Усатый и полосатый

– Да уж побольше моего…

– Ошибаетесь, дорогой Виктор Михайлович, ошибаетесь. На десяток годиков меньше. А смотрится глубоким старцем… Вот так. Поэтому не уподобляйтесь, не уподобляйтесь.

Вот так… внешность обманчива, и считавший себя на фоне большинства обитателей «двенадцатой» едва не юношей Лекарь оказался самым возрастным. Ярый курильщик Коля Бурлаченко не дожил ещё и до шестидесяти, «человек-гора», лысый одышливый обжора и вонючка Володя Круглов – и того меньше. Даже отличавшийся самым звучным храпом Яша Хорбин, хоть и седой, сгорбленный и с трудом переставлявший отечные ноги-тумбы, на поверку вышел младше доктора химических наук. Самым молодым среди них, естественно, был не расстающийся с телефоном Лёша: ему не было и сорока.

Храпуна потише – длинного как жердь синюшного Славу Минько, такого же как и Николай, завзятого курца неполных шестидесяти лет, после обхода выписали. Тогда-то в палате и появился он, ещё один сравнительно молодой, тридцати пяти лет от роду, и тоже Лёша. Мужчина и фамилию носил очень похожую – Котов, поэтому сёстры, чтобы не путать двух Алексеев при раздаче лекарств, сразу же прозвали первого из них «полосатым», а второго «усатым».

Усы поступивший имел действительно знатные – пышные, как у легендарного командарма первой конной Будённого, только не чёрные, а рыжие. В остальном ничем особенным не выделялся: рост немного выше среднего, не худой и не толстый, даже волосы на голове самые обыкновенные, русые.

Алексей-первый в этом смысле отличался от своего тёзки разительно – высокий, статный, яркий брюнет, в прошлом, как он не преминул похвастаться, капитан команды области по волейболу. И по лыжам норму мастера выполнял, и штангу тягал неплохо, и плавал, и боролся, и боксировал. Оттуда, от спорта, и пошли эти чёртовы перебои в молодом здоровом сердце…

Хвастался «полосатый» без устали. И дом-то у него шикарный, и жена красавица, и дети умницы, и машина – «Лексус» последней модели, и бизнес процветает, и денег куры не клюют… Крутой, одно слово. Между прочим, и усы у него имелись – аккуратная тонюсенькая полоска, и её Лёша ежеутренне тщательно подбривал перед зеркалом умывальника, благо его место всего в метре от общей для всей палаты раковины. Бизнесом своим «полосатый» руководил даже отсюда, из больницы, с помощью верного айфона.

Как выяснилось, в числе прочих доходных дел Кот владел извозной фирмой с сотней грузовых машин, и всем его работникам, а особенно шоферюгам, доставалось от хозяина, что называется, по первое число. Все передвижения каждого авто отслеживались на экранчике, и горе тому, кто осмеливался на «левую» ездку либо незапланированную стоянку.

– Ну, и зарулил бы парень на минутку куда-нибудь, – добродушно подтрунил однажды общительный Лекарь, – Зачем вам этот контроль? Себе любимому нервы портить…

– Себе?.. Не-ет, себе я нервы не порчу. Исключительно чужие. Я им, козлам, не для того нехилые бабки плачу, чтоб они меня разводили!.. Сразу гоню в шею, с штрафников ещё и взыскиваю, а для особо умных есть и особые методы, – пояснил бизнесмен свою кадровую политику, – Так ещё батя меня учил, а он в этом разбирался. Классный он был чувак, и усы, между нами говоря, вот у кого были по-настоящему шикарные!..

– Как у нашего Алексея?

– У этого?.. – презрительно хмыкнул «полосатый», – Куда ему!.. Вы, Михалыч, судя по возрасту, Мулявина должны хорошо помнить?.. из «Песняров» который?.. Так у моего бати похожие были, даже покруче…

После этих слов наблюдательный химик краем глаза уловил какое-то движение и оглянулся. Так и есть: лежащий под капельницей «усатый» пристально смотрел на тёзку-хвастуна. Смотрел не отрываясь, с каким-то странным выражением, словно только что услыхал нечто очень важное…

– Простите за нескромный вопрос, – переменил тему Лекарь, – А почему бы вам, человеку обеспеченному, не отселиться из общей палаты в одноместную, на двоих хотя бы? По-моему, их у нас в отделении две или три… За деньги же наверняка можно, или я чего-то не понимаю? Зачем терпеть наши храпы, комаров и это Вовкино… гм… амбре?

