Вампиры

– Дневника я еще не нашел, но не теряю надежды, – ответил старик, – вот все эти связки еще мною не просмотрены, – и он указал на целый ворох бумаг.

Затем, подавая Гарри толстую синюю тетрадь, он добавил:

– Посмотрите, это так называемые «скорбные листы» из больницы. Тут есть записи о больном, вернее, сумасшедшем, записанном под именем Петра Дорича, сельского учителя. У меня есть предположение, что автор дневника и Петр Дорич – одно и то же лицо. На эту мысль наводит, что в дневнике много раз встречаются сплетенные монограммы из букв «П» и «Д». Затем звание сельского учителя, да и другие мелочи.

Гарри отошел к окну и прочел «Скорбные листы из больницы».

Такого-то числа и месяца, по приказу доктора, открывается запись для сельского учителя Петра Дорича, несмотря на то что в больницу он не поступал.

Третьего дня доктор Брасе и я были приглашены госпожой Дорич, сестрой учителя, для осмотра ее брата Петра, которого она считает сумасшедшим.

По ее словам, она уже давно замечала странности в поведении брата, но не придавала им значения. Тем более что порядок дня ничем не нарушался и только к заходу солнца и по вечерам, в особенности когда светит луна, он становится беспокойным, не слышит, что ему говорят, и запирается в своей комнате.

Она также заметила, что он стал часто уходить гулять вечерами, чего прежде никогда не делал.

За последние дни странности усилились, но все же большей частью они проявляются по ночам.

При закате солнца учитель запирается в своей комнате и не выходит до следующего утра.

Сестра пробовала смотреть в замочную скважину и видела, что он ходит по комнате, раскинув руки, точно летит; на голове что-то вроде короны, а на плечах дамская распущенная шаль.

Затем все смолкает, точно его нет больше в комнате.

Часто сапоги его бывают в грязи, но, когда он уходит, она не может уследить. Дверь все время закрыта.

Ее больше всего заботит то, что брат худеет и бледнеет не по дням, а по часам. Ничего не ест и превратился в скелет.

Все это она сообщила доктору в больнице и просила его зайти к ним как бы случайно, посмотреть и поговорить с братом.

По приказу доктора я сопровождал его в этом визите и должен вести «скорбный листок».

27-го

Мы зашли к Дорич перед вечером. Учитель был дома и принял нас радушно, он правда худ, а главное, как-то истощен.

Нас угощали чаем в саду. Все шло мило.

К закату солнца хозяин становился беспокойным: вставал, ходил, не отвечал на вопросы, точно их и не слышал, глаза как-то бегали по сторонам. Наконец схватил шляпу и палку и, что-то пробормотав, ушел из сада.

Доктор прописал бром и посоветовал выследить, куда ходит больной.

28-го

Бром больной пьет беспрекословно, не спрашивая, что и зачем ему дают.

1-го

Он день ото дня становится все апатичнее.

Где он бывает, узнать не удалось, но установлено, что он вылезает из окна.

3-го

Сегодня его доставили в больницу. Сестра хотела его задержать при выходе из сада, но он набросился на нее в исступлении, и Бог знает, чем бы это кончилось; но, к счастью, больной запутался в распущенной шали, накинутой на его плечи, и упал.

Его связали и привезли к нам. Дан морфий.

Днем состояние спокойное, полное отсутствие аппетита и слабый пульс.

Вечером припадок бешенства и опять морфий.

4-го

Утром – спокойно. Стащил чернила и бумагу, что-то пишет и прячет. Приказано не трогать.

Вечером заблаговременно морфий.

Спит.

Неделя под тем же режимом.

Прибавился в весе.

12-го

Начал становиться беспокойнее. Доктор предполагает влияние наступающего полнолуния, хотя окна хорошо закрыты.

Приемы морфия увеличены.

Беспокойство усиливается, и морфий уже действует не сразу, а с промежутком времени после приема.

18-го

Начинается бурный период. Обрили голову и надели смирительную рубашку.

При борьбе нечаянно оцарапали шею, не знаю только чем; ранка небольшая, но сочится кровь. Приказано мазать цинковой мазью. Больной дает не сопротивляясь, но при этом хитро улыбается.

Припадки по-прежнему падают на вечер и первую половину ночи.

Дни спокоен.

Кормим почти силой.

