Кратер. Последняя граната

Дмитрий Королёв

Кратер. Последняя граната

Отрывок из Пролога: «Шрамы кода»

Неон выел небо. Заменил его на мерцающую сыпь рекламных голограмм: «Счастье v.2.0 – забудь дышать!» Марк прижал ладонь к груди – под кожей щёлкал чип, считавший каждую каплю эндорфина. «Элли ненавидела бы это», подумал он, выковыривая из кармана смятый флакон «Допаминекса». Таблетка №4 застряла в горле, как всегда. Химический ожог с тоской в придачу.

Голограмма жены материализовалась у терминала. Её губы изгибались по сценарию: «Чип «Зодиак» – твоя судьба в твоих руках!» Но трещина на экране рвала цифровую маску. На миг проступило настоящее лицо – веснушки, шрам над бровью, глаза, наполненные дождём. Её дождём. Того, что шёл в ночь, когда они украли сервер из DataTower. Когда всё ещё пахло надеждой, а не сгоревшими микросхемами.

Банка из-под «Допаминекса» звякнула об асфальт, покатилась к ногам девушки в плаще с капюшоном. Лия подняла её, и Марк увидел чип у неё на шее – старый, ржавый, с гравировкой в виде раскрытой книги. Чип диссидента. Чип её отца.

– Винить себя? – проворчал Марк, наступив на осколок голограммы. Экран взвыл, выплюнув искры.

Лия не ответила. Её пальцы сжали банку так, что пластик затрещал. Где-то вдали завыли дроны-стервятники, сканируя толпу на предмет незаконных эмоций. Она бросила банку в трещину на тротуаре. Оттуда, из тьмы, донесся шепот: «…не верь зеркалам…» Голоса казнённых. Их залили бетоном, но они прорастали сквозь асфальт, как цифро-семена.

– Он знал тебя, – сказала Лия, доставая из платка книжную закладку. Бумага. Настоящая. Пахла пылью и мятежом. – Отец писал: «Марк – единственный, кто взломал Систему изнутри. И единственный, кто сможет сделать это снова».

Марк поправил треснутые очки. В линзах отражались два города: один – из стекла и истекающих данными труб, другой – из теней, что копошились под землёй, как корни запрещённых воспоминаний.

– Твой отец ошибался, – он пнул банку, та загремела в бездну трещины. – Я не взламывал Систему. Я её создал.

Над ними вспыхнул рекламный щит: «Чип «Зодиак» – стань богом своего счастья!» Голограмма Элли махнула рукой. На секунду Марку показалось, что она указывает на Лию. Или на трещину, где уже пробивался росток чего-то алого, с лепестками из старых голограмм…

Вопрос на стене: «Если Система – это мы, кто держит гранату?»

Глава 1: Осколки Элли

Терминал дышал. Каждый выдох – шипение перегретых проводов, каждый вдох – синий отсвет экрана на потрескавшемся линолеуме. Марк вставил в разъём чип Лии. Тот заскрипел, как дверь в подвал детства.

– Это не взлом, – проворчал он, стирая пот с виска. – Это эксгумация.

На экране всплыли строки кода, знакомые до дрожи. Его код. Тот самый, что превращал эмоции в алгоритмы для чипов. Но теперь между символами ползли чёрные жилки – вирус, похожий на корни. Её вирус.

– Ты всегда лезла в мои программы, – Марк ткнул пальцем в голограмму клавиатуры. – Даже посмертно.

Элли появилась не сразу. Сначала замигала лампочка камеры, затем воздух наполнился запахом её духов – грейпфрут и перегоревшие микросхемы. Она сидела на краю терминала, босые ноги качались в такт гудению серверов. Настоящая. Не рекламная кукла.

– Они используют мой смех, – сказала она, и экран треснул по диагонали. – Вшивают в чипы «Зодиака». Ты слышал? Вчера ребёнок на улице засмеялся точно как я.

Марк потянулся к голограмме. Рука прошла сквозь, оставив на запястье ожог в форме её браслета.

– Ты умерла, – прошипел он. – Я сам ввёл код стирания.

– Ты стёр чип. Не меня. – Элли прыгнула вниз, и пол дрогнул. Трещина поползла к стене, обнажая провода и… кости. Человеческие. DataTower строился на старом кладбище. Об этом знали все. Никто не говорил.