– А вы разве не видали там на дверях таблички «для ветеранов войн»? И, по закону подлости, сейчас этих ветеранов тут с избытком. Ничего, потерплю, мне всего три капельницы осталось, и адью. Дальше нюхайте вашего Вову сами.

В Алексее-втором Лекарь неожиданно обрёл компаньона. Сам он давным-давно, после первого же сердечного «звоночка», взял себе за правило ходить пешком как можно больше, и практиковал две обязательных прогулки в день, утреннюю и вечернюю. Дома вставал в шесть тридцать, ровно в семь спускался со своего седьмого этажа по лестнице, намеренно игнорируя лифт, и в любую погоду сорок минут добросовестно вышагивал туда-сюда по дорожкам ближнего парка. Вечерний моцион начинался не так строго по времени, зато гуляли вместе с женой, совмещая пользу движения с приятностью общения. Может быть, благодаря такому образу жизни ему и удавалось сохранять подвижность тела и ясность ума?

Компания для вечернего гуляния возникла как бы сама собой. Старейшая городская клиника состояла из доброго десятка зданий разных лет постройки, от памятников архитектуры до современных, и занимала целый городской квартал, обнесённый ажурной чугунной оградой. По территории гулять неинтересно, и химик решил обойти больничный городок по периметру. Съев на ужин постную пшённую кашу, вышел из старинного двухэтажного особняка, где размещалось «инфарктное» отделение, направился к воротам и заметил усатого. Тот стоял у задних дверей хирургического корпуса спиной к идущему, узнать его можно было исключительно по усам. Алексей, похоже, кого-то ждал.

Доктор наук проходил мимо, не собираясь проявлять любопытство – мало ли какие дела у соседа по палате… может, кто знакомый лежит тут, лечится… Из двери вышла светловолосая женщина в розовом медицинском костюмчике и повисла у Лёши на шее. Лекарь, деликатно отвернувшись, проследовал дальше, не имея ни малейшего желания лезть в чужую жизнь. Чужая жизнь, однако, влезла сама: через несколько минут приметные усы показались справа. Сосед догнал, пошёл рядом.

– Прогуляться решили, профессор?

– И да и нет, Лёша. Я не профессор, но с прогулкой вы не ошиблись. Движение – жизнь, не так ли?

– Так-то оно так, но тогда откуда берутся загнанные лошади?

– Ха-ха, это вы верно заметили… хотите составить компанию?

– Если не возражаете, я бы прошёлся с вами, а то одному скучно.

– Возражать не буду, в компании веселее. Но мне показалось, вы не очень-то скучаете… простите, не имел в виду…

– Бросьте, это совсем не то, что вы могли подумать. Сестра у меня здесь работает, в хирургии.

– Операционная?

– Родная.

– А-а-а… Понятно. А гулять вам уже можно? Мне-то доктор разрешил – говорит, после восстановления ритма это только на пользу, если не спеша.

– Я не спрашивал, но, думаю, и со мной ничего не станет, особенно не спеша. Здесь, конечно, улица, шум и выхлопные газы, но всё лучше, чем там, с Вованом да Коляном – один пердит, другой кашляет…

– Согласен, в этом смысле наша палата – не самое приятное местечко. Один давит на уши, другой на нос. Уши хоть заткнуть можно, а дышать-то надо… Хотя мне, честно говоря, в жизни встречались ароматы и покруче.

– Но вы же как будто научный работник…

– Науки, они разные бывают. Я, знаете ли, агрохимик, и в моей лаборатории иногда никакая вытяжка не помогала. Наш Вован, как вы его назвали, отдыхает! Тех уровней вонизма и никакому павиану не достичь…

– Вот как бывает, оказывается!.. А я, лопух, полагал, будто химики всё больше с колбами да пробирками… век живи, как говорится, век учись.

– Да, научная реальность бывает сурова и не всегда соответствует общепринятому представлению. В кино всё чистенько и красивенько: светлый кабинет, микроскопы и осциллографы, хрупкая девушка в белоснежном халатике тонкими пальчиками встряхивает пробирочку с чем-то голубым или розовым, а седовласый академик вдумчиво созерцает и молвит: «Поздравляю, милая, мы с вами совершили великое открытие!..» Увы, в настоящих лабораториях чаще полумрак и пахнет не амброзией, а говном, простите за грубый реализм. А вы где трудитесь, если не секрет?

– Какие секреты… баранку кручу помаленьку. Дальнобойщик я. Международник.

– Непростая стезя. Высшая категория, я не ошибаюсь?.. Тоже своего рода профессура, да?

– Угу. Только боюсь, хана моей профессуре.

– А что так? У вас ведь, судя по свободному режиму, не инфаркт?

– Бог миловал, обошлось. Но забрали меня прямо из кабины, в самом начале рейса, и в моей конторе об этом уже знают все, кому не лень.

– Так вам надо его, бога, благодарить – случись иначе, могли из того рейса и не вернуться. А вы, получается, везунчик – жив, здоров… я хотел сказать, практически здоров. Свечку впору поставить за счастливое избавление.

– Ну да, с одной стороны вроде так. Но не богу, а напарнику.

– А с другой?

– А с другой всё гораздо хуже – мой приступ на моих же рейсах ставит если не точку, то жи-ирный вопрос. Номинально жив, здоров, а вот профессионально…

– Боитесь, медкомиссия забракует?

– Медкомиссия – фигня. Я минздравовский приказ специально проштудировал, с моим диагнозом работать можно. Подлечился, реабилитацию прошёл, и вперёд.

– Так в чём проблема?

– Такие фирмы, как моя… у них подходы свои. Медицинская годность не главное. Надёжность важна, понимаете? Случилось раз – может случиться и другой, и третий… На кой чёрт им такие заморочки?

– Уволят?

– Сто процентов.

– А профсоюз?

– Международная солидарность трудящихся? Не смешите. Никто сейчас друг за друга не вступится, своя рубашка ближе к телу.

– Жаль. Но ведь сейчас не советское время, когда такими перевозками у нас занималась, если мне память не изменяет, одна на весь Союз организация «Совтрансавто»?

– Она и сейчас есть, и уже не одна. Логистических компаний пруд пруди.

– Тогда что вам мешает пойти в другую фирму?

– Международная солидарность.

– Не понял?..

– Солидарными, Виктор Михайлович, могут быть не только трудящиеся, но и наниматели. Вот, к примеру, кто-то из ваших, скажем, лаборантов проворовался или по пьянке устроил аварию с утечкой ядохимикатов, и его за это выгнали взашей… сможет он пойти в другой институт на такую же должность? Рады будут там такому горе-работничку?

– Да, с подпорченной трудовой книжкой ему было бы непросто…

– Вот я и говорю – хана моим рейсам, во всяком случае в загранку. Книжка книжкой, а есть ещё и база данных, где будет чётко обозначено: ненадёжен этот парень.

– Круто, ничего не скажешь…

– Ага. Так что придётся вспоминать молодость, пересаживаться на маршрутку или самосвал. Я начинал когда-то в третьем автопарке, рейсовый автобус водил, семьдесят второй маршрут, – Котов горестно вздохнул, – А там, сами понимаете, заработки совсем другие.

– Зато и солидарности, как вы выражаетесь, поменьше.

– Это как посмотреть… Слыхали, как наш с вами сосед – этот, полосатый… как он о своих водилах высказывается? Иначе чем козлами не называет, держит на коротком поводке, и чуть что – под зад ногой! Ещё и штрафы у него, и методы какие-то особые… Гадёныш.

– Простите, а вы с ним, случайно, не знакомы? С Алексеем этим?

– Нет, – «усатый» достал из кармана початую пачку сигарет, повертел в руках и сунул обратно, – С чего вы взяли?

Лекарь пожал плечами. Действительно, с чего? А неприязнь наёмного работника к боссу, притесняющему таких же батраков, вполне объяснима.

– Может, мне показалось… но, по-моему, сегодня, когда я возле умывальника приставал с расспросами к вашему тёзке, вы как-то на него смотрели…

– Обыкновенно смотрел.

– Обыкновенно?

– Конечно. Надо же мне куда-то смотреть, не всё ж в потолок пялиться. Ну да, особой любви у меня к таким как он, нет и быть не может… Крутой он, видишь ли… Ну и вали в крутую клинику – там и лекарства покруче, и палаты отдельные, и Вованы тамошние по-другому пахнут!

– Ха-ха-ха!.. Вот это вряд ли… А когда он рассказывал про усы?

– Какие усы?

– Он говорил, его отец отращивал какие-то особенные усы – как у Владимира Мулявина – был такой певец…

– Помню такого… И что?

– Нет, ничего. Наверное, мне просто показалось. Тем более, во времена моей молодости и вашего с ним детства такие усы носили очень многие. Мода была такая

– Да, пожалуй.

– А ваш отец?

– Что – мой?

– Тоже усач, как и вы? Или вы их себе срисовали с кого-то другого? Согласитесь, такие нынче не часто встретишь!..

– Нет у меня отца. И матери нет. Умерли они.

У Алексея в кармане пиликнул мобильный телефон, он остановился, а химик по инерции сделал ещё несколько шагов и лишь тогда, оглянувшись, заметил: собеседник стоит, держась правой рукой за левое запястье.

– Что с вами, Лёша? Опять срыв?

– Н-нет, просто перебой какой-то… Знаете, я, наверное, вернусь в палату.

– Да-да, конечно, возвращайтесь. И я тоже, на всякий случай.

– А вам-то зачем? Гуляйте спокойно.

– Нет, пойду с вами. Спокойно гулять всё равно уже не получится.

На обратном пути у хирургического корпуса Котов притормозил.

– Вы идите, а я тут, на минуточку…

– Да ничего, я подожду. Опять к сестре?

Алексей кивнул, подошёл к той же задней двери, и через минуту оттуда выглянула та же стройная блондинка в розовом костюме. Объятий на сей раз не было – брат с сестрой поговорили совсем недолго, и Алексей вернулся к химику. Женщина помахала рукой брату, поклонилась Лекарю и скрылась в дверях.

– По праву старшей считает себя обязанной контролировать мой режим, – пояснил Котов, – Спросила на посту, как дела у братца, а они меня и заложили. Она мне эсэсмэску: «А ну давай назад!..»

– Молодец, уважаю!.. А на мой взгляд она не выглядит старше вас… Что касается контроля, ничего не поделаешь – женщины все таковы. На годик всего раньше и появилась на свет, а руководит, будто вы ей в сыновья годитесь… Сигареты хотя бы не отобрала?

– У нас чуток иначе. Но похоже, да-а… – младший брат невесело посмеялся, – До обыска пока не дошло. Ерунда, завтра специально спрошу у Аркадьича добро на променад, и никаких проблем.

Глава третья

Разговор об усах и родителях продолжился на завтрашнем вечернем моционе, и вскоре после его начала Лекарь был не рад, что завёл беседу на эту тему. После ужина, едва он подался к дверям палаты, Котов уже с разрешения врача увязался следом. С четверть часа шли молча, а потом младший вернулся к вчерашней теме.

– Вы вчера спросили, не с отца ли я срисовал свои усики?

– Ну, не так уж меня это и волнует. Если вам неприятно, можете не говорить.

– Не беспокойтесь, ничего неприятного здесь нет. То есть история, кто б спорил, нехорошая, но жизнь назад не повернёшь.

– Может, не надо, раз нехорошая?

– Не о погоде же нам трепаться… Так вот, о моём папе. Усов он никогда не носил, а умер, когда мне было восемь лет. Точнее, погиб в аварии.

– Он был водителем, как и вы? Дальнобойщиком?

– Нет, ничего похожего. Был обычным инженером на телезаводе, и неплохо в общем жили мы… мама бухгалтер там же, он технарь, Лика… это сестричка моя, она на пять лет старше, и я. Квартиру строили кооперативную, а пока перебивались у бабушки, маминой матери. Тогда многие так теснились, не одни мы, да вы это знаете не хуже моего. Всё надеялись на лучшее – вот-вот дела в стране наладятся, и заживём по-человечески. А когда началась эта катавасия с перестройкой, завод упал, и папины-мамины надежды упали вместе с ним.

…Отец Лёшки Котова хотел только одного – жить нормально. А в то поганое время это давалось не всем, далеко не всем. Большинство плыло себе по течению, как сор по весеннему ручейку или дерьмо по канализации… люди выживали, перебиваясь от одной жалкой зарплаты до другой, а Борису хотелось жить. Жить, а не выживать. И он решил поменять всю жизнь разом, огорошил этой новостью всю семью, собравшуюся на ужин в шестиметровой кухоньке. Дети и кошка, естественно, присутствовали чисто номинально, а жене с тёщей предстояло услышать не самое приятное известие.

– Всё, завтра на работу не пойду, – отодвигая тарелку, заявил Борис, – И вообще, я ухожу.

– Куда?! – вскинулась Оксана, – Ты нашёл другую женщину и хочешь нас бросить?!.. А я?.. А дети?

– О, боже! – присоединилась её мама, в своё время так же нежданно-негаданно брошенная мужем.

