Восстание безумных богов. Магия крови

Твари бежали все ж таки не по прямой: маг, водительствующий ими, вероятно, не хотел рисковать и портить имущество; конструкты, как и живые создания, наверняка могли переломать конечности на каменных осыпях и ледяных склонах. А может быть, маг берег собственные ноги. Так или иначе, ватага двигалась наиболее ровным, хотя и извилистым путем. Что ж, а Публий вполне может пройти напрямик, через все гребни и трещины и подкараулить мага… да вот хотя бы вон у той скалы. Но придется поспешить…

Он жадно глотнул из фляжки и припустил, скача по камням, словно горный баран, пригибаясь, перелезая через зияющие щели, из которых вырывались языки призрачного пламени. Сердце бешено колотилось, в горле пересохло, но он не мог замедлить бега, не мог позволить передышки.

Задыхаясь, сам не веря, что добежал, он залег на выбранной скале. Точнее, на низком скальном навесе над нешироким ровным проходом. Похоже, когда-то это была торная тропа, после катаклизма частично заваленная щебнем и перегороженная крупными каменными обломками.

Конструкты приближались. Еще немного – и они вынырнут из-за очередного гребня и потекут по тропе неровным темным потоком.

Вынырнули. Публий Каэссениус рисковал, выглядывая из-за навеса, однако не мог отвести глаз от невероятного зрелища, одновременно отвратительного и достойного восхищения.

Боевые конструкты мало походили друг на друга – похоже, их создавали как произведения искусства, каждого по-своему, из разных частей, разного оружия. Тела их были или округлые, как бурдюки, или вытянутые, как у змей, или – почти неповрежденные торсы, на вид вроде бы человеческие. Иные – с головами людей или животных, пялящимися бессмысленными мертвыми глазами, иные – все утыканные крошечными глазками, будто картофелины, иные – вообще слепые, неведомо как выбирающие дорогу. Конечности – людские, звериные, паучьи; костяные и железные лапы, сжимающие самое разнообразное оружие, от арканов и ножей до гизарм и луков с длинными стрелами. У некоторых конструктов оружием служили конечности в виде гарпунов и костяных лезвий.

Да, мастера Северной Ведьмы подошли к делу с изрядной фантазией!

А вот и маг – плотный человечек в теплом плаще, слегка спотыкающийся при ходьбе, видать, давно шагает по горам и уже устал; конструктам-то что, они неживые, бегут себе и бегут, а человеку рано или поздно придется отдыхать.

Публий Маррон выждал, пока маг подойдет ближе, и прыгнул с навеса ему на голову. Тот совершенно не ожидал нападения и даже не попытался сопротивляться, когда Публий повалил его и приставил к горлу нож.

Конструкты мигом окружили их, угрожающе поднялись пилумы и гизармы.

– Отзови тварей, – тихо сказал первый Ворон.

Маг, оказавшийся упитанным смуглым человечком, сейчас страшно побледневшим, трясущимися губами произнес какое-то шипящее слово, и пилумы послушно опустились, конструкты отступили, однако не слишком далеко.

Поверженный завозился:

– С-слушай… нож убери, да?

Публий Маррон усмехнулся:

– Вначале расскажи, кто ты таков и куда направляешься… вот с этими вот. А потом передай мне управление.

Смуглый маг замотал головой:

– Слушай, я на них завязан, да! Госпожа заклятие пристегнула, клянусь Великим демонионом! Не снять, не отдать, друг! Убери нож, да?

– Как звать?

– Сахил я, друг, Сахил из Шеп…

– Сам вижу, что из Шепсута. Куда гонишь тварей?

– Госпожа велель! – от ужаса акцент у смуглого Сахила становился все явственней. – Госпожа сказаль, там имперцы, да! Дракон на флаге, да, иди убей дракон! Сахиль пошель, да! Иначе Госпожа убьет Сахиль!

– Император, – прошептал Публий Маррон. Значит, и впрямь воинский лагерь – это легионы Корвуса, явившиеся на Север. А если над лагерем поднят штандарт с драконом, значит, здесь сам император. – Отдавай ключ-заклятие, Сахил из Шепсута. Если хочешь жить, отдавай. – И кончик ножа кольнул шею мага. По смуглой коже потекла темная струйка.

Тот снова яростно замотал головой:

– Не могу, друг! Госпожа пристегнуль, говорит, умри, но убей дракон! Госпожа убьет Сахиль, пощади, друг! – По круглому лицу южанина потекли самые настоящие слезы.

