деньги обычно с собой берут. Иначе получается, что здравомыслие у него какое-то… избирательное. Вот потому-то скийр и решил, что он просто ушёл, и никакого преступления нет. Погуляет, и вернётся. Или не вернётся.

– А с какой это радости скийр этим делом занимался? Это который, кстати? У колледжа свои служители имеются.

– То ли Морт, то ли Корт, то ли Торт… не помню. Жирный такой, наш Пебба рядом с ним как тростиночка девушкам на зависть. Скийр цеха кожевенников.

– Помню, помню, – оживился Лотар. – Он меня как-то хотел загрести за то, что моя шпага на два дюйма длиннее, чем положено по его каким-то уставам.

– И что ж случилось? – развеселился Пебба.

– Сейчас я расскажу. – Кассель вскочил с места и принялся изображать в лицах. – Лотар такой шпагу вытащил и прямо ему в пузо уткнул, говорит, ты кто такой, чтоб сыну эорлина указывать. А тут два стражника, и дубинки у них потолще, чем железяка нашего героя. И несдобровать бы славному рыцарю, если бы не декан Баллиол. Он случайно из дверей вышел, и увидел всё это. Да как набросился на этого Корта-Торта: в аду для скийров, типа, будешь командовать, а здесь универсус, здесь своими законами подтереться можешь, и ежели не уберёшься куда подальше, считаю до трёх, уже два, будешь перед его величеством Гвейном ответ держать. Тут у скийра рожа такая сделалась, будто он с утра солёных огурцов с молоком поел, а вокруг на три мили никакой уборной нет. А Баллиол ему опять: здесь только я да ректор можем решать, кому какую шпагу носить…

– Дааа, – согласился Лотар, – его голосом можно ржавчину с дверных петель счищать. Вредный, конечно, старик, но колледж за просто так не продаст.

– А потом что?

– А потом он мне мозги полчаса чистил, – сказал Лотар, – я думал, у меня голова лопнет от его красноречия. Говорил, будет как с университетом в Дурбане, ежели такие олухи, как я, не научатся вести себя как приличные люди. Посоветовал мне шпагу спрятать куда подальше, и купить клинок покороче во избежание неприятностей. И в следующий раз, говорил, он за меня вступаться не будет.

– Да уж, – подал голос Пебба. – Сам посуди: зачем ему эти скандалы? Ты ж не герцогский наследник. И, кстати, по поводу возможных неприятностей: Элькин, ты тоже когда-нибудь загремишь со своим ножичком. С такими штуками по университету не ходят.

–Это с какими – «такими»? – немедленно откликнулся аркан. – С шпагой можно, с ножом – нет? Он чем-то принципиально от другого оружия отличается? Он в четыре раза короче, чем шпага Лотара.

– Да с такими, что он кривой, тонкий и острый как бритва. Больше какому-нибудь ночному потрошителю из Квартала лекарей подходит. Вид у него не благородный, а как бы это выразиться – воровской.

– Может, мне ещё лицо другое приделать, потому что с таким в ваших краях не ходят? – насмешливо бросил Элькин. – У нас все с такими кинжалами ходят, это, как бы сказать, обязательно для мужчины. Это – подарок матери сыну в день взросления.

– Моё дело – предупредить, – сказал Пебба.

– Благодарствую. Но мейстер Лювен, кстати, уже видел этот мой нож, и он очень ему понравился. Сказал, что для хирургии чрезвычайно полезная вещь.

– Вот оно что… Ну, тогда ладно. Так всё же: какого хрена этот Корт-Торт делал в квартире у Гровена?

– Так Гровен квартиру в доходном доме снимает, у Марвены-Синеглазки, на Трубной улице, а это не в университетском квартале. Пару шагов всего от ворот, но уже в городской черте. Она-то скийра и вызвала. И, между прочим, кошель себе взяла. Вроде как на сохранение.

– А всё же как оно с книгами? – вдруг обеспокоился Элькин. – Мастер Финч будет в бешенстве, если пропадут. Никому больше даже полкуска пергамента не выдаст.

– Вот и я про книги, собственно, – сказал Кассель. – Он мне обещал «Хроники Бедвира». Спросил в колледже, где он, а мне и говорят – нетути. Уж второй день никто не видел. А по твоей части там что?

– «Метеорология» Ариста, «Пещера нимф» Порфирия и «О движении и времени» Вильяма из Мербеке. Они все у Гровена, а мне очень надобно.

– «Нимфы»? Что за нимфы? Мы такого не читали.

