Прогулки со смертью

Инна Гаджиева

Прогулки со смертью

история со многими загадками и разгадкой в конце

Начало

Кислородную систему снимать запрещалось. Сатурация падала. А чтобы выжить, нужно хотя бы 95. Болей в лёгких не было. Но температура не падала уже дней шесть: цитокиновый шторм был в разгаре!

Из развлечений в палате был только горевший уже третьи сутки справа за моей спиной ослепительно-белый свет, похожий на сварку. Его в ковидном отделении никто не видел, кроме меня. Это было только моё развлечение. Свет был нереальный: он настораживал, даже пугал и почему-то напоминал о смерти.

Спать было страшно. Я просто боялась умереть во сне. Мне казалось, что, если я буду в сознании, я не умру. А сон – шаг к смерти. И при этом где-то на периферии сознания пульсировала уверенность, что не умру. В этот раз.

…Когда десять лет назад умер папа, было очень-очень горько. Но почему-то я не примеряла на себя смерть. Просто тосковала несколько лет от чудовищной потери, но игры со смертью пришли позже – когда умер муж. Тут внутри всё сжалось от страха, потому что, как сказала подруга, «снаряды стали рваться всё ближе и ближе». По иерархическому закону жизни смерть родителя не смотрится нарушением порядка жизни – это естественный, хоть и весьма болезненный процесс. Бояться же смерти начинаешь, когда теряешь людей одного с собой «игрового» уровня – мужа, одноклассников, друзей.

И я стала чувствовать смерть. Я могла предсказать, умрёт болеющий или выздоровеет, увидеть, жив человек или мёртв. Причём для этого совсем не нужна была фотография. Как раз наоборот – все люди на фото мне казались живыми, даже если я точно знала, что они мертвы. А самое страшное: я стала бояться умереть. Мы все страшимся смерти, но до какого-то возраста бессознательно – ведь все наши страхи и инстинкты ведут именно к страху смерти. Осознавать же её приближение мы начинаем, скорее, во взрослом возрасте, часто после сильного потрясения, перешагнув какой-то рубеж.

Итак, спать было страшно, но глаза закрывались сами собой, и я проваливалась в междумирье – срединное состояние на грани сна, когда ещё осознаешь себя, но все звуки уже приглушаются, тают, и ты летишь в пропасть сновидений…

Знакомство

– Спишь?

Я вздрогнула. Передо мной стало проявляться лицо молодого мужчины. Слишком молодого и слишком красивого. Слишком.

– Спишь? – повторил он.

Повисла пауза. Я не знала, что ответить, потому что не знала, сплю я или нет.

Несмотря на то, что молодой человек был привлекателен, он производил отталкивающее впечатление. Я поёжилась от захватившей меня внезапно безотчётной брезгливости, граничащей с ужасом. Мне показалось, что я чувствую неприятный запах смерти – сладковато-удушливый и омерзительный. Омерзительный до дрожи во всём теле. Вонь была настолько сильной и противной, отчаянно будившей во мне какие-то далёкие смутные воспоминания, что я вспомнила! Мы называли этот запах «испаган» по названию духов «Ispahan». Этот парфюм был модным во времена моей юности. Мода на него быстро прошла, потому что многие шептались, что им якобы «брызгают на покойников». Сейчас мне казалось, что именно молодой человек был источником этого запаха и даже его причиной, если хотите.

Красавец усмехнулся:

– Боишься меня?..

Обычно находчивая и смелая в разговоре, я молчала и разглядывала его лицо. Словно неземная, но какая-то по-земному порочная красота прикоснулась к созданию этого существа: чего стоил один только пронзительный взгляд его зелёных кошачьих глаз! Идеальный классический нос, чётко очерченные губы навевали мысли о живописных полотнах Ренессанса. Светлые, чуть волнистые волосы сияли ореолом над его головой, будто что-то светилось за ними, – да это нимб! Божечки, но что же это за вонь?! Как могут они сочетаться – нимб и вонь?!

– Ты сегодня молчаливая такая… Болеешь, да?

Он открыто иронизировал надо мной, как будто знал меня всегда. А я ему и ответила просто:

– Я, кажется, умираю.

