
Полная версия
Финеас Финн
Финеас заверил ее, что охота ему совершенно безразлична.
До отъезда из Лондона произошло одно событие – увы, не столь приятное, как предвкушение визитов в Солсби и Лохлинтер. В начале августа, когда сессия еще не завершилась, Финеас ужинал с Лоренсом Фицгиббоном в Реформ-клубе. Тот специально пригласил его и весь день осыпал комплиментами.
– Право же, друг мой, – сказал Лоренс тем утром, – ничто в эту сессию не принесло мне столько удовольствия, как твое присутствие в парламенте. Конечно, здесь у меня есть приятели, с которыми я успел сойтись близко и которых весьма жалую. И все же англичане у нас в партии по большей части ужасные сухари либо, как Ратлер и Баррингтон Эрл, способны думать только о политике. А что до наших парней, ирландцев, – немногим из них можно довериться! Увы, это правда. Насколько же стало приятнее, когда в палате общин появился ты!
Финеас, который и правда питал к Лоренсу чувства самые теплые, ответил горячими изъявлениями приязни и уверениями в дружбе. Их искренность ему немедля пришлось доказать, когда после ужина Фицгиббон, сидя с ним на диване в углу курительной комнаты, попросил подписать вексель на двести пятьдесят фунтов сроком на шесть месяцев.
– Но, дорогой мой Лоренс, двести пятьдесят фунтов мне никак не по карману, – воскликнул наш герой.
– Именно поэтому я и обратился к тебе, старина. Неужели ты думаешь, что я стал бы просить того, кому, быть может, пришлось бы платить?
– Но какой тогда в этом смысл?
– Бездна смысла! Уж предоставь мне решать, какой смысл. Коли я прошу, так, значит, он есть, верно? Смысл для меня будет самый прямой, дружище. И поверь, ты об этом больше не услышишь. Так я лишь получаю вперед свое жалованье, вот и все. И я не стал бы этого делать, если не знал бы твердо: мы у власти по меньшей мере на полгода.
Финеас Финн, со множеством сомнений и презирая себя за слабость, подписал протянутый другом вексель.
Глава 13
В лесу Солсби
– Значит, в Мойдрам ты больше не поедешь? – спросил Финеаса Лоренс Фицгиббон.
– Не этой осенью, Лоренс. Твой отец решит, что я хочу у вас поселиться.
– Что ты! Мой отец был бы счастлив видеть тебя – чем чаще, тем лучше.
– Так вышло, что у меня не будет времени.
– Уж не собираешься ли ты в Лохлинтер?
– Собираюсь. Кеннеди меня пригласил, а все, похоже, считают, что нужно делать, как он скажет.
– Еще бы! Жаль, что он не пригласил меня. Я бы счел, что пост помощника статс-секретаря у меня в кармане. Там будет весь кабинет. Сдается мне, он еще не приглашал ирландцев. Когда ты едешь?
– Думаю, двенадцатого или тринадцатого. Собираюсь наведаться сперва в Солсби.
– Однако! Ей-богу, Финеас, старина, я сроду не видал, чтобы кому-то везло, как тебе. Ты первый год в парламенте, а тебя уже пригласили в два места, куда труднее всего попасть. Осталось только подыскать богатую невесту. Вот, например, малютка Эффингем – она непременно будет в Солсби. Что ж, доброго пути, старина. Не тревожься из-за векселя. Я обо всем позабочусь.
Вексель Финеаса весьма беспокоил, но жизнь в этот момент представлялась столь приятной, что он решил, насколько возможно, не обращать внимания на единственную досадную мелочь. Он никак не мог разрешить несколько вопросов, касавшихся предстоящих визитов. Хорошо было бы взять с собой слугу, но слуги не было, а нанимать его по такому случаю он смущался. И что делать с охотничьим ружьем и прочими принадлежностями? У себя дома, на болотах графства Клэр, Финеас стрелял бекасов вполне успешно, но понятия не имел о том, как охотятся в Англии. Тем не менее он купил себе ружье и все прочее, получил лицензию – и пришел в ужас от расходов. Нанял он и слугу – стыдясь и ненавидя себя, говоря, что идет прямиком к разорению. Почему же он это сделал? Ведь не для того, чтобы понравиться леди Лоре, которой существование слуги было, конечно, совершенно безразлично и которая едва ли о нем узнает? Но узнают другие, и Финеас, как последний глупец, страшно тревожился, не решат ли люди вокруг леди Лоры, будто он ее недостоин.
