Пусть всё идёт как идёт

Александра Григорьева

Пусть всё идёт как идёт

«За горем приходит радость, за разлукой – свидание. Всё будет прекрасно, потому что сказки, в которые мы верим, ещё живут на земле…».

В. Каверин «Два капитана»

Редактор многотиражки

Я буду называть его ВВС – по первым буквам фамилии, имени и отчества. По иронии судьбы его инициалы созвучны его работе – служба в армии, в Военно-воздушных силах.

Отношения с ВВС у меня начались около двух лет назад. Хотя «отношениями» поначалу это было назвать довольно трудно – просто у меня складывались некие впечатления от общения с приятным человеком.

После «тучных лет» жизни в Подмосковье моего мужа неожиданно забросили в медвежий угол, на край света, на Полуостров в Тихом океане. Для нас, как ни странно, это стало спасением. После противостояния и сокрушительного поражения в битве за Энский лес я чувствовала себя… я вообще себя не чувствовала. Можно сказать, что я умерла, хотя внешне этого заметно не было.

Итак, мы с Сашей оказались на Полуострове, в воинской части. Я устроилась работать в отраслевую многотиражку «Крылья Родины». Газета – четыре полосы, выходит два раза в месяц и распространяется в воинских подразделениях ВВС Полуострова.

Поначалу я сотрудничала бесплатно, просто потому что мне нравится журналистская деятельность и хотелось себя чем-то занять. Я писала очерки о дикой природе Полуострова, репортажи об армейских буднях, заметки о солдатах-отличниках и фельетоны об отдельных пока ещё имеющих место недостатках, которые мы обязательно искореним в самое ближайшее время. Моя бурная деятельность приглянулась командованию. Спустя пару месяцев, когда главный редактор уволилась и переехала жить на материк, её место предложили занять мне.

Должность «главный редактор» – звучит солидно, но по факту я была всем: пишущим и фотокорреспондентом, выпускающим редактором, корректором и верстальщиком. Печатали газету в собственной типографии воинской части. Каждый её выпуск сопровождался повышенным читательским интересом: не только в части, но и на Полуострове вообще развлечений было недостаточно.

Я договорилась об относительно свободном графике работы. Во всяком случае, никого не волнует, чем я занимаюсь в рабочее время, потому что деться с территории воинской части особо и некуда. Для выхода или выезда за её пределы нужно оформлять пропуск. И хотя выписывают их не глядя, лишние телодвижения отбивают охоту лишний раз кататься в город. В общем, для руководства было главным, что в рабочее время я где-то тут, и, если что, – быстро добегу куда надо.

Формально я подчиняюсь начальнику штаба. Хороший мужик, настроенный на конструктивное общение, но ему хватает непосредственных обязанностей, поэтому в дела редакции он практически не вмешивается. Идеологический контроль за содержанием осуществляет замполит по кличке Цербер. Своё прозвище он не оправдывает, работать с ним легко и комфортно, несмотря на некоторые периодически возникающие творческие разногласия.

В общем, у меня нет никакой необходимости приходить на работу каждый день. И всё-таки я появляюсь в своём кабинете практически ежедневно. Сюда проведён бесплатный проводной Интернет, – в условиях Полуострова это считается не всем доступной роскошью. Я читаю новостную ленту и веду блог, в котором размещаю свои заметки и фотографии для друзей с материка.

Иногда мне кажется, что я работаю в заповеднике. Огромная территория части огорожена забором, вокруг сопки и тундра, на горизонте – вулканы. Деревья, аллеи, длинные здания казарм, плац, аэродром. Крики чаек в высоком небе… Здесь остановилось время – время моего социалистического детства. Весь Полуостров – заповедник природы и времени. Те, кто никогда тут не бывал, – а это подавляющее большинство населения нашей страны, – заранее даже представить не могут, как протекает здешняя жизнь. Город ПК, краевая столица, – единственный город Полуострова. Хрущёвско-брежневские пятиэтажки и частный сектор… На периферии есть один квартал более современной многоэтажной застройки. В центре над пятиэтажками возвышается так называемый «дом пчеловода». По слухам, архитектор, который в 1980-х годы проектировал этот шестнадцатиэтажный жилой дом, занял квартиру на последнем этаже, чтобы на крыше предаваться любимому занятию – обустраивать свою пасеку. В целом же архитектура города такова, чтобы дома могли выдержать толчки землетрясений. Помимо ПК на Полуострове есть несколько пгт, а также посёлки, целиком состоящие из частного сектора. Всё остальное, на сотни километров, – вулканы, сопки и тундра.