Сестра и доктор хлопочут о перевозе больного в город. Здесь нет никаких приспособлений, даже удобной комнаты. А на действие морфия все меньше и меньше надежды.

20-го

Полнолуние.

Ночной прием морфия.

Спит.

21-го

Наутро больной исчез. Окно открыто, а железный крест, наколоченный на него по приказу доктора, отогнут с одной стороны. Гвозди вытащены.

Поиски всей деревни не привели ни к чему.

Следы, которые видны благодаря выпавшему с вечера дождю, ведут к озеру.

Озеро обыскали. Оно мелко, и трупа нет.

С восходом солнца начнут поиски в лесу.

22-го

Ничего, ни малейших признаков.

Дали знать по окрестностям.

При очистке палаты нашли в печной трубе листки, писанные рукой учителя. От сажи и небрежного письма многое прочесть нельзя; вот, нижеследующее, можно было восстановить.

Записки учителя

…Темные силы на меня ополчаются… бороться… дракон силою своих чар опутал меня, и я упал… Но будь покойна, я приду. Приду… говорят мне: вы в больнице, вот это господин доктор: ладно, я понимаю отлично обман… Это твой муж заключил меня, он думает, можно заключить дух! Ха-ха-ха, ведь я дух, дух… и… я чувствую, наступает час, золотые нити тянутся ко мне, впиваются в голову, в сердце… тяжело. Боже, как тяжело… Приду, при…

Место на шее, куда ты любишь меня целовать, горит, а они мажут его мазью, думают обмануть меня!.. Твой принц, твой милый скоро придет…

19-го

Я был прав, что сижу в тюрьме. Теперь это больше не скрывают, приколотили железную решетку на окно… Ха-ха… я все понял… это не твой муж, а Вельзевул. Он колет меня жалом, а потом уносит мой ум и сердце. И я их должен всюду искать…

20-го

…Сегодня нашел в трубе.

…Ну да ладно, все рыцари страдали за своих дам…

…Меня хотят купить. Надели тогу римского императора и остригли волосы для короны.

…Глупые, не видят, что гвозди уже вынуты… Ни корона, ни порфира меня не удержат… Я знаю путь к тебе и приду…

21-го

…Вчера он опять воровал мое сердце… Но я догадался и спрячу его сегодня под подушку, а сам прикинусь спящим!.. Жди.

…Близко счастье… Тихо… все спят…

.

Конец.

Учителя не нашли. Доктор предполагает, что он зашел далеко в лес и под влиянием морфия уснул. А затем погиб от волков или лисиц.

Одежды тоже не нашли.

Сегодня панихида. Мир его праху.

Фельдшер Фриц руку приложил.

– Странно, все очень странно, – пробормотал Гарри, передавая книгу доктору.

Когда доктор кончил чтение, Карл Иванович сказал:

– В церковной книге тоже есть запись о смерти сельского учителя Петра Дорича с пометкой: «Причина неизвестна».

– Вообще некоторые здешние церковные книги в своем роде раритет, – продолжал Карл Иванович. – Так, в том году, когда был похоронен ваш родственник, значится много умерших, все больше молодежь, и все с пометкою «причина неизвестна» или «от сердца», что, собственно, то же, что «причина неизвестна». Видимо, была эпидемия, но так и не определено какая. Через пятнадцать лет эта эпидемия повторилась и опять не была определена, – докончил Карл Иванович, снимая очки.

X

Вечером, по обычаю, все собрались вместе. Известие, что документ найден и препятствий по вводу во владение больше нет, на всех подействовало возбуждающе.

Поздравляли, пили за здоровье Гарри, строили планы новоселья и прочих торжеств и празднеств по этому случаю.

Молодежь уже справлялась о красоте и именах молодых девушек и женщин из ближайших окрестностей.

– Господин Смит, вы прежде всего позаботьтесь о похоронах того несчастного, что мы нашли сегодня в склепе, – сказал Гарри. – Прикажите также исследовать трещину в скале и заделать ее. Мне этот труп, найденный в первый день моего владения замком, является грустным предзнаменованием, – закончил хозяин.

На минуту всем стало не по себе.

– Похороните беднягу под именем Петра Дорича, – прибавил Гарри.

Все удивленно переглянулись; только доктор и Карл Иванович поняли желание Гарри, но оба промолчали.

.

Скоро вновь воцарилось веселое настроение.