Им было по сорок пять и ничто не предвещало беды, когда бравый майор Бородин вышел в отставку, получил солидную пенсию и сбежал на Дальний Восток, прихватив с собой молодую красотку, ровесницу его дочери.

– Всё повторяется, как говорил Соломон… И ты туда же… как тебе не стыдно, Боря!.. Мы тебя… Ты для меня… Ох, кобели вы, кобели…

– Стоп! – оборвал зять назревающий скандал, – Тихо. Собак не трогать!.. Во-первых, Соломон этого не говорил. Во-вторых, я тоже.

– Но ты же сказал, что уходишь?..

– Ну да, сказал. А вы не дали договорить и приняли муху за слона. Я с завода ухожу, понятно?.. С за-во-да!.. А бросать никого не собираюсь – ни детей, ни тебя, солнце моё, ни вас, мама. Вы мне ещё пригодитесь.

– С завода?.. – Оксанины глаза снова наполнились слезами, – А на что мы будем жить?

– Вот об этом я и хотел бы поговорить, если ни одна дура… простите, ни одна из дорогих мне женщин, не будет перебивать и воображать невесть что. Обещаете?

Обиженное женское молчание всё равно остаётся молчанием, а молчание, как известно – знак согласия. Борис продолжил в относительной тишине, нарушаемой лишь позвякиванием детских ложек.

– Родному нашему заводу в ближайшее десятилетие, как ни прискорбно это сознавать, ничего хорошего не светит. Ты, дорогая, это знаешь не хуже меня: вот скажи, какую прибыль мы получили за год?.. Правильно, ноль без палочки, а уж если совсем точно, то там не прибыль, а прямые убытки. Почему, спрашивается? Да потому, что годами гоним одну и ту же лажу с момента постройки первого цеха и до сих пор, с незначительными вариациями. А мир на месте не стоит, и наши кинескопы сегодня на фиг никому не нужны. И лампы наши с диодами и катушками – аналогично. Отовсюду, куда ни глянь, валом прёт дешёвая китайская электроника, спроса на нашу рухлядь не будет уже никогда. А у нас, понимаешь ли, его величество план! Выполним и перевыполним, чего бы это ни стоило. Вот оно и сто́ит… да только у меня, например, на эту стоимость уже не стои́т.

– Говоришь ты правильно – прямо лектор из общества «Знание», – не удержалась от реплики жена, – Но все же как-то живут… Пусть нам и немного платят, зато регулярно… Может, и тебе не дёргаться, а?..

– Ага, регулярно, по двадцать долларов в месяц. Спасибо партии родной и лично дорогому!.. Умные и просто понимающие люди не ждут у моря погоды, и я ждать не хочу.

– А чего же ты хочешь?

– Я хочу не считать каждую копейку, а… Например, каждое лето ездить с тобой, Ликой и Лёшкой на море.

– Ура!.. – хором обрадовались Анжелика и Алёшка, – Мы едем на море!

– На море без денег не съездишь, – приземлила детские мечты Оксана, – А где их взять, такие деньги? Кто их тебе даст?

– За просто так никто не даст, – согласился Борис, – Придётся покрутиться.

– Да-а? – недоверчиво прищурилась тёща, – И как конкретно ты собираешься крутиться? В таксисты пойдёшь?.. Так у тебя, зятёк, и машины своей нету, а мою родную «копеечку» я тебе на эти дела не дам. На работу или с детьми куда – пожалуйста, а чтоб чужими людьми её набивать – через мой труп!

На этом месте старшая Лика, обладавшая живым воображением, звонко расхохоталась. Видимо, представила, как её папа будет переезжать на набитой чужими людьми маленькой бабушкиной машине через совсем немаленький бабушкин труп.

– Кто сказал – в таксисты? Ничего подобного!..

– А как тогда? Своё производство откроешь? И что, с позволения спросить, ты собрался производить?

– Эх, вы, экономисты хреновы!.. Забыли вы основоположника вашего, дедушку Маркса. У него же не просто «Товар-деньги-товар», но и «Деньги-товар-деньги»!..

Теперь в свою очередь взволновалась жена.

– Во-первых, у Маркса совсем по-другому, а во-вторых, кончай темнить. Выкладывай, что у тебя там на уме.

– Торговать буду.

– Ух, ну ты и удивил!.. Да теперь не торгуют одни лопухи да ленивые. А чем? Пустыми бутылками?.. Картошкой с укропчиком с мамкиного огорода?

Секрета из своих торговых планов Борис делать не стал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.