Что ж, ключ-заклятие, управлявший ватагой, и впрямь мог быть вплавлен в душу, в сущность несчастного. Это была высшая, сложнейшая магия – первый Ворон только слыхал о ней, но никогда воочию не видел. Что ж, это не сильно меняет дело…

Он на миг задумался и потому пропустил удар.

Смуглый маг, только что рыдавший от ужаса, внезапно вскинулся и резко и точно ударил Публия в висок. Ворона спасла только выработанная многолетними тренировками реакция – однако Сахил уже вырвался и выкрикнул своим тварям какую-то команду, отползая в сторону.

Конструкты рванулись к Маррону.

Публий не стал ждать – походный нож плохое оружие против многочисленных противников; единственное его преимущество сейчас – скорость и ловкость. Маг в два прыжка очутился снова на скальном навесе. Конструкты копошились внизу, оскальзываясь и срываясь, и стоило одному зацепиться за каменный выступ, как Публий сбивал его вниз метким попаданием булыжника, коих вокруг валялось с преизлихом.

Однако долго это продолжаться не могло: Публий увидел, как десяток конструктов, повинуясь приказу Сахила, поскакали-покатились в обход и через несколько минут наверняка объявятся с тыла. Пора было отступить и попробовать скрыться, оторваться хоть на небольшое время. А там он найдет способ послать весть об опасности, пусть даже ценой собственной жизненной силы. Его жизнь важна, жизнь орки Шаарты тоже, но жизнь императора неизмеримо важнее.

Публий швырнул последние камни, выпрямился.

Поздно. Конструкты уже взбирались на гребень у него за спиной, всего в двух десятках шагов ниже по склону.

Ах ты ж бегающая падаль! Публий Каэссениус внезапно разозлился, усталость отхлынула, уступая место ярости. «Неужели вы меня одолеете, меня, первого Ворона, мага из магов, доверенное лицо самого цезаря?..

Ну уж нет, не бывать!»

Походный нож сам собою скользнул в ладонь. Конструктов было восемь: два прыгучих, навроде гигантских жаб, – этих маг посчитал самыми опасными; остальные походили на бесформенные бурдюки на ножках: у кого – паучьи, у кого – свиные с копытцами, птичьи или даже механические. Один конструкт и вовсе ног не имел, катался колобком, а из оружия у него были только небольшие арбалетные болты, которыми он стрелял откуда-то из глубины тела, но пока мимо.

Его-то Публий и наметил первой целью.

Если удастся вспороть шкуру, внутри окажется источник магии – ну или нечто навроде него, придающее мертвым частям тел подобие жизни. Смуглый шепсутец лишь управлял конструктами, а заставляло их двигаться совсем иное. Как Ведьма этого добилась – Публий в точности не знал, но иного способа, кроме использования силы, не существовало. Значит, он до этой силы доберется.

Один из конструктов прыгнул на мага – издалека, с места, занеся боевую косу. Публий отскочил, оказавшись на самом краю скального навеса, пригнулся, выставил нож. Сделал обманный длинный выпад – конструкт снова прыгнул, лезвие косы свистнуло у мага над головой. Но расчет оказался верен: прыгун промахнулся и кубарем полетел вниз, к кружившим под скалой собратьям. Публий Маррон от души понадеялся, что он переломал себе что-нибудь важное.

Прыгнул второй конструкт, но, кажется, он понял ошибку своего товарища: от кромки навеса старался держаться подальше. Мало того что падаль, еще и умная… Да за одно это, за извращение живого естества, Ведьму следовало сжечь на костре!

Публий отпрянул. Конструкты заходили на него широким полукругом, стремясь прижать к краю скалы и сбросить – интересно, сами додумались или Сахил ими сейчас командует?

Первый Ворон бросился влево, словно надеясь прорвать цепочку идущих на него врагов, – те, что наступали с противоположного конца, кинулись вдогонку, стремясь окружить, охватить кольцом. В последний момент маг развернулся и покатился кубарем им под лапы по острым камням – боги, как больно-то! Но своего добился: опрокинул двух тварей и избег их оружия. Конструкты валялись, словно перевернувшиеся жуки, боевые косы и гизармы только впустую колотили о скалы, тупя лезвия.

Снизу донеслась невнятная ругань – ага, значит, южанин все еще здесь!

Публий вскочил. Пока счет шел в его пользу: он сумел вывести из строя по крайней мере трех противников и вырвался из окружения. Но он по-прежнему оставался безоружен!