Когда шумные порывы стихли и количество пустых бутылок было достаточно, Гарри попросил библиотекаря дочитывать дневник учителя, если он его разыскал.

Карл Иванович тотчас приступил к выполнению желания хозяина, надел очки и развернул старую тетрадь.

Дневник учителя

Сознаюсь, это мучительно, но составляет сущность моей жизни. Целый день я не живу, а жду, страстно жду ночи, а день тянется такой бесконечный… Сестра и Мина стряпают пироги с морковью и уверяют, что я их люблю. Не знаю. Не помню. Должно быть, правда.

Но вот наступает ночь, желанная, долгожданная; всходит луна! Воздух делается ароматным, от луны бегут серебристые волны.

Тихо. Тихо. Лист не шелохнется… Но слушайте, слушайте… Вот шелестит, звенит… Это она, моя милая. Как ты хороша, как прекрасна! Ты надела сегодня ненюфары, они идут к тебе. Но входи же, входи… Окно открыто, я убрал чеснок, его нет больше.

Но все напрасно.

Она протягивает руки, покрывало бьется около нее, как крылья; глаза горят желаньем, но она не входит, точно невидимая сетка протянута через окно и не пускает ее.

Со стоном она исчезает… и так каждый вечер… С голубого неба по серебряным волнам месяца спускается она ко мне…

20-го

Я решил. Сегодня я сяду на окно и схвачу ее.

Ах, эта сестра, как она мне надоедает!..

«Ты бледен, что с тобой, покушай то того, то этого». Прямо несносно, ходит по пятам. А старик церковный сторож, кажется, вместо своей церкви сторожит меня.

Придется замыкать комнату.

Да что они, наконец, за сумасшедшего, что ли, меня считают!

Я просто ради науки хочу исследовать это явление природы.

Скоро ночь.

21-го

Вчера я исполнил свое намерение, сел на окно, схватил ее за руку и привлек к себе. Она не сопротивлялась, прильнула ко мне, покрывало обвилось вокруг меня, я потерял равновесие и через окно упал в сад.

К счастью, падать было невысоко, и я отделался пустяками: порядком только оцарапал щеку и шею.

Все-таки от падения я потерял сознание, а когда очнулся, то ее уже не было и луна померкла.

Был сегодня на деревне. Старик на меня косится, а Генрих совсем оправился, даже ранка на шее затянулась.

Что делать сегодня? Падать с окна мне вовсе не хочется, а видеть ее я должен. Вывод прост – вылезу в окно и буду ждать в саду.

25-го

Провел несколько чудесных ночей! Сидел на скамейке, и она припадала ко мне… Закинет голову и так целует, что больно делается.

Но проклятый старикашка тут как тут. Пришел, и милая моя исчезла. От злости я так ослабел, что только с его помощью дотащился до кровати.

Три дня я вылежал. За это время старик навесил чесноку, наставил крестов.

Смех, и только. Уверяет, что иначе бы я погиб, что вампир уже присосался ко мне.

Конечно, это вздор. Но что со мной было? Сон или видение? Для сна слишком ясно. А видение? Ну, оно не целуется и не кусается. Значит, действительность? Вампир. Пустяки, что я, старая баба разве?!

Темнеет, скоро вечер, взойдет луна. Засветится и зазвенит воздух, цветы раскроют чашечки, ночные бабочки полетят высоко, высоко… Почему и мне не полететь? Стоит только захотеть, и я буду царем бабочек, их принцем. Глупая Мина закрывает мне ноги и думает, это шаль. Как бы не так, я отлично вижу, что это царская мантия, даже больше, волшебный плащ.

Сегодня я отправлюсь на озеро…

26-го

Ловко я провел вчера старого дурака церковного сторожа. Он уселся на «нашу» скамью не то с колом, не то с крестом, а я потихоньку прополз сзади него, плащ-невидимка помог мне, а может быть, и глухота старика, да и был таков.

Сегодня опять проделаю то же…

27-го

Вчера забрался на озеро рано, в саду у нас развели чай, угощали доктора и фельдшера, я их приветствовал, а потом и исчез незаметно.

Маленькое разочарование: я думал, что моя милая спускается с луны по серебряной лестнице и ступеньки звенят, звенят под нею, а вчера видел, что она выходит из замка, даже правильнее – из горы, на которой стоит замок. Должно быть, есть подземный ход – во всех замках бывают подземные ходы.