– Позволь спросить, а за что ты себя так наказываешь?

– Я не могу думать – мысли как будто слиплись в один комок и не думаются совсем.

– А кто я, по-твоему?

– Я буду называть тебя Смерть. Ты мне её очень напоминаешь.

– Смерть так Смерть. Все вещи в мире становятся тем, чем ты их называешь…

Я очнулась от того, что меня кто-то тряс за плечо, и увидела над собой лицо медсестры, богато украшенное губами. Эти губы произносили:

– Проснитесь! Уколы!

Прогулка первая

Медсёстры и санитарки ходили по отделению без масок. «А зачем нам маски?» – говорили они, – «Мы уже несколько раз переболели». Улыбались и пожимали плечами.

Невидимый для всех свет за моей спиной продолжал гореть. Температура не падала, и я видела всполошенные взгляды врачей, которыми они обменивались при осмотре меня. Я продолжала бояться спать. Но сон был сильнее меня – сознание падало в него с решительностью тунгусского метеорита.

И вот совсем рядом знакомый, чуть шершавый голос:

– Когда начинается сон? Когда он заканчивается? Неясно. Когда начался сон твоей жизни?

Я не могла говорить ему «вы» – у меня естественно выходило «ты», словно мы были знакомы тысячу лет:

– А, Смерть…заходи. Ты опять наиспаганен? Прости за каламбур.

– Здравствуй в прямом смысле этого слова!

– И это говоришь мне ты, Смерть?

– И тем не менее здравствуй.

– Не знаю, что и ответить: могу ли я тебе сказать то же самое?

Я стала уже подстраиваться под ироничный тон нашей беседы, и свободная речь наконец посетила меня. Мой смертельно красивый новый знакомый добродушно усмехнулся:

– Ну и почему бы тебе не сказать мне тоже «здравствуй»?

– Я лучше скажу «привет». Что ты там говорил про сон?

– Давай прогуляемся по твоим снам. Я спросил, ты можешь уловить тот момент, когда сон начинается?

– Н-нет… И когда заканчивается тоже.

– А когда ты входишь в сон, все предметы в нём уже есть? А потом куда они исчезают?

– Все предметы уже есть, и они кажутся очень реальными.

– Во-о-от. Ты улавливаешь. А что для тебя главнее, первичнее что ли, – сон или то, что ты называешь явью?

– Явь, конечно.

– А почему?

– Ну явь реальнее, и от неё можно оттолкнуться, потому что она более устойчивая. Ты засыпаешь в кровати и просыпаешься в той же кровати в той же самой комнате. Явь главнее!

– То есть для тебя явь просто удобнее? Удобно же не начинать каждое утро новую жизнь в другом месте и другом теле с другим именем?

– Удобнее, конечно! Представь, какой хаос бы наступил! Каждое утро новое имя, новое тело, новая семья, новая работа, новая страна…

– Новая планета? – со смехом подхватил зеленоглазый. – А что, если я скажу, что сон главнее? Что его нестабильность, разнообразие форм, неясность, фантастичность, прерывистость неудобны для тебя, но главнее? А вдруг именно сон – точка отсчета жизни?

– Тогда получается, что явь – нереальна? И мы постоянно видим её во сне?

– Да, явь – такой стабильный, постоянный сон. Со смертельным исходом…

– Это правда?!

– Я просто спросил – а вдруг?

Хитрец. Он просто спросил! А я теперь буду об этом думать и не усну! То есть не проснусь. То есть я запуталась не хуже Алисы в Стране Чудес.

– Что заставляет всех людей считать эти сны реальностью? Чувства.

– Чувства? – переспросила я.

– Да, чувства! Слишком много чувств. Разных. Именно они раскрашивают жизнь – так, что в неё невозможно не втянуться и не посчитать её реальностью. Точно так же, как в кинотеатре – через несколько минут фильма действие захватывает настолько, что ты и боишься, и плачешь, и смеёшься, как будто то, что происходит на плоском экране, происходит с тобой. Чем не реальность?! И кино останется реальностью для тебя, пока ты не осознаешь себя сидящим в кресле.