Семейное общежитие, в котором мы с Сашей поселились, – хрущёвская пятиэтажка. На каждом этаже, по обе стороны длинного коридора с дощатым полом, расположены двери малогабаритных квартир. Повезло: нам досталась однокомнатная квартира на пятом этаже с балконом. С него открывался шикарный вид на воинскую часть. Если бы не сопка, закрывающая горизонт, мы могли бы наслаждаться видом океана.

От общежития до здания штаба, где располагается моя редакция, нужно было пройти пешком около полутора километров. И мне нравится этот путь.

Мы приехали на Полуостров ранней весной. На материке снег уже недели две как сошёл, проступила зелёная трава, кое-где на склонах зажглись жёлтые огоньки мать-и-мачехи. Но здесь о календарной весне практически ничего не напоминало, кроме ослепительного солнца. Потом я поняла, что солнца и свежего тёплого воздуха здесь очень много в любое время года. Огромные сугробы только начинали подтаивать, и вдруг – снова пурга, и солдаты разгребали с тропинок и дорог снежные завалы. Так случалось несколько раз за два месяца, в течение которых я знакомилась с жизнью части. Когда от сугробов почти ничего не осталось, я получила ключи от кабинета редакции, добрые напутствия своей предшественницы и была официально представлена командному составу в качестве штатного сотрудника.

Искушение

Народ в части хороший – отзывчивый, галантный. С готовностью присоединяется к любым начинаниям, но собственную инициативу проявляет редко. Поэтому мне темы для газетных материалов мне приходилось искать, по большей части, самостоятельно. Первым человеком, который по собственному почину предложил мне тему очерка, стал ВВС. Так уж получилось, что его кабинет и комната редакции, в которой я сижу, располагаются по соседству – между ними только лестничная площадка.

ВВС пригласил меня к себе в кабинет, напоил чаем с конфетами и рассказал о своём предшественнике, полковнике А-ве, который несколько лет назад возглавил штаб округа. Много теплых слов было сказано ВВС об А-ве, и это были не только официальные факты биографии, но и личные воспоминания и впечатления. Его рассказ был полон юмора и человечной теплоты. С первой же беседы ВВС поразил меня наблюдательностью, интересом к деталям, психологизмом. Как я смогла потом убедиться, эти качества он проявил совершенно естественно, между делом. Я же просто отметила его удивительную мягкость и доброе отношение к людям. С этого момента я начала выделять ВВС из всех остальных представителей командного состава. Мы с ним стали здороваться и перекидываться двумя-тремя словами.

Земля Полуострова – это вечная мерзлота. Большинство фруктов, овощей и ягод, к которым мы привыкли в средней полосе, здесь не растут. Даже неприхотливые яблони не хотят приживаться и плодоносить в таком суровом климате. Между тем, на территории соседней воинской части был небольшой яблоневый сад. Его посадили ещё в советское время, и с тех пор бережно ухаживали за каждым деревцем. В коне лета, в поисках материала для своей газеты, я побывала в этой части, познакомилась с командным составом, взяла пару интервью. Меня встретили радушно и проводили с подарками – на прощание вручили пакет с яблоками.

Иду я, значит, с мешком гостинцев от КПП нашей части к себе в редакцию, а навстречу – ВВС. «Смотрите, что у меня есть! – я развернула пакет. – Угощайтесь!». Он начал отнекиваться. «Тогда давайте я сама выберу для вас яблоко. Самое красивое и самое вкусное». Он держал пакет, а я перекатывала яблоки, попеременно бракуя их одно за другим. Наконец, где-то в самом низу, мне попалось среднего размера яблоко нежно-жёлтого цвета с розовым румянцем на глянцевом бочке. «Это вам! Оно вас дожидалось», – одной рукой я протянула ему яблоко, а другой забрала пакет из его рук. Он улыбнулся, подержал яблоко в руке, а потом подкинул его в воздух и, ловко поймав, надкусил. Я улыбнулась: «Ешьте на здоровье!» Поблагодарив меня, он зашагал своим путём.

Искру в отношениях я почувствовала в конце осени. Передо мной поставили задание подготовить брошюру к юбилею нашей части. Ответственным за помощь в подготовке начальник штаба назначил ВВС.

