Нам бы день простоять, да ночь продержаться!

Прежде чем успели показать опознавательный, лучше всех видимый «Громящий» угодил под кучный залп. Пока до командовавших стрельбой на крейсере дошло, что он свой, особо ловкие пушкари успели пальнуть и по второму разу. В итоге помимо прочего, бедолага получил снаряд в третью кочегарку, осколок которого пробил главный паропровод. Отсек быстро заполнился горячим паром. Оттуда смогли выбраться живыми только двое кочегаров, а корабль потерял ход.

Шедший следом «Видный» сразу метнулся в сторону, прервав преследование. Этим тут же воспользовался подбитый японец, плюнувший торпедой по сконфуженно замолчавшему «Богатырю». На нем заметили характерную пороховую вспышку и резко перекинули руль на борт, уходя от мины, что свело на нет усилия наводчиков, жаждавших поквитаться и реабилитироваться. Все снаряды ушли в молоко, лишь вынудив «Видного» ретироваться еще дальше и позволив недобитку ускользнуть.

Только показав из темноты свой позывной и получив ответ со своего большого напарника, оказавшегося таким «психованным», второй эсминец решился подойти к «Громящему», чтобы взять его на буксир. На нем к той поре уже успели разобщить котлы и, охладив горячий отсек из брандспойтов, накладывали бинты на поврежденный паропровод.

Разглядев его сигнал, что в помощи не нуждаются, крейсер двинулся дальше, нагонять остальных, а эсминцы так и держались вместе, пока подранок не дал ход. К этому времени, в дополнение к медленно уползавшим за корму глухим раскатам продолжавшейся стрельбы и взрывов, с той стороны, куда ушел флот и конвой, уже тоже слышалась серьезная канонада. В том числе и с использованием крупных калибров. Она расходилась в ширину, из-за чего начинало казаться, что гремит все вокруг. Там явно завязался серьезный бой.

Но принять в нем участие «Громящий» с «Видным» не успели. Почти догнав главные силы, они услышали совсем рядом слева по курсу частые хлопки миноносных пушек. Довернув туда, с ходу ввязались в перестрелку с парой больших японских истребителей, уже обменивавшихся любезностями с тремя нашими. Бой сразу перерос почти в рукопашную, но наши корабли и их противники быстро потеряли из вида друг друга.

Тем временем в голове русской штурмовой колонны прямо на ходу заканчивали переформирование трального каравана. Суда-маяки с погашенными огнями скрылись из вида. Все ждали сигнала от них, чтобы начать поворот влево. Но вместо мерцания фонарей увидели три низкие тени, скользившие поперек курса.

Вопроса с их принадлежностью не возникало, поскольку между тычинами труб ничего не белело. Вся первая тральная шеренга моментально озарилась светлячками мелкого скорострельного дульного пламени, торопясь заклевать противника раньше, чем тот нападет сам. Похоже, удалось. Японцы, вяло отбиваясь, поспешили скрыться, даже не пытаясь выйти в атаку по всем правилам. Но радоваться было рано.

Едва отогнали этих троих, с носовых углов на авангард резво выкатились два двухтрубных миноносца. Их первый наскок тоже отбили плотным огнем с самих прорывателей. Поняв, что без потерь не пройти, нападавшие повернули к востоку, яростно отстреливаясь и пытаясь сигнализировать ракетами. Провожая их, считай, и прозевали вторую атаку.

Воспользовавшись отвлечением внимания, два других миноносца смогли пробраться в глубь строя. Они шли тихо. Почти не дымили, воду форштевнями резали мягко, без бурунов и брызг (не считая тех, что от волн). Обнаружили их уже только, когда они, незаметно миновав тральный караван, выбирали себе цели.

Удачливые японцы, скрываясь в ночи, дожде и дыме из наших же труб, изловчились незаметно проскочить даже под кормой обоих «Финнов», после чего вышли прямо на среднюю колонну главных ударных сил. Разглядев что-то явно крупное перед собой, они начали разворачиваться для атаки.

Объектом их внимания стали головной «Александр II» и «Амур», возглавлявший колонну пароходов. Эсминцы Андржиевского, прикрывавшие правый фланг флота и в этот момент затеявшие перестрелку с двумя японскими истребителями, эту пару тоже не заметили. Но с резервной шеренги пароходов-тральщиков все же смогли разглядеть у себя за кормой низкие чужие тени, скользившие в сторону броненосцев.