Пять конструктов развернулись к нему; катающийся «колобок» продолжал выпускать болт за болтом и, к сожалению, все более метко: один уже пропорол Публию рукав куртки. Прыгающий подобрался, прочие склонили оружие, готовясь атаковать. Опрокинутые ворочались на камнях, пытаясь подняться.

Что ж, эта падаль, конечно, умная, да еще и Сахил им помогает, но некоторые шутки удаются и во второй раз.

Один из бегающих конструктов стоял, покачиваясь на тонких лапах, напоминающих птичьи. Сам он был невелик, легок, размахивал всего лишь двумя гизармами – идеальная цель. Как говорится, нет своего оружия – добудешь в бою вражеское… Публий попятился, словно в испуге, дожидаясь, когда твари бросятся на него, а сам не сводил глаз с этого птицелапого.

Они атаковали. Маг отступил еще, помедлил, а потом, когда их разделяло всего несколько шагов, снова расчетливым броском кинулся конструктам под ноги. Точнее – под лапы, те самые, птичьи.

На сей раз ему не так повезло, его достало чье-то лезвие: правый бок вспыхнул болью, куртка повисла лоскутом, но Публий надеялся, что это всего лишь наружный порез, потому что он безо всякого труда вскочил, держа конструкта за дергающиеся птичьи лапы.

Конструкт изо всех сил сучил ногами, но вырваться не мог; механические верхние конечности, сжимавшие гизармы, беспорядочно молотили воздух.

Публий, присев от натуги, широко размахнулся дрыгающимся конструктом, стараясь задеть остальных. Первым под лезвия попал «прыгун», попытавшийся снова атаковать, двух бегающих Публий настиг при следующем замахе – отступить они не успели, – а «колобок» каким-то образом влез под гизармы сам. За несколько минут все было кончено: твари превратились в груды искромсанной плоти и металла, впрочем, все еще опасные.

Можно было бы бежать, но Ворон не любил оставаться без оружия.

Он осторожно приблизился к «колобку»: шкура вспорота клинком, внутри проглядывают какие-то механические части, обручи, шестеренки и шкивы, озаренные бледно-розовым мерцанием. Кончиком ножа маг отбросил свисающую грубую кожу – ага, вот где у нас миниатюрные арбалеты; его счастье, что нацеленный вверх сломан, а целый упирается в землю, иначе лежать бы Ворону с болтом в груди… А розовое – это, вероятно, и есть источник магии, тот самый, который ему нужен.

Сейчас, сейчас… пока Сахил не опомнился и не пригнал новых…

Публий взрезал шкуру еще в одном месте, склонился ниже. В глубине конструкта что-то тихонько щелкнуло, и узкое лезвие, выстрелившее из потайного механизма, ударило мага в грудь, чуть ниже сердца.

Он даже не понял в первый миг, что произошло – просто земля и небо вдруг поменялись местами, а в глазах потемнело. На него обрушилась оглушительная тишина, а когда звуки и свет вернулись, Ворон понял, что прошло немало времени. Конструкты куда-то пропали, остались только те, которых ему удалось вывести из строя, – валялись неряшливыми безжизненными кучами. Небо потемнело, на лицо сыпался мелкий снег. Магу было очень холодно и больно дышать, дрожь сотрясала тело, и он понимал, что это – последняя дрожь.

Публий Маррон умирал.

Как все-таки обидно…

С огромным трудом ему удалось приподняться, упираясь спиной в обломок скалы. Грудь была залита кровью, кровь пузырилась на губах, пятнала камни вокруг и даже забрызгала валявшегося неподалеку конструкта.

Кровь… что ж, у первого Ворона еще остался шанс. Не выжить, нет, – но предупредить своих.

Он не сможет воспользоваться магией, спрятанной в твари, если она вообще еще доступна, не расточилась, не угасла: до конструкта еще нужно доползти, а сил уже нет. Но есть заклятия Зова и есть кровь.

Магия крови была под запретом едва ли не с самого основания Орденов Корвуса. Умеющий пользоваться силой, говорилось в кодексах, не нуждается в варварском и грубом извлечении магии из крови живых – силы в Араллоре и без того хватает. Магия крови разрушает – не сразу, исподволь, незаметно для самого чародея, но разрушает и сводит с ума; честь чародея, посвященного в знаменитые Ордена Корвуса, несовместима с магией крови. Даже триста лет назад, когда погиб Элмириус и сила сдвинулась с места, когда чары прекратили работать и в империю пришла смута, – даже тогда Ордена не отменили древний запрет. Нет, отдельные нарушители, конечно же, были, и их сурово покарали – тех, кому удалось дожить до кары. Но запрет оставался нерушим.