Я хорошо запомнила этот эпизод. Мы с ВВС сидим в его кабинете друг напротив друга, через стол. ВВС читает распечатку моего текста, комментирует, я делаю пометки себе в блокноте. Съезжая с темы, мы плавно переходим в какие-то отвлечённые болты за жизнь. Я спросила, где он родился, учился… Он начинает рассказывать. И вдруг я ловлю себя на ощущении, что совершенно незаметно мы скатились в глубокую эмоциональную близость. В психологии это называется «раппорт» – бессловесная эмоциональная и интеллектуальная связь, возникающая между людьми во время их взаимодействия. Раппорт в диалоге – это ощущение глубокого доверия и взаимопонимания. Этот феномен я использую совершенно сознательно в своей журналистской деятельности. Благодаря раппорту и эмпатии к интервьюируемым материалы получаются особенно удачными. В раппорте можно увидеть общую галлюцинацию, ощутить эмоции и даже прочесть мысли другого человека. Но сейчас это был не просто раппорт доверия, а… Настоящее чудо – когда между женщиной и мужчиной проносится искра желания, спонтанного и смутного.

ВВС рассказывал о себе. Так я узнала, что он старше меня на 15 лет. Женат. Двое взрослых детей живут на материке. Он отвечал на мои вопросы, но смотрел не на меня, а в окно, за которым раскачивались под порывами ветра голые ветки корявых каменных берёз. Я затаила дыхание, опасаясь разорвать протянутую между нами нить, сплетённую из доверия, симпатии и физического желания. Я готова была так просидеть сколь угодно долго, но меня отрезвила неожиданная мысль о возможной фамильярности с его стороны. В конце концов, мы оба несвободны, и какие бы чувства у нас ни возникли, надо думать прежде всего о наших обязательствах по отношению к близким. Под предлогом крайней занятости я сбежала из его кабинета. И просто запретила себе об этом думать.

Мой Саша был для меня буквально всем: мужем, другом, любовником. Наши отношения даже трудно было назвать семейными, это были отношения полной близости, слияния. У нас было много общих интересов, общие друзья. Мы вместе читали книги, смотрели фильмы, путешествовали по Подмосковью. Я любила Сашу всем сердцем. Иногда мне кажется, что я полюбила его в первую минуту нашего знакомства в студенческой компании, хотя это не совсем так. Симпатия и интерес возникли сразу, а потом мы стали вместе проводить время, гулять, жить и дышать. Саша стал частью меня, а я – частью его, и я была уверена, что так будет всегда. Зачем мне интриги на стороне? Зачем мне ВВС? Возникшую симпатию, конечно, в карман не спрячешь, пусть будет, но надо позаботиться о сохранении дистанции.

«Я понимаю»

После этого случая мы не общались с ВВС, наверное, несколько недель, а может быть, и месяц. Хотя нет, одна встреча всё-таки была. Я зашла по делам в приемную начальника штаба. Там были люди. На диване сидели два незнакомых приезжих штатских мужика. А ВВС – поодаль от них, в кресле. Я не смогла перехватить его взгляд, потому что он не смотрел мне в лицо. Его взгляд был направлен ниже – на мои ноги. И на его лице блуждала мечтательная полуулыбка. Не скрою, мне было очень приятно.

С тех пор я стала ждать с ним случайных встреч. Бывало, что мы пересекались по нескольку раз на дню, но бывало и так, что по нескольку дней не видели друг друга.

Весной ВВС приставили к награде. Я подготовила заметку об этом для нашей газеты, и мне захотелось поздравить его лично. Поджидая ВВС у штабного подъезда, я курила и слушала музыку в наушниках. Продумывала заранее слова поздравления. Наконец в начале аллеи, ведущей к штабу, я увидела знакомый силуэт. Но – о, разочарование! – он был не один, а с сослуживцами. Вот они поравнялись со мной. И, вместо того, чтобы поздравить его хотя бы формально, я только поздоровалась.

Если честно, я растерялась. А получилось невежливо… Ужасно переживала. И решила во что бы то ни стало эту неловкость загладить. Мне удалось подловить его после обеда. Столкнулась с ним на лестнице. Захожу в подъезд, а он спускается мне навстречу.

– Здравствуйте еще раз! – говорю ему с улыбкой. Стараюсь держаться как можно непринуждённее, но сердце стучало и голос мой слегка дрожал. – Утром я не поздравила вас с наградой…

– Ничего, я как-нибудь переживу, – ехидно заметил он.

– Зачем же переживать? Я сейчас исправлю эту оплошность.