С прорывателей № 15 и 16 сразу открыли огонь, тут же поддержанный опростоволосившимися «Финном» и «Эмиром Бухарским». Только после этого совсем близкую опасность, хорошо обозначенную белыми всплесками снарядов, разглядели с «Амура», а потом и с «Александра», и даже с шедшего за ним второго корабля отряда, «Славы». Борта всех троих тут же озарились вспышками залпов.

Начавшийся обстрел, хоть и не смог предотвратить залпа, но не позволил японцам выпустить свои торпеды прицельно. В итоге все они прошли мимо. Их даже не видели с наших кораблей, хотя вспышки, сопровождавшие выброс мин из аппаратов, четко обозначились в темноте. Они заметно выделялись среди крапинок дульного пламени 47-миллиметровых пушек. Окруженные всплесками, оба вражеских миноносца, заполошно частя из своих орудий, дружно отвернули и, прорезав строй первого ударного отряда, быстро вышли из боя.

В этот момент, когда казалось, что опасность уже миновала, броненосный крейсер «Адмирал Нахимов», замыкавший правую колонну второй ударной группы, содрогнулся от сильного взрыва под правой скулой. Поскольку рядом никого не видели, решили, что он наскочил на мину, пропущенную в общей суматохе.

Но уже через три минуты сигнальщики шедшей впереди него «Славы» разглядели низкую четырехтрубную тень всего в двух кабельтовых справа по борту чуть впереди траверза. Она выделялась на фоне дождя, уже начинающего светлеть на востоке, и быстро обгоняла броненосную колонну. Никакой парусины между труб не было, а на запрос позывного обнаруженный корабль не ответил.

Зато позади него, примерно в полумиле, из черной дождевой пелены проявился другой распластанный по волнам силуэт, тоже с четырьмя трубами. Он показался точно в такой же проекции, словно для сравнения – вот наш, а вот японец. На нашем бросалось в глаза штормовое ограждение мостика из щитовых и тентовых укрытий, изготовленных из парусины с обширным остеклением. Эта объемная легкая конструкция казалась уродливой и громоздкой на низком узком корпусе, но жизнь облегчала значительно. А в подтверждение принадлежности, откуда-то из этих обвесов мигнул опознавательный «Грозного».

Немедленно дали сигнал тревоги сиреной и открыли огонь по чужаку. Тут же разглядели японский флаг, что развевался над ним. Да и он сам начал отвечать, окончательно подтвердив свою принадлежность. Но прежде чем удалось добиться попаданий, противник растаял в темноте.

Еще долгие две минуты, почти не дыша, ожидали результата этого визита, но обошлось. Опасались немедленного появления кого-нибудь еще, однако тоже напрасно. Вместо противника увидели впереди условный сигнал с судна-маяка.

Два размытых световых пятна открылись впереди, почти сливаясь друг с другом. Это значило, что обнаружен мыс Исоне. По примерным прикидкам до них было не более шести – восьми кабельтовых. Судя по тому, что источники света чуть расходились, «маяк» ворочал на северо-запад. Или это его разворачивало на мели догонявшими волнами.

Повинуясь сигналам с флагмана, тральный караван начал плавно загибать свой курс влево. А за ним тянулась и вся штурмовая колонна, придерживаясь канала, обозначенного едва видимыми огоньками буйков. Воспользовавшись небольшим замедлением, старались подровнять строй, насколько это было возможно в темноте. Бешеный свист ветра в рангоуте, гул вентиляторов, пыхтение машин и шум толкавшихся под бортами волн теперь казался тишиной.

Но эта тишина снова продержалась не долго. Спустя всего пять минут после обнаружения сигнала в той стороне началась стрельба, а потом докатились звуки двух сильных взрывов. Сотни пар глаз, без того усердно сверлившие сырую ночную хмарь вокруг, напряглись еще больше. Навались японцы большими силами именно сейчас, беды точно не миновать. Загнутая дугой длинная колонна, пробирающаяся среди мин, а теперь еще и мелей, особенно уязвима. Но они, похоже, спешили сначала окончательно разделаться с маяком.

Там снова что-то рвануло, зачастили мелкие пушки и пулеметы. Фонари погасли, сменившись расплывающимся из-за дождя и расстояния рыжеватым мерцающим заревом. А потом его на несколько секунд перекрыло неясной высокой тенью, сразу обозначившейся опознавательным второго судна-маяка.