Надо посмотреть днем. Иду…

Ну конечно, я прав. В половине горы есть коридор, только такой узкий, как щель, и я едва ли в него пролезу.

Слаб я страшно. Это, конечно, усталость. Шутка ли – подняться почти по отвесной скале. Поднимаясь, я не замечал ни трудности, ни опасности, а только спустившись обратно к озеру, сообразил, что это нелегко.

И вот она спускается каждый вечер, и это для меня, для простого учителя… да что я говорю, какой я учитель, я принц. Недаром же она любит меня…

И как она хорошеет! Не только губы, но и щеки у нее стали розовые.

Одно я не люблю, она целует меня в шею, и так крепко, что не дает зажить моим царапинам… они горят и саднят…

Сегодня я опять пойду на озеро…

– Дальше идут чистые страницы, – сказал Карл Иванович, – и продолжения, наверное, нет, – прибавил он, смотря на Гарри.

– Жаль, что не выяснилось, был это в самом деле вампир или мы имеем дело только с сумасшедшим, – заметил Джемс.

– А вы верите в существование вампиров? – спросил Жорж К.

– Я не имею обычая отрицать то, чего не знаю вполне, – ответил Джемс. – Наука говорит: «их нет», а народное верование: «да»… Кто прав?

– На свете так много еще нерешенных истин, – подтвердил Гарри. – Что такое наши сны, наши предчувствия? Наконец, даже галлюцинации?

– Но это ужасно, если «они» существуют, – прошептал, бледнея, Жорж К.

– Не бойтесь, у нас в горах их больше нет. Бабушка говорила, что прежде, правда, «они» шлялись, но стоит забить в спину осиновый кол, тогда уже не встанут. Моя бабушка сама видела, как забивали… – болтал подвыпивший староста.

– А я слышал, что «их» можно удержать заклинанием, – скромно вмешался помощник управляющего Миллер.

– Я это тоже знаю, – перебил староста, – но бабушка говорит, что кол лучше. Заклинание или случайно, или нарочно можно снять…

Гарри и еще несколько человек вышли на террасу освежиться. Остальные же продолжали свой спор о вампирах.

Ночь была чудная, тихая, яркий свет луны делал ее еще фантастичнее. Тумана в долине не было, озеро блестело, как металл, а за ним белела деревенская колокольня.

Для полноты картины налево чернел лес, а направо стояла мрачная скала с точно заколдованным замком.

Мечтательный Жорж К. залюбовался им, и вот ему кажется, что из сада замка по горе тихо спускается облако. Странно, откуда оно? Высокая ель загораживает вид; недолго думая, Жорж спускается с террасы и идет к калитке сада.

Ничего. Облако исчезло. Постояв немного, он внезапно почувствовал холод и точно присутствие кого-то рядом… Жорж оглянулся и обмер.

Около него стояла прозрачная женская фигура, золотистые волосы распущены, лицо бледное-бледное, и в руках ненюфар.

С криком ужаса в три прыжка Жорж был на террасе и, влетев в столовую, со стоном упал на кушетку.

Все вскочили.

Жорж молча указывал на сад. Доктор налил стакан воды и поднес Жоржу. Тот послушно выпил.

– Ну, говорите теперь, что вы видели? – сказал врач.

– Чары сняты, она в саду.

– Что за черт, кто она?

– Женщина-вампир! С золотыми волосами, – заявил Жорж.

Доктор в ответ только свистнул.

– Обыщите сад, – приказал Гарри слугам.

– Напрасно, Гарри, – остановил его доктор.

– Скажите-ка лучше, молодой человек, сколько кружек пива вы выпили в деревне? – спросил он.

Жорж с недоумением смотрел на врача.

– Много? – допрашивал тот.

– Да.

– А потом шампанское?

– Да, – виновато прошептал Жорж.

– Если вы сейчас наденете простыни и, вообразив себя царем бабочек, вздумаете полететь, я нисколько не буду удивлен. Знаю я это деревенское пиво! Дурман! – продолжал доктор. – Вообще, господа, я советовал бы лечь спать. Тем более что едва ли ночь пройдет тихо. Я боюсь, что наши храбрые молодые люди будут под влиянием дурмана сражаться если не с вампирами, то с волками или другими чудовищами, – закончил доктор.

Совет его был принят, и, распрощавшись, все разошлись по спальням.

Последним оставил столовую капитан Райт.