Он улыбнулся, приблизился, протянул руку… Моя ладонь утонула в его ладони. Каким же приятным оказалось это прикосновение!

– Поздравляю вас с награждением! Желаю вам счастья, успехов, любви, здоровья… – при слове «любви» у него сделалось какое-то испуганное лицо, – благополучия.

Он отпустил мою руку. Наклонился ко мне. И поцеловал. В щеку. Он меня поцеловал! Какие же у него губы нежные, тёплые.

– Оставайтесь всегда таким, какой вы есть, – говорю я ему.

– Каким?

– Добрым.

– Я – добрый? – удивился ВВС. – Все говорят мне, что я злой.

– Ну… Может быть, вы только со мной такой хороший? Оставайтесь таким… – я на секунду замолчала и добавила: – Я очень рада знакомству с вами!

– Спасибо, спасибо! – ответил он.

Я продолжила движение по лестнице вверх, а он вышел на улицу. И у меня внутри всё пело!

Не прошло и недели, как в пятницу, накануне выходных, я снова столкнулась с ним на лестничной площадке второго этажа. Мы одновременно вышли из расположенных друг напротив друга дверей. Я застыла от неожиданности, поздоровалась, он машинально ответил, но взгляд его сказал мне больше, чем «здравствуйте». А еще больше сказала мне траектория его движения. Вместо того, чтобы сразу от двери направиться к лестнице, ВВС сделал два шага ко мне. Затем, видимо опомнившись, сделал два шага в сторону лестницы – описал эдакую дугу. Даже не дугу, а два катета прямоугольного треугольника, гипотенуза которого была бы более коротким путём.

Пока он спускался, я пожелала ему хорошо отдохнуть в наступающие выходные. Тяжело вздохнув, он ответил, что отдохнуть не удастся, потому что предстоит командировка в М-во на полигон. Спросил, успела ли я уже там побывать.

– Нет, но очень хотела бы. К сожалению, Сашу туда не командируют, а одной мне ехать не с руки.

Он улыбнулся:

– Хотите, я возьму вас с собой? Посмотрите стрельбы. Напишите об этом репортаж…

– Буду счастлива! – искренне ответила я.

– Что ж, в этот раз не получится, но в следующий обязательно постараюсь вас захватить с собой! – весело рассмеялся он, будучи уже на нижней ступеньке лестничного пролёта.

Конец этого эпизода – сцена на балконе из «Ромео и Джульетты»: я стою на площадке, опираясь на перила, он – напротив меня, но пролётом ниже. Смотрит на меня снизу ввер и улыбается. Мы многое успели сказать друг другу не только словами речи.

А потом мы не виделись больше месяца. ВВС задержался в командировке, а мы с Сашей улетели в отпуск на материк… Вернулись. Но в первые два дня после нашего возвращения я с ВВС так и не пересеклась. А на третий мне пришлось задержаться на работе. Увлеклась редактированием привезённых из отпуска фотографий и не заметила, как стемнело.

Моросил мелкий противный дождь. Я медленно шла по аллее в сторону общежития, как вдруг позади меня раздались торопливые шаги. Обернулась: ВВС! Замерла. Он поравнялся со мной, поздоровался. Дальше мы пошли рядом, каждый под своим зонтом.

– Я думал, вы рано уходите, у вас ведь свободный график. Что, работы много?

– Да, – машинально ответила я, искоса поглядывая на его лицо в полутьме. – Нет, что вы! Работы немного. Я засиделась за компьютером. Редактировала фотографии, читала новости, общалась с друзьями…

Он перехватил мой взгляд:

– Скучаете по родным и близким?

– Не знаю… Вроде, и скучаю, и нет. В отпуске я успела со многими повидаться, но… Сейчас не самый лучший период моей жизни, если честно…

– Что-то случилось? – в его голосе послышалось искреннее волнение. Я поспешила его успокоить:

– Нет-нет! Формально – ничего. Жизнь идёт своим чередом. Моё состояние – эхо предшествующих событий. Знаете, я поняла одну важную вещь, в которой раньше боялась признаться самой себе. Поражение в войне, в правом деле – это всегда огромная боль. Её почти невозможно перенести. Но больнее этой боли – боль от непонимания близких людей и их претензии в том, что я перестала быть удобной, приветливой, перестала заботиться о других. Заботиться! Обо мне самой бы кто позаботился…

– О вас некому позаботиться? – удивился он.