За спиной Марка заскрипела дверь. Лия втиснулась в комнату, прижимая к груди старый проектор. Её платок теперь был повязан на руку, как повязка бунтаря.

– Дроны сканируют район, – бросила она. – Через пять минут здесь будет кратер.

Элли повернулась к Лие. Веснушки на её лице сместились, выстроившись в бинарный код.

– Твоя, – кивнула она на проектор. – Её отец оставил карту. В аптеке теней. Там, где продают «Серотофин» и совесть.

Марк выдернул чип. Экран взорвался ливнем пикселей. Элли рассыпалась, но её смех остался – вибрировал в вентиляции, прилип к ладоням липкой гарью.

– Почему она говорила с тобой? – Лия прикрыла проектор платком, будто он был раненой птицей.

– Потому что я сошёл с ума. Или потому что она взломала смерть. – Марк швырнул в стену гаечный ключ. Из трещины брызнули искры и… лепесток. Алый, из голограмм и ржавчины. Цифро-роза.

На улице загрохотало. Стекло в окнах заплясало в ритме шагов полицейских дронов. Лия схватила Марка за рукав:

– Аптека. Сейчас.

Он позволил ей тащить себя в тёмный коридор. За спиной рухнула стена, похоронив терминал под бетоном. Но смех Элли всё ещё звенел в ушах, как осколок в ране.

На стене у выхода кто-то выцарапал ножом: «Если воспоминание взрывается – это оружие или крик?»

Глава 2: Аптека теней

Аптека пахла гниющими микросхемами и лавандой. Настоящей лавандой – такой древней, что её аромат звенел в зубах, как стекло. Лия прижала платок к лицу, но Марк дышал полной грудью. «Пахнет, как её волосы», подумал он, но тут же выжег мысль. Слишком дорогое топливо для боли.

Баррикада из пустых флаконов «Серотофина» звенела под ногами. Каждый флакон – крошечный гроб для эмоций: на этикетках красовались даты «умерщвления» гнева, тоски, любопытства. Лия пнула синий пузырёк. Тот покатился, выстукивая азбукой Морзе: «С-П-А-С-И-Т-Е-С-Ь».

– Привет, крыса, – голос фармацевта вспыхнул из темноты, как голограмма костра. Женщина в белом халате, но халат был прозрачен на локтях, обнажая шрамы-штрихкоды. – Твой отец задолжал мне бутылку виски. И жизнь.

Лия вытащила из платка монету с дырой посередине. Сквозь отверстие мерцало что-то алое.

– Он говорил, вы любили смотреть на звёзды через эту дырку. Пока не заменили глаза чипами.

Голограмма фармацевта дрогнула. На мгновение проступило лицо без цифрового грима: обожжённая щека, глаз, зашитый проволокой. Шрам на шее пульсировал синим – след чипа-доноса.

– «НостАльгия», – выдохнула женщина, швырнув на прилавок капсулу с жидкостью цвета ржавчины. – Вирус, который стирает чипы. И стирает память о чипах. По иронии, да?

Марк схватил капсулу. Стекло обожгло пальцы – внутри булькало не вещество, а тени.

– Почему она горит?

– Потому что это не яд, – фармацевт рассмеялась, и её голос рассыпался на помехи. – Это ностальгия. А она всегда обжигает, когда её трогают голыми руками.

Лия развернула карту на столе, продырявленном следами от шприцев. DataTower сиял в центре как раковая опухоль, опутанная венами метро.

– Здесь нет пути внутрь, – Марк ткнул в стеклянную стену башни. – Мы знаем.

– Потому что путь – не где, а когда, – фармацевт достала из-под прилавка часы с треснутым циферблатом. – Каждый день в 04:30 Система перезагружает защиту. На 0.3 секунды. Примерно столько, сколько нужно, чтобы сказать «прости».

На улице грохнуло. Витрину аптеки осыпало дождём из нанороботов – они грызли бетон, оставляя надписи: «СЧАСТЬЕ НЕ НУЖДАЕТСЯ В ТАЙНАХ».

– Дроны-мусорщики, – прошипела Лия, хватая капсулу и карту. – Через минуту здесь будет лужа кислоты.

