Позывной «Хоттабыч»#7. Аватар "Х" (ч.2)

Lanpirot

Позывной "Хоттабыч"#7. Аватар "Х" (ч.2)

Глава 1

1944 г. СССР.

Москва.

Марьина роща

Новенькая «Победа», буквально на днях запущенная в серийное производство, месила колесами подтаявшую грязь кривых переулков частного сектора Марьиной рощи. Эта новенькая модель пока еще массово не выплеснулась на дороги Советского Союза, однако, настоящий предсерийный образец еще неизвестного широкой публике автомобиля уже притягивал взоры случайных прохожих и жителей деревенских трущоб.

За баранкой этого примечательного во всех смыслах «чуда техники» (пожалованного её хозяину за заслуги перед отчеством лично товарищем Сталиным) сидел сухощавый невзрачный мужчина лет пятидесяти с проницательным колючим взглядом серых глаз.

И если непримечательный внешний вид самого мужчины сразу растворялся в памяти нечаянных свидетелей, то проницательный взгляд этих серых глаз запоминался надолго. Однако, запоминался он лишь при одном условии – если водитель этого новенького, пускающего солнечных зайчиков хромированной решеткой радиатора, сам не заставлял его забыть. Раз и навсегда. Поскольку являлся одним из сильнейших Силовиков-Мозголомов Советского Союза.

Рядом с водителем «Победы» неподвижно сидел пассажир – крепкий и мощный мужчина в черном кожаном плаще военного покроя, но без каких-либо знаков различия. Его невозмутимое бледное лицо отдавало какой-то нездоровой сероватой зеленцой, словно он долгое время не выходил на улицу и не видел солнечного света. Ко всему прочему, пассажир практически не моргал, вперив взгляд своих темных глаз, в которых словно клубилась бездонная тьма, по ходу движения автомобиля.

– Что скажешь, товарищ Легион? – разорвав затянувшееся молчание, спросил пассажира водитель «Победы».

Бескровное лицо, напоминающее скульптурную маску своей бледностью и неподвижностью, наконец дрогнуло:

– Сложно всё, товарищ оснаб… Ошибиться боюсь… Понимаешь, Петр Петрович, как легко выдать желаемое за действительное…

– Понимаю. – Кивнул Головин, взглянув на утратившее каменную холодность лицо своего спутника. Сейчас его спутник практически не отличался от живого человека. – Что, совсем ничего конкретного не можешь сказать? – продолжил он допытываться до полковника и начальника секретной Некротической Службы при НКГБ СССР.

– Да есть что-то! Есть, Петр Петрович! Только я обмануться боюсь! – Наконец проявил хоть какие-то «человеческие» эмоции Высший Умрун.

С той поры, как Легион основательно возвысился и избавился от сонма «личностей» Эгрегора Хозяина Кладбища, обретя собственное самосознание, он стал куда более похожим на обычного смертного. И по мере общения с людьми степень этой «человечности» становилась все выше и выше. Коммуникабельные способности искусственной Сущности, созданной некогда Некромагом Черного Ордена СС росли с каждым днем.

– Если есть хоть призрачный шанс – мы должны его использовать, Анастасий Гасаныч! – произнес Головин, посигналив мальчишке, перебегавшему дорогу перед автомобилем.

После того, как Легиона с подачи товарища Сталина, считающего, что преступно разбрасываться подобными ценными кадрами, официально призвали на действительную службу в Наркомат Госбезопасности, встал вопрос: как же его теперь звать-величать?

Ведь правило: «без бумажки ты – букашка, а с бумажкой – человек», никто не собирался ради этого отменять. Поэтому, волевым решением Верховного Главнокомандующего СССР, Высшей Нежити, отныне классифицируемой в справочниках как Лич, были выданы документы и удостоверения на имя Анастасия Гасановича Легиона.

Свое отчество товарищ Легион получил от героически погибшего (именно так тогда считали в руководстве страны) генерала Абдурахманова Гасана Хоттабовича, который, собственно, и стал причиной «рождения» могучей Некросущности.

Имя же Анастасий, что в «переводе» с греческого означало восставший, воскресший или оживший, тоже предложил Иосиф Виссарионович. В этом он, как бывший ученик Духовной Тифлисской семинарии, разбирался, как никто другой.