– Ну, не совсем так. У меня есть мой Саша, мои близкие друзья… И этого не то, чтобы мало. Но даже среди близких друзей нашлись те, кто сказал: «Хватит уже о войне, хватит страдать. Ты уже всех достала своими страданиями…».

– А что это была за война?

Я помедлила. Мне тяжело вспоминать об этом. Я знаю, что многие люди, которые следили за нашей войной со страниц газет, по телевизионным репортажам и по записям блогах, судят о наших поступках, в том числе, и с позиции наших противников, которые на все лады старались дискредитировать наше движение. Кто знает, какую позицию занял ВВС, и знает ли он о событиях прошлых лет в Подмосковье?

– Энский лес… – выдохнула я, опустив глаза. Меня бросило в дрожь, а слёзы сами собой подступили к горлу.

Мы стояли на пороге общежития. Я молчала, молчал и он. А потом тихо сказал всего два слова:

– Я понимаю…

Я повернулась и скрылась за дверью своего подъезда.

С тех пор нас связала не только взаимная симпатия, но и невидимая нить понимания: я чувствовала его поддержку, а он чувствовал мою благодарность.

Бывает, мы пересекаемся по нескольку раз на дню, но бывает и так, что по нескольку дней мы не видим друг друга. Чаще всего встречаемся в штабных коридорах или на аллее. Сказать-то нам друг другу особо и нечего, кроме как поздороваться… Мне всё время хочется добавить что-то к приветствию, но чаще всего придумать ничего не получается. Любые посторонние слова кажутся лишними в такой ситуации, потому что они – совсем не о том, о чём хотелось бы говорить… Да и говорить особо не хочется. Хочется просто подойти к нему близко-близко и долго смотреть в глаза – авось, он сам что-нибудь, да скажет. Но он, если и говорит, то тоже говорит не о том. Ему, наверное, тоже хочется просто подойти и встать рядом.

Иногда мы пересекаемся на людях. Сталкиваемся на аллеях части. Издали, если нет возможности хотя бы поздороваться, я просто ловлю его взгляд. Иногда я улыбаюсь в ответ, но чаще всего – отвожу глаза, потому что смущаюсь. Но мысль о том, что он где-то здесь, на Полуострове, звучит во мне даже когда я уезжаю по делам в ПК. Мысль о том, что он всё время рядом со мной, делает этот суровый край тёплым и уютным.

Ничего мне от него, в общем-то, и не надо, наверное. Хочется просто подойти к нему близко-близко и долго смотреть в глаза – авось, он сам что-нибудь, да скажет. Какое же это чудо – наша жизнь, полная непредсказуемых сюжетов!

Но однажды он прошел мимо меня и даже не поздоровался. Медленно пересекал плац, задумавшись, опустив глаза, погружённый в свои мысли. Он меня не заметил или не захотел заметить. Я почувствовала лёгкий укол обиды. Возможно, его интерес ко мне угас, и «наш маленький претенциозный роман подошел к концу». Ну, значит, так тому и быть – и я с этим смирилась.

«Может, кто-нибудь и влюбится…»

В начале лета мы с Сашей снова улетели в отпуск на материк. Провели много времени на природе, бродили по лесам и полям. Как же я люблю среднерусские пейзажи! Никакие отбеливающие крема не защитили мою кожу от подмосковного загара…

В моей жизни происходило что-то странное. Казалось бы, проигранная война, уничтоженный лес – это всё давно позади, и боль должна затихать. Может быть, так оно и было, но место той, старой, боли, постепенно заполняла тревога и тоска. Что-то странное творилось со мной и с миром, и с Сашей. Меня уже меньше ранила реакция друзей и знакомых на мои переживания. И, казалось бы, жизнь должна войти в привычную колею. Нет, я уже никогда не буду прежней, но ощущение наполненности событиями, интерес к миру, способность восхищаться природой, искусством, поступками людей – она же не могла никуда подеваться! Она была со мной всегда, даже в самые чёрные периоды, и не раз вытаскивала меня из эмоциональной ямы. Это часть моей личности, так же как нога или рука – части моего тела.

Тому, что происходило на новом этапе жизни, я не могла найти никакого объяснения. Было ощущение, как будто тёмно-свинцовое небо легло на мои плечи и придавило меня к земле. Я располнела, подурнела, но самое главное – я почти ничего не чувствовала.