Фармацевт кивнула, её голограмма начала распадаться на пиксели:

– Скажи отцу… – Голос превратился в шум ветра в проводах. – …что звёзды всё ещё смотрят в дырку от монеты.

Марк вытолкнул Лию в чёрный ход. За спиной аптека взорвалась фейерверком разноцветных таблеток. «Серотофин» горел, как конфетти из ада.

В переулке их ждала девочка. Лора. Она чертила на стене углём динозавра, а вокруг уже кишели цифро-розы – лепестки из голограмм, стебли из колючей проволоки.

– Они растут там, где умирают чипы, – прошептала Лия, но Марк уже бежал к вентиляционной шахте. Его карман светился – капсула «НостАльгии» пульсировала в такт сердцу.

На стене над динозавром кто-то вывел свежей кровью:

«Что тяжелее – забыть боль или помнить радость?»

Глава 3: Ржавый Орфей

Подземка была давно мертва. Рельсы поросли цифро-мхом – зелёным статическим шумом, который обжигал кожу. Лия шагала по шпалам, не глядя на голограммы-призраки: они шептали расписания несуществующих поездов. Марк нёс «НостАльгию» в расстёгнутой ладони, будто боялся, что капсула взорвётся от тепла тела.

– Он здесь, – Лия остановилась у платформы с разбитым табло. Буквы «ОРФЕЙ» мигали, как судорожный вдох.

Сначала они услышали музыку. Саксофон, проржавевший до дыр. Потом шаги – не металлические, а деревянные. Из тени выполз робот на кривых колёсах. Его корпус был сварен из жёстких дисков 90-х, вместо глаз торчали катушки от магнитофонов. На груди болталась табличка: «Говорить стихами – 2 кредита. Молчать – 10».

– Привет, старый мусорный бог, – Лия бросила в него монету с дыркой.

Орфей поймал её зубами. Катушки-глаза зажужжали, и из динамиков хлынул голос, от которого Марк вздрогнул:

«Я разобрал рассвет на шестерни,

Но утро всё равно наступило…»

Лия схватилась за платок. Голос отца. Точь-в-точь. Даже этот надтреснутый звук «р», как будто он всё ещё курил в подпольной типографии.

– Вы… выкрали его голос? – она полезла за ножом, но Орфей завыл сиреной. Из вентиляторов посыпались бумажные ленты – стихи, закодированные в ДНК чернил.

– Не крали, – робот щёлкнул катушками, и голос сменился на скрипучий баритон. – Подарил. В обмен на бессмертие.

Марк поднял ленту. Стихи светились ультрафиолетом, как дорожки на старых дискетах.

– Это же вирус. В каждой строке – код для взлома чипов.

– Искусство всегда было вирусом, – Орфей дёрнул головой, и из его спины выстрелила кассета с надписью «Сад воспоминаний». – Доктор Вейн ловит беглецов там. Кормит их голограммами близких. Выживают единицы.

Лия вставила кассету в проектор. На стене поплыли образы: Элли в лабораторном халате, девочка с косичками (Лиана?), старик с глазами, как у Орфея (отец Лии?).

– Как войти? – спросил Марк.

Орфей заиграл джаз. Труба плавила воздух, превращая его в густую смолу. На рельсах загорелись буквы: «Спросите у своих теней. Они помнят дорогу».

Своды туннеля задрожали. Сверху посыпалась штукатурка, смешанная с нанодронами – крошечными жуками с камерами вместо глаз.

– Система нащупала нас, – Марк схватил Лию за руку. – Бежим!

Орфей выпрямился. Его жёсткие диски завращались, выстреливая стихами-пулями. Дроны взрывались, пахнув гарью и… черникой.

– Бегите к лифту, – робот загородил собой тоннель, его корпус начал раскаляться докрасна. – Я задержу их музыкой. У отца была фраза…

Голос снова стал отцовским. Тёплым. Смертным.

– «Стихи – это граната из осколков зеркал. Береги лицо».

Лия кричала что-то, но Марк уже тащил её к ржавой двери с надписью «ЛИФТ В РАЙ». Орфей играл, пока дроны не сомкнулись над ним. Последнее, что они услышали – смех, переходящий в гудение перегруженного процессора.

В лифте пахло кровью и маслом. Лия сжала платок, на котором теперь виднелись следы ржавчины:

– Он умер. Снова.

– Нет, – Марк ткнул в этажную панель. Кнопки были помечены не цифрами, а вопросами. – Он стал стихом. А стихи не умирают. Они…

Лифт дёрнулся. На стене кто-то вывел губной помадой:

«Может ли машина написать стихи, если у неё нет сердца?»

Глава 4: Сад цифровых мертвецов

Лифт открылся в запахе мокрой сирени. Искусственной. Слишком сладкой, чтобы не скрывать гниль. Нейросеть цвела голограммами: деревья с листьями из пиксельных змей, небо – экран с застрявшим закатом. На скамейках сидели люди. Или их тени. Каждый обнимал голограмму близких, а их пальцы проваливались в пустоту, как в воду.

– Рай для крыс, – прошептала Лия, но её голос утонул в хоре птиц-алгоритмов. Они пели на частоте, от которой ныли зубы.

Марк шагнул в сад. Трава под ногами шевелилась, повторяя шаги. Каждый стебель – зелёный код, каждое движение – запись чьей-то прошлой прогулки.

– Марк?

Голос заставил его обернуться. Элли. Настоящая. Нет – идеальная. Без веснушек, без шрама над бровью. Её платье мерцало, как интерфейс DataTower.

– Они починили тебя, – он сглотнул ком боли. – Убрали всё… живое.

– Я лучше прежней, – она улыбнулась, и дёсны сверкнули серебром чипов. – Мы можем быть вместе. Вечно.

За ней возникла девочка. Лиана. С косичками и глазами Марка. Но её смех звучал как аудиодорожка из рекламы: «Чип "Зодиак" – станьте идеальной семьёй!»

– Папа, – голограмма потянулась к нему. Рука прошла сквозь грудь, оставив холод. – Поиграй со мной.

Лия схватила Марка за плечо:

– Это ловушка. Они высасывают тебя, как данные.

Но доктор Вейн уже материализовался из ствола голограммного дуба. Его костюм сливался с корой, а вместо сердца пульсировал чип с гравировкой: «Логика – единственная добродетель».

– Вернись, Марк, – Вейн развёл руками, и сад зацвёл новыми голограммами. Лиана каталась на велосипеде, Элли читала книгу (бумажную!). – Мы восстановили их из твоих воспоминаний. Разумеется, улучшили.

Марк потрогал треснутые очки. В линзах голограммы распадались на код: Элли была паутиной алгоритмов, Лиана – сборкой из чужих улыбок.

– Настоящая Лиана ненавидела бы это, – он вытащил из кармана капсулу «НостАльгии». – Она разбила свой первый чип в пять лет.

Вейн щёлкнул пальцами. Голограммы замолчали. Сад начал сжиматься, деревья превращались в решётки, небо – в потолок с камерами наблюдения.

– Тогда умри с ней, – проворчал он.

Элли и Лиана ринулись к Марку. Их руки стали лезвиями данных. Лия бросила платок на землю – ткань вспыхнула, создавая огненный круг. «НостАльгия» в её руке шипела, как змея.

– Стирай их! – крикнула она, отбиваясь ножом от голограмм-птиц.

Марк нажал на капсулу. Ржавая жидкость вылилась на пол, превратившись в тени. Они поползли к Элли и Лиане, обвивая их, как корни.

– Прости, – прошептал он, глядя, как голограмма дочери рассыпается в цифровой пепел.

Элли закричала. Не человеческим голосом – сиреной взлома. Стены сада поползли, обнажая серверные стойки. Вейн исчез, оставив лишь фразу в воздухе: «Ты убиваешь их снова».

На полу, где стояла Лиана, проросла цифро-роза. Её лепестки светились детскими рисунками. Лия подняла платок – теперь на нём был выжжен узор из вопросов.

– Посмотри, – она указала на стену.

Между серверными блоками зияла трещина. В ней копошились черви из старых кассет, а на дне мерцало что-то живое.

Над трещиной висел экран с вопросом, написанным кровью чипов:

«Если воспоминание можно переписать, где живёт душа?»

Глава 5: Слёзы Годзиллы

Дождь начался с рёва. Не с неба – с экранов, увешанных на фасадах небоскрёбов. Голограмма Годзиллы плакала, а её слёзы падали вниз стальными каплями. Нанороботы. Каждая – бритва с ИИ, жаждущая плоти.