– Не знаю. Доктор Фома велел сделать копию двух первых глав, а книги на полке нет. Я полдня искал, а Финч мне потом сказал, что она у Гровена. Причём не первых, что самое грустное…

– Забавное? – давясь хохотом, предположил Лотар.

– Да, забавное. Я ж так и сказал, нет? Не первых не с начала, а из третьей книги, в которой про…

– Погоди. Фома? – изумился Кассель. – Фома Эгинский? Доктор медицины? Он-то к тебе каким боком?

Элькин важно надул щеки.

– Ему, кажется, что-то понадобилось, а мастер Лювен меня рекомендовал.

– Ясно. Я завтра хочу в квартиру Гровена наведаться, и если найду, заберу.

Разговор прервал шорох падающего тела. Мирно похрапывавший Дилейрио мало-помалу сполз с лавки и, не проснувшись, почти рухнул на пол. Толстяк Пебба, проявив неожиданную ловкость, едва успел схватить несчастного за шиворот, чтобы тот головой не треснулся о камень.

– Ещё один любитель напиваться в хлам, – недовольно заметил Лотар. – Кажется, он уже третьи сутки не просыхает. Элькин, давай, подхватывай. Оттащим до кровати, благо, недалеко.

– Пора на боковую, – согласился Кассель. – Завтра посвящение. Ролло, слушай (тот вскочил и вытянулся по струнке). С хозяином договаривайся, а ежели договоришься, жду тебя завтра после полудня в коллегии святого Геллы. Привратнику скажешь, что к Касселю из Тор Брина, он пропустит. А ежели не пропустит, скажи, что я ему плешь до мозжечка прогрызу. Главное, слово запомни – мозжечок, – тогда пропустит.

Глава 5. Колледж св. Этельберта

Ролло стоял посреди площади раскрыв рот. Не то, чтобы тут было особенно чисто, или здания поражали своей красотой, но как-то… он не сразу подобрал слово – величественнее, что ли. Шпили, ступени, витражи, горгульи и двустворчатые двери со всех сторон. Он бы не удивился, если бы из одной из этих дверей вдруг появился бы король со свитой – здесь любое здание подходило для короля. Ну, или герцога, решил Ролло, хотя короля он видел только один раз в жизни, несмотря на то, что донжон королевского замка был виден практически из любой точки города. Глянув через плечо на мерзкого старикана у ворот, юноша всё же решил, хотя и не без доли сожаления, что зрелище стоит потраченного грохена.

– Проход закрыт, – за четверть часа до того ворчливо бросил привратник, даже, похоже, не посмотрев на застывшую в клянчащей позе фигуру Ролло. Привратник сидел на ступеньках, в поношенном суконном плаще с капюшоном, открывавшем только острый небритый уже с неделю подбородок.

– Мне нужен Кассель из Тор Брина, – выпалил юноша, подивившись собственной храбрости. – Он сказал мне быть вовремя.

– Хто? – пробурчал привратник.

– Кассель… из Тор Брина. Магистр… то есть, бакалавр.

– Пф, – снова буркнул старик, – да их тут как грязи. А нам тоже кушать хочется.

Чуть подумав, Ролло выудил из кармана медную монету. Одну из пяти, что так приятно оттягивали карман. Привратник разглядывал грохен с превеликим подозрением, так долго, что юноша заподозрил, что он заснул, но в конце концов зажал монету в кулаке, и вновь уставился на мостовую. Ролло, сочтя это за знак согласия, ужом прошмыгнул внутрь.

Университетский квартал был обнесён стеной, и это при том, что это был большой квартал, в который некогда существовавшая тут школа разрослась за тысячу лет. Ролло не был особенно уверен в том, что именно за тысячу, ну, может, за сто или около того, но стена была толстой, хотя и не особенно высокой, локтей в двадцать, сложенная из камней с телёнка размером, вся заросшая плющом, а здешние дома… они тоже были каменные сверху донизу, и напоминали крепости. Очень красивые крепости.

Город вокруг был обычен и привычен: кривой и косой, с улицами, зажатыми меж высоких домов. Этажей было самое большее три-четыре, но узость этих улиц и почти смыкавшиеся наверху коньки крыш вполне могли вызвать приступ клаустрофобии. Некоторые из домов, по-видимому, самые старые, с кирпичными основаниями и деревянными надстройками, имели собственные дворики, но медленно и неуклонно повышавшийся уровень мостовых утапливал их всё глубже и глубже, как в случае с «Львом и Единорогом», в котором Ролло провёл последний год своей жизни. Чтобы попасть в дворик таверны, надо было спуститься с улицы по крутой лестнице. В гостиницу имелся и другой вход, с улицы Водопоя, но он предназначался для постояльцев с лошадьми, то есть людей состоятельных.

