
Полная версия
Помнит только он
– Ну я пошёл тогда… – сказал Тихон и вдруг вспомнил про фотографию, – Баба Майя, можно я одолжу эту фотку?
– С возвратом! – проскрипела Майя. Тихон сунул фото в карман и помог ей подняться, подхватив с одной стороны.
– Всё-всё, дальше сами! – ещё раз повторила Людмила, – спасибо за помощь!
– Да… Тебе спасибо! Доброй ночи!
– Увидимся!
Вернувшись в дом, Тихон обнаружил, что все уже разошлись, а за занавеской вовсю храпит отец. Вечером он не заметил маленький потёртый горчичного цвета диван в углу избы, но теперь увидел, что он застелен чистой постелью. На диванчике, явно коротком, лежала пара подушек и огромное пуховое одеяло. Мысленно поблагодарив Галю, он разделся, нашёл выключатель, чтобы погасить свет и лёг.
Постель была теплая, но отсыревшая. Как ни старался Тихон, он долго не мог принять хоть сколько-нибудь удобное положение и вытянуть ноги. Все суставы его ныли, а стоило закрыть глаза – голова начинала бешено кружиться. Ворочаясь, он думал о Нине, о внезапно выжившем прадеде, похоронах, словах отца, Люде… Затуманенный мозг его пытался соединить всё новое воедино, старался понять, что же произошло в том далеком сорок втором году, из-за чего же сейчас Тихон лишился привычной ему жизни и семьи.
«Нужно будет обязательно расспросить бабку Майю о Нине и о том, что же произошло с моей прабабкой, – думал он, – завтра, первым же делом».
Отец всхрапнул так, что, казалось, затряслись старые стены сруба. Но Тихон уже провалился в сон, томительный и беспокойный.
Глава пятая. Нина
Какая красивая Нина была в тот июньский день сорок пятого! Было солнечное и безоблачное воскресенье. Колька ворвался к ней с громким восторженным криком «Нина-а! Бежим папку встречать!», а она, как назло, именно сегодня заспалась!
– Не галди, Колька, – сонно крикнула она мальчику, по-кошачьи потянулась и, в мгновенье стряхнув остатки сна, вскочила на ноги, – бегу уже!
Нужно было спешить, а то Колька ещё убежит без неё. Шесть лет, а такой прыткий, что сладу с ним нет! С тех пор, как по радио объявили победу, они с Колькой каждый её выходной ходят к лесу «встречать». Нина с трепетом ждала дня, когда Колькин папа – Тихон Петрович – вернётся. Что-то будет? Как они с Колькой?
За последние два с лишком года они – девятнадцатилетняя Нинка и соседский мальчишка Колька – много пережили горя и стали неразлучными, потому что больше друг у друга никого у них и не было.
Нинка поспешно нырнула в тёмно-синее в белый горошек платьице, натянула чулки, впрыгнула в лакированные ботиночки и на миг остановилась перед зеркалом, застёгивая жемчужную пуговку на белом воротничке. Красивая она? Пухлые губки, блестящие карие глаза, изогнутые правильной дугой брови… Ресницы только могли бы быть и подлиннее, вот хоть, как у Кольки…
– Ни-ин! Догоняй! – уже стукнул в окно за белой занавеской Колька, – А не догонишь, всем скажу, что ты тетёха!
– Сам ты тетёха! – прыснула Нинка. Посмотрела на доставшиеся по наследству от мамы блестящие коричневые туфельки, на секунду замешкалась, впрыгнула в старые калоши и выбежала на улицу.
Колька убежал вперёд, и Нинка ускорила шаг. Дорога шла по деревне, вверх на холм, и Колька уже добежал до середины и остановился. Он стоял и переминался с ноги на ногу.
«Гусей боится», – хихикнула про себя Нинка. Через пару минут она нагнала мальчика. Он стоял и смотрел вперёд – туда, где между рядами изб открывался вид с холма на поле до леса.
Нина прикрыла глаза от слепившего глаза солнца. От затенённой стены леса отделился крошечный силуэт и стал пробираться сквозь зелёную реку молодого овса. Мужчина в солдатской шинели, мешок за широкими плечами… Даже издали она узнала статную его фигуру, поворот головы и то, как он еле заметно поводит плечами при ходьбе… Она почувствовала, как защипало глаза. «Ну, дура, не вздумай реветь!»