Помимо полковника Легиона, официальные имена, документы, звания и должности получили все подчиненные его «маленького Некроотдела», начиная от майоров Бима и Бома, и заканчивая уцелевшими после двух эпических сражений обычными Некробойцами. Хотя, назвать их обычными безмозглыми Умрунами, уже не поворачивался язык – все они не только осознали себя, но и приобрели поистине потрясающие возможности.

– Уловил я там что-то знакомое, – нехотя признался Лич. – Но слишком слабые Эманции, да и времени после применения Силы достаточно прошло… Если бы сразу… Или, хотя бы, через пару дней мне там побывать…

– Согласен, – кивнул Петр Петрович, – слишком долго телились с этим докладом. Пока по инстанциям до товарища Берии дошло… Да и то, считай, очень оперативно – и недели не минуло. А то, могли бы и «под сукно» затереть некоторые деятели. Сам знаешь, как это бывает с такими «противоречивыми сведениями». Проверить, перепроверить, затем еще раз, и так по кругу! Но Дар Потрясателя Тверди слишком редкий в нашем мире, поэтому и побоялись бумагу «потерять».

Едва только получив от товарища Берии срочный приказ разобраться со странными событиями, произошедшими на территории Марьиной рощи, Головин выпросив себе в усиление помощь в лице полковника Легиона, стремглав кинулся на место происшествия.

Выбор помощника в расследовании был сделан не на пустом месте, ведь именно товарищ Легион утверждал, что Хоттабыч не погиб, а его Душа не отправилась в Серые Пределы. Генерала Абдурахманова и его Некротическое Создание связывала неразрывная Магическая Печать неведомых «Повелителей Хаоса».

И, как утверждал Лич, если бы Хоттабыч погиб, Печать Повелителей развоплотила бы и его самого. Но, поскольку этого не произошло, Хоттабыч до сих пор оставался жив. Однако, что с ним произошло после боя с Фюрером Вековечного Рейха, тело которого все-таки было обнаружено и идентифицировано, не знала ни одна живая, да и мертвая Душа во всем мире.

Оставалась лишь призрачная надежда на то, что героический старик сумел уцелеть в этом сражении. Вот почему, получив задание от Наркома внутренних дел, Александр Дмитриевич Головин принялся усиленно «рыть носом землю», пытаясь выяснить, что же на самом деле произошло в Марьиной роще.

Еще ни один Силовик, кроме приснопамятного столетнего старика, не обладал подобным набором разнородных сопутствующих Даров. Да и еще и таких могучих. А наряду с падением общего Магического Фона планеты, единовременный выплеск Силы подобной мощности из личного Резерва, не используя энергоемкие Кристаллы-Накопители, на сегодняшний день было чем-то совершенно фантастическим. А как следовало из доклада майора госбезопасности Потехина, задержанный субъект Накопителями не пользовался.

Посетив место происшествия с командой лучших специалистов-экспертов наркомата госбезопасности, вооруженных целой кучей современного Маго-технического оборудования, Петр Петрович согласился с выводами Потехина – задействованных задержанным субъектом Талантов оказалось несколько.

И одним из них являлся Дар Потрясателя Земной Тверди, идентичный по спектру остаточного излучения Силовому воздействию, произведенному Хоттабычем в Абакане. В результате чего единственная в своем роде тюрьма для Силовиков перестала существовать.

Пока эксперты сновали туда-сюда по опустевшему участку, делая множественные замеры (Головин даже не думал, что их будет столько), полковник Легион спокойно и неподвижно стоял в сторонке у покосившегося забора. Глаза его были прикрыты, тонкие губы плотно сжаты, а мужественный квадратный подбородок воинственно выдвинут вперед. Лишь только его ноздри хищно трепетали, когда он шумно втягивал в себя очередную порцию морозного воздуха.

В отличие от остальных сотрудников наркомата, развивших бурную деятельность на означенном участке, только Головин знал о немертвом существовании полковника Легиона. За полгода, проведенные среди людей, Лич научился искусно маскироваться, притворяясь живым. Он даже каким-то образом научился имитировать Ауру живого существа для тех Силовиков, кто умел её распознавать.

Однако, дышать для поддержания своего немертвого существования ему было не обязательно. Особенно, так демонстративно.

«Значит, – решил про себя Головин, – это полковнику для чего-то нужно. И не стоит ему мешать».

– Я закончил, Петр Петрович, – через некоторое время сообщил Головину Легион. – Большего я здесь не выясню.

– Хорошо, Анастасий Гасанович, едем дальше, – согласно ответил Мозголом.