Когда этот пароход приблизился, разглядели два больших моторных катера, волочившихся за ним на буксире и отчаянно скакавших на волнах. Первый был «спасательным жилетом» для его команды, а второй, вероятно, уже исполнил свой долг. Он вскоре отделился от сцепки и скрылся в глубине колонны, частя едва заметным огоньком пиронафтового фонаря, а пароход, не входя в протраленную полосу, обогнал флот, снова уйдя вперед. Учитывая повышение уровня воды от прилива и штормовой нагон[2], ему, имея всего 12–14 футов осадки, мин можно было не бояться.

По полученным с вернувшегося катера сведениям получалось, что голова колонны сейчас находится примерно на середине глубоководной части пролива Урага между мысами Каннон и Фуцу. То есть в самом опасном месте. Уж здесь-то точно мины есть. Что и подтвердилось незамедлительно.

Когда «маяк» обходил с правого борта передовую тральную завесу, «антракт» закончился. Мощным подводным взрывом разнесло защитный экран левого борта крайнего правофлангового прорывателя, завалив его обломками весь полубак. Но пока еще было непонятно, мина это или торпеда?! Никого вокруг не видели.

Все сомнения разрешились за следующие две минуты. В тралах, одна за другой, бахнули сразу три мины, фактически обезоружив головную завесу. Пришлось снова проводить рокировку. Пароходы немедленно дали полный ход и начали разворот, чтобы уйти за вторую полосу тральщиков для перевооружения. В этот момент их опять атаковали миноносцы, словно того и ждавшие.

Сначала два небольших корабля появились со стороны мыса Фуцу. Их стелившиеся над волнами силуэты смогли разглядеть лишь после минного залпа. Поэтому обстреляли только на отходе и, судя по всему, безрезультатно. А вот они результата добились. Спустя всего полминуты или чуть больше, «шестнадцатый» получил одну из их торпед под свою корму и потерял ход. Но главным было то, что мы снова показали свое точное место.

Еще не стихла стрельба на правом фланге перестраивающейся тральной завесы, как в редеющем дожде прямо по курсу обозначилась быстро накатывающаяся шеренга из больших миноносцев и истребителей. Частый огонь с пароходов их не задержал ни на секунду. Стреляя в ответ, они ворвались в сломанный строй авангарда, быстро пройдя его насквозь и торпедировав еще два судна.

Шедшие следом «Украинцы» и «Финны» начали набирать ход, расходясь в стороны, чтобы не перекрывать сектора стрельбы броненосцам и вспомогательным крейсерам, встречая атаку бортовым огнем. Из больших кораблей первым начал стрелять «Донской». Затем подали голос шестидюймовки броненосцев и «Амура», перекрывая частые хлопки противоминных калибров. А завершающим аккордом стал рев носовых башен сразу с четырех броненосцев, метнувших свои тяжелые фугасы в сторону противника в упор.

Нападавшие теперь были довольно прилично освещены прожекторами и ракетами с прорывателей. Дождь слабел. Вдобавок японцы явно преждевременно обозначили себя еще в схватке с тральным караваном, а сейчас как раз только миновали его. Причем наши суда расчистки пути позади них очень кстати разошлись вправо и влево для ротации. Так что многочисленные русские пушки били по хорошо видимым целям без опаски задеть своих. Били часто и точно.

Будь у самураев больше сил, все равно закончилось бы это плохо для нас. Даже несмотря на то, что под таким огнем атакующая шеренга смешалась. Кто-то спешил скорее избавиться от торпед, резко меняя приоритеты в выборе целей, другие пытались просто успеть выйти из-под огня на остатках давления пара в поврежденных магистралях. Но были и те немногие, кому не изменила выдержка. Они продолжали рваться вперед, хоть их нещадно слепил яркий свет и летевшие в лицо осколки и брызги.

В итоге на торпеду нарвался только еще один прорыватель, а два других, безоружных, пострадали от подрывов на минном поле, которое флот как раз форсировал во время этой атаки. Боевые корабли благополучно избежали касания якорных мин и, небольшими перекладками руля и реверсами машин, успешно уклонились от пенных дорожек самоходных мин, даже сумев удержаться в границах протраленной полосы.