Колька неуверенно теребил рукой оборки Нинкиной юбки. Девушка взяла его ладошку в свою.
– Ну чего же ты, Колька! Папка твой вернулся! – она смахнула слёзы и состроила хитрую весёлую морду, – Бежим?
Босоногий мальчишка и девушка в старых калошах, поднимая пыль, бежали с холма. Колька кричал «Папка! Папка-а-а!», он хотел, чтобы все-все-все знали о его счастье, и тоже были счастливы так же, как и он в этот солнечный и ветреный июньский день!
Солдат тоже увидел их и побежал навстречу.
На краю деревни, там, где за двумя сгоревшим избами простиралось зелёное поле, они встретились. Колька с разбегу прыгнул вперед, и отец подхватил его, прижал к себе и закружил. Нина, остановившаяся в двух шагах, нерешительно остановилась, принимая какое-то решение, ещё раз смахнула слёзы и с улыбкой прерывисто вздохнула.
Теперь у Кольки всё будет хорошо… «И у Тихона Петровича тоже, – прозвучал голосок где-то у неё в голове, – найдёт себе новую жену-красавицу. А ты, Нинка, живи себе дальше сохни…». Дурацкие, совсем не подходящие к встрече мысли лезли ей в голову. Сердце предательски трепыхалось в груди, и Нинка вдруг поняла, как дорог ей был этот высокий сильный солдат с широкой улыбкой. Она не раз представляла себе, будто не Аннушка его жена, а она, Нина, и как он приходит с работы домой, целует, говорит «Ну здравствуй, Нинуша моя…»
Ей хотелось обнять его так же крепко, как Колька, прижаться к нему всем телом и никогда не отпускать.
– Здравствуй, Нина! – услышала она голос Тихона. Он смотрел на неё и улыбался, как будто всё понимал. В его глазах была и радость, и тоска одновременно. Нина подошла ближе и тихо обняла их с Колькой. Она ощутила, как тёплая тяжёлая рука Тихона легла на её спину, и сама крепко-накрепко прильнула к нему. Теперь она точно знала, что дальше у них всё будет только хорошо.
* * *
Голова трещала так, что Тихону захотелось тут же опять забыться сном, но уже не получалось. Его мутило. Он приоткрыл глаза: было темно и тихо, если не считать сопения отца за занавеской. О том, чтобы заснуть, не было и речи, его организм, пропитанный алкоголем, требовал срочно найти туалет и воды. Тихон вылез из-под тяжёлого одеяла и посмотрел на часы: семь утра. Он натянул джинсы, сунул ноги в первые попавшиеся растоптанные ботинки и, накинув куртку, выбежал в сени. Тут его ожидал сюрприз, потому что туалета, каким он помнил его в своей прошлой жизни, не было: выбежав в низкую дверцу справа от лестницы, он оказался в тёмном сарае с запертой на засов амбарной дверью. Чертыхаясь, Тихон вернулся в сени и выбежал из дома на крыльцо. Терпеть уже не было сил, и, озираясь по сторонам в непроглядной темноте, он справил нужду прямо со ступеней. Стало легче.
Небо ещё было тёмное, а снег, казавшийся вчера таким постоянным, сошёл на нет. Тихо моросил дождь, с голых ветвей деревьев скатывалась и ударялась о землю вода, и везде – сверху, слева, справа, в двух шагах и издалека – слышался шум множества капель.
Единственный фонарь освещал дорогу и часть сада, отделяя еле заметные тени от тёмного сырого ковра травы.
Тихон, зная, что сигарета ударит в голову, всё же не смог устоять перед искушением и закурил. Чуда не произошло, первая же затяжка вызвала тошноту и головную боль. Он вдохнул сырой утренний воздух и вышел из-под навеса. Крошечные капли мороси освежали, ему стало легче. Он сделал несколько шагов к изгороди и увидел за ней, в свете уличного фонаря обелиск.
Он знал его, этот памятник его прадеду, спасшему деревню… Спасшему ли? Тихон вышел за калитку и ускорил шаг. Чем ближе он подходил к монументу, тем яснее ему становилась новая картина произошедшего здесь семьдесят лет назад.