Перед отъездом он нанес визит мистеру Лоу.
– Мне не хотелось покидать Лондон, не повидавшись с вами, – сказал Финеас. – Хоть я и знаю, что едва ли вы меня похвалите.
– Но не стану вас и ругать. Я вижу ваше имя в списках голосующих и даже немного завидую.
– В парламент может войти кто угодно.
– Сказать по правде, я рад видеть, что у вас хватило терпения воздержаться от выступлений, пока не освоитесь. Я опасался, что горячая ирландская кровь пересилит благоразумие. А в гостях вы будете вместе с мистером Грешемом и мистером Монком? Что ж, надеюсь, однажды вы окажетесь вместе и в кабинете министров. Непременно заходите, когда парламент соберется в феврале.
Миссис Банс, узнав, что Финеас нанял слугу, пришла в восторг, но мистер Банс предрекал от подобных трат только беды.
– Неужто? А откуда деньги? Оттого, что он сидит в парламенте, их не прибавляется. Жалованья там не платят. Если своего капитальца нет, то слова «депутат» и «богат» вовсе не рифмуются, – ворчал мистер Банс.
– Но он едет к господам из кабинета министров, – сказала миссис Банс, которой Финеас в припадке гордости, возможно, поведал больше, чем следовало.
– Кабинет, поди-ка ж! Уж лучше б он пошел в адвокатскую контору, а не гонялся за кабинетами! От комнат, выходит, до февраля отказался? Пусть не надеется, что они будут его дожидаться!
Прибыв в Солсби, Финеас обнаружил, что дом полон гостей, хотя все приехали ненадолго. Несколько человек, а именно мистер Бонтин и мистер Ратлер, а также мистер Паллизер, канцлер казначейства, с женой, отправлялись потом в Лохлинтер, как он сам. Была там и Вайолет Эффингем, которая, однако, в Лохлинтер не собиралась.
– Нет-нет, – сказала она нашему герою, который в первый вечер имел удовольствие сопровождать ее к ужину. – Увы, я не член парламента, поэтому меня не приглашали.
– Леди Лора поедет.
– Да, но у леди Лоры в семье есть министр. Одно меня утешает: вам будет ужасно скучно.
– Было бы куда приятнее остаться здесь.
– Если хотите знать правду, за приглашение туда я отдала бы мизинец. Там будет четверо членов кабинета, и четверо министров без портфелей, и полдюжины депутатов, и леди Гленкора Паллизер, которая оживит любое собрание. В сущности, это главное событие года. Но меня не пригласили. Я, видите ли, принадлежу к семейству Болдок, а они за другую партию. Мистер Кеннеди, верно, думает, что я разболтаю все ваши секреты.
Но почему мистер Кеннеди пригласил – вместе с четырьмя министрами и леди Гленкорой Паллизер – Финеаса Финна? На этом наверняка настояла леди Лора. Она заботилась о нем – это было приятно; не столь приятно – думать, насколько близким было ее знакомство с мистером Кеннеди, если она имеет над ним такую власть.
Финеас не часто видел хозяйку дома. Когда они строили планы на единственный день, который он должен был с утра до вечера провести в Солсби, она тихонько извинилась:
– Гостей так много и я так занята, что, право же, едва понимаю, что делаю. Но мы сможем улучить пару спокойных минут в Лохлинтере, если, конечно, вы не собираетесь с утра до вечера пропадать в горах. Вы, верно, взяли с собой ружье, как и все?