В жуткой тесноте удалось избежать и серьезных столкновений, ограничившись несколькими ударами по касательной без сколько-нибудь значимых последствий. Но при этом более-менее ровные колонны безнадежно смялись, наложившись друг на друга, поскольку задние напирали, а передние тормозили. Вдобавок одна из торпед, уже на пределе дальности, все же воткнулась в левый борт «Анадыря», шедшего почти в самом хвосте строя. Надо сказать, до тех пор еще в относительно спокойном хвосте.

Ее взрыв вздыбил высоченный столб воды впереди мостика, когда подрывы от мин и торпед уже прекратились, и даже стрельба в голове процессии начала стихать. Решили, что это начало новой атаки, но не могли понять, с какой стороны. У кого-то слева, видимо, сдали нервы, и в небо ушла ракета, залившая белым светом промежуток пролива между мысом Каннон и длинной кишкой растянувшейся эскадры. А может, вовсе и нет. И пустили ее не наши. Уж очень она пришлась к месту. Так или иначе, на левом траверзе флагмана расползлось предательское световое пятно.

Именно в этот момент справа сверкнули неожиданно яркие вспышки дульного пламени. И почти сразу вокруг головных судов и на борту одного из прорывателей с грохотом обозначились места падений снарядов, всего через две-три секунды, дополненные докатившимися перекатами изрыгнувшего их залпа. Их было четыре. Судя по размерам всплесков и силе разрыва, калибром в пять или шесть дюймов, никак не больше. Один дал попадание, а три других легли с минимальным недолетом, что было неудивительно, учитывая малую дистанцию и выгодные условия по освещению.

Вероятно, это был залп лишь пристрелочной батареи, так как следом в той же стороне протяжно полыхнуло гораздо ярче, чем в первый раз, озарив разом полгоризонта. В этих отсветах сквозь остатки дождя и предрассветную хмарь совсем рядом на правом траверзе разглядели невысокую плоскую скалу.

Прежде чем успели отдать хоть какие-то команды, долетел тяжелый грохот этого второго залпа, и только после этого его снаряды, вспенившие воду вокруг форштевня «Александра III». Это мог быть только форт с номером один, стоявший в самом проливе на искусственном насыпном островке недалеко от мыса Фуцу.

При этом, как выяснилось, флот находился неприятно близко от него. Дистанция явно не превышала одной мили. И теперь оттуда, считай в упор, били японские пушки. И их было много. Помимо начавшегося частого мерцания скорострелок, славших снаряд за снарядом беглым огнем, только больших всплесков от первого залпа его главного калибра насчитали восемь штук. Они плотно окружили носовую часть старого гвардейца, и без того исполосованного «недолеченными» шрамами больше всех остальных.

А потом снова сверкнуло с форта, на этот раз дружно, одновременно из нескольких явно крупнокалиберных стволов, опять залив ярко-рыжим заревом монументальное сооружение настолько ярко, что никто не понял, сколько пушек выстрелило на этот раз, и каких.

Прежде чем успели дать первый ответный залп, на форте открылся боевой прожектор, сразу упершийся лучом в плотную шеренгу высоких серых бортов перед ним. Это позволило крепостным артиллеристам не снижать качества и скорости стрельбы и после того, как злосчастная осветительная ракета слева догорела и погасла.

Меньше чем за минуту, кроме тяжелых бомб, вокруг головных судов правой колонны, а большей частью непосредственно на их бортах и надстройках разорвалось больше десятка среднекалиберных снарядов, что окончательно рассеяло сомнения относительно наличия скорострелок, что на этапе планирования разведкой однозначно отрицалось. Долетел и второй тяжелый залп, на этот раз из шести чемоданов. Снова без попаданий. Замеры времени между вспышками и их падением свидетельствовали о крутой траектории. Следовательно, хотя бы сведения о вооружении форта 14-ю тяжелыми гаубицами изготовления Осакского арсенала, а не 270- или 240-миллиметровыми пушками (что было бы гораздо хуже) полностью подтвердились.

А впереди уже обозначился условный сигнал от нашего «маркера». Судя по всему, он отыскал один из строившихся фортов и теперь показывал его место. Там тоже началась пальба. Надо же! Совсем недалеко! Вряд ли дальше, чем до плюющихся огнем батарей справа. И это все меньше чем за минуту!

Токийский залив встречал главные силы вторжения со всеми положенными почестями. Грех было жаловаться.