Прошлое изменилось, в шестерёнки истории попала какая-то песчинка, которая затормозила и изменила весь ход её механизма. Прадед выжил, но ценой этому стали жизни его односельчан. Прадед не стал героем, не увёл проклятых фашистов на болота, и они пришли сюда… Тихон подошёл к белому увенчанному красной звездой обелиску.
«Жителям деревни Богатово, павшим в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками», – прочитал он. Дальше шёл длинный список из двух с лишним десятков фамилий, и Тихон мигом увидел среди них имя прабабки: «Егорова А. Ф.»…
«Знать бы фамилию Нины, наверное, и её семья тоже тут…» – покачал головой потрясённый Тихон. Он дотронулся рукой до выбитых на обелиске букв, желая убедиться в том, что глаза не обманывают его. Значит, всё вокруг – правда, реальность… И только он один – то ли чокнутый, то ли какой-то аномальный артефакт из другой реальности, параллельной истории. Голова кружилась, во рту было сухо и гадко.
Тихон почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся. Пятна света от фонаря лежали на покосившемся заборе, высвечивали отдельные голые ветки и деревянную клетку окон веранды Майиного дома. Старуха Майя наблюдала за ним из темноты своей террасы. Её лицо было серым, в сумеречном полумраке оно было еле различимо. Заметив, что Тихон увидел её, старуха коротко стукнула костяшками пальцев в стекло и поманила его скрюченной ладонью.
Тихон поднял согнутую руку над головой, кивнул и подошёл к калитке. Старуха знаками пригласила его зайти и подойти к двери. «Там же ступеньки, – сообразил он, – она не может спуститься!».
– Доброе утро! – произнёс он, открывая дверь веранды, и поразился, насколько хриплый у него голос.
– Доброе! – проскрипела Майя, – Принеси водички, внучок? – она кивнула на два пластиковых ведра, стоявшие там же на веранде.
– Конечно! – сказал Тихон и подхватил вёдра одной рукой, – колонка… – он кивнул в противоположную обелиску сторону и вопросительно поднял бровь.
– Там, там, – кивнула старуха, – напротив Игнатьевых дома.
Колонка была просто спасением. Наполнив вёдра, Тихон напился ледяной воды сам, потом еще минуты две умывался, отфыркиваясь и сморкаясь, после чего, наконец, почувствовал себя свежим и живым. Притащив вёдра, он поднял их в дом и поставил в сенях, куда показала Майя.
– От спасибо, – похвалила она, – теперича чаю попьём, у меня тут печенья есть, прянички мятные, или хочешь бутерброд с сыром-колбаской?
При мыслях о еде Тихона снова замутило.
– Да нет, спасибо, ничего не надо!
– Ну хоть чаю попьём! – Майя вылила в чайник второй жестяной стакан воды, закрыла крышкой и с первой же спички зажгла огонь, – Люська-то на вызов уехала ещё часов в шесть, в Титовскую, а я тут без воды осталась…
– Как уехала? – спросил Тихон первое, что пришло в голову. Титовская была в пяти-семи километрах отсюда, там и был фельдшерский пункт.
– Так и уехала, – сказала Майя, – на машине. Ужель ты вчера её не приметил?
– Признаться, нет… Темно было…
– Эх, темно! Скажешь тоже, я в твои годы в темноте блох ловила, а ты «Козлик» еёйный не заприметил! Вовка, отец-то, ей отдал. – старуха нахмурилась и желчно добавила: – Ему-то без нужды, всё равно каждый день пьяный! – она смягчилась, – Ну да ты проходи, не стой. Разувайся здесь, и заходи в горницу.
Тихон разулся, снял с себя куртку, оставшись в одной футболке, и подумал, что хорошо, что Людмилы нет, потому что выглядел он неважно.
В доме было тепло и уютно, часть комнаты за русской печью была также отгорожена импровизированной занавеской с вышитыми на ней «богатырями» Васнецова.
– Это мой уголок, – сказала Майя, заходя вслед за Тихоном и передавая ему чайник с вышитой петухами прихваткой. Вдоль другой стены стоял шкаф-купе с зеркалом, впритык к нему – книжный шкаф и письменный стол с ноутбуком в углу. У окон стоял сложенный диван, где, видно, и спала Людмила.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.