
Полная версия
Пупсики
Явились сантехники: крупные, разодетые, морщинистые, напитанные тёмными запахами, утаптывающие кухню гигантскими ботинками. Они провертели засор спиралями, вода начала уходить.
– Не пользуйтесь больше этими средствами, – сказал один на прощание, – сразу вызывайте нас.
Моя подруга Леночка, жившая в коммуналке неподалёку, узнав об этом, рассказала, что у них произошла аналогичная ситуация – средство от засоров сделало засор непроходимым. А Лина увидела причину засора в том, что мы смывали в раковину кофейный жмых, и попросила больше этого не делать. Изучая вопрос, я нашёл в сети материалы, как опровергающие, так и подтверждающие, что кофейный жмых копится на стенках канализации, образуя засоры.
У меня не хватало воображения это представить, но я поддержал Лину. Хорошее сожительство возможно, если свобода одного кончается там, где начинается свобода другого, а контуры этих свобод очерчиваются правилами, общими для всех. Если что-то некомфортно хотя бы одному из соседей, то нужно этого не делать всем. Я рассчитывал, что все в нашей квартире, даже если не понимают этот принцип, то вскоре поймут его, если давать им пример. Однако кухонная мойка всё ещё часто была забита грязной посудой. Почти каждое утро были грязными оба кофейника, и чтобы приготовить себе декаф, мне приходилось мыть один из них (теперь выбрасывая жмых в мусорное ведро). Прежде, чем помыть кофейник, я отправлял в чат фотографии или видео и вежливо просил больше так не делать, объясняя, какие последствия это влечёт.
Таня и Маруся поддерживали меня в чате, а Лина, как я ни просил, воспринимала мои сообщения эмоционально. Она видела в них не просьбу, а укор. Ей было от этого плохо. Не настолько плохо, чтобы перестать оставлять грязную посуду, но всё же плохо. Никакая вежливость не помогала мне сгладить этот эффект, Лина чувствовала себя уязвлённой. Конечно, я делал скидку на то, что она приехала из города, поджаривающегося на медленном огне войны, и её старшие родственники остаются там, прикипевшие к жизненным позициям. Бог знает, какой силы интрапсихические бури Лина смиряла успокоительными. Беспокойство и тревога давали о себе знать в любом бытовом взаимодействии.
В конце концов я просто стал мыть оставленный мне грязный кофейник, варить себе декаф и не мыть его за собой. Написал об этом в чат пупсиков:
– В каком-то смысле это даже удобнее. Но это совершенно точно не путь к здоровому обществу. Пагубный образ мысли, когда мы не моем за собой, а оставляем грязь другому, может начать транслироваться на другие области сожительства, таким образом мы будем зарастать грязью, устраняя её лишь для того, чтобы, например, приготовить себе кофе или принять ванну. Верю, что все присутствующие выбрали бы существовать в микросоциуме, стремящемся к личной гигиене, нежели зарастающем хвостами из грязи, которые за одним подтирает другой. Считаю перманентно грязный кофейник недоразумением и исключением из правил, пусть он будет отдушиной, через которую реализуются наши самые грязные намерения, и пусть это способствует поддержанию чистоты и порядка в остальном.
Время от времени у нас жили разные звери. Моя подруга актриса театра и кино Ниёле Мейлуте попросила нас передержать кошку Точку, которой недавно сделали операцию на единственный глаз. Маленький чёрный одноглазый комочек поначалу едва мог передвигаться и постоянно врезался в углы. Постепенно Точка приспособилась мяукать, «освещая» себе дорогу эхолокацией, как дельфин или летучая мышь. Стала врезаться реже. Постепенно зрение вернулось к Точке, и она отправилась жить в Пермь – к маме и младшему брату Ниёле.
Потом была корги Леди – за ней попросила Таню приглядеть старшая сестра. Эта миловидная и уверенная в себе девушка заходила к нам на чай вместе с очаровательной маленькой дочкой. Когда я спросил Танину сестру, чем она занимается, та сказала:
– Логистика. Оборудование, продовольствие.
– Торговые сети? – уточнил я.
– Министерство обороны, – ласково улыбнулась она.
Я посмотрел на Таню. Её взгляд говорил обо всём, чего не пишут.
Наста появлялась редко и была скорее желанным гостем, чем соседом. Гостем, который внезапно приносит тебе в постель салат с томатами черри и горчичной заправкой. С Настой, Марусей и Таней мы жили душевно. Вечерами смотрели в гостиной кино: «Город чудовищ», «Кин-дза-дза!», ретроспективу Феллини. Паша и Лина иногда к нам присоединялись или выносили свои предложения – например, просмотр «Барби». «Барби» – очень смешной фильм. Может ли вообще быть что-то смешнее, чем гаргантюанская кинокомпания, объединившаяся с легендарным производителем девушек-куколок, чтобы на весь мир высмеять капитализм и объективацию женщины, при этом хорошо заработав на прокате и укрепив легендарность пластикового эталона девичей красоты.
