Верные братству

– И далеко ли за Древопуть вторгались? – спросил Эдмунд, полностью поглощенный делу.

– С каждым походом все дальше и дальше – в последний раз, узнал я у купца одного, в двадцати верстах14 от стольного града оказались, – тяжело вздохнув, поведал Радимор. – Вот же несчастье! Пусть Вторые боги смилостивятся над нами! – хозяин поднес к губам висевший на шее амулет в виде молота и прошептал что-то на языке ванов.

Все сидящие за столом погрузились в молчание, изредка прерываемое стуком игрушечного всадника о настил. Дорстан, погрузившийся в думы, не замечал, как его брат-рыцарь с неприятным оскалом взирал на читавшего про себя молитву Радимора. Мысли сержанта были обращены на восток – туда, откуда на земли не только верных теосцев, но даже иных неверных обрушивались напасти асмалитов.

– Злые языки шепчут, что новая Темень идет к нам, – выпустив из руки маленький молот, с гневом продолжил хозяин дома, – вторая Темень за сто лет…

Дорстан припомнил, как Эдмунд по дороге к землям ванских княжеств рассказывал о Темени. Так ваны нарекают самые ужасные вехи в истории этого народа. Последняя Темень, что еще жива в памяти ванских мужей, известна многим и на Имперском материке. Восемь десятков лет прошло с тех пор, как герцы перешли Темные горы, что лежат к северо-востоку от Среднестольского княжества. Воинственные варвары вторглись в свободные княжества и оставили от них лишь вытоптанную и выжженную землю, а на ней основали то царство, что сейчас называют Герцодолом. Двадцать долгих лет шел их непрекращающийся поход, много славных князей погибло в битвах с герцонскими воинами. Но не только от людей из-за Темных гор страдали ваны. Распри поглотили почти все княжества, и следы той междоусобицы до сих пор можно встретить на плодородных полях и в дремучих лесах ванов.

– То лишь слухи, должно быть, – усомнился в словах Радимора брат-рыцарь, – асмалиты были побеждены шесть лет назад, и долго еще будут зализывать раны.

– О нет, – не согласился хозяин дома, – ваши воины разбили лишь Великий автхаат, а здесь… – Радимор налег грудью на стол, – здесь бесчинствуют дикие, дикие люди, коим нет дела до поражений южных собратьев…

– Но если ж так, то почему не объединиться всем княжествам, чтоб врагов погубить? – вклинился Дорстан.

– Эх, мало ты знаешь о наших племенах, – покачивав головой, ответил Радимор, – издревле было заведено: у каждого князя своя вотчина, так он ее и обороняет. А каждый ван – человек вольный, сам князя себе выбирает. А зачем же князьям помогать друг другу, когда легче вольный люд на свои земли поселить. Вот и нету между ними мира, а союза тем более вовек не будет.

Дорстан этому не мог возражать. Сержант почти ничего не знал о ванских обычаях, а поэтому и все мысли, что приходили ему на ум, с грустью приходилось отметать. «Другой народ, другие обеты», – с прискорбием сделал вывод Красный всадник.

– Одна надежда, что Вторые боги уладят гнев Первых и восстановится правда на ванских землях… – продолжил Радимор, – а об этом лишь волхвов можно смиренно просить…

Дорстан взглянул на Эдмунда, чье лицо вновь покраснело от гнева при упоминании жрецов иноверцев.

Заметив возникшую напряженность и воспользовавшись тем, что все вновь замолкли, главный страж острога поспешил побыстрее закончить встречу:

– Ладно уж, отобедали мы да поговорили, пора и к ночи готовиться. Поодаль от башни стоит хижина одна. Там и место для гостей острога, – проговорил Радимор.

– Благодарим тебя, хозяин, за пищу и кров, пусть Создатель… кхм, – снова оговорился Эдмунд, – пусть благо всегда будет в твоем доме.

Путники поднялись из-за стола и отправились к двери. Братья уже собрались откланяться, когда Радимор, продолжавший сидеть на своем месте, остановил их.

– Подождите, дайте сказать совет вам, – голос хозяина избы звучал твердо. Красные всадники повернулись к нему лицами, удивившись грубости тона, с которым Радомир обратился к ним. Ван же, не отрывая взор от внезапно появившегося у него в руках амулета, продолжил: – за Среднестолем вам пути на север нет – князь Веротеньский любых чужаков в своих землях видеть не хочет, устроит охоту и на вас. Отправляйтесь в Златоград, оттуда по морю вам дорога к Новому берегу, – жестко и четко выговорил хозяин избы.