Хотя для магии крови все-таки существовало единственное исключение.

Только стоя в шаге от смерти и ценою собственной крови, а не чужой, маг Корвуса мог воспользоваться этой силой.

«Ничего сложного», – подумал Публий, с трудом складывая вымазанные кровью пальцы в начальный жест. Увы, без жеста и инкантаций ему не обойтись, а вот фигуру не вычертить – что ж, справимся и так… Всего-то нужно взять то, что и так из тебя истекает, – ведь внутри каждого живого создания есть сила. Немного, но есть.

А формулу «Зова Хранителя» он помнит с молодых лет наизусть…

Жест, сделанный немеющими пальцами. Слово, сказанное непослушными губами. Боль, пронзающая с головы до пят… держаться, держаться, не дать миру уплыть во тьму прежде времени!..

И вот – сила течет из него с болью, но и с облегчением. Он снова маг, хоть на пороге смерти, но творит волшбу! Он снова первый из Воронов!..

Над пятнами крови, над его курткой поднялся призрачный дымок. Свился в сизо-серую, словно из туч сотканную фигуру: Ворон, древний покровитель ордена, один из Великих Хранителей, отозвался на призыв своего верного. «Зов Ворона», малая часть Обряда обрядов – заклятие, доступ к которому получает каждый адепт выше третьей ступени, заклятие последнего дня. Мало кто только им пользовался: после Зова никто не оставался в живых.

Призрачная взъерошенная птица, в темных глазах дрожат слишком яркие белые огоньки. Ворон повернулся и в упор посмотрел на Публия Маррона.

– Лети, – прошептал маг. – Скажи: императору грозит опасность. Пусть… будут готовы…

Ворон раскрыл клюв в безмолвном крике – нет, не таком уж безмолвном, по камням вокруг словно горячий ветер прошуршал, пролетела исторгнутая сила. Глухо захлопали крылья, призрак поднялся в небо и полетел куда-то к западу, быстро растворившись в тучах.

Публий закрыл глаза. Холод охватывал его, он уже не чувствовал своего тела, и даже боль притупилась – только дышать становилось все труднее и труднее. Забытье накатывало, и он старался поскорее отдаться ему, уплыть в тишину и темноту.

Все сделано, все закончено, пусть дальше о земном заботятся другие…

– Хозяин.

В первый момент Публий подумал, что ему чудится этот голос. Но Шаарта повторила:

– Хозяин. Открой глаза.

«Я не смогу», – подумал маг, но, к его удивлению, веки еще слушались.

Орка склонилась над ним – не бронированное чудовище, жертва Проклятых клинков, а Шаарта ар-Шурран ас-Шаккар, лучшая воительница клана Темного Коршуна, совсем такая, какой он купил ее на Рабском рынке в Арморике. Разве что она сделалась еще выше, чем была, и казалась с головы до ног покрытой золотой краской. Одну ладонь она положила ему на грудь, и вокруг пальцев растекалось золотое сияние – согревающее, расслабляющее, прогоняющее боль.

– Мы оба умерли, – прошептал он.

Губы орки чуть дрогнули в улыбке.

– Боги рассудили иначе, – отмолвила она. – Ты звал, хозяин, и я пришла.

– Но как?..

Шаарта промолчала, и только тут Публий Маррон понял, что это совсем не та Шаарта, которую он знал.

Не орочья воительница, прекрасная и суровая. Не монстр, впустивший в себя дух проклятого оружия. Нет, над ним склонилось существо, неизмеримо более сильное, чем он сам, чем любой из магов Ордена, да что там – чем все Ордена вместе взятые! Если бы он не знал ее раньше, он мог бы подумать, что перед ним истинная богиня – чаша, кипящая золотой ослепительной мощью.

– Шаарта, ты… как ты… Всевеликие силы, а это что?!

Шею сияющего существа охватывал рабский ошейник. Самый настоящий, хоть и из чистого золота!

Шаарта прикоснулась к ошейнику, опустила глаза.

– Хозяин, я пришла на твой зов. Но еще я пришла, чтобы просить о свободе. Я не могу служить тебе так, как прежде. У меня останется долг перед тобой, и я верну его, как только боги позволят мне.