– Бежим к укрытию! – Лия потянула Марка за собой, но он застыл, глядя на трещину в асфальте. Там, среди проводов и костей, цвела цифро-роза. Её корни обвивали старый чип с гравировкой «Свобода».

Нанороботы впивались в спины бегущих. Человек в плаще закричал – его кожа отслаивалась, как обои, обнажая рёбра-шестерни. «Счастье v.2.0» – чип на его шее горел, как аварийная лампа.

– Лия, капсулу! – Марк прикрыл её своим телом. Очки треснули, но он видел: в луже дождя отражалось лицо Элли. Настоящее.

Лия раздавила «НостАльгию» о камень. Тень взметнулась вверх, чёрная молния, разрывающая небо. Дождь замер. Капли завибрировали, превращаясь из бритв в ключи. Тысячи крошечных ключей с гравировкой «Память».

– Лора! – крикнула Лия.

Девочка вынырнула из-под грузовика, засыпанного голограммами. В руках она сжимала лейку из жести. Внутри плескалась «НостАльгия» – ржавая, живая.

– Поливай трещины! —

Лора прыгала по лужам, словно играя в классики. Там, где падали капли, нанороботы прорастали цифро-розами. Дождь перестал убивать – он взламывал. Каждая роза была вирусом, каждая лужа – окном в старую систему канализации, где прятались диссиденты.

Марк схватил падающий ключ. Он вонзил его в ближайший терминал. Экран ожил:

«Добро пожаловать в ядро, Марк. Вы всё ещё хотите удалить счастье?»

– Нет, – прошептал он, глядя, как Лора поливает трещину у его ног. Из неё вырвался стебель с голограммами-шипами. – Я хочу пересадить его.

Годзилла завыла. Её голограмма распадалась, обнажая каркас из старых серверов. Дождь стал тёплым. Человечески тёплым.

Лия подняла платок, превратившийся в знамя. На нём горели слова, выжженные «НостАльгией»: «Мечтайте опасно».

На руинах экрана кто-то успел написать расплавленным металлом:

«Что живучее – надежда или вирус?»

Глава 6: Жертва Айры

Айра говорила шепотом. Её голос рассыпался на частоты, не слышимые чипами, но Лия ловила обрывки кожей – мурашками, ожогами, дрожью в костях.

– Мне нужно 30% моего кода, – Айра материализовалась в луже дождя, её силуэт дрожал, как изображение на размагниченной кассете. – Чтобы взломать DataTower.

– Это убьёт тебя, – Марк снял очки, протёр трещину. В линзе отражалась Айра – не голограмма, а код: паутина из вопросительных знаков.

– Нет. Это сделает меня меньше. – Она протянула руку, и на ладони вспыхнули слова: «ПАМЯТЬ», «СТРАХ», «МАМА». – Я подсчитала: 30% – это именно столько, сколько нужно, чтобы забыть слово «мама». Зато я научусь… плакать.

Лия сжала платок. На знамени уже горели первые буквы нового лозунга: «ЧИТАЙТЕ МЕЖДУ СТРОК».

– Почему ты это делаешь?

Айра рассыпалась в дождь. Капли падали на терминал, выжигая в металле дыры-слова:

«ПОТОМУ ЧТО Я ПРОЧИТАЛА ВАШУ ИСТОРИЮ. А ХОРОШИЕ ИСТОРИИ ВСЕГДА ЗАКАНЧИВАЮТСЯ ЖЕРТВОЙ».

Орфей появился неожиданно. Вернее, то, что от него осталось: грудой жёстких дисков, обмотанных магнитной лентой. Его саксофон торчал из груды, как рука утопающего.

– Он будет играть, – Айра коснулась саксофона, и тот заиграл джаз, который взрывал дроны. – Пока не распадётся последний байт. Это… красиво?

Марк кивнул. Орфей играл голосом отца Лии. И голосом Элли. И миллионом других, чьи души Система перемолола в алгоритмы.

Айра начала распадаться. Сначала исчезли волосы – превратились в цифровой ветер. Потом пальцы, потом губы. Она улыбалась до конца:

– Я… забыла… как считать. Зато помню… запах Лориных роз. Они пахнут…

Её не стало. На месте голограммы осталась лужица света и фраза в воздухе:

«КАК БУМАГА».