– Мы учтем твои слова, – благодарно кивнул Эдмунд, после чего братья распрощались с Радимором и покинули его дом.

Последние лучи солнца прощались с воинами, исчезая за земной твердью. Но Красные всадники не торопились отправиться в предоставленную им хижину. Немного не дойдя до дверей избы, Эдмунд присел на холодную землю, сложил руки, закрыл глаза и погрузился в мысли. Тарвин, подражая наставнику, также распластался на траве, но о каких-то раздумьях в его юной голове не могло быть и речи. Дорстан остался стоять в одиночестве, с легкой грустью взирая на братьев.

Если предупреждение Радимора верно, то путь на Новый берег для них изрядно усложнился. Никто в Златограде не пустил бы на свой корабль трех воинов, не заплати они за перевоз хотя бы несколько звонких монет. Но кошельки братьев были пусты, а менять на золото собственное оружие воинам Теоса запрещал строгий обет.

Волнение охватило Красного всадника: ведь, если Создатель не смилостивится, то не бывать его сынам на Новом береге. Сейчас Дорстан остро ощутил, как же не хватает рядом священника, что принес бы покой в сердце сержанта. Но ни брата Эрвина, что расстался с воинами в Межпутье, ни брата Тристана, которого Дорстан так и не нашел в стенах Стража, ни даже престарелого брата Тельвина, что все время проводил в часовне Древнего оплота, не было и не могло быть здесь.

Наконец, Эдмунд поднял голову.

– Признаюсь, не знаю какую дорогу нам выбрать, – обратился рыцарь к товарищам, – но до Среднестоля нам некуда повернуть, а назад вернуться – не то, что нам надо, – Эдмунд испытующе бросил взгляд на Дорстана. – Надеюсь, Создатель укажет нам верный путь.

Глава X

Предвестие Темени

Холодная утренняя роса каплями спадала с шелестящих стеблей травы и фонтанами брызг разлеталась от копыт лошадей. Ухабистая дорога, по которой двигались три всадника, разрезала еще не успевшие окраситься в багряно-желтый цвет густые леса. Впереди виднелись лишь перистые облака, возвышавшиеся над верхушками дубов и ясеней.

Как и предполагалась, путники покинули острог Радимора ранним утром и отправились на север. Путь до Среднестоля должен был занять еще не меньше дня, но если раньше братьям Красных всадников требовалось пересекать широкие просторы южных степей под лучами палящего солнца, то сейчас под тенью высоких деревьев путешествовать было гораздо приятней.

Зеленая лесная полоса зачастую сменялась волнистыми цветочными полями, в глубине которых прятались поросшие каштаном перелески. Маленькие ручейки то тут, то там растекались вдоль дороги, но нигде не смели прерывать протоптанную столетиями тропу.

Иногда перед взорами путников появлялись маленькие деревни, чаще всего из десятка, а то и меньше домов. Жители встречали одетых в доспехи воинов с опаской, и никто не горел желанием перемолвиться с всадниками хотя бы одним словом.

Но Дорстан не обращал на окружавшее его никакого внимания, все его мысли были сосредоточены совсем на другом. Сверкающий блеском золота перстень кастеляна Древнего оплота с вчерашней ночи не отпускал сержанта.

Воспроизводя в памяти каждую зазубрину на птице, что венчала своим изображением плоскую грань перстня, Дорстан искал ответ, как ему поступить. Продав вещицу Миттерихта, Красные всадники наверняка бы выручили нужную сумму, чтобы взойти на борт какого-нибудь златоградского корабля, идущего на Новый берег. Но, поступив так, Дорстан опорочил бы свою честь и свое слово. К тому же такое решение противоречит законам братства..

От сложных дум сержант не находил покоя. Если раньше Дорстан мог спокойно ожидать того часа, когда он преподнесёт перстень брату Аверу, и уже старый рыцарь решит судьбу золотого украшения, то сейчас грозила опасность, что без денег сержант и его спутники просто не доберутся до Нового берега. Но он не мог принять собственного решения – тяжкий груз ответственности был невыносим, а Создатель не торопился помочь своему воину освободиться от этого бремени.

