bannerbanner
Соно. Сказание о непутевом одиночке
Соно. Сказание о непутевом одиночке

Полная версия

Соно. Сказание о непутевом одиночке

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

Поэтому битвы не были чем-то особенным для моего тогдашнего существования – сражался я много. Такой образ жизни закалял хорошо: раны, полученные в бою, вскорости затягивались, делая кожу и кости еще крепче, чем ранее. Ошибки, допущенные в противостоянии, запоминались, и я больше не повторял их.

Съеденные враги наполняли тело питательными веществами, делая его еще сильнее, еще больше. На такой диете я довольно быстро вымахал до вполне себе приличных размеров. И уже все чаще случалось так, что встреченный мной противник, что ранее без раздумий кидался в мою сторону с целью растерзать, теперь поджимал хвост или что там у него наличествовало из отростков и пускался наутек. Только вот убежать от молодого дракона удавалось лишь единицам.

Мне вспомнилось: бродяга-поэт, когда учил меня своему искусству, упоминал, что, ведая историю, важно помнить и не забывать о заинтересованности своего слушателя. И поскольку мою историю я веду на человеческом языке, и она предназначена для людей, то есть для вас, мои дорогие, то многих наверняка заинтересовал простой вопрос – не водились ли представители вашего вида, то есть люди, в тех проклятых краях? Скажу я вам, двуногие весьма живучие создания (естественно, если это не противостояние с драконом), и ежели маленькая девочка смогла выжить какое-то время в гнезде летающих ящеров, то ее более взрослые соплеменники смогли аналогично существовать и около Бездонного Провала.

Житие их представлялось несколько тяжелее, чем у тех же аборигенов пяти деревень в Лавовых горах, но при всем при том они жили и здравствовали, и даже успешно размножались. Выглядели, правда, от своего полного лишений бытия соответствующе и представлялись полнейшими дикарями. Языка для общения как такового у них не имелось, и вели разговоры друг с другом они жестами, завываниями, всхлипами и рычанием. Друг друга при всем при этом не ели.

Не употреблял их и я – как не раз мне приходилось упоминать, человек в качестве пищи был мне неприятен. А от таких туземцев и вовсе можно было заработать самое настоящее несварение желудка. Хотя, опять же, множество раз я становился свидетелем того, как двуногих с удовольствием поедали другие местные обитатели и после этого вполне сносно себя чувствовали.

Еще аборигены имели странную привычку через определенный промежуток времени сбрасывать соплеменников в Бездонный Провал. Тот самый, которого я первое время столь опасался. Они, вероятно, тоже чуяли исходившую от него опасность, поэтому подбирались к краю осторожно, на четвереньках, после чего выполняли какие-то непонятные манипуляции, следом тащили кого-то из своих (как правило, в этой роли выступала молоденькая девушка, желательно со светлым волосами, которые водились у считанных единиц) и под улюлюканье бросали вниз, навстречу неизвестности. Бездонный Провал принимал брошенных без каких-либо эмоций, сохраняя полную невозмутимость.

Однако, чтобы у моих слушателей не возникло какой-то ложной уверенности, хотелось бы уточнить, что как люди, так и драконы обитали не везде. Где-то вдали, на севере, были территории, на которые ни лапа дракона, ни нога человека никогда не ступали. Это было царство холода, на котором властвовали неутихаемые ветра и уходящие за самый горизонт ледяные пустыни. В те края забредали лишь желающие встретить побыстрее свою смерть. Я слышал, останки несчастных простирались далеко-далеко, навечно вмерзшие в лед. Хотя пару раз до моих ушей доходили слухи о водившихся там ледяных драконах, но такие россказни принимать на веру было затеей глупой и безответственной. Где это видано, чтобы драконы, чья стихия – бьющее жаром пламя, вдруг оказывались во власти противоположных сил? Так недолго было и до грязевых драконов додуматься.

Но, увы, я снова полез в бесконечные лирические отступления, которые хоть и полезны для отображения полноты картины развернувшегося передо мной мира, но уводят от основной темы.