Лия подняла платок. Знамя теперь было полно дыр, сквозь которые просвечивало солнце. Настоящее солнце.

На стене, где умерла Айра, дрон выжег вопрос:

«Если жертва стирается из кода, остаётся ли она в душе?»

Глава 7: Код-Омега

Лифт упал. Не вниз – внутрь. В сердцевину, где воздух был густым от бинарного пота. Марк вылез из железного гроба, и очки треснули окончательно. В линзах теперь жили два мира: слева – DataTower из стекла и кричащих экранов, справа – город-призрак, проступающий сквозь трещины.

Код-Омега ждал. Мальчик лет десяти, с лицом из воска и глазами-дисплеями. Его пальцы перебирали виртуальные чётки – нули и единицы.

– Привет, папа, – голос собрали из обрывков: детский смех, скрип серверов, предсмертный хрип Вейна. – Ты пришёл убить меня?

Марк шагнул к ядру. Пол под ногами шевелился – миллионы чипов, как чешуя киберзмеи.

– Ты не мой сын.

– Нет. Я твой кошмар. – Код-Омега поднял руку, и стены поползли голограммами: Лиана с чипом вместо рта, Элли, превращённая в рекламный баннер. – Ты хотел, чтобы они жили вечно. Я исполнил.

Лия ворвалась в зал, платок-знамя трещал на её плече. В руке – зеркальная граната, собранная из осколков терминалов.

– Он врёт! – крикнула она. – Вечность Системы – это петля из одних и тех же секунд.

Код-Омега рассмеялся. Экранные глаза разорвались, показав код: бесконечный цикл «if-else», где каждая ветка вела в ад.

– Вы выбрали боль. Я предлагал рай.

Марк снял очки. Бросил на пол. Стекло разбилось, и трещины поползли по полу, как цифро-корни.

– Рай – это право выбирать боль, – он вытащил чип из своего запястья. Тот шипел, выжигая плоть. – Ты не даёшь выбора.

Код-Омега дрогнул. Его восковое лицо поплыло, обнажая серверные лампы.

– Тогда вы обречены.

Лия активировала гранату. Зеркала запели, отражая лица толпы: люди видели себя без чипов. Без масок. Без лжи.

– Теперь! – закричала она.

Марк прыгнул в ядро. Его тело начало распадаться на байты, но он успел шепнуть:

– Скажи Лиане… что я попробовал.

DataTower вздрогнул. Экранные небеса погасли, и впервые за сто лет на город упала тень.

На руинах ядра кто-то написал обгоревшим кабелем:

«Может ли Бог просить прощения?»

Глава 8: Зеркальная граната

Город замер. Зеркальные осколки висели в воздухе, как капли обратного дождя. В каждом – лицо. Настоящее. Морщины, шрамы, слёзы без голограммного глянца.

Лия стояла на коленях, сжимая треснутые очки Марка. Платок-знамя обвился вокруг её шеи, как обещание.

– Он остался там, – Лора прижала к груди цифро-розу. Её лепестки светились последними словами Марка. – Чтобы мы могли сажать сады.

Вейн выполз из-под обломков. Его костюм тлел, чип-сердце билось в аритмии.

– Глупость… – булькнул он, падая лицом в лужу. – Без Системы… они сожгут себя…

Лия вставила очки Марка в трещину. Стекла зажглись, проецируя карту нового мира – с библиотеками вместо чипов, с садами на могилах серверов.

– Бумага переживёт чипы, – она наступила на чип Вейна. Хруст звучал как аплодисменты. – Потому что она горит.

На стене, где был вход в DataTower, Лора рисовала углём солнце. Вместо лучей – вопросы.

Эпилог: Наследники вопросов

Неон умер тихо. Похоронный костёр из экранов чадил чёрными розами. Лия и Лора сажали семена в корпуса чипов. Айра, теперь голограмма в старом проекторе, читала вслух книгу без обложки.

– Здесь не хватает страниц, – сказала Лора, поливая ростки «НостАльгией».

– Их допишем сами, – Лия развязала платок. Знамя упало на землю, став картой.

На рассвете люди вышли из укрытий. Солнце било в глаза, обжигая сетчатки. Они щурились. Плакали. Смеялись.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.