– Да, ружье я привез. Я охотник, но не заядлый.
В тот день в Солсби все после ланча поехали кататься верхом, и Финеас обнаружил себя в компании дюжины других всадников. Рядом были мисс Эффингем и леди Гленкора, мистер Ратлер и сам граф Брентфорд. Леди Гленкора, супруга канцлера казначейства, была еще молодой и очень красивой женщиной, которая в последнее время чрезвычайно увлеклась политикой и обсуждала ее с представителями обеих партий и обоих полов куда откровеннее, чем было обычно принято.
– В какой же счастливой и приятной лености вы проводите время с тех пор, как оказались у власти, – заявила она графу.
– Надеюсь, все же не в лености, хоть и в счастливой, – ответил тот.
– Но вы ничего не делаете! У мистера Паллизера в планах два десятка реформ, все весьма продуманные, а вы не даете ему совершить ни одной. Вы, герцог и мистер Майлдмэй просто разбиваете ему сердце.
– Бедный мистер Паллизер!
– Скажу вам правду: смотрите, как бы он, мистер Монк и мистер Грешем не взбунтовались и не отправили вас на покой.
– Мы будем остерегаться, леди Гленкора.
– Да, или вас запомнят как правительство вечной праздности.
– Позвольте, леди Гленкора, но праздное правительство – не худшее, что случалось с Англией. У многих наших политиков главным изъяном было стремление что-то делать.
– Что ж, мистер Майлдмэй этого недостатка лишен, – заключила леди Гленкора.
Они ехали по огромному лесу, и Финеас оказался в приятном обществе Вайолет Эффингем.
– Мистер Ратлер поведал мне, что в следующую сессию ему непременно нужно большинство в девятнадцать голосов. Будь я на вашем месте, мистер Финн, я бы отказалась быть его послушной овечкой.
– И что же мне делать вместо этого?
– То, что решите сами. Вы, члены парламента, точь-в-точь стадо пастуха: прыгает один – прыгают все, а потом вас запирают в зале, кормят и наконец стригут. Вот бы мне оказаться в парламенте! Я бы встала посреди зала и произнесла такую речь! Но вы, кажется, до того боитесь друг друга, что едва осмеливаетесь раскрыть рот. Видите вон тот домик?
– Да, прелестный!
– Правда ведь? Двенадцать лет назад я сняла там чулки и туфли, чтобы высушить, а когда вернулась домой, меня отправили спать за то, что я провела весь день в лесу.
– Неужели вы бродили одна?
– Нет, не одна – с Освальдом Стэндишем. Мы были тогда детьми. Вы с ним знакомы?
– С лордом Чилтерном! Да, знаком. Мы в этом году сошлись довольно близко.
– Он хороший, да?
– Хороший? В каком смысле?
– Прямой и великодушный!
– Самый прямой и великодушный из всех, кого я знаю.
– А он умен? – спросила мисс Эффингем.
– Весьма. Я хочу сказать, он говорит разумные вещи, если не смотреть на его манеры. Всякий раз кажется, будто он вот-вот на вас бросится, но это одна видимость.
– Значит, вам он по душе?
– О да.
– Рада это слышать.
– Он у вас в фаворе, мисс Эффингем?
– Сейчас – нет, не особенно. Я с ним почти не вижусь. С его сестрой мы лучшие подруги, и в детстве я была к нему очень привязана. Я ни разу не видела этот домик с того самого дня, но помню все как вчера. Говорят, лорд Чилтерн сильно переменился?
– Переменился – в каком отношении?
– Прежде о нем говорили, что он… легкомыслен.
– Думаю, переменился. Но Чилтерн в душе бродяга, этого нельзя не заметить. Благопристойность ему ненавистна.
– Полагаю, так и есть, – сказала Вайолет. – Ему нужно жениться. Как полагаете, он бы исправился, если б женился?
– Не могу представить его женатым, – ответил Финеас. – В нем есть какая-то необузданность. Женщина едва ли нашла бы его приятным спутником.