Проводя время в бесконечных схватках со всевозможными противниками, я рос и рос, и, наконец, настолько осмелел, что перелетел Бездонный Провал. Чувства, испытанные при этом, навсегда отпечатались в моей памяти. Не знаю, способны ли люди представить и вообразить, что такое бесконечность, но именно подобное ощущение у меня возникло, когда я пересекал гигантскую, разверзнувшуюся под собою пасть непроглядной тьмы. Всеми своими фибрами я ощущал, что там, подо мною, не было дна, не было абсолютно ничего. И брошенные ранее светловолосые девушки из чумазого племени до сих пор продолжали свое падение.

Я же взмыл выше, чтобы оказаться как можно дальше от пугающей черноты, и с неспокойным сердцем приземлился на противоположной стороне. Ранее мне не было нужды перелетать эту пропасть, но, гонимый непонятным чувством, я решил двигаться вперед, изучая мир, предвосхищенный новыми сражениями с ранее невиданными противниками.

Едва коснувшись лапами земной тверди, я сразу ощутил наличие драконов совсем рядом. Они таились где-то впереди, среди невысоких холмов, образованных затвердевшей лавой. Казалось, среди них негде было спрятаться, там отсутствовали расщелины, пещеры или другие укромные норы – все словно было прилизано растекшейся породой, затем застывшей на времена вечные. И все же ощущения явственно сигнализировали о драконьем присутствии.

Я тогда полушутя-полусерьезно подумал, что, быть может, я перелетел на территорию невидимых драконов? Звучало это даже глупее, чем ледяные ящеры, поэтому свою глупую догадку я быстро отмел и решительной поступью двинулся дальше. Это был волнительный момент. Наверное, его можно было бы охарактеризовать как окончательное пересечение той границы, откуда начиналась жизнь полностью самостоятельная.

Мои чувства не подвели меня – впереди действительно нашлись драконы. Их было пятеро.

Здесь я вынужден вставить короткую ремарку по поводу жизни драконов в группах. Как всем известно, дракон – существо, предпочитающее обитать в одиночку. Мы любим оставаться наедине с собой и вполне можем наслаждаться вялотекущими внутренними монологами на протяжении сотен лет. У нас, у драконов, как бы всегда имеется внутренний собеседник, который играет роль некоего партнера, вечного спутника, готового всегда вступить в диалог. От такого острая нужда в других собеседниках попросту отпадает.

Однако, как всегда, имеются всяческие исключения. Например, когда летающие ящеры оказываются в каком-то совсем уж враждебном окружении, где выживание в одиночку подвержено слишком серьезным рискам. Или же при встрече молодых драконов они, еще не имеющие достаточного опыта, сбиваются в небольшие стаи. Как вы понимаете, в моем случае эти два фактора наличествовали.

Чуть не забыл – еще драконы могут жить вместе в том случае, если они решили образовать пару, но этого варианта я коснусь, с вашего позволения, несколько позже.

Таким образом, я наткнулся на группу молодых ящеров, оказавшихся в жестоком мире, окружавшем Бездонный Провал. Как и было сказано, меня повстречали пятеро драконов.

Главным являлся старший, величественный могучекрылый Зойсайт. Он принадлежал к виду ящеров, которые славились наибольшей приспособленностью к полету. Помимо возможности реализовывать недоступные для остальных элементы воздухоплаванья, он выделялся размерами и был много массивнее остальных. Характером Зойсайт был властолюбив (впрочем, такая черта свойственна практически всему драконьему племени), но в то же время решителен и никогда не испытывал страха, даже перед Бездонным Провалом.

Вторым по старшинству в их компании состоял Заагхаш. Тот мне понравился меньше всех, потому как был любителем интриг, жестоким и безжалостным манипулятором. Со временем он вырос бы в мастера тайных дел. Мне как-то в одной из восточных провинций попался на глаза визирь, который до того напоминал былого знакомого, что я с огромным удовольствием сожрал его. Заагхаш тоже сразу пропитался ко мне ненавистью, однако из-за своей трусливой натуры, не позволявшей вступать ему в открытое противостояние, при остальных никак не проявлял свое отношение, предпочитая строить козни и мелкие пакости.