– О каком долге ты говоришь, орка? – Публий рассердился, сбросил окутанную золотистым свечением ладонь. Голова у него все еще кружилась, но смертный холод отступил, силы возвращались к нему. – Это я должен благодарить тебя за доброе служение!

– Тогда отпусти меня, хозяин. Отпусти сейчас. Другой призывает меня, но я не могу служить вам обоим.

– Какой другой, о чем ты говоришь, храбрая?

Но Шаарта только покачала головой, а Публий вдруг подумал, что речи всех магических созданий, что духов, что божков, темны и невнятны. Вот и орка заговорила загадками!

– Отпусти меня, хозяин. Я верну тебе этот долг, клянусь честью Драконоголовых.

– Не клянись, храбрая. – Кажется, спорить и добиваться внятного ответа сейчас бессмысленно. Главное, что она жива – что они оба живы! Пусть пока уходит, но Публий потом во всем разберется, не будь он первый Ворон! – Я отпускаю тебя на свободу, Шаарта ар-Шурран ас-Шаккар, дочь клана Темного Коршуна из славного племени Драконоголовых. Ступай и живи своей волей, храбрая, у тебя нет долгов передо мной. Но поведай все ж таки, что с тобой случилось, почему ты…

Орка подняла глаза, и Публию Каэссениусу в первый миг показалось, что в них стоят слезы, – вот только он знал, что лучшая воительница Драконоголовых не умеет плакать.

– Нет времени, господин, зов звучит все сильнее. Прощай. Я верну свой долг.

– Нет у тебя никакого долга! – рявкнул маг, но гнев его пропал впустую: Шаарта исчезла, словно не бывало. Только в груди по-прежнему разливалось приятное тепло – там, где совсем недавно леденила смерть.

Публий поднялся, встряхнулся, поежился – куртка распорота гизармой, рукава продраны в паре мест, но сам он цел и невредим, только весьма голоден. Он покачал головой: рассказать кому – не поверят. Но ведь он послал «Зов Ворона» и остался жив – кажется, впервые в истории своего ордена.

Что ж, остается лишь аккуратно осмотреть останки конструктов на предмет чего-нибудь полезного и отправляться в имперский лагерь, направление он помнил.

А потом, когда с угрозой для императора будет покончено, когда он доложит обо всем цезарю и Капитулу, он отыщет Шаарту. Отыщет и обязательно разберется, что с ней случилось.

Глава II

Рико мрачно шагал в толпе имперских магов; очень хотелось сказать «в строю», но имперские маги строем ходить не умели – топали, толкаясь, как стадо овец, которых пастух гонит на водопой. Рико разумно старался держаться с краю.

Впереди, за головами магов, виднелись пурпурные гвардейские плащи, колыхался багряный штандарт с черным Драконом – там ехал сам император под охраной всадников из преторианской когорты, и Учитель с ними. То, что Корвус привел на север свои легионы, да еще во главе с императором, да еще магические Ордена почти в полном составе, было неслыханно. Но еще удивительнее, что Рико почти сразу на них наткнулся – точнее, на него наткнулся патруль: два суровых принципа в полном латном доспехе, которые без разговоров уложили Рико на припорошенные снегом камни так, что у него по сей час ныла скула, связали и доставили в лагерь. Где, к великой радости Рико, его и отыскал Учитель. Но после этой удачи все пошло не так…

Рико потер лоб. Нет, все пошло не так гораздо раньше! Когда он распрощался с Публием Марроном, проехал всего-то с пол-лиги, и телега, эта stupido тварь, поскользнулась на камне и сломала ногу. Нет, будь она живой лошадью, пришлось бы куда хуже, но все равно – на трех ногах даже некроконструкт мог только ковылять. Рико взвыл: придется бросить архив, часть припасов, без которых выбираться из этих пустынных диких земель может только человек, не ценящий свою жизнь…

Он лишь успел припрятать телегу в ледяной пещере и прошагать сколько-то вниз по склону, как его повязали принципы XII Гневного.

Следовало признать, что в жизни Рико крайняя удачливость сочеталась с крайним невезением в самых причудливых пропорциях.