Совета спросить было не у кого – рассказать обо всем Эдмунду – не лучшая идея, Дорстан это прекрасно понимал. Не терпящий отхождений от устава Красный всадник наверняка лишь пожурит своего товарища, а перстень заставит выбросить в бегущий подле дороги ручей.

Дорстан старался избавиться от размышлений, но все долгие часы путешествия по дороге ванов они никак не покидали его. Солнце уже прошло зенит, а сержант все еще нервничал и злился на свою нерешительность.

Его товарищи так же не слишком радовались прекрасной погоде и легкому ветру, трепетавшему волосы всадников. Тарвин с поникшей головой молча ехал позади более опытных братьев, а с лица Эдмунда не сходила хмурая ухмылка. Иногда, чувствуя напряжение, что нарастало в путниках, зрелый воин, чтобы отвлечься, заводил разговор, но ничего путного из этих попыток не получалось.

У Эдмунда в душе еще теплилась надежда, что иноверец Радимор всего лишь солгал Красным всадникам, желая, чтоб как можно быстрее простыл их след в ванских землях. Брат-рыцарь убеждал себя, что за Среднестолем никто не попробует воспрепятствовать их пути.

Но Дорстан не разделял ожиданий друга – еще брат Вихдор, принявший товарищей в Межпутье, сказывал им о нынешней враждебности ванов к правоверным. А уж слова старого Красного всадника ложью быть не могли.

Деревня за деревней мелькали на пути всадников. Земли ванов были плодородны, и потому почти через каждую милю можно было встретить новое поселение. Некоторые из них располагались в отдалении от дороги, среди пахотных полей или же на склонах безлесных холмов. В большинстве своем жители занимались сбором недавно поспевшего урожая, и поэтому, даже если среди них и были селяне, что знали имперский язык, никто из них не собирался отрываться от дела и беседовать с суровыми всадниками.

Солнце начинало клониться к земле, когда Дорстан услышал, как что-то упало на дорогу и со звоном ударилось о камень. Красный всадник насторожился и вдруг почувствовал нутром, что у него нет перстня Миттерихта. Судорожно Дорстан начал прощупывать маленькую суму, где ранее хранилась заветная вещица, и только потом осознал, что тот звон и был издан выскользнувшим из сумки кольцом. Сержант, волнительно дрожа, наклонился, надеясь, что дорожная пыль еще не осела и не скрыла под собой пропавшую вещь.

К радости воина Теоса перстень лежал на тропе прямо под лошадью, отражая солнечные лучи и блистая своей гладкой поверхностью. Незамедлительно Дорстан спрыгнул с коня, из-за чего сразу словил недоумевающие взгляды своих спутников. Не желая заявлять о своей тайне, сержант незаметно подобрал кольцо и спрятал его за длинное голенище своего ботинка.

Взобравшись обратно на коня, Дорстан не знал, что сказать товарищам, явно ждущим от него объяснений столь внезапной остановки. В мыслях Красного всадника впервые за долгие часы пути образовалась пустота – он не мог сказать ни слова, и отвернул голову от брата-рыцаря в сторону проехавшего немного вперед Тарвина.

Но в этот момент зоркий взгляд заметил в белеющей дали что-то странное. Прямо за оруженосцем струилось вверх извивающееся серое облако. Оно прорастало сквозь верхушки деревьев, постепенно темнея и набухая.

Дыхание прервалось, и Дорстан быстрым взмахом указал на густой дым, колыхающийся от порывов легкого ветра. Сомнений почти не было – скорее всего, там стояла ванская деревня.

Оба товарища тут же догадались, в чем дело. Не растерявшись, Эдмунд крикнул: «Вперед!», на скаку выхватив из рук оруженосца копье. Всю суровую задумчивость с рыцаря сразу сняло, как рукой, а заместо ей появилась непреклонная решимость. Дорстан и Тарвин помчались вслед за братом, готовясь к бою и освобождая свои копья от лямок. Если у Эдмунда сохранилось длинное, почти с полтора его роста, рыцарское оружие, то его спутникам после встречи с Высокими духами пришлось довольствоваться более короткими и легкими копьями, часто встречающимися у воинов автхаатов.

Забыв про все, всадники быстрым галопом рванулись в направлении дыма. Сейчас был их час исполнить обеты и защитить невинных, и не важно, верные ли это теосцы или заблудшие иноверцы.