– Но он любил бы жену?
– Да, как любит лошадей. И заботился бы о ней – как о лошади. Но ни одной из своих лошадей он не дает поблажки и вряд ли дал бы жене.
Финеас не мог вообразить, как сильно вредит этим описанием своему другу, ему и в голову не пришло, что спутница, говоря про этого рыжего дикаря, подразумевала на месте супруги себя. На некоторое время мисс Эффингем примолкла, а затем добавила о лорде Чилтерне лишь одно:
– Он был очень добр ко мне тогда, в домике лесника.
На следующий день все разъехались из Солсби, и многие отправились в Лохлинтер. Финеас решил заночевать в Эдинбурге и оказался в компании мистера Ратлера. Вечер прошел с большой пользой: наш герой узнал многое о работе парламента, а мистер Ратлер в Лохлинтере объявил его приятным молодым человеком.
Все, кто знал Финеаса Финна, вскоре приходили к мысли, что в его обращении есть особая приятность; никто, однако, не мог ни понять, ни объяснить, в чем она заключалась. «Все дело в том, что он умеет слушать», – говорили одни. «Но женщинам это едва ли пришлось бы по вкусу», – возражали другие. «Он изучил, когда нужно слушать, а когда говорить», – утверждали третьи. Последнее было неправдой: Финеас Финн не делал осознанных усилий и был приятным человеком от природы.
Глава 14
Лохлинтер
Финеас Финн прибыл в Лохлинтер вместе с мистером Ратлером, сев в почтовую карету в ближайшем городке. Мистер Ратлер был путешественником опытным, поэтому ни в чем не испытывал затруднений, наш же герой вскоре обнаружил, что новый слуга, которого пришлось посадить снаружи, рядом с кучером, всем мешает.
– Я с собой никого не беру, – заявил мистер Ратлер. – Хозяйским слугам это куда больше по нраву, ведь они получают на чай, вот и выходит, что они и работают лучше, и обходятся вдвое дешевле.
Финеас залился краской, но девать нанятого человека было некуда, так что оставалось делать хорошую мину при плохой игре.
– Никогда не знаешь, как лучше, – сказал он. – Возьмешь слугу – так он не нужен, не возьмешь – жалеешь, что его нет.
– Я не склонен к таким колебаниям, – произнес мистер Ратлер.
Лохлинтер, когда они подъехали ближе, показался Финеасу куда роскошнее Солсби. Так и было, но Лохлинтеру не хватало того обаяния древности, которым дышало имение графа Брентфорда. Здесь тесаный камень стен был вытесан только вчера. Особняк стоял на пологом склоне, и зеленый дерн мягко спускался от парадного входа к горному озеру. По другую сторону водной глади к небесам поднималась высокая гора – Бен Линтер. У подножия и дальше налево, сколько хватало глаз, на много миль раскинулся Линтерский лес с его утесами, болотами и горными склонами. Нигде в округе не было лучшего места для охоты на оленей, чем Бен Линтер. А река Линтер, струившая быстрые воды к озеру сквозь скалы, кое-где над ней почти смыкавшиеся, протекала так близко к дому, что приятный шум ее водопадов доносился сквозь двери большого зала. За домом простирался осушенный парк – казалось, бесконечный, а за ним вновь поднимались горы – Бен Линн и Бен Лоди. И все эти земли принадлежали мистеру Кеннеди. Он, как говорили его люди, был лэрдом Линна и лэрдом Линтера. При этом его отец пришел в Глазго мальчишкой, имея в кармане, как водится, единственную монету в полкроны.
– Великолепно, правда? – спросил Финеас у попутчика, когда они подъезжали ко входу.
– Весьма внушительно, но по молодым деревьям видно, что хозяин здесь новый. Лес можно купить, но деревья в парке так сразу не получишь.