Отдав распоряжение старшему группы экспертов, товарищ оснаб и полковник Легион загрузились в именную «Победу» Головина и направились в районный отдел НКГБ для встречи с майором Потехиным. Ну, и с задержанным, само собой.

Автомобиль неспешно катил по извилистым улицам частного сектора, которые не особо изменились с «прошлой» и основательно подзабытой жизни юного князя Головина. Сочные и красочные воспоминания далекой молодости неожиданно встали как наяву перед глазами уже давно немолодого и умудренного жизненным опытом мужчины…

Вот у этой полуразвалившейся скособоченной избушки под раскидистыми ветвями цветущей огромной яблони, от которой на сегодняшний день остался лишь поеденный древоточцами обломанный кусок гнилого ствола, он впервые поцеловался с молодой княжной Разумовской, гостившей так же, как и сам юный Сашенька, в загородном имении светлейшего Вячеслава Вячеславовича Райнгольда. А за тем поворотом и располагался небольшой особнячок старого профессора…

«Интересно, – подумалось Головину, – уцелело ли это примечательное строение после всех революционных потрясений? Сколько таких вот небольших аристократических поместий было банально разграблено восставшей чернью и предано огню? Не перечесть…»

Под напором нахлынувших воспоминаний, Александр Дмитриевич свернул в приметный проулок и, прокатившись немного остановился у того самого места, где и должен был располагаться загородный дом его престарелого учителя.

«А ведь князю сейчас было бы далеко за девяносто, – припомнив дату рождения профессора, вычислил в уме возраст Райнгольда Головин. – Нет, навряд ли бы дожил старик до сегодняшнего дня, пережив столько потрясений, – решил он, скользя взглядом по приметным с юности местам. – Вот и от его загородной дачи не осталось даже и следа…»

Горечь давней потери неожиданно встала комком в горле. Ведь Вячеслав Вячеславович был не только его учителем и старинным приятелем всей его семьи. Он стал для юного Сашеньки кем-то большим, нежели простым наставником в овладении Силой. Профессор Райнгольд стал ему настоящим другом, старшим товарищем и, после того, как князь Дмитрий Владимирович – отец Головина, погиб на фронте во время Первой Мировой, можно сказать, полностью заменил ему потерянного родителя.

И оттого такими горькими вышли эти воспоминания. После возвращения из иммиграции и поступления на службу Головин ни разу не навестил своего старого друга и учителя, хотя желал этого всем сердцем. Он знал, что старик все так же проживал на своей даче, добровольно отказавшись от остальной дорогостоящей недвижимости, как в столице Империи, так и в Москве.

Мало того, после Вооруженного Восстания, старик не раз и не два сдерживал попытки черни от захвата своей собственности. И к несказанной радости Головина у него это неплохо получалось – превозмочь одного из самых умелых Осененных-Мозголомов Российской Империи у революционных местечковых деятелей не вышло. А подключать «тяжелую артиллерию» из Силовых Наркоматов, чтобы сломать одного единственного «безобидного» старого Сеньку, который и без того на ладан дышит, они так и не решились.

Все это товарищ оснаб прекрасно знал, но встречаться с престарелым князем, успешно держащим оборону, не стал. Он боялся привлечь к старику, о котором все постепенно «забыли», повышенный интерес соответствующих органов. И, как обычно, оказался прав – после повальных «чисток» тридцать седьмого года, все контакты князя Головина были проверены с особой дотошностью, а сам Александр Дмитриевич отправился прямиком в «Абакан» – самую жуткую тюрьму для Одаренных.

Выжить в Абакане оказалось очень сложно, но Сашенька постарался не сдохнуть. Он словно чувствовал, что Родине может вновь понадобится его Талант и возможности Силовика. И не прогадал. Не так уж много времени и прошло, но руководство страны, вдруг осознало свои ошибки и перегибы, и товарища оснаба реабилитировали, выдернув из «Абакана» и вернув на прежнее место службы. Но с учителем Головин так и не встретился, резонно полагая, что к этому времени старик уже отошел в мир иной.

– Что-то случилось, Петр Петрович? – поинтересовался Лич, заметив удрученное состояние боевого товарища, не сообщившего даже о причине остановки. – Вам плохо?