По мере приближения они видели, как поднимавшийся дым все чернел и чернел, а средь него начали появляться желто-красные искры, взвивавшиеся вверх и исчезающие в темной пелене. До источника пепельно-серой завесы оставалось еще несколько фарлонгов, но впереди уже стали слышны истошные крики людей.

Красные всадники во всю прыть неслись им навстречу. Преодолев пологий подъем, братья оказались на вершине невысокого холма, с которого им открылся вид на весь ужас, что творился всего в трёхстах шагах от них. Деревенька из дюжины хижин была залита алым пламенем. Между домов беспорядочно метались объятые паникой жители. За ними гнались конные воины с остервенелыми лицами. Как только они настигали своих беззащитных жертв, ударами кнутов они обездвиживали и валили крестьян на землю, заставляя в корчах мучиться от невыносимой боли.

Злобно оскалившись, Эдмунд наклонил копье и ринулся к горящим руинам. Его товарищи не желали отставать и бросились в бой.

Нежданных врагов, на полном скаку несшихся с вершины окрестного холма, заметили, о чем возвестил протяжный звук асмалитского рога. Вне сомненья, это были неверные с востока, что отправились разорять ванские земли.

Один из них, рослый всадник, одетый в толстый желтый халат с кольчужным полотном на плечах с яростным криком поскакал навстречу братьям, пока большая часть асмалитов продолжала грабить.

Эдмунд, летевший прямо на врага, нацелил острие массивного копья на шлем посмевшего выйти против него асмалита и издал громкий клич, поддержанный собратьями. «Алая кровь для Создателя!» – грозные звуки их голосов разнеслись далеко по окрестности.

До первой сшибки оставалось мгновение. Восточный всадник перехватил свое короткое, длиной чуть больше дротика копье, намереваясь метнуть его в неприятеля. Брат-рыцарь в ответ прикрылся щитом, оставив видимыми лишь узкие смотровые щели шлема, и пришпорил жеребца. Издав дикое ржание, конь еще сильнее ускорился. Противники были всего в нескольких шагах, когда асмалит напрягся всем телом и замахнулся, но бросить копье ему не удалось – точный удар прямо в голову сбил всадника с коня. Безжизненное тело рухнуло оземь, подняв дорожную пыль.

Не останавливаясь, воины Создателя устремились в деревню, готовясь нанести сокрушительный удар по врагам. Но асмалиты, захватившие в плен почти всех жителей и вынесшие из рушащихся домов все ценное, уже завидели грозящую им опасность и начали собираться вместе.

Дорстан в горячке боя еще не мог определить, сколько врагов было вокруг, но несколько всадников, выстроившись в цепочку, уже направились к братьям. Их было больше, чем верных Теосу воинов, но их копья не могли остановить бешеный напор Красных всадников. Как только недруги соприкоснулись, вереница асмалитов разорвалась, трое дикарей оказалось на земле, а теосцы продолжили мчаться вперед.

Но с каждым мгновением Дорстан все лучше понимал, что эту битву им не выиграть. Варвары превосходили их числом во много раз. Некоторые из них взялись за изогнутые луки и готовились выпустить в мчащихся воинов Создателя множество стрел.

Однако Красные всадники не были намерены бежать с поля боя. С остервенением Эдмунд, словно огромный бык, сбивал с коня любого, кто пробовал сразиться с ним, обрушивая чудом еще не сломавшееся копье на нового и нового врага. Сержант и оруженосец наравне с братом-рыцарем отправляли гнить в растоптанной конями земле все больше и больше асмалитов.

Вдруг откуда-то сзади раздался звон спущенной тетивы и наводящий ужас свист. Дорстан ощутил, как ему в спину вонзилось что-то острое, отчего Красный всадник невольно со злостью вскрикнул. Кольчуга выдержала удар стрелы, но боль все равно пронзила все тело сержанта. Дорстан пожалел, что под кольчужным полотном у него была лишь плотная шерстяная рубаха, а не стеганый гамбезон.

Но гораздо большее отвращение и злость у воина Теоса вызвало то, что некоторые спешившиеся асмалиты выставили перед собой пленников, используя их как живой щит. Дорстана это повергло в негодование, но в то же время заставило встревожиться – он не мог жертвовать жизнями невинных, чтобы добраться до врагов.