Финеас в этот момент задавался вопросом, насколько соблазнительным для леди Лоры может быть все, что сейчас открылось взору: уходящие вдаль горы, замок, озеро, река – вся видимая изобильность и благородная красота этого места. Возможно ли, чтобы женщина, которой предложили половину такого богатства, предпочла половину от нуля, которую мог дать он сам? Девица, почитающая любовь превыше всего, – быть может. Но женщина, которая смотрит на мир почти мужским взглядом – словно на устрицу, которую намерена вскрыть любым доступным ей орудием? Леди Лора интересуется всем, что происходит на свете. Она любит политику, разбирается в общественных науках, имеет собственные взгляды на религию и образование. Такая женщина наверняка сочтет, что деньги ей необходимы, и готова будет ради них мириться с мужем, которого не любит. Но, быть может, она даже и предпочтет брак без романтической любви? Так размышлял Финеас, подъезжая к крыльцу замка Лохлинтер, в то время как его спутник превозносил красоту деревьев в старых парках.
– Шотландский лес, в конце концов, весьма неопрятен, – подытожил мистер Ратлер.
В доме никого не было, по крайней мере они никого не нашли; через полчаса Финеас уже в одиночестве прогуливался по окрестностям. Мистер Ратлер объявил, что с радостью займется своей корреспонденцией, и, без сомнения, готовился разослать несколько дюжин писем, не забывая указать местом отправления Лохлинтер и упомянуть, что в одном доме с ним пребывают мистер Грешем, мистер Монк, Плантагенет Паллизер и лорд Брентфорд. Финеасу писать было некому, и поэтому он, распознав шум воды, поспешил через широкую лужайку к реке. В здешнем воздухе было что-то, мгновенно наполнившее его бодростью, и в своем желании поскорее исследовать местные красоты он даже забыл, что ему предстоит ужинать с четырьмя министрами. Вскоре он достиг речки, журчавшей в ложбине, и начал пробираться вверх по течению, минуя водопад за водопадом. Там и сям ему попадались небольшие мостики, казавшиеся наполовину естественными, наполовину рукотворными; под ногами пролегала тропинка, по которой кое-где требовалось карабкаться, но которая все же была устроена так, чтобы гость мог сполна насладиться ласкавшими слух звуками горного потока. Финеас уходил все дальше и дальше вверх по течению, пока не дошел до крутого изгиба, где, подняв глаза, увидел выше, на одном из деревянных мостиков, мужчину и женщину. Обладая острым зрением, он сразу узнал леди Лору Стэндиш. Кто был мужчина, он не видел, но почти не сомневался, что это мистер Кеннеди – последний человек, которого Финеас желал увидеть сейчас в этом положении. Больше всего нашему герою хотелось повернуть назад, но он едва ли смог бы уйти незамеченным. Впрочем, он был уверен, что леди Лора и мистер Кеннеди уже его разглядели. Присоединяться к ним и тем самым разбивать их тет-а-тет он не хотел и потому, оставшись на месте, начал бросать в воду камешки. Но не успел прозвучать и второй всплеск, как Финеаса окликнули, и он, посмотрев вверх, увидел, что его зовет хозяин имения. Оставив свое занятие, Финеас направился по тропинке вверх – к мостику, где стояла пара. Мистер Кеннеди, шагнув навстречу, приветствовал гостя и казался теперь сердечнее и даже словоохотливее, нежели обычно.
– Вы сразу отыскали здесь самое живописное место, – сказал хозяин.
– Разве не чудесно? – воскликнула леди Лора. – Мы приехали всего час назад, и мистер Кеннеди настоял на том, чтобы привести меня сюда.
– Восхитительно красиво, – подтвердил Финеас.
– Вид отсюда и побудил меня построить здесь усадьбу, – сказал мистер Кеннеди. – Мне было всего восемнадцать, когда я принял решение: на этом самом месте. С той поры прошло ровно четверть века.
«Значит, ему сорок три», – отметил Финеас, размышляя, как прекрасно, когда тебе всего двадцать пять.