Два других дракона являлись друг другу родными братьями и были с одного выводка. Их именовали Морк и Дорк. Практически неотличимые, они и характерами были до боли похожи, и первое время я их постоянно путал. Привыкшие к подобному, они и на имена откликались, на каждое, как на свое. Дорк и Морк слыли добрыми ящерами, но слегка наивными. От такого они постоянно попадали в силки, расставляемые Заагхашем, и, идя у него на поводу, становились невольными исполнителями его мерзких задумок. С ними у нас сложились вполне нейтральные отношения, хотя иногда они невольно, под влиянием нашего хитрого «визиря» творили в отношении меня нехорошие вещи.

Наконец, пятым и последним (но, не по значимости) участником компании была молодая дракониха. Здесь опять я вынужден сделать короткое отступление для понимания ситуации. Дело в том, что драконы, как это общеизвестно, делятся на два пола – мужской и женский. При этом в одном выводке могут родиться либо особи мужского пола, либо женского. В случае с мужским полом количество яиц в кладке варьируется и, за некоторыми исключениями, обычно составляет несколько штук. В основном 3–5, редко когда больше. Но два-три минимум. С женским полом ситуация иная – в кладке всегда только одно яйцо. Девочки рождаются поодиночке. Отсюда и происходит такая существенная разница в количестве. Часто ли вы слышали о драконихах? Ну вот. И что характерно, они обычно никогда не собирались ни в стаи, ни в компании, предпочитая жизнь в одиночестве, и сходились с другими особями лишь для создания пары.

Поэтому наша дракониха оказалась довольно уникальной. После нее я никогда не встречал в своей долгой жизни никого подобного, настолько редкостным был тот случай. Звали ее Луми. Она происходила из совершенно неизвестного мне вида, который если и обитал в каких-то землях, то эти земли не были знакомы ни мне, ни другим участникам компании. Сама Луми тоже не ведала, откуда родом, потому как все, что она помнила – это родительское гнездо, да звездное небо где-то очень-очень высоко над головой.

Детство ее закончилось довольно быстро: на кладку напало неведомое существо, убив ее маму и папу. Луми спряталась под крылом бездыханной матери, мертвое тело которой безвестное существо понесло в сторону Бездонного Провала и утащило вниз. Сама маленькая дракониха перед низвержением в бездну успела выпрыгнуть, больно приземлившись на оплавленный холм. Некоторое время она провела, прячась, пока не встретила Зойсайта. Потом они вдвоем наткнулись на двух братьев, которых родители выгнали из родных краев, чтобы те не мешали с пропитанием. И уже после на них вышел изворотливый Заагхаш, также выгнанный из родного дома по причинам, которые озвучивать он не стал. Хотя, зная его характер, причины легко угадывались без всяких подсказок.

И вот вся их компания повстречала еще одного дракона, волею судьбы занесенного в такие враждебные земли. Они приняли меня сразу, Зойсайт благосклонно отнесся к новому члену, чего не сказать о коварном Заагхаше. Дорк и Морк словно бы и не заметили появления новоиспеченного участника, как если бы я все время был рядом. Луми вела себя пренебрежительно, но с другой стороны, я ей явно был интересен, и от того в ее такой пренебрежительности был легкий налет игривости. Мне же мои новые друзья понравились почти все, и особенно приглянулась Луми. В то время такое отношение к ней я не расценил как нечто необычное – просто это была первая дракониха, помимо матери, встреченная мной, и соответственно, впору было удивляться и впечатляться.

Характер она имела интересный, ей была абсолютно не присуща властность или кровожадность. В многочисленных боях с местной живностью она участвовала нехотя и даже если и повергала противника, старалась лишь ранить его, а когда же дело доходило до убийства, которое уж никакими способами избежать не представлялось возможности, она стремилась нести смерть в наиболее гуманных вариациях. Питалась, как и та девчонка из детства, всяким подножным кормом, предпочитая не пожирать поверженных врагов. Отсюда, я так думаю, и происходили ее весьма скромные габариты.