Глава 4

Командующий морским районом Йокосука адмирал Иноуэ был уверен, что, опираясь на форты и заграждения пролива Урага, нападение русского флота удастся отбить. В последнее время под его руководством система обороны Токийского залива была значительно усилена. Причем все работы по строительству новых и реконструкции уже имевшихся батарей велись исключительно с учетом накопленного опыта боев береговых укреплений с русским флотом, полученного в последние месяцы.

Начиная со второй половины августа, помимо большого количества малокалиберной скорострельной артиллерии, он получил в свое распоряжение 17 пушек калибра 152 мм и 22 – 120 мм завода Армстронга. Это позволило достаточно хорошо прикрыть минами и пушками бухты Минамибосо, мыс Миогане и район Миура – мыс Кен. Существенно усовершенствовать береговую оборону у бухты Курихама и мыса Сенда южнее Ураги. Таможню перенесли из Курихама в Цуруги севернее мыса Кен, под защиту современных орудий и подальше от нового оборонительного минного поля. На острове Дагашима установили наиболее сохранившиеся два – 203-мм и три 152-мм орудия с крейсера «Токива». Еще четыре пушки с него поставили на насыпном форте № 1, заменив ими устаревшие картузные стодвадцатки на скрывающихся лафетах. Сам крейсер из-за отсутствия необходимых броневых плит и орудийных стволов, еще не доставленных из Англии, похоже, надолго застрял в доке военного порта Куре, куда перешел после временного ремонта и разоружения.

Помимо работ на берегу должное внимание уделили и охране водных районов. Были усилены обычные брандвахты у мыса Кен и появились новые у мысов Сенда и Томозаки, а также на противоположном берегу пролива Урага у мыса Миогане и прилегающих акваториях севернее его.

Кроме того, в Токийском заливе и его окрестностях постоянно базировались вспомогательные крейсеры из состава патрульных сил с кораблями поддержки «Такао», «Ямато» и «Мусаси», а также все оставшиеся трофейные китайские канонерки, перевооруженные на малокалиберные скорострелки, и не менее двух отрядов истребителей. А к концу октября в залив были стянуты вообще почти все оставшиеся миноносные силы империи.

Полностью запретили любое ночное судоходство, а днем все суда встречались еще на подходе и проводились через проходы в заграждениях под охраной (на случай срыва мин). Был в этом обязательном эскортировании и еще один скрытый смысл.

Разрешенные фарватеры впритирку огибали мыс Каннон, словно демонстрируя мощные сооружения его тяжелых батарей. Зато пролегали максимально в стороне от строившихся в проливе Урага двух новых насыпных островов-фортов, которые держали максимально загороженными мелкими судами и щитами из циновок и кусков парусины от всех, проходивших мимо[3]. И это не случайно. Там силами флота подготовили два хороших сюрприза для желающих войти в залив без приглашения.

Отсыпку острова морского форта № 2 закончили еще в 1899 году и сейчас на нем заканчивались работы по кладке стен подвальных помещений и бункеров. По сути, он представлял собой сплошную стройплощадку, что не позволяло разместить артиллерию серьезных калибров. По этой причине армейцы не проводили там никаких мероприятий по вооружению, даже несмотря на неблагоприятный поворот событий в ходе войны.

Однако его расположение обеспечивало контроль за северной и восточной частью верхнего устья пролива Урага. Что не давало покоя флотскому руководству, принявшему ряд мер по своей линии. Начиная с середины июля среди грузовых лихтеров и барж в его гавани постоянно находились три специальные шхуны, вооруженные минными аппаратами.

Рукотворный остров морского форта № 3 еще не успели закончить. Сроки его готовности резко отодвинула сильная буря, накрывшая столицу и ее окрестности в июле 1902 года. Тогда уже отсыпанную щебнем большую часть постройки, даже укрепленную бетоном, во второй раз сильно размыло волнами[4]. Настолько, что пришлось начинать все почти заново, первым делом отгородившись от океана полутора сотнями тонн бетонных блоков.

На данный момент восточная часть острова, обращенная на выход из пролива Урага в Токийский залив, более-менее сформировалась. Но осмотревшее его крепостное начальство пришло к выводу, что возводить бетонные или каменные сооружения там еще нельзя, а потому включать его в общую систему обороны мысов Фуцу и Каннон, куда уже входил морской форт № 1, пока еще рано.