– Не прошло и года, – продолжал мистер Кеннеди, – как здесь уже копали фундамент и работали каменщики.
– Ваш отец, как видно, был очень добр, – сказала леди Лора.
– Ему больше нечего было делать с деньгами, кроме как осыпать ими меня. Не думаю, что ему самому они приносили удовольствие. Поднимемся немного выше, леди Лора? Оттуда открывается отличный вид на Бен Линн.
Леди Лора заверила, что готова следовать за ним так высоко, как он пожелает, а Финеас заколебался, не зная, как лучше поступить: остаться на месте, повернуть вниз или иным способом исчезнуть под благовидным предлогом, ведь, если он уйдет слишком внезапно, сложится впечатление, будто он намеренно оставляет их наедине. Мистер Кеннеди, заметив эти колебания, пригласил его присоединиться:
– Идемте с нами, мистер Финн. Ужин подадут в восемь, а теперь только начало седьмого. Мужчины пишут письма, а дамы, верно, почивают после долгой дороги.
– Не все, мистер Кеннеди, – поправила леди Лора.
Они продолжили приятную прогулку. Хозяин имения подводил их то к одной, то к другой точке обзора, пока они не согласились, что Лохлинтер – самое прекрасное место на свете.
– Признаюсь, оно доставляет мне радость, – сказал хозяин. – Когда я прихожу сюда сам по себе и понимаю, что на нашем маленьком, перенаселенном острове все эти просторы принадлежат мне одному и никто, как бы богат он ни был, не может на них притязать, я испытываю такую гордость, что в конце концов начинаю ее стыдиться. Ведь на мой вкус жизнь в городе приятнее, по крайней мере для человека состоятельного.
Мистер Кеннеди, кажется, сказал сейчас больше, чем Финеас слышал от него за все время их знакомства.
– Я с вами согласна, – промолвила Лора, – если уж выбирать между городом и деревней. По мне, так и на мужчин, и на женщин благотворно действует возможность бывать и там и там.
– Без сомнения, – сказал Финеас.
– Это, конечно, приятнее всего, – согласился мистер Кеннеди.
Он вывел их из ложбины на склон горы, а затем провел по другой тропинке через лес к заднему двору усадьбы. По пути мистер Кеннеди вновь впал в молчание, и разговор продолжали только леди Лора и Финеас. Уже когда в просвете среди деревьев показался замок, мистер Кеннеди их покинул.
– Уверен, мистер Финн сможет проводить вас обратно, – сказал он. – А я, раз уж мы здесь, загляну на ферму. Если я не являюсь туда время от времени, когда приезжаю, люди начинают ворчать, что я, мол, «не пекусь о скотине».
– Неужто, мистер Кеннеди, вы хотите сказать, будто понимаете в быках и овцах? – спросила леди Лора.
Тот, признавшись, что кое-что понимает, отправился на скотный двор, а Финеас со своей спутницей повернули к дому.
– Думаю, он лучший человек из всех, кого я знаю, – сказала леди Лора.
– Но, на мой взгляд, весьма праздный, – возразил Финеас.
– Сомневаюсь. Быть может, он не слишком деятелен и не одержим рвением, но вдумчив и обладает принципами. Деньги он расходует разумно и с пользой. И, как видите, не чужда ему и поэзия, если настроить его на подходящий лад. Как он любит местные красоты!
– Еще бы! Мне совестно признаться, но я почти завидую ему. Мне никогда не хотелось быть мистером Робертом Кеннеди в Лондоне, но я бы хотел быть лэрдом Лохлинтера.
– «Ах, лэрды Линтера и лэрды Линна – на лето здесь и прочь зимою длинной». Была такая баллада о прежних лэрдах – в той ветхой древней башне у озера, задолго до мистера Кеннеди, жила какая-то ветвь рода Маккензи. Когда старый мистер Кеннеди купил эти земли, здесь обрабатывалось от силы сто акров.
– И все принадлежало Маккензи?