– Нет, со мной все в порядке, – мотнул головой Силовик, с трудом продавливая стоящий в горле ком. – Просто с этим местом у меня связано столько светлых воспоминаний моей далекой юности…

– Простите, товарищ оснаб, но мне этого не понять, – произнес Легион. – У меня не было ни детства, ни юности. Хотя, я могу частично восстановить воспоминания бывших личностей, входящих в общий Эгрегор Хозяина Кладбища. Но проникнуться ими мне, увы, не дано…

– Спасибо за прямоту, дружище! – Оснаб крепко хлопнул пассажира по плечу. – Они у тебя еще появятся, воспоминания… Можешь поверить – я чувствую это как Мозголом. Твое эмоционально-психическое состояние на сегодняшний день очень близко к человеческому. А значит – все у тебя еще впереди! А я еще немного погрущу, и мы отправимся дальше…

– Послушайте, Петр Петрович, я чувствую здесь постоянную подпитку Энергией какого-то давнего Силового Конструкта, – неожиданно заявил Лич. – Похожего… – задумчиво произнес он, на мгновение переходя в нематериальную фазу – расплывшись дымным облаком по салону автомобиля, и вновь собравшись обратно. – Это Ментальный Морок, товарищ оснаб, – сообщил он Головину. – Я ведь, все-таки, не человек и могу распознать…

– Черт побери! – в сердцах выругался Головин, активируя свой Дар, и подпитывая его из табельного Накопителя. – Распустил нюни, дурында!

Едва Магический Поток хлынул по Энергетическим Меридианам, вымывая из мозга Осененного искусный Морок, наведенный явно опытным Мозголомом, как «картинка», стоявшая перед глазами Головина, разительно изменилась: территория, только что казавшаяся небольшим заснеженным пустырем, неожиданно раздалась «вширь», исторгнув из пустоты ухоженный и не очень большой одноэтажный особнячок в стиле «ампир» с четырьмя колоннами на высоком крыльце и резными изображениями на капителях, окруженный небольшим заснеженным садом, располагающимся за самой обычной оградой из крашенного штакетника.

Всё это – сам дом, и колонны, и деревянная «лепнина» с изящными изображениями многочисленных голов Горгоны, пегасов, гирлянд из виноградных гроздей, рогов изобилия, были хорошо знакомы князю Александру Головину, ставшему ныне товарищем оснабом и Петровым Петром Петровичем.

Особняк, словно чертик из коробочки, неожиданно выпрыгнул из его детских воспоминаний, оставшись точно таким же, как и тогда… Ну, разве немного потускнела и облупилась краска на фасаде, да кое-где отвалились «лепнина». Но в целом, это был тот же самый знакомый ему с самого детства дом, не менее родной, чем принадлежащей их семье фамильный особняк князей Головиных. Но в его особняке уже давно хозяйничают совсем чужие ему люди, а здесь…

Головин распахнул дверь и выбрался из салона авто на улицу. Внутренне трепеща, он приблизился к знакомой ограде и прикоснулся руками к калитке. Дверь особняка неожиданно распахнулась, а на пороге появился лысый и бородатый абрек.

– Гребаная тетя, как ты постарела… – пораженно выдохнул товарищ оснаб, неосознанно повторив одну из «дурацких присказок» Хоттабыча. – Ибрагим?

– И тэбэ нэ хворат Алэксан Дмытрыч! – приветливо отозвался горец, словно и не пробегало с их последней встречи не одно десятилетие. – Проходы в дом! Хозяын очэн ждёт!

Глава 2

Повышенное внимание к своему дому старый Мозголом ощутил еще до того, как на дороге напротив его особняка остановился новенький автомобиль неизвестной князю модификации.

– Кого это еще принесло по мою душу? – недовольно проворчал старик, сбрасывая с ног теплый плед и бодро поднимаясь из любимого кресла.

По прошествии нескольких дней, минувших после чудесного возвращения с того света, Вячеслав Вячеславович чувствовал себя просто великолепно. Его даже начали посещать мысли о прогулке на свежем воздухе, которые не появлялись в его голове вот уже больше десятка лет.

Вливание чужеродной Праны оказало на одряхлевший организм князя эффект, подобный разорвавшейся бомбе, и запустило какой-то неведомый ранее механизм регенерации. Буквально за неделю Вячеслав Вячеславович расцвел, сбросив со своих плеч не менее десятка (а то и поболее) лет.