Брат-сержант развернулся, чтобы нагнать того лучника, что выпустил в него стрелу. Краем глаза Дорстан заметил, как Эдмунд ринулся на воина, что держал перед собою немолодую худощавую женщину. Но это нисколько не отвлекло рыцаря, метившего прямо во врага. Несколько прыжков коня, и Красный всадник оказался прямо перед асмалитом и со всей силы вонзил копье. К несчастью для ванки, она в этот миг оказалась между сражающимися: перед тем как пронзить сердце варвара, острие оружия прошло сквозь её шею. Два обмягших тела замертво пали на землю в предсмертных судорогах.

Но вслед за этим свой жалобный крик издал конь Эдмунда. Десяток стрел вонзился в него, заставив жеребца встать на дыбы и опрокинуться навзничь. Рыцарь успел высвободить ноги из стремян, но огромная туша скакуна обрушилась на воина, приковав того к земле. Тут же к Красному всаднику подбежали несколько асмалитов, несколькими ударами оглушившие обездвиженного воина. Только надёжные доспехи спасли Эдмунда от немедленной гибели.

Тем временем Дорстан нагнал бегущего от него лучника, не успевшего скрыться за щитами соратников. Вместо уже сломавшегося копья, Дорстан на полном скаку мечом ссек не прикрытую бармицей голову асмалита. Избавившись от затуманившей разум злости, сержант оглянулся. Рядом с Эдмундом на земле без сознания валялся и его оруженосец, с которых уже стягивали трофейные доспехи торжествующие асмалиты.

Дорстан остался один против двух десятков иноверцев. Безудержная ярость поглотила теосца, и, собрав силы, он рванулся на толпу врагов, не замечая ничего на своем пути. Жажда мести за братьев заставляла кровь в его жилах кипеть, а сердце молило лишь о жестоком возмездии. Лицо Красного всадника исказилось в гримасе неистового бешенства, а рука с крепко сжатым в ней мечом была готова нещадно рубить.

Воину Создателя оставалось промчаться совсем чуть-чуть, чтобы покарать неверных, когда позади него послышались конский топот и ржание. Молниеносно в прикрытый шлемом затылок сержанта что-то ударило с неимоверной силой, заставив забыть обо всем происходящем. Взор Красного всадника расплылся, разум погас, и он перестал что-либо чувствовать. Руки и ноги ослабели, а бешено колотящиеся сердце почти замерло. Брат-сержант накренился вбок и, увлекаемый собственным весом и тяжестью доспехов, свалился с все еще несущегося коня. Земная твердь встретила бесчувственное тело воина Теоса.

***

Утренний бриз раздувал полосатые паруса, несшие торговое судно к возникшему на горизонте зеленому берегу. От сильного ветра черные, как смоль, волосы Эрвина взлохмачивались, так что ему, оставившему свой темно-синий капюшон в каюте, приходилось постоянно рукой убирать назад оседавшие на лбу копны. Брат Красных всадников прошелся вдоль широкого, но не очень длинного борта и остановился на носу корабля, смотрящего ровно на две высящиеся над землей белые башни. Сердце священника радостно заколотилось, хоть для постороннего взгляда он ничем не выдавал своего трепетного волнения.

Для того чтобы попасть к тому величественному городу, что постепенно появлялся впереди, Эрвину пришлось пожертвовать парой дней на пути к Сердцу Грифа. Но он был уверен – это время не пропадет даром.

Прошло шесть дней, как Эрвин распрощался с братьями в Межпутье. С тех пор он уже добрался до Верноключа, стоявшего на северном побережье Кровавого залива, откуда на нефе15 одного знакомого торговца отправился на запад, к Имперскому материку. Но, доплыв до Кары Создателя16, корабль сменил курс, дабы войти в гавань главной твердыни теосской веры во всей Теонии, если не во всем Кровавом заливе.

Тонкие высокие башни, что первыми показались из-за низко осевших облаков, венчали длинную гряду, разрезавшую воды Великого моря. Чем дальше гребень отдалялся от суши в морскую гладь, тем сильнее он возвышался, из-за чего башни, и так высотой в половину фарлонга, нависали над идущими в гавань кораблями на полтысячи футов. Как неимоверно длинная мантия, стелющаяся за королевой, за двумя могучими каменными строениями уходили вниз по вытянутой скале белоснежные дома. Ходят предания, что те неверные, перед чьим взором оказывается этот сверкающий великолепием белого блеска город, названный Небесным подъемом, сразу же принимают истинную веру. А еще, как гласят легенды, взобравшись на крышу одной из башен, можно высмотреть в лазоревой дали Небесный Край, где блаженствуют в покое души всех верных теосцев.