XI

Предсказание доктора сбылось.

Среди ночи раздался дикий крик ужаса. Все выскочили в коридор.

– Что случилось, кто кричал? – задавали друг другу вопросы испуганные, полуодетые гости. И никто не получал ответа. Никто ничего не знал.

Нельзя даже было решить, из какой именно спальни раздался крик.

– Я предполагаю, что из спальни номер два, если считать от окна, – сказал Джемс. – Я первый был в коридоре и видел, что из этой спальни вышла фигура и направилась к окну, а потом повернула налево по коридору. Пойдемте туда.

Вошли в спальню номер два.

На кровати лежал виконт Рено, тихий и обыкновенно незаметный член компании. Руки его были вытянуты, а на лице застыл ужас. Он был без чувств.

После растираний и приема лекарства он очнулся, но на все расспросы конфузливо отвечал, что ничего не помнит, ничего не видел и не кричал.

– Ну а твоя фигура, конечно, была с золотистыми волосами и ненюфарами? – насмешливо спрашивал доктор у Джемса.

– Это был лунный свет, что падает прямо на пестрое окно, а остальное дополнила тень от рамы, – спокойно ответил Джемс на насмешку.

Понемногу все успокоились и вновь разошлись по спальням.

………………………..

До утра тишина ничем не нарушалась. Утром Смит сообщил Гарри, что ночью случилось несчастье.

Внезапно умер один из молодых рабочих.

– Что с ним?

– Неизвестно еще. Доктор со слугою находятся у трупа, – отвечал почтительно Смит.

– Как звали рабочего?

– Блено.

– Блено? Я что-то не помню такого имени, – сказал Гарри.

– Это не тот ли молодой парень, которому вы, Смит, отдали нести отломленную голову статуи? – спросил Джемс.

– Да, сударь, это он. Голова и сейчас лежит на окне в ногах его кровати.

– Где же он умер?

– Во время сна в постели. Он спал в общей людской, налево по коридору. В комнате спали пять человек, и никто ничего не слыхал ночью. Он умер тихо, – докладывал почтительно Смит.

В это время вошел доктор и на общий немой вопрос ответил:

– Ну конечно, паралич сердца.

– Похороните как следует да справьтесь, есть ли у него родня в деревне, – приказал Гарри.

– У Блено старая тетка, – почтительно сообщил один из лакеев.

– Выдайте ей сто долларов, – прибавил Гарри.

Кругом начались похвалы его доброму сердцу и отзывчивости.

Желая их поскорее прекратить, Гарри обратился к Джо, слуге доктора, и спросил:

– Что с вами, вы хромаете?

– Пустяки, мистер, поскользнулся и вытянул связку. И угораздило же этого Блено бросить ненюфар около своей кровати, а я впопыхах недосмотрел и поскользнулся.

………………………………….

День обещал быть скучным.

Гарри получил большую почту из Америки и заперся в своем кабинете.

Управляющий занялся похоронами, и гости были предоставлены самим себе.

Положим, лошади, собаки, слуги и все было в их распоряжении.

Одни поехали в город, другие занялись письмами и книгами. Многие болтали.

Только капитан Райт угрюмо молчал: он забрался в угол террасы и курил сигару за сигарой. На вопросы и предложения товарищей он только сопел и мычал.

Его оставили в покое.

– Это на него действует воздух Европы, – смеялся Джемс.

– Ну, нет, отсутствие женщин, – заспорил Жорж К.

– То или другое, но капитан Райт сильно изменился за эти последние три дня. Он осунулся, похудел. Сейчас он напоминает мне то время, когда нам пришлось выдержать осаду диких индейцев, – рассказывал доктор, – тогда приходилось не спать по три, четыре ночи кряду; да это бы еще ничего, но надо было быть все время начеку и ждать опасности, не зная, с которой стороны и в каком виде она придет. Это страшно действует на нервы.

– Доктор, и вы сами испытали это? – посыпались вопросы любопытной молодежи.

– Ну конечно, Райт, Гарри, Джемс и я, в числе других охотников, попали в ловушку, ну и досталось нам. До смерти не забудем. Зато с тех пор мы почти не расстаемся. Опасность сдружила нас, – закончил он.

К доктору пристали с расспросами, и он долго рассказывал свои охотничьи приключения не только в Америке, но и в Индии.