Хотя, насколько мне известно, у драконов имеется половой диморфизм, и самки много мельче самцов. О таком мне рассказывал один естествоиспытатель, который какое-то время был моим собеседником. Он много чего интересного рассказал, но, признаться честно, совсем замучил меня вопросами насчет драконьей жизни. Считаясь серьезным исследователем летающих ящеров, он не преминул воспользоваться редкой возможностью разузнать поподробнее о них из первых уст. Я слышал, его потом слопал какой-то менее словоохотливый дракон, и, припоминая настырность натуралиста, я охотно бы поверил в такой финал. С драконами надо быть весьма чутким собеседником, настроение у некоторых может меняться по нескольку раз за одну реплику.

Еще Луми любила летать. К несчастью, хотя ее вид и был прекрасно адаптирован к полету, родители из-за своей преждевременной кончины не успели обучить ее этому мастерству, а когда она наткнулась на Зойсайта, который впоследствии и обучил ее премудростям воздухоплаванья, было слегка поздновато. Суть в том, что чем раньше дракон начнет учиться летать, тем большего мастерства он добьется впоследствии. У Луми, несмотря на все данные, учеба началась гораздо позже, чем, к примеру, у меня, и от этого, как бы она не старалась, того уровня, который был бы ей доступен в ином случае, она уже добиться не имела никакой возможности. Но даже с теми скромными успехами летала она хорошо. Практически так же хорошо, как я. А мое мастерство в этом деле тоже не стояло на месте – после пролета над Бездонным Провалом Зойсайт, с почтенного расстояния лично наблюдавший за моей попыткой, проникся ко мне уважением и частенько давал уроки покорения воздушной стихии. Луми взирала на нас с восторгом, братья скучающе задирали головы вверх и наверняка думали о своем, а зловредный Заагхаш недобро скалился, очевидно, представляя себя на моем месте.

Этот хитрец сам-то летал не очень, его вид скорее был больше приспособлен к ползанию, нежели чем к полету. Вот тут надо отдать ему должное, он практически не имел себе равных – этот дракон мог передвигаться по земле с исключительной скоростью и проворством. Он с легкостью взбирался на отвесные скалы, умудрялся протиснуться в самые узкие щели или затаиться в тени так бесшумно, что и я не мог своим чутьем определить достоверно, там он или нет. Напомню, когда я пересек Бездонный Провал, и мое чутье так настырно указывало на чье-то присутствие, именно Заагхаш прятался тогда среди оплавленных холмов. Хотя, казалось бы, спрятаться там было совершенно невозможно, а вот поди ж ты, ему удалось.

Но земля есть земля, а воздух есть воздух. И поэтому, обладая такими неповторимыми качествами на земле, в воздухе он держался, словно бочка с нечистотами. Зойсайт как-то решил после долгих уговоров последнего, научить его парочке премудростей, но «визирь» лишь свалился с неба, выполняя сложный пируэт, после чего к его обучению наш лидер охладел и взялся за меня. Не хочу хвастаться, но я показывал прекрасные результаты, и Зойсайт не раз говорил мне, что будь я представителем его вида, то стал бы непревзойденным покорителем неба.

Житье наше шло своим чередом: обитая около Бездонного Провала, мы продолжали биться с местной фауной, а иногда даже и флорой. В свободное от сражений время дурачились, играли и продолжали с Зойсайтом совершенствовать мои навыки. Луми все чаще и чаще обращала на меня внимание, видимо, чем больше я раскрывался перед нею, тем больше она ощущала нараставшее чувство. И, скажу я вам, это было абсолютно взаимно.

Здесь мне следовало бы сделать еще одно отступление для понимания сути дальнейшего. Много позже разворачивающихся событий ко мне забрел один странствующий бард. В то время я уже обитал в своей любимой пещере, в которой нашел окончательное пристанище и где обитаю и поныне. Патлатый оборванец с лютней наперевес набрел на мое жилище случайно: как он рассказывал, после выступления на рыночной площади он завел знакомство с дочкой кузнеца, которое затем незаметно перетекло в незабываемое рандеву под звездным небом. Окончилось все на сеновале, где парочку и застал непосредственно сам кузнец.

Раздосадованный поворотом событий и питавший стойкую неприязнь к странствующим музыкантам, кузнец сначала надавал тумаков, а затем, собрав своих друзей, устроил за несчастным самую настоящую погоню с факелами, вилами и прочим крестьянским скарбом. Бард еле унес ноги, и если бы не его молодецкая расторопность, наверняка на утро бы уже висел на придорожном дереве у въезда в деревню. Но ему повезло, и он пустился наутек не куда-нибудь в чистое поле или дремучий лес, что произрастал неподалеку, а свернул в сторону одинокой горы, у подножия которой и наткнулся на пещеру.

Погоня, когда пещера замаячила уже совсем близко, моментально прекратилась, вот только одурманенный ужасом беглец не придал этому обстоятельству никакого значения и от греха подальше углубился в темнеющие своды. Там то мы и встретились. Я хотел было сразу сожрать несчастного, так как в тот момент пребывал не в лучшем расположении духа, да и дело ли – тревожить дракона посреди ночи. Однако истошный вопль, который бедолага изверг из глубин своего чрева при моем появлении, так рассмешил меня, что моментально отбил всякое желание злодействовать и расправляться со столь потешной фигурой. Бард кричал довольно долго, забившись у стены, забавно суча ногами и отмахиваясь своей лютней. Немного успокоившись к утру и растеряв остаток сил, он, наконец, смолк, и лишь мелкая дрожь пробивала все его тело.

«Смилуйся, Великий Змей, – забубнил он, пав на колени и уткнувшись лбом в холодный и влажный пор пещеры, – я всего лишь мелкий человечишка, волею злосчастной судьбы загнанный в угол. Не по своей воле оказался я тут и никоим образом не намеревался потревожить тебя или задеть. Под угрозой смерти был вынужден нарушить твой покой, сам не ведая, что в столь злосчастном месте может обитать подобное величественное создание, чья мудрость сразу подскажет ему, что слова мои правдивы и ни капли правды не утаил я от тебя. Смилуйся надо мной, и я восславлю тебя в своих песнях и сказаниях».

Примерно таким образом произнес он свою тираду, делая короткие перерывы на то, чтобы лишний раз стукнуться лбом об камень в знак своей искренности. А затем выудил свою лютню и стал наспех исполнять какую-то заунывную песнь. Не припомню, говорил ли я вам, что драконы обладают исключительным слухом? Так вот, на мой взгляд, заблудший бард голос имел премерзкий, а слуха у него и вовсе практически не было. Ума не приложу, как он смог своими песнопениями завоевать к себе расположение дочки кузнеца. Может, компенсировал отсутствие таланта старательностью – горланил то он довольно протяжно.

Я второй раз за наше короткое знакомство испытал желание покончить с нерадивым гостем, нарушившим мой покой, но бард словно бы учуял, что дело повернуло не в то русло, моментально затих. Затем снова пал на колени и задался вопросом, каким еще образом он мог бы расположить меня к себе и сохранить свою никчемную и тщедушную жизнь. И я решил смилостивиться над и без того помотанным жизнью музыкантом.

Роняя слезы благодарности, он соизволил поцеловать меня в лапу, а затем, с моего же позволения, развел небольшой костерок, так как в пещере было довольно прохладно, а он уже порядочно продрог в исподнем – одежда то вся его осталась на сеновале (как истинный музыкант, спасаясь, он захватил с собой лишь свой инструмент). Мой новый знакомец оказался словоохотливым человеком. Поскольку я запретил ему снова терзать мой слух своими нескладными песнями, он приступил к основательной беседе, развлекая меня множеством историй из своей бардовской жизни.

Невольно спасенного звали Франциск Фарани. Происходил он из довольно известного рода уличных музыкантов и уже с детства промышлял этим ремеслом. Став немного старше, он отправился в свободное плавание, в котором пребывал и поныне, переходя от города к городу, от ярмарке к ярмарке. Рассказывал он много, по большей части делая упор на всяческие победы на любовном фронте. И вот тут он довольно сильно удивил меня, потому как от такого пройдохи, только-только спасшегося от хорошей взбучки, с огромным синяком под глазом, и в общем, потрепанной физиономии, я никак не ожидал услышать подобные откровения. Он заговорил про любовь. Как известно, любовь у людей чувство довольно ветреное, дракону видимое и вовсе мимолетным. Тем не менее, странствующий бард в таким красках и с таким исступлением рассказывал мне про это чувство, что я невольно провел ассоциации с драконовой любовью.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2