Сверху за заборчиком всегда мелькали чьи-то головы, лошадиные морды, и доносилась неумолчная какофония из людских голосов, лая собак, хрюканья свиней, перестука молотков и скрипа телег; из труб над крышами сотнями сизых струек поднимались дымки. Запахи стояли самые разнообразные, но обоняние Ролло по большей части желало улавливать только съедобные: хлеба, чесночной похлёбки и жарящегося мяса.

Здесь же с запахами было не очень, и каменным было всё. Многоугольные и квадратные башни непонятного назначения, что-то похожее на собор с окнами-витражами, крытые лесенки и ажурные переходы, звериные морды, пялящиеся с крыш, тоже очень тесные улицы – и это дышало древностью и каким-то пренебрежением, вернее даже, полным невниманием к маленьким фигуркам людей, то и дело сновавшим в проулках.

Травка на том газоне, на котором стоял Ролло, правда, была просто божественна, и, наверное, именно это и вызвало у него внутренний экстаз. Она была свежескошенная, и ещё не убрана. Ни травы, ни деревьев во всём остальном Лонхенбурге было днём с огнём не сыскать: только дома да сточные канавы. Ролло, как только вошёл, вернее, прокрался через главные ворота, так здесь и застыл, озираясь с восторгом. На траве под древними клёнами и дубами сидели и лежали послушники, вернее, поправился про себя Ролло, студенты: некоторые читали, некоторые закусывали, а кое-кто просто спал, подложив под голову сумку. Среди дубов выделялся один, вернее, даже не выделялся, а царствовал, господствовал, просто существовал как Аир до создания мира, не обращая внимания на снующую вокруг мелочь: огромный, толщиной в пять человеческих обхватов, бросавший тень на добрую половину лужайки. Небо было голубым, редкие облачка белели в высоте, птички, как и положено птичкам, весело щебетали над головами, в отличие от вечно унылых голубей и ворон за стеной.

Ролло выбрал на глаз одного из школяров, самого незлобивого на вид, и уже было направился к нему с намерением разузнать, где тут коллегия святого Геллы, но в тот же момент краем уха уловил знакомый голос, случайно выбившийся из общего гомона. Гул доносился как раз из того дома со шпилями, башенками и витражными окнами, двери которого стояли нараспашку. Недолго думая, юноша заглянул внутрь и принялся аккуратно протискиваться через народ, который толпился уже начиная от входа.

Из-за полумрака, царившего в здании, Ролло потребовалось несколько мгновений, чтобы разобраться в происходящем. Вероятно, в связи с дневным временем свечи не зажигали, а цветные стёкла, хотя и горевшие яркими зайчиками, пропускали не особенно много света.

Это оказался не собор. В обширной внутренней зале подковой стояли несколько рядов скамеек, уступами взбиравшихся всё выше и выше, а на высоте второго этажа периметр обрамлял длинный балкон, секции которого держались на деревянных столбах. А сверху ещё один балкон, один над другим. Шум здесь висел невероятный: балконы были запружены народом, переговаривающимся, смеющимся, спорящим и ругающимся. На скамьях было больше порядка: их занимали серьёзные с виду мужи разных возрастов и в мантиях разных цветов, и большинство из них (те, которые не болтали друг с другом) с вниманием следили за действом, происходящим в середине залы. Там на высоком каменном постаменте со ступеньками стояла кафедра, а перед постаментом – обширный стол, весь заставленный толстенными томами в кожаных переплётах.

Ролло изумлённо покачал головой: не так давно у него на глазах один купец из Абердина выложил за книжку непонятного содержания целых двадцать с хвостиком кернов, а та книжка была вполовину тоньше любого из этих томов. Справедливости ради стоило признать, что не один Ролло в тот момент выглядел олух олухом: все посетители «Льва и Единорога», а их в тот момент было с полдюжины, вытаращив глаза и открыв рты, с изумлением созерцали три стопки золотых монет, таких близких и таких далёких, ибо купец тот явился на сделку с двумя дюжего вида головорезами. Двадцать золотых за стопку листов, покрытых непонятными закорючками – это в голове у Ролло просто не умещалось. Что в книге в принципе может стоить таких денег?