На рассвете меня разбудило с треском захлопнувшееся от сквозняка окно в моей палате на шестом этаже клинической больницы. Я снова на больничной койке. И, как говорится, снова не в Майами. Та-а-ак…

Прогулка вторая

Вечером у меня началась паника. Мне стало совершенно очевидно, что я жидкая. И кровать жидкая. Я стала звать дежурную сестру. Пришла миловидная девица в очках, внимательно меня выслушала, как-то странно усмехнулась и снисходительно сказала:

– Сейчас принесу лекарство, и вы заснёте. У вас температура.

Какая наглость и самомнение у этой девицы! Разве может лекарство сделать меня и мою кровать снова твёрдыми?!

Медсестра принесла мне капли, и я выпила залпом спиртовую настойку. Дальше – ночь.

И снова знакомый голос, и ироническая интонация:

– Ты жидкая?

– Ну я так себя ощущала. Или мне так казалось.

– «Казалось» – вот ключевое слово для всех людей. Всем что-то кажется. Причём, одному кажется одно, а второму – другое. Несколько миллиардов «кажимостей» одновременно, начиная прямо с зари человечества. Несколько миллиардов якобы реальностей, а это просто кажимости!..

– И всё это мы называем явью? – перехватила инициативу я.

– Да, всё это хитросплетение ощущений разных людей – это суп, в котором все варятся.

– Отлично, а что тогда мы называем жизнью? Или лучше сказать явью?

– Жизнь – это процесс восприятия по пяти каналам.

– А! Слух, зрение, вкус, ощущения, запах? Кстати, о запахе… Я перестала чувствовать тебя «испаганненым». Хи-хи…

– Это ковид, детка, – сыронизировал мой друг. – Ты просто перестала чувствовать запахи… Давай прогуляемся по твоим воззрениям о жизни?

Он засмеялся, словно его развеселила его же шутка про ковид. Я безотрывно и с восхищением смотрела на это прекрасное лицо и вдруг осознала, что перестала бояться зеленоглазого, потому что больше не чувствовала его вонь. И даже стала думать о нём как о «друге». Внутренне я решила, что буду называть его «доктор Смерть».

– Так значит, жизнь – это просто феномен восприятия? – переспросила я.

– Ну да. Закрой глаза и уши – и мира нет!

– Как это нет? Его же видят другие! – возмутилась я.

– Но ведь это их феномен восприятия! Пусть все люди одновременно закроют глаза и уши – и мира нет!

– Как нет?! – не унималась я. – Есть же всё: звёзды, галактики, планеты, космос, Земля, улицы, деревья, машины…

– А кто их видит? – с саркастической улыбкой спросил мой собеседник. – Ты только представь, что нет никого, кто мог бы всё это потрогать, увидеть или услышать… Будет ли существовать мир?

– Будет. Объективно.

– И кто объект? – поинтересовался доктор Смерть в своей саркастической манере. – Чтобы был мир, его должен же кто-то наблюдать, не так ли? Засвидетельствовать, что он есть?

Над моим ухом пронеслось: «Уколы!», и я открыла глаза. Привычный мир вернулся – вот же он! Вот палата, вот окно, вот еще две кровати с пациентками. Но послевкусие от разговора с доктором Смерть осталось и тревожило меня весь день.

Прогулка третья

В густых чернильных сумерках июля стояла удушающая влажная жара. И только на шестом этаже больницы было попрохладнее – по всем коридорам и палатам гулял сквозняк. Сегодня я не смогла встать и дойти до туалета, который был в конце коридора, и меня повезли на инвалидной коляске. Видимо, всё плохо: силы уходят, а выматывающая температура не снижается ни от каких лекарств. Теперь я лежала и думала: «Неужели умру?»

– Конечно умрешь, – засмеялся доктор Смерть, проявляясь всё чётче передо мной. – Однако весь вопрос – когда?

Он подмигнул мне, а я даже как-то радостно ответила:

– Со смертью в друзьях и умереть не страшно!

– А мы друзья?

– Конечно. Или союзники. Как там Кастанеда писал: «Смерть – лучший союзник». Когда я читала это, то до конца не понимала, что он имеет ввиду. Вернее, головой понимала, но проживания не было.