С одной стороны, он был очень рад видеть Учителя. Мог бы даже догадаться, что тот отправился в путь: он же в своем послании намекал на «дорогу»! К тому же Учитель вытащил его из клетки, куда сажали всех подозрительных личностей, пойманных в окрестностях имперского лагеря, благо их было немного: Рико да какой-то бедолага-сильв, похоже, сбежавший из «зверинца» Стихий и слегка тронувшийся умом. С другой стороны, Рико совершенно не радовало все, что случилось в последние пару седмиц, а более всего – сущности, притянутые Госпожой в Араллор. Уж точно не для того, чтобы раздавать смертным имбирные пряники…

Не пора ли подумать о собственной жизни, пока не поздно? Нет, Араллор стал для Рико новым домом, он успел его полюбить, даже эти северные пустоши, но после страшной гибели Гаттара Анатома господин второй некромастер словно потерял все ориентиры. Слишком уж хорошо ему помнились огненные небеса Игниса и собственный ужас, до сих пор плескавшийся на дне души.

Поэтому не пора ли, раздери все на свете троллий бог, бежать отсюда побыстрее?..

О чем он прямо и сказал Учителю.

Тот устало опустился на свой походный топчан, потер лицо. Рико переминался рядом, чувствуя себя предателем и в то же время желая поскорее исчезнуть.

– Я понимаю, мальчик мой, – мягко сказал Учитель наконец. – И ты целиком и полностью прав. Умение вовремя уйти от опасности – умение важнейшее, и я сам тебя этому учил. Но… вот именно сейчас я не могу покинуть Араллор. Я не все сделал здесь, что хотел, потому должен оставаться с магами Корвуса, с императором, я должен помочь им и защитить их. Ты же выполнил все, о чем я тебя просил, и волен идти куда пожелаешь с чистой душой. Я помню о плате, утром ты получишь все, что я обещал.

– Но…

– Но, – Кор Двейн усмехнулся, – выбирай уже, мальчик мой. Ты поступишь разумно, если уйдешь, – я первый тебе это говорю. Ты никого не предашь. Силы, противостоящие нам сейчас, настолько велики, что, пожалуй, я бы даже советовал тебе поступить именно так ради твоей собственной жизни. Но если решишь остаться – ты тоже станешь сражаться за Араллор и хода назад уже не будет. Выбирай, Рико. Здесь и сейчас. Потому что мне нужно отдохнуть хоть немного – скоро выступаем и впереди тяжелый бой.

«Тогда утром рассчитаемся», – хотел сказать Рико. Это ведь и в самом деле было разумно и правильно! Он слишком слаб, чтобы сражаться с богами, он не хочет сражаться с богами, он хочет бродить с Чернышом между мирами, свободный и счастливый, чтобы все дороги были открыты, все долги списаны!

Но вместо этого, словно кто за язык дернул, молодой некромастер брякнул:

– Я пойду с вами.

Учитель снова усмехнулся, но ничего не сказал, только ободряюще потрепал по плечу.

И Рико ушел, в полной растерянности и в то же время странно успокоенный – как будто все сделал как надо.

Но это же было совершенно, совершенно неправильно!..

И вот он топает в плотной толпе магов, Черныш трусит рядом, не обращая внимания на ворчание чародеев, где-то позади скрипят тележки с впряженными в них низкорослыми мохнатыми лошадками, а в тележках разное чародейское добро, ингредиенты для заклятий, накопители силы, амулеты-преобразователи – все, какие только успели сделать…

Амулеты! Вот еще одна причина, отчего у Рико было смутно на душе.

Он же ради этого кристаллика из мастерских жизнью рисковал… прятал его, трясся, как бы Гаттар не проведал, нес его Учителю у самого сердца – а оказалось, все зря! Учитель и сам понял, как растить преобразователи, и орденские маги уже их целый воз наделали. А тут Рико со своим: «Вот, Учитель, я вам тайный амулет принес, мерз, голодал, рисковал жизнью ради него!..»

Эх!..

Рико сердито надвинул капюшон, сунул руки под плащ. Погода со вчерашнего дня не просто испортилась – вовсе с ума сошла, заодно с силой. Тучи сбились в плотные темные стада и неслись так быстро, словно кто-то подгонял их кнутом. Они опустились к земле и мохнатыми животами едва не задевали острые вершины скал, а когда все-таки задевали – животы рвались и из них на землю сыпался сухой колючий снег. Равнину, на которой высились руины Твердыни, окутала мгла, но вовсе не обычный туман, а колдовская мерцающая дымка, то сгущавшаяся, то редеющая, искажающая очертания предметов. Самих руин отсюда было не видать, но сущности, вышедшие из них и неторопливо шествующие навстречу имперскому войску, казались блуждающими огоньками – правда, размером с дом каждый. Они рассыпались по равнине в беспорядке, как будто пасущееся стадо (с какой-то стати Рико в голову лезли деревенские сравнения), но двигались все в одном направлении.