В декабре внезапно отключили газ. Жители одной из соседских квартир пожаловались на запах газа, а жители другой уехали на дачу, так что их квартиру не могли проверить, и безгазие затянулось на несколько дней. Даже когда они вернулись, газ не включили, потому что в ходе проверок обнаружили нарушение у нас в квартире: на кухне не было вентиляции. В итоге мы провели без газа неделю. Когда на фоне этого отключили ещё и отопление – из-за аварии – Таня и Маруся резко отчалили ночевать к друзьям, а мы с Пашей и Линой начали войну за одеяла – спать меньше, чем под тремя, было опасно.
– Как будто не дом, а пыточная, – написала в чат пупсиков Наста.
– Из нас делают стоиков, – ответила Таня.
– Мы как будто в монастыре в Тибете, – добавила Маруся.
В итоге все остались живы и укрепились духом. Максим по собственной инициативе сделал нам в тот месяц скидку на ренту.
Поначалу я опасался, что Таня как необитник окажется неопрятной. Однако на поверку она показала себя как весьма аккуратный житель. Таня поздно вставала, готовила завтрак, оставляла за собой чистоту, а в остальное время неожиданно прогружалась то в одном, то в другом уголке квартиры в серебристом шёлковом халате, лихо открывающем широкие татуированные бёдра. Сидя в таком виде на подоконнике, Таня сотворяла очередной шедевр стилусом на планшете, цедя кофе с растительным молоком из кубка синей лазури и позволяя себе отпускать в мой адрес нежные остроты.
Однажды мы с Таней устроили день обоюдного презрения, в течение которого открыто выражали недовольство друг другом всеразличными способами, без любых ограничений. Соседи поперву напряглись, однако быстро поняли, что попали на русское поле экспериментов. Мне нравятся такие вещи. Злу нужен грамотный выход.
Таня содрала в своей комнате обои и выкрасила стены в белый. Вскоре у её постели образовался золотой мужчина – выкрашенный в цвет солнечного металла пластиковый манекен в меховых трусах, боа и солнцезащитных очках. Мускулистое тело опутывала электрогирлянда. Композицию густо и вызывающе заливал свет красной лампы, а за окном, через уже костенеющую Фонтанку виднелся Большой Драматический Театр – бело-зелёный обелиск Саши Никанорова – теперь я каждый день мог видеть БДТ только с этой мыслью.
С Сашей нас когда-то познакомила Ниёле – я тогда искал «заразительного весельчака» для озвучки аудиогида. Таковым он и был. Талантливый, добрый, светлый, жизнерадостный, отвечающий за свои слова молодой человек, актёр и режиссёр, сооснователь культового театра «Цехъ». Мы часто сотрудничали. Саша приглашал меня на свои спектакли в разных театрах, я всегда смотрел их с удовольствием. И я постоянно встречал его случайно на улицах: вот удивительно – чаще кого-либо другого. То вижу, как он проедет на велосипеде, мускулистый, золотоволосый, даже не заметив меня. То идёт мне навстречу и, уже завидев, улыбается, пойдём чаю выпьем или пива.
Совсем недавно мы с ним записывались в очередной раз – ещё даже не успели сдать заказ. Через несколько дней после этого, когда мы только заехали на Фонтанку, Саша отмечал юбилей, сорок лет (выглядел он на тридцать). Я позвонил ему, чтобы поздравить, мы поговорили несколько минут, и он как всегда был лёгок и весел: «Да!.. – восклицал он тогда и всегда, приятно чуть растягивая „а“. – Да!..» И никаких «Да, но…» – всегда только «Да!..» Пока мы говорили, я смотрел из своего нового окна на БДТ, где Саша на тот момент был помощником руководителя, Андрея Могучего. Думал, скоро увидимся.
Саша Никаноров не жаловался – никогда, он всегда просто брал и делал, напролом, прямиком, не показывая, как ему трудно и как он устал – по нему этого не было видно совсем, ни при каких обстоятельствах. Это был особый человек, один из лучших, что я знал. Мы виделись нечасто, от случая к случаю, но постоянно в какие-то знаковые моменты.
Через несколько дней после юбилея Саша оставил у себя дома записку, сел на велосипед и уехал в лес. СМИ трое суток били тревогу, полгорода искало Сашу, до последнего не теряя надежды. Утром понедельника грибник нашёл его тело с порезанными венами. Саша обрубил канаты и ушёл в вечное море.
Ещё неделю-две я видел тут и там на водосточных трубах обрывки листовок о Сашином поиске – он улыбался с них. Видимо, составители просто не смогли найти фото, где Саша не улыбается.
Я не знаю, лучше ли это, если это был не порыв, а план: сорок лет – и точка. Говорят, так могло быть: Саша хотел обзавестись семьёй, и ему это никак не удавалось.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.