Деда

Ирина Бабушкина

Деда

I

Обязательно так ярко? На допросе я что ли, так светить?

Это что ж, утро уже?.. Будто и не спал вовсе. Вставать надо… Собаку кормить.

– Ишь какая радостная, увидала, что встал – запрыгала. Щас выйду, обожди.

Сейчас чайник поставим, кофею попьём… Покурить для начала надо бы.

Ну вот, куртку напендюрил, а тут жара. Солнышко какое яркое, трава уже пробивается, снег тает. Вот и весна скоро.

– Вишь, Варта, зима уж отходит. Скоро снова в лужах будешь кувыркаться. Как свинья измараешься опять. Ну-ка, сидеть. Сидеть, сказал! Молодец. Сиди. Сиди! Нельзя! Нельзя! Сидеть!

Только миску поставить соберёшься – тут же прыгает, гадина, опять всю куртку измарает, не дай бог порвёт ещё, в чём ходить-то буду?

– Сидеть! На, жри. Молодец!

Надо было учить её… Учить! А кому?! Сам хожу кое-как, какое там учить, нагибаться ж надо, хвалить надо собаку, а я как её похвалю – повалит меня и затопчет, пусть и от радости, а я не встану потом, так и помру. Внуча бы приехала, научила бы. Вон как её собака любит. Да и лапаток псину чуть не нализывает, обнимаются каждый раз, как приезжает. Жила б она здесь… Ей же брал, не себе. Мне-то зачем псина. Уехала внуча, куда теперь девать её…

– Уже всё схомячила что ли? Всё, сиди, больше нету. Я ж тебе не повар бегать готовить каждые 5 минут. Сиди до вечера теперь. Может зайдёт Сашка, принесёт чего тебе, покормит. Чё уставилась? Нечего на меня так смотреть. Я не Ира, чтоб жалеть. Иди играй.

И поиграть-то с ней некому. Скучно бедолаге, резвиться надо, а она сидит, бедная, на привязи круглые сутки. Компания ей нужна. Вот и сидим вдвоём. А что вдвоём, что поодиночке – толку нам друг от друга… Мне-то всяко веселее, конечно, а ей, зверине, много ль от меня веселья. Пытается со мной поиграть – куда мне, лапу на руку положила – кожу порвала, кое-как кровь остановил, синяки так и не сходят, какой из меня компаньон. Сижу днями дома, как выйду, так она завизгает, а я мимо её и уйду. Приехала бы внуча, в лес бы её сводила порезвиться. Хотя отпускать-то её с собакой страшно, утащит внучу или и вовсе убежит, ищи потом. Там или на трассе собьют, или за трассой в лесах заплутает, сколь расстройства будет…

– У ты!

Упасть мне ещё не хватало, намело-то вон чё, уж до псины кое-как хожу, так вот запнусь в этих сугробах и буду лежать пока кто ни придёт. А кто сюда придёт-то…

Надо кофию выпить, где ж тут вафли-то были… кончились что ли.

II

Честно говоря, уже плохо помню, как это было. Помню, что я лежала в общежитии на кровати, отворачивалась к стене, соскакивала, садилась, снова ложилась, ревела навзрыд, ничего не чувствовала (как тогда казалось; скорее, это было полное опустошение), не могла поверить, снова ревела, пыталась объяснить мозгу – его больше нет. Деда больше нет. Он умер. Его. Теперь. Нет. И никогда не будет. Я никогда его больше не обниму. Никогда больше не буду затыкать нос, чтобы не вдыхать дым его сигарет. Больше не приеду к нему. Приеду только в пустой дом, в ограде которого взволнованно и радостно, заслышав меня, будет прыгать, лаять и визжать Варта. Её отдадут. В очередной раз я разобью ей сердце. Я приезжала от силы раз в пару месяцев, а до Варты доходила поиграть, кажется, даже не в каждый приезд. Она меня любит. Она его любит. Она ещё скорее всего не понимает, что его нет. Поймёт ли? Как он всегда говорил поникшим голосом: "Погуляла бы ты с ней, она ж всё время в грязи валяется да скулит. Я пойду кормить, она на меня прыгает, резвиться ей надо, играть, а куда мне, она меня повалит да я там с ней же рядом и помру, не встать будет. Вон след оставила – пошёл кормить, говорю ей "Сидеть! Сиди!" Она вроде сядет, а только подойду поближе, она опять как давай прыгать, лапу положила мне на руку, вот и порвала кожу". Деда показывал на синяк, который выглядел очень жутко. Я представила, как Варта от радости прыгает возле него, пытается опереться на него передними лапами и кладёт лапу на его руку, а кожа на дединой руке, словно бумага от только что заточенного ножа, рвётся под когтем, который даже не пытался поцарапать. Синяк был не один.

Кому её отдадут? Слёзы наворачивались каждый раз, когда я приезжала к деду. Один, в полуразваленной сырой избе, с собакой, которую он взял для нас, для меня и сестры. За Варту я с первого дня сильно переживала, потому что знала, что мама не даст её оставить. Куда овчарку в дом? В ограде ей, конечно, места не дадут. Я каждый раз думала: доучусь, сниму квартиру и заберу Варту себе. И деда буду чаще навещать. И бабулю. Буду гулять с Вартой. И что теперь? Деда умер. Я ещё не доучилась. Мне некуда забирать Варту. Я снова её подведу. Когда-то мы уже пытались её отдать дединому знакомому, но в силу её чрезвычайной резвости, игривости и отсутствия воспитания, через пару дней нам её вернули, так как она "навела порядок" в огороде новых хозяев. Я была и рада, и расстроена. Рада, потому что её вернули нам, потому что ей не навредили и не оставили её с тем, кто мог навредить, потому что я очень переживала о своём предательстве, о том, что она меня возненавидит и не будет никому доверять. Расстроена, потому что это значило, что деда не мог переехать к нам, что будут снова страдать оба – и деда, и Варта.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.