Проснулся уже давно подзабытый аппетит, а застарелая язва совершенно перестала беспокоить молодеющего день ото дня старика. А вчерашним вечером он даже позволил себе наяву, а не в Ментальном Пространстве, рюмочку основательно выдержанного коллекционного коньяка еще Имперского разлива.

Молодой паренек, совершенно случайно попавший «на прием» к дряхлому Мозголому, оказался настоящим Кудесником. То, что этот юный «инвалид» прошедшей войны с ним походя сотворил, не укладывалось ни в какие рамки! Такого просто не могло быть! Старый князь не верил в сказки. Однако, против фактов не попрешь!

Выглянув в окно, старик первым делом запустил в сторону незваных гостей (а то, что они прибыли именно по его душу, старик не сомневался) Ментальный Щуп, пытаясь одновременно рассмотреть сидевших в автомобиле людей.

Несмотря на частично восстановившееся зрение, глаза старика еще пребывали в состоянии, далеком от нормы, поэтому рассмотреть сидящих в салоне людей ему не удалось. Однако, и с Ментальным Щупом все пошло не по плану – Силовой Конструкт, никогда не подводивший своего создателя, натолкнулся на такую мощную Магическую Защиту мозга, что не смог «с разгона» её преодолеть.

Такого сокрушительного фиаско старый Мозголом не терпел уже давно. Однако он благоразумно одернул Щуп, не пытаясь накачать его Энергий – на данном этапе главное, чтобы его попытки остались нераспознанными.

Он давно уже научился держать удар, а мощность установленной Ментальной Защиты незнакомца просто кричала о том, что для её преодоления потребуется чертова уйма Сил. И не факт, что её удастся пробить – ведь противостоял старому князю не менее опытный, чем он сам, Осененный-Мозгокрут. Этот нюанс Райнгольд успел моментально оценить, едва коснувшись возведенной незнакомцем Стены Отчуждения.

На его счастье пришлый Мозголом ничего не заметил. Видимо, он был в этот момент занят чем-то очень и очень важным, иначе, несомненно бы уловил осторожную попытку Райнгольда прощупать его Магическую Защиту.

«Кто бы это мог быть?» – задумался Райнгольд, никогда за последних пару десятилетий не сталкивающийся со специалистом-Мозголомом подобного Ранга.

По его скромной поверхностной оценке, этот «красный Силовик», был примерно равен ему по силам, а то и превышал. Возможно, что после ареста Мамонта Быстрова, проявившего недюжинный Талант и величину Резерва, кто-то из власть предержащих решил разделаться до кучи еще и с немощным контриком-аристократом.

А вот мысленные импульсы второго «гостя» старика нимало озадачили: ему на мгновение показалось, что тот и не человек вовсе, а какой-то богопротивный Кадавр – порождение проклятых Некромантов. Однако, насколько он знал, красная революционная власть с такими запретными Силами старалась дел не иметь, беря в этом пример с разрушенной ими же Российской Империи.

– Хозяын! – В кабинет ворвался слегка возбужденный Ибрагим. – Там госты пожаловалы! Можэт, палнуть по ным ыз винтовкы? Чтоб нэповадно было?

– Не будем спешить, Ибрагим, – осадил верного абрека Вячеслав Вячеславович. – Подождем немного. Может, не разглядят нас за Мороком и опять уберутся восвояси.

– Э-э-э, совсэм шайтаны красные никак нэ уймуца! – выругался Ибрагим. – Как Мамонта арэстовали, так и пропал джыгыт! Хороший парэн, сэстренка его мэста себе нэ находит…

– Знаю, старина… – согласился Райнгольд. – А ведь я его предупреждал, чтобы тихо сидел. Глядишь, и пронесло бы.

Дверь автомобиля неожиданно открылась, и на улицу вышел водитель автомобиля. По мере его приближения к дому, Вячеслав Вячеславович все яснее и яснее осознавал, кого к нему на этот раз принесло в этот морозный февральский день…

– Хозяын! – изумленно пророкотал Ибрагим. – Да это то же…

– Сашенька! – свистящим шепотом выдохнул Райнгольд, ноги которого неожиданно дрогнули и перестали держать старческое тело. Верный слуга едва успел подхватить хозяина на руки и усадить князя в кресло. – Зови его, Ибрагимка… – прошептал побелевшими губами старик. – Зови скорее, пока я Богу душу не отдал…

– Бэгу, хозяын! Толко нэ помырай! – И дюжий абрек с неимоверной скоростью метнулся к входной двери.