Зато представители флота изыскали на его песчаных отсыпях место для целых четырех скорострельных армстронговских шестидюймовок. Их снабдили развитыми бронированными щитами, укомплектовали опытными расчетами и назвали получившееся укрепление флотской фланкирующей батареей. Был большой соблазн устроить что-либо торпедное и там, но отсутствие полноценных волнозащитных сооружений при сильных приливно-отливных течениях, не говоря о штормах, не позволяло обеспечить должную безопасность.

Две эти новые оборонительные позиции, несмотря на скромность вооружения, существенно повышали общую устойчивость и опасность для нападающих всего укрепленного района Каннон. В общем и целом считалось, что мощные, в том числе и современные, береговые батареи, плотные минные поля, перекрывшие пролив в несколько линий, и довольно многочисленные отряды миноносцев и истребителей взаимно дополняли друг друга и обеспечивали абсолютную неприступность портов внутри залива.

В Главной квартире были уверены, что, получив жесткий отпор с самого начала, командование русского флота откажется от повторных попыток штурма. Тем более что союзники прозрачно намекали на действенную поддержку при возникновении малейшей угрозы непосредственно для Токио. Правда, как обычно, не уточняя, в чем она будет выражаться.

Предполагалось, что отказавшись от штурма, противник постарается обосноваться южнее и попытается ввести плотную блокаду побережья. Основной его целью станет любой ценой не допустить подхода подкреплений из Латинской Америки. Выжидательная позиция где-нибудь в архипелаге Идзу[5] или чуть южнее, при наличии достаточных сил и желания, позволяла пришлым вполне надежно перекрывать все возможные маршруты, как в Йокосуку, так и в Куре, единственные сохранившие полную боеспособность японские военно-морские базы.

Это было предсказуемо, и меры приняли заранее. Все купленные в Бразилии и Аргентине корабли, по заверениям адмирала Ноэла, идут к Японским берегам под английскими флагами. А последний переход от Гавайских островов совершат вместе с американскими крейсерами, отправляемыми для усиления отряда контр-адмирала Трена на Филиппинах, так что напасть на них может только полный безумец.

Торговая же блокада ни в коем случае не может стать поводом для катастрофы. Перекрыть абсолютно все пути подвоза все равно нереально. К тому же долго на этих островах русским не просидеть. Их география такова, что полноценное базирование там просто невозможно. Особенно в преддверии зимних штормов. Непогода и постоянные ночные вылазки легких сил из Токийского залива быстро вынудят отступить. И в штабе русского наместника это, наверняка, прекрасно понимают.

Исходя из этих предположений, в Главной квартире склонялись к мысли, что возможное нападение русского флота на столицу империи может носить лишь демонстрационный и кратковременный характер. Тем не менее к его отражению готовились очень серьезно.

* * *

20 ноября после объявления боевой тревоги по морскому району Йокосука береговую оборону Токийского залива и прилегающих районов привели в полную готовность. В бухту Канега был отправлен 4-й отряд истребителей для ведения постоянной разведки на ближних подступах к проливу Урага. Там, бросив якорь у скалы Окиносима, миноносцы приняли уголь и воду с брандвахты, пополняя запасы до полных, и приступили к патрулированию.

Никого перехватить не удалось, но ситуация менялась стремительно. С появлением армады транспортов и боевых кораблей противника у Хатидзе этот отряд и все остальные минные силы сдернули с дозоров и мест стоянки, так же как и отряды вспомогательных крейсеров. Началось сосредоточение для превентивного удара. Вскоре пришел приказ на атаку, назначенную на ночь с 23 на 24 ноября.

Уничтожить столь мощное соединение противника наличными силами флота признавалось нереальным, поэтому возможность высадки крупного десанта все же не исключалась. Активно готовились к бою и на берегу. Полевые батареи из резервов охранной дивизии Токийского гарнизона заняли заранее подготовленные позиции в районе Саконишита, Дзуси, Отова и Миура. Полицейский полк и первая бригада охранной дивизии выдвинулись к Иокогаме, а школу механиков в Йокосуке поставили под ружье и включили в состав гарнизона базы. Развернули мобилизацию ополченцев на полуострове Босо, в самом Токио и его окрестностях. Уже на вторые сутки три первых батальона ополчения прибыли в казармы Токатори и Миура. Кроме того, из районов Наойецу и Нагоя по железной дороге начали перебрасывать дополнительные войска из состава формировавшихся там резервных дивизий.