На следующий день после возвращения из отпуска, в прохладной полутени нашей аллеи, я столкнулась с ВВС. Мы поздоровались, не сбавляя шага. И я спиной почувствовала, как он провожает меня взглядом. Не оглядываясь, я была уверена, что он смотрит мне вслед. Значит, я ещё жива!

Буквально в тот же день, чуть позже, мы снова повстречались в штабном коридор. Мы были одни. Он подошел ко мне вплотную, остановился. Он молчит, и я молчу. И вдруг говорит: «Вы такая красивая. Я любуюсь на вас издали». Развернулся и торопливо зашагал прочь. Я не сразу нашлась, что ответить. «Спасибо! – крикнула я ему вслед. – Мне очень приятно это слышать!». Он на секунду замедлил шаг, обернулся, ясно и светло улыбнулся мне. И энергично зашагал дальше.

Спустя несколько дней был день его рождения. Я ждала его, я искала встречи с ним в этот день. Поминутно выглядывала из окна, и, наконец, увидела, как он идёт к нашему подъезду. Я выбежала на лестничную клетку. Хлопнула дверь внизу, гулко стукнуло сердце, качнулся под ногами пол… ВВС медленно поднимался по лестнице. На его губах блуждала слабая улыбка, но лоб был нахмурен, и смотрел он мне прямо в лицо, не отрываясь. Преодолел последние разделявшие нас ступеньки. Улыбка резко сошла с его лица. Сделал несколько шагов навстречу и протянул мне руку. Машинально подала ему свою. А ВВС резко притянул меня к себе и… поцеловал в губы. Кажется, у меня был очень растерянный вид. Отстранившись, он облегчённо улыбнулся: я сумел, я осуществил задуманное! Сказал: «Простите, пожалуйста! У меня сегодня день рождения, и я самовольно сделал себе подарок…». «Поздравляю вас!» – ответила я.

Что происходит? Это просто биохимия: стимул – реакция. Я вижу его, он видит меня – гипоталамус вырабатывает вещества, которые поступают в мозг, мозг вырабатывает дофамин, серотонин и адреналин, мы чувствуем радость и возбуждение. Вот и всё, и ничего больше. Биохимия. Чудо, окрашивающее жизнь яркими красками.

И что мне надо от ВВС? Ничего. Он просто есть – и слава богам! Он просто есть в моей жизни, и этого достаточно, чтобы я не упала духом окончательно.

Спустя несколько месяцев случилось страшное. Однажды вечером, за ужином, Сашино лицо перекосила гримаса дикой злобы. Он резко отодвинул от себя тарелку и сказал, что больше меня не любит и уходит от меня навсегда. Я замерла. Я никогда не видела Сашу таким. На месте любимого и близкого человека сидел какой-то монстр с маской ненависти на лице. «Ну и иди куда хочешь», – ответила я после долгого молчания. И тут Саша заплакал. Я впервые увидела слёзы на его лице. По его словам, он плакал в последний раз в восьмом классе, когда умерла его бабушка. И вот он заплакал сейчас, а я подошла к нему и обняла. «Зачем тебе уходить? Куда ты хочешь уйти? Давай поговорим, в чём проблема?». Оттолкнув меня, он вскочил со стула, бросился в комнату, покидал в рюкзак свои вещи, оделся… На пороге он обернулся и пристально посмотрел на меня. В его взгляде было столько отчаяния и боли! Он как будто умолял меня о помощи, но я не знала, чем ему помочь. «Оставайся», – тихо сказала я. Но он отвернулся и вышел. Я ничего не понимала…

На следующее утро я, в прострации, курила на улице возле штабного подъезда. ВВС проходил мимо, улыбнулся и хотел что-то сказать, но я замахала на него руками: «Проходите, проходите, пожалуйста, мне очень плохо сейчас!». Он машинально сделал ещё несколько шагов, и вдруг обернулся, остановился и посмотрел на меня внимательно. Я только покачала головой. «Всё плохое скоро пройдет!» – сказал он. «Спасибо, правда, спасибо за поддержку!» – только и смогла ответить я.

Я пребывала в отупении, ничего не понимала и решила обратиться к картам. К своей любимой колоде «Таро заповедного леса». Иногда я гадаю на ней себе, своим подругам и друзьям. Никакой эзотерики – я отношусь к Таро как к развлечению, хотя, если бы я была психотерапевтом, то могла бы использовать эту колоду для проективной диагностики. Но я не была психотерапевтом, просто в юности я поднахваталась знаний из области психологии и психотерапии.