Он выскочил из дома как раз в тот момент, когда князь Головин подошел к калитке.

– Гребаная тетя, как ты постарела… – произнес гость. – Ибрагим?

– И тэбэ нэ хворат Алэксан Дмытрыч! – приветливо отозвался горец, словно и не пробегало с их последней встречи не одно десятилетие. – Проходы в дом! Хозяын очэн ждёт!

Князь, распахнув калитку, прошел во двор, вбежал, словно мальчишка, на высокое крыльцо и порывисто обнял постаревшего горца.

– Как же я по вам по всем соскучился, Ибрагим! – продолжая сжимать грузина в крепких объятиях, признался он.

– Я тожэ по тэбэ скучал, Алэксан Дмытрыч – хрипло произнес абрек, не стесняясь увлажнившихся глаз. – А уж как хозяын по тэбэ скучал… Он жэ думал, что ты помэр в проклятом Абаканэ!

– Учитель жив? – все еще не веря, переспросил Головин. – Ведь ему же почти сотня…

– Он – крэпкий аксакал! – с гордостью произнес Ибрагим. – Долгие ему лэта!

– Веди! – отстранившись, воскликнул Александр Дмитриевич.

Ибрагим открыл дверь и, пропустив вперед дорогого гостя, вошел следом.

– Нэ забыл, гдэ кабинэт хозяына, кыняз? – спросил он.

– Не забыл, Ибрагимушка! – выпалил Головин и, не раздеваясь застучал сапогами по старому скрипучему паркету.

– Ай, шайтан! – Покачал ему вслед лысой головой грузин. – Как малчишька… совсэм нэ измэнился – такой жэ шэбутной.

Ворвавшись в кабинет, Головин остановился на пороге, впившись взглядом в тощего бледного старика, восседающего в инвалидном кресле.

– Вячеслав Вячеславович… учитель… – только и сумел произнести он, кинувшись в ноги старику и положив голову ему на колени.

– Сашенька… – прокаркал старик, обнимая «блудного сына» и припадая к нему тщедушным телом. – Живой… живой… живой… – безостановочно шептал он, а из его глаз на лицо Головина падали крупные прохладные слезы. – Теперь и помереть можно…

– Даже не думайте об этом, Вячеслав Вячеславович! – строго произнес Головин, поднимая голову и вытирая ладонью слезы старику. – Вам еще жить и жить!

– Жить и жить? – иронически усмехнулся Райнгольд. – Ты хоть помнишь, Сашенька, сколько мне лет?

– Если мне не изменяет память, – ответил Головин, – в прошлом году вам исполнилось девяносто три.

– Помнишь, пострел! – довольно прокаркал старик. – Не забыл… Так о каком же житье-бытье ты говоришь?

– Ну, не скажите, учитель, – устроившись в кресле рядом со стариком, убежденно произнес Александр Дмитриевич, накрыв своими ладонями сухощавые руки старика. – Не так давно мне довелось воевать с фрицами, стоя плечом к плечу со старцем, перевалившим за столетний рубеж. Так вот он, хоть и постоянно ворчал, проклиная свой весьма почтенный возраст, но при этом многим молодым мог дать весьма значительную фору! Однако, помирать от старости, он совсем не спешил… Так что и вам грех жаловаться, Вячеслав Вячеславович! – печально усмехнувшись, добавил он.

– За столетний рубеж, говоришь? – произнес Райнгольд, лицо которого с момента встречи с учеником слегка порозовело. – Уж не о Хоттабыче ли ты вещаешь, Сашенька? – выдал старик к большому изумлению Головина. – О погибшем генерале Абдурахманове? – для проформы уточнил старик.

– Что? – натурально опешил Александр Дмитриевич от заявления Райнгольда. – Да откуда вы… О нашей совместной операции никто, кроме… Вячеслав Вячеславович, – укоризненно произнес он, – неужели сумели-таки взломать мою Защиту? Ну, не мог я этого не заметить

– Ага! Уел тебя старый профессор? – довольно воскликнул князь, похлопав бывшего ученика по коленке. Самочувствие старика стремительно улучшалось. – Не ломал я твою Защиту, Сашенька, – сообщил он, сияя от счастья. – Но за столь высокую оценку моих возможностей – гран-мерси! Не каждый день такое услышишь от сильнейшего Мозгокрута Империи…

– Вы меня сейчас в краску вгоните, профессор! – расхохотался Головин. – Скажете тоже…