XII

Вечером все собрались в столовой. Последними пришли доктор и капитан Райт. Райт хмурился, а доктор озабоченно на него поглядывал. Ужин прошел оживленно.

За пуншем приступили к Карлу Ивановичу, прося что-либо почитать.

– Очень рад, я нашел между бумагами и книгами вторую пачку писем. Несомненно, это продолжение, хотя и с большим перерывом во времени, – говорил Карл Иванович, видимо, довольный, что может услужить обществу.

– Читайте, читайте! – заторопила молодежь.

– Тише. Я начинаю.

Письмо десятое

Ты, наверное, считаешь меня изменившим нашей дружбе, милый Альф, считаешь, что я наслаждаюсь семейным счастьем и оттого не пишу тебе.

Ошибаешься.

Семейное мое счастье еще в далеком будущем, а сейчас, кроме работы и забот, ничего.

Как видишь, пишу тебе с нового места жительства.

Я на родине.

По милости затеи старого дядьки идти на богомолье мне пришлось изменить весь план жизни.

Раньше я предполагал, повенчавшись с Ритой, ехать в замок, старый Петро должен был его к тому приготовить, а теперь готовить замок пришлось мне самому.

Не мог же я тащить Риту неведомо куда. Пришлось на время расстаться.

Я здесь, а Рита приедет на днях со старой кормилицей и двумя служанками. Наряды ее готовы, и она ими довольна. Каюсь, не утерпел и купил шкатулку императрицы.

Замок запущен гораздо более, чем я ожидал. По словам сторожа, отец уже давно не жил в замке, даже не входил в него. Он ютился в комнатах, предназначенных для прислуги, что лежат близ конюшен и кухонь.

Прислуга частью сама разошлась, частью была уволена отцом.

Ни лошадей, ни коров, ни даже собак я в замке не нашел.

Отец жил вполне отшельником. В лице одного Петро совмещалось и общество, и весь штат прислуги.

Из-за такого порядка вещей даже сад страшно запущен: он весь зарос чесноком. Противный запах так и стоит в воздухе.

Чистим и жжем чеснок не покладая рук.

Старый колодезь пришлось бросить: решил выкопать новый.

Ни куртин, ни цветов еще нет. И куда все это делось? Прежде, при матери, сад тонул в цветах.

Старой сторожки, где жил американец, тоже нет, на ее месте стоит большой крест.

Надо думать, старик умер.

Пришли работники с расчетом, пока прощай.

Твой Д.

Письмо одиннадцатое

Уф! и устал же я!

Встаю в шесть часов утра, прямо на лошадь – и в замок на работу.

Впрочем, я забыл сказать тебе, что живу в лесном доме, недалеко от замка. Мне здесь очень нравится, и я охотно привез бы сюда Риту.

Даже, признаюсь, эта мысль так меня занимала одно время, что я почти приготовил для нее здесь две комнаты.

Пришлось кое-что переменить и пристроить, но меня постигло разочарование. Рита непременно хочет въехать прямо в замок, «как владелица», пишет она.

Прощай, мечта и несколько тысяч дукатов!

Работы в замке идут тихо; все приходится выписывать из города.

Сегодня весь день жарился на солнце; распланировывали с садовником куртины и клумбы.

Безобразный крест мы уничтожили и предполагаем сделать тут маленький розариум.

Ведь Рита обожает розы.

Оранжерея для роз уже готова. Сад представляет много работы. Все дубы заражены омелой, точно кто нарочно разводил этого паразита.

Несколько лучше сохранилась восточная часть сада. Там, в скале, стоит мраморная богиня – при мне ее еще не было. Не поставил ли ее отец в память матери; на эту мысль наводит то, что кругом лежит много старых засохших венков. За неимением других цветов они сделаны из цветов чеснока.

Приказал сжечь.

Еще странность: в склепе не нашел гробов ни отца, ни матери.

Впрочем, я очень спешил. До завтра, засыпаю от усталости.

Твой Д.

Письмо двенадцатое

Сегодня ко мне явился молодой человек в каком-то фантастическом костюме и с церемонными поклонами передал мне сверток, сопровождая его вычурными приветствиями, от моей невесты.

Моя малютка вошла в роль «владетельницы замка».

Первое мое желание было спустить с лестницы средневекового посла, но, развернув сверток, я все забыл… передо мной была Рита! Моя умница прислала свой портрет для семейной галереи.