– Да, Маккензи из Линна, как их называли. Отец мистера Кеннеди впервые назвал поместье Лохлинтером. Раньше замок звался Линн, прежние владельцы жили в нем сотни лет. Но здешние горцы – как бы ни говорили, что они радеют за свой клан, – уже забыли Маккензи и гордятся новым богатым хозяином.
– Как неромантично, – сказал Финеас.
– О да. Но романтики любят приврать. Сдается мне, Шотландия считалась бы ничуть не романтичнее прочих стран, если бы Вальтер Скотт не постарался – точно так же, как Генрих V стал романтическим персонажем лишь благодаря Шекспиру.
– Иногда мне кажется, что вы презираете поэзию.
– Да, если она лжива. Секрет в том, чтобы это распознать. Вот Томас Мур лгал всегда.
– Но Байрон лгал еще больше, – с убежденностью заявил Финеас.
– Куда меньше, мой друг. Но оставим это сейчас. Вы уже виделись с мистером Монком?
– Пока ни с кем не виделся. Я приехал с мистером Ратлером.
– Почему именно с ним? Едва ли вам может быть по нраву его общество.
– Это вышло случайно. Но мистер Ратлер – разумный человек, леди Лора, едва ли им стоит пренебрегать.
– Мне всегда казалось, что в политике трудно чего-либо добиться, сидя у ног мелких Гамалиилов [11].
– Но Гамалиилы великие не потерпят рядом с собой новичка.
– Тогда будьте сами по себе. Поймите, любой товар покупают за ту цену, что назначит продавец, – и это вдвойне касается вас самих. Если станете водить дружбу с Ратлером, все будут считать, что вы его человек – и более никто. А если будете держаться Грешемов и Паллизеров, все уверятся, что ваше законное место – рядом с ними.
– Думаю, ни один ментор не воодушевлял своего Телемаха, как вы.
– Это лишь потому, что я не думаю, будто вы и впрямь грешите подобным. Будь это так – вообрази я такое, – я сложила бы с себя роль наставницы. Глядите, там на лестнице мистер Кеннеди, леди Гленкора и миссис Грешем.
Они поднялись сквозь ионическую колоннаду на широкую каменную террасу перед входом, где собралось множество гостей: как видно, государственные мужи уже успели написать все письма, а дамы – отдохнуть.
Переодеваясь к ужину, Финеас размышлял о словах леди Лоры – не столько над сутью ее советов, хоть и она заслуживала внимания, сколько над самим фактом того, что леди Лора взялась ему советовать. Она первой назвала себя наставницей – его ментором, и он принял это имя и согласился быть ее Телемахом. Но Финеас считал себя старше годами – или, быть может, ровесником. Возможно ли, чтобы ментор женского пола полюбил Телемаха – той любовью, которой Финеас искал в леди Лоре? Ему хотелось верить, что да. Быть может, они оба ошибались – и в том, как он поставил себя с леди Лорой, и в том, как она поставила себя с ним. Возможно, старый холостяк сорока трех лет и думать не думает о женитьбе. Будь холостяк и правда влюблен в леди Лору, разве он оставил бы ее на прогулке вдвоем с Финеасом, отговорившись тем, что идет к овцам? Как бы то ни было, наш герой решил попытать счастья, что бы ни ждало его в конце, а для этого требовалось, насколько возможно, отказаться от игры в Ментора и Телемаха. Что до совета общаться с Грешемами и Паллизерами вместо Ратлеров и Фицгиббонов – им он, безусловно, воспользуется в той мере, в какой позволят обстоятельства. Ему самому казалось удивительным уже и то, что его принимали в свой круг Ратлеры и Фицгиббоны, стоило подумать об отце в старом семейном доме в Киллало и вспомнить, что сам Финеас еще ничем не успел себя зарекомендовать. Как могло случиться, что он сейчас в Лохлинтере? Из этого следовал лишь один вывод: чтобы ребус сошелся, приходилось допустить, что леди Лора действительно его любит.