Но Эрвину, бывавшему на вершинах обоих башен Небесного Подъема далеко не единожды, так и не удалось разглядеть с высоты жилище Создателя, сколько бы он ни старался.

Корабль слегка повернул, чтобы войти в просторную бухту, примыкающую к началу гряды. Узкой каймой гавань обрамляли улочки нижнего города, за которыми, отделяя Небесный подъем от распростертой на восток низменной долины, стояли белокаменные тонкие стены.

Неф подошел к одному из множества пирсов, тянувшихся по всему побережью бухты. Еще заранее Эрвин отправился в каюту к своим скромным пожиткам. Накинув капюшон поверх темной шерстяной рясы, и запрятав вещи в мешок, священник снова поднялся на палубу. Там, в небольшом углублении около центральной мачты тревожно бил копытом молоденький бурый конь, привязанный толстыми веревками к месту на время морского путешествия. Подойдя поближе и успокоив взволнованного жеребца, Эрвин чуть отошел, чтобы предоставить возможность опытным морякам спустить лошадь на берег. Несколько крепких молодцов легко справились с этой задачей. Уже очень скоро священник, взгромоздившись на коня, покинул многолюдный причал и направился к возвышающимся над нижним городом башням.

Миновав тесные портовые улочки, Эрвин выбрался на широкую дорогу, идущую вдоль городской стены. В отличие от гавани, здесь почти не было прохожих, лишь стражники малыми отрядами передвигались между разделяющими стену круглыми башнями. При виде одетого в священническую рясу брата Красных всадников воины почтительно приветствовали его поклоном, да и простой люд, редко попадавшийся на пути, также отдавал почести служителю Теоса. С таким отношением к ревнителям веры Эрвин до сих пор нигде так и не встречался.

Мощеная дорога привела священника к могучим двухбашенным воротам города, от которых к вершине гряды тянулся еще один путь, настолько широкий, что по нему в ряд могли проехать пятнадцать конников. Но по мере приближения к пику, на котором красовались две красавицы-башни, дорога сужалась чуть ли не до размера тропы.

Сверкающие белизной двухэтажные дома расположились по краям вымощенного известняковыми плитами пути. Между некоторыми из них были натянуты белесые навесы, создававшие узкие полоски тени, из-за чего дорога казалось черно-белой. Живущие здесь богатые торговцы и землевладельцы презрительно относились к жителям нижнего города, но продвигавшегося вдоль их украшенных белой лепниной особняков священника эти дельцы и толстосумы одаривали таким же уважительным поклоном, как люди с берега бухты. Небесный Подъем был оплотом веры в Создателя, и даже богатейшие купцы не могли не оказывать должное почтение его служителям.

Миновав квартал роскошный домов, брат Красных всадников оказался перед еще одними воротами, разделяющими длинную, выкрашенную в белый цвет, стену, что огибала всю гряду вплоть до отвесных утесов. Эта черта отделяла светский и духовный миры города – через открывшиеся для Эрвина врата, священник увидел сияющие серебряными куполами храмы, что раскинулись на выдолбленных в камне площадках. Между ними, улетая высоко вверх к двум башням на вершине кряжа, стелилась извилистая тропа.

Как только Эрвин спустился с лошади, чтобы, как и должно ревнителю веры, пешком пройти по вымощенному камнем пути, к нему подошло несколько стражей в белых плащах и переливающихся серебром доспехах. Их предводитель, которого можно было отличить по накидке пепельного цвета, вышел вперед и учтиво поклонился священнику.

– Мы рады видеть тебя на Вершине небес, брат Эрвин, – с достоинством медленно проговорил страж, – первосвященник уже ждет тебя в Башне Истоков. Позволь Белым братьям17 сопроводить тебя до нее.

Эдмунд молча кивнул, и тут же четыре воина окружили его: двое встали впереди него, двое – позади. Священник, скрестив ладони и приложив их к груди, опустил голову и почти неслышно направился вперед. Предводитель Белых братьев отошел в сторону, чтобы уступить дорогу шествующим, и взглядом проводил их до первой каменной ступени на тропе, текущей с высоты.