– А теперь, значит, есть проживание?

Ох, как я не любила этот его саркастический взгляд и тон, но, боже мой, как он меня привлекал! И, чтобы защититься от сарказма, я решила перехватить инициативу в разговоре:

– Зачем ты приходишь ко мне?

Он сделал оборот вокруг своей оси на одной ноге – такой прекрасный в сияющей белой рубашке с воротником апаш и тёмных узких брюках – и остановил свой взгляд на мне:

– Ты задавала много вопросов. Я решил ответить.

– Я?! Когда? Мы и не были с тобой знакомы до болезни…

– Ты задавала вопросы всю жизнь. Пришло время получить ответы. Давай прогуляемся по твоим вопросам!

– Но ты не ответил ни на один мой вопрос чётко – я слышу только размазанные, как манная каша по кастрюле, фразы!

– Я не собираюсь давать тебе чётких ответов. Я хочу, чтобы ты думала, выявляла их из себя, распаковывала своё внутреннее знание и видение.

– А это знание есть?

– Оно есть у каждого. Это заводские настройки. Опции, данные тебе по праву рождения человеком. Кто тебе виной, что ты не знаешь собственных встроенных программ и не пользуешься ими?

– Никогда не любила копаться в инструкциях – много букав. И слишком маленькие.

– Итак, главная инструкция: не верь всему, что проносится у тебя в голове. Возмущение коры головного мозга начинается до того, как мысль осознаётся.

– То есть я думаю мысль, а она не моя? – удивилась я.

– То есть.

– То есть кто-то её мне посылает?! А я её считаю своей?!

– Да. На приборах видно мысль, которая только через секунду станет «твоей», – произнёс с нажимом доктор Смерть.

– Только не надо мне сейчас о пресловутых британских учёных!

– Зато британские учёные точно установили, что самые бессмысленные открытия делают именно британские учёные!

Мы оба рассмеялись. И он продолжил:

– Не хочешь британских учёных – почитай и послушай российских.

– Ну хорошо, поверим тебе на слово. А что мне делать с мыслями, которые приходят?

– Наблюдай за ними, как будто ты стоишь возле окна и смотришь на небо. Там то облака, то тучи, то дождь, то радуга, то снег. И ты заметишь, что именно мысли рождают в тебе чувства. Ты думаешь, например, что дождь – это плохо, и ты его не любишь… То есть чувство рождает настроение. Настроение рождает определённое действие. А из действий рождается жизнь. Вот такой нехитрый расклад!

…Я открыла глаза. Рядом с моей кроватью стояла врач в серебристом противовирусном «скафандре».

Прогулка четвёртая

Женщина под этим «скафандром» угадывалась лишь по очертаниям фигуры: слишком тяжёлый таз намекал на прекрасную половину человечества. Да ещё в полупрозрачные перчатки на её руках изнутри врезались острые, длинные ногти с по-летнему ярким маникюром.

Она скурпулёзно записала в свой блокнот все мои жалобы на самочувствие. Потом сказала:

– Сегодня воскресенье. Завтра на консилиуме будем решать вопрос о введении вам иммунодепрессанта. Это дорогой препарат, нужна подпись главврача. Вы только кислород не снимайте ни на минуту.

Опять страх смерти замаячил передо мной. А где же мой доктор Смерть? Я словно жду его… Будто он может спасти меня от себя самого!

– Я здесь. Продолжим прогулки?

Моё сердце запрыгало от радости, как щенок на лужайке с одуванчиками. Это ж как надо было заболеть, чтобы так радоваться смерти! М-да.

«Жизнь – это синяк на всё тело длиною в жизнь. Не перелом, не лихорадка, не грипп, не желтуха – противная канючная боль. Просто непреходящая боль, вызывающая сначала обиду, потом раздражение, потом злобу и ярость», – подумала я, но вслух сказала:

– Продолжим.

– По каким темам будем гулять? – поинтересовался доктор Смерть.

– О-о-о-о, по любви, конечно!

– Что для тебя любовь?

– Раньше я думала, что любовь – это тяга к кому-то или чему-то…

– А сейчас?

– Сейчас думаю, что, если тяга, то это влюблённость.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.