Мир без завтрашнего дня

Или, если быть точнее, из той самой чёрной слюны, однако, содержащей то, что заставляло мутировать ещё быстрее, – не за восемь, а за четыре часа – в результате чего количество трупов росло. И в такой геометрической прогрессии, что в какой-то момент власти приняли решение сжигать всё без разбора, – будь то шестифутовый, серый монстр или попавший под обстрел маленький ребёнок с двумя пулями в животе – из-за чего воздух в некоторых уголках страны пропитался жжённой плотью. Да так перманентно, что в голове появилась установка, согласно которой стереть это из памяти удастся только с возвращением сюда, в место, где, как хотелось верить, ещё никто не знает, кто такие коматозники и как с ними бороться.

– В таком случае, с вашего позволения, я хочу задать ещё один вопрос, – после непродолжительного молчания произнёс незнакомец. – Сколько времени прошло с начала эпидемии?

– В смысле, как давно заражённые уничтожили большую часть человечества? – уточнил на этот раз Винсент, всё ещё сомневающийся в том, что это не какая-то глупая шутка, так как разве что новорожденный может не знать, что с начала катастрофы прошло чуть больше пятнадцать лет.

– Не поймите меня неправильно, просто… у меня запланирована встреча с одним человеком, который живёт где-то здесь, неподалёку от Берлина, и, если я ошибся со временем, то мне нужно это знать.

– Чувак, ты под веществами что ли? – неиронично задалась вопросом Бэбс, так же прекрасно осознающая, что всё происходящее не плод её воспалённой из-за удара фантазии.

– Нет. Мне просто нужно, чтобы вы ответили на мой вопрос, – требовательно заговорил мужчина, чей его высокий силуэт вновь приобрёл угрожающий вид, заставивший палец на курке еле заметно дрогнуть в готовности завершить этот диалог, кажущийся всё более странным с каждой минутой.

Невозможно ведь «ошибиться со временем» в контексте нескольких лет, даже если у тебя нет связи. Да и к тому же, судя по серебряному клинку в ножнах и серебряным патронам, о том, кто такие заражённые иностранец знает не понаслышке, следовательно, тут подразумевается нечто более серьёзное, чем обычное отсутствие пунктуации у него или того человека, с которым у него назначена встреча. Если, конечно, и это не ещё одна ложь, сказанная специально для того, чтобы показаться достаточно открытым и тем самым втереться в доверие.

– К сожалению, мы не понимаем, что именно вы хотите от нас услышать, – разрывает повисшую между ними тишину Филипп. – Но, возможно, если назовёте имя своего знакомого, то что-то сможем подсказать.

– Хм, – тот вновь озадачился, замолчав примерно на секунд тридцать перед тем, как осмелиться открыться тем, от кого начинало пахнуть уже известными ароматами. – Человека, которого я ищу, зовут Вивьен. Вивьен Кёнинг.

– Что, простите? – одновременно поперхнулись воздухом близнецы от того, что незнакомец-нейробиолог в несуразном нуарном плаще назвал имя, которое не произносилось вот уже пятнадцать лет и ассоциировалось с нежными руками и ласковым голосом.

Только вот, откуда он её знает?

Это же не могло быть случайностью. Только не в мире, где из некогда восьми миллиардов человек осталось от силы несколько тысяч, что так же почувствовал и мужчина, сравнивший тяжесть повисшего напряжения с тем, когда всё вокруг стихает перед штормом, способным разнести корабль в щепки. Хотя как это возможно он тоже не знал, потому что знал Вивьен и её окружение практически с самого начала апокалипсиса благодаря совместному проживанию в небольшом поселении, а этих подростков видел впервые. Пускай, безусловно, какие-то их черты, с каждым мгновением казались всё более и более знакомыми.

Особенно это касалось Барбары, имеющей такие же ярко-зелёные глаза и роскошные, струящиеся по плечам каштановые волосы, которым, казалось, было бессмысленно предавать какой-то серьёзный смысл, пока вдруг пазл не складывается: брат и сестра, близнецы, жители Берлина, знакомые Вивьен…

«Нет, – приходит первая мысль. – Это невозможно».

А потом он пристальнее всматривается и видит в них тех самых детей с фотографии, хранящейся в деревянной рамочке, где ножом выцарапано: Барбара, Филипп и Энтони – три имени, на произношение которых стояло табу. А теперь они перед ним, несмотря на то, что это совершенно точно не входило в его, казалось бы, чётко выстроенные планы, основанные на математических и квантовых законах, не допускающих по отношению к себе каких-либо просчётов, ошибок, помарок. Одним словом, всего того, что может исказить написанное уравнение настолько, что дети со снимка оказываются живыми и давно повзрослевшими, чего, наоборот, нельзя сказать про Вивьен.

Однако про её смерть лично Бэбс не стала уточнять, понимая, что как бы там ни было, данная информация не имеет абсолютно никакого смысла, ведь человек перед ними – чужак. Иностранец, приехавший сюда чёрт знает откуда с чёрт знает какими целями, почему слепо говорить что-либо о себе и уж тем более верить его словам про мать – наивная глупость.

«Вали его», – одним еле заметным движением подбородка приказывает она напарнику, который, в свою очередь, успел поймать себя на мысли, что, если бы мужчина хотел – он бы давно убил их так же, как «Ангелов». Но тем не менее, перестраховаться будет не лишним, поэтому, пользуясь занятой позицией, Винс быстро перенаправил дуло в сторону чужого бедра в готовности наконец-то нажать на спусковой курок, как вдруг перед глазами проносится пятно.

Большое и чёрное, в долю секунды приобрётшее форму того незнакомца, что с нечеловеческой скоростью выдёргивает арбалет, затем хватает за рукав куртки, ныряет под него и, встав за спину, круговым движением прижимает запястье к лопаткам. Причём с такой силой, что Винсент даже непроизвольно давится стоном боли при ощущении, как его кисть сгибают таким образом, чтобы выбраться из захвата не представлялось возможным.

– Даже при всём недоверии ко мне, очень подло нападать со спины, – нравоучительным и чуть басистым тоном наконец разорвал ещё более напряжённую тишину мужчина и повернул голову в сторону близнецов:

Лип выглядел растерянным и удивлённым, а вот Барбара серьёзной и настроенной явно негативно, что особенно читалось по некрепкой хватке вокруг рации, из которой начинали доноситься лёгкие помехи, означающие, что кнопка РТТ3 оказалась нажата. Подтвердил это прозвучавший через секунду голос Ноэля Матье:

– Лейтенант, что случилось?

Барбара дёрнула бровями, как бы недвусмысленно давая понять, что рядом могут находиться ещё люди, способные прийти на подмогу, стоит ей только сообщить об опасности. И не важно, что это правда лишь отчасти – другого рычага давления всё равно не было.

– Отпустите его и тогда никто не пострадает, – для пущего эффекта пригрозила она, ожидая всего, что угодно, кроме того, что незнакомец резко ослабит хватку, и Винс, не сумев поймать равновесие, сваливается на бетон, прикусив губу от кратковременной вспышки боли.

– Я и не думал причинять ему вреда, – с абсолютным спокойствием заявляет мужчина, в следующее мгновение приковав ледяной взгляд к рации, по которой бывший начальник до сих пор вызывал разведчиков: – Что же касается связи с коллегами – в ваших интересах не сообщать о произошедшем.

– Почему? – этим вопросом задались все одновременно.

– Потому что, судя по физическому состоянию, никто из вас троих не мог расправиться с неожиданно напавшими врагами, а значит, факт вашего выживания – либо нелепая случайность, либо продуманный план, – объяснил тот, не убирая из тона надменность. – На месте начальства я бы сперва подумал про второе, поэтому, для вашего же блага, предлагаю ответить, что всё хорошо.

– Согласен, – моментально закивал головой Лип, посмотревший в зелёные глаза сестры, чьё звание Матье озвучил вот уже несколько раз подряд. – Нам стоит, как минимум, выслушать его, потому что ты слышала, что он сказал про нашу маму. Вдруг это что-то значит..?

– Не будь идиотом! Мы даже не знаем его имени, – попыталась всё же не поддаваться на подобные провокации Барбара, не понимая, что последнее слово звучит одинаково и в том, и в том языке, тем самым позволяя мужчине понять всё без переводчика:

– Меня зовут Руди Гонсалес.

IV. Теория, воплощённая в жизнь

10 октября 2008 года

Дрезден, Германия

– Вивьен, – раздался мужской шёпот над ухом, принуждая спящую на кровати женщину с длинными, распущенными волосами, струящимися по подушке, сонно сморщить нос. – Вивьен, вставай.

– Что случилось? – неохотно распахнув зелёные, как малахит глаза, та хочет повернуться к нависшему над собой мужчине, как вдруг он подрывается, открывает шкаф и принимается небрежно складывать все вещи, какие ему только попадались под руку, в поношенную спортивную сумку.

– Некогда объяснять, нам всем нужно уехать. Срочно, – поступил ответ без особой конкретики и, когда лунный свет упал на чужое лицо, Вивьен узнала в нём лучшего друга их семьи и крёстного детей – Ральфо Хубера.

– Не понимаю… это как-то связано с Эвретом? Ты нашёл способ, как обжаловать его повестку? – по-прежнему ничего не понимая, Вивьен встала с кровати и, убрав рукой несколько прядей за ухо, только сейчас заметила за окном сине-красные огоньки, принадлежавшие полицейской машине.

Фары её были направлены на какое-то странное существо с длинным бледно-серым телом и тонкими руками, придавившими одетого в форму человека, что как-то странно постанывал.

– Так, Ви, послушай меня, – Ральфо взял лицо женщины в свои руки, отвлекая от ужасной картины. – Разбуди детей, оденьтесь и спускайтесь вниз. Я пока подгоню машину, хорошо?

– Ладно, – она рассеянно закивала, после чего мигом выбежала из спальни, первым делом направившись в левую комнату по коридору.

Там сладко спал девятилетний Энтони, который при пробуждении, несмотря на присутствующую сонливость, следуя голосу матери, без лишних вопросов, самостоятельно принялся собирать свой рюкзак.

Младшие же – пятилетние Барбара и Филипп упорно расспрашивали, что случилось, из-за чего одеть их было достаточно проблематично, и в конечном итоге Вивьен решила оставить всё, как есть, дабы как можно скорее спуститься вниз, к Ральфо, которому они были безумно рады, пускай не понимали, почему нужно срочно уезжать куда-то посреди ночи. Да ещё и с полными сумками, что так же, безусловно, интересовало и маму, но она покорно молчала, понимая, что наводить панику не стоит. Тем более, что дети очень впечатлительны, почему при выходе из дома им приказали не смотреть на соседнюю лужайку даже если оттуда будут доноситься странные звуки по типу противного причмокивания.

Только вот, если близнецы прислушались, то Тони, уже считавший себя взрослым, украдкой бросил взгляд и, как итог, смог оторваться от кошмарной картины только, когда крёстный посадил в машину и завёл мотор. И то, услышав посторонний шум, странное существо, обсасывающее кости мёртвого полицейского, тут же бросилось к ним ударившись головой о боковое стекло со стороны водителя, пуская по стеклу одну трещину. Потом вторую, третью, четвёртую, пугая до тех пор, пока педаль газа не вдавливается в пол, оставляя гортанный рокот далеко позади и позволяя вдохнуть полной грудью.

– Вы целы? – повернувшись к сидевшим на заднем сидении детям, тяжело дыша спросила мама, на что все трое закивали головами. – Хорошо… Кто это вообще был?

– Не знаю, но явно не человек, – тихо произнёс Ральфо и чуть сбавил скорость перед поворотом на перекрёсток, откуда доносились вой сирен и крики мирных жителей. – Кто-то говорит, что это мутанты из секретных лабораторий, кто-то считает это началом библейского Судного Дня… Уж и не знаешь, кому верить.

– А полиция? Правительство? Они что-нибудь говорят?

– Ничего. Как видишь, люди действуют сами, – он кивает головой в сторону нескольких силуэтов, кидающих коктейли Молотова по направлению других митингующих.

– И… что тогда будем делать? – дрожащим голосом прошептала Вивьен.

– Говорят, на западе уже началась эвакуация, так что поедем туда, а там уже решим, как возвращать Эврета. Главное, взяла документы?

– Да, – дрожащими руками она полезла в лежавшую у себя на коленях сумку и принялась для собственной проверки доставать оттуда всё необходимое: паспорта, папка с документами детей, водительские права и несколько сотен евро, схваченных впопыхах на всякий случай.

Хотя какой такой «случай» мог произойти в ситуации, когда мир находился на грани разрушения сказать точно было сложно. Если только не использовать это как взятку, к чему Ральфо морально готовился всё то время, что был за рулём, так как чувствовал – ещё пара часов и полученное на смене ранение скрывать будет невозможно ни от жены близкого друга, ни от крестников, ни от кого-либо ещё.

Подтверждали это постепенно выползающие из-под его рубашки чёрные линии, особенно сильно выделяющиеся на теряющей свой оливковый оттенок коже. А всё из-за пришедшего на встречу перекупщика, скрывающего свою лихорадку до тех пор, пока его не начало тошнить какой-то вязкой, чёрной жидкостью, которую Ральфо выкашлял за сто метров от развернувшегося КПП, где люди в военной форме с крыш грузовиков рассказывали в рупор правила эвакуации.

– Так, Барбара, Филипп, давайте, вы первые, – взяв за руки близнецов, Вивьен подтолкнула малышей вперёд, но те испуганно замотали головами и что есть сил прижались к её ногам. – Эй, ну вы чего? Всё будет хорошо, не переживайте. Это просто… просто небольшая проверка. Если хотите, Тони пойдёт вместе с вами, да, милый?

Она умоляюще посмотрела на старшего сына, прижимающего к груди папку с документами.

– Конечно, – тот кивает головой и в следующее мгновение встаёт между братом и сестрой так, чтобы они оба зацепились за его курткой и наконец-таки встали в очередь, змейкой тянущуюся к пропускному пункту.

Там военные проверяли документы, светили фонариком в глаза и осматривали на наличие открытых ранений. То есть делали то, что не казалось таким уж страшным, почему Тони ни разу не вздрогнул, когда чужой басистый голос подозвал всех троих к себе и начал задавать вопросы по типу «как вас зовут?», «кто ваши родители?» и так далее по списку, по окончанию которого каждому по очереди помогли забраться в кузов грузовика.

– Теперь вы, ваши документы, – строго озвучил мужчина с абсолютно каменным лицом, жестом подозвав к себе родителей.

– Вот, держите, – Вивьен тут же протянула ему два паспорта и водительские права, как бы невзначай придерживая при это одной рукой начинающего пошатываться друга.

– Химикаты есть?

– Никак нет.

– Оружие?

– Нет, у нас ничего нет, – она натянула на себя лёгкую улыбку то ли для того, чтобы произвести хорошее впечатление, то ли для того, чтобы подбодрить детей, наблюдавших за ними из кузова.

– А вы, сэр? – военный переводит взгляд на с ног до головы обливающегося потом Ральфо. – У вас всё в порядке?

– Да, я просто… слишком тепло оделся, – максимально уверенно попытался ответить тот, однако сильная покалывающая боль в районе живота, заставила произнести его это сквозь расшатывающиеся зубы.

– Лучше скажите честно, вы ранены? – не отставал мужчина в то время, как его напарник, видимо, понимая, к чему всё идёт, опустил руку на спусковой крючок перевешенного через грудь автомата.

– Я… я просто хочу, чтобы вы посадили их в автобус, – вырвав руку у Вивьен, он сделал шаг вперёд, тем самым давая лучше разглядеть вытекающую изо рта маленькими каплями слизь. – Пожалуйста, отвезите их всех в безопасное… место…

– Если вы инфицированы, то никто из членов вашей семьи не может проехать в карантинную зону. Таковы правила, – с пробивающим до дрожи холодом озвучил офицер, после чего приказал своим людям вытащить из машины сначала Энтони, потом близнецов, даже толком не успевших ничего понять.

Что уж говорить о Вивьен.

Осознание того, что её детей лишают шанса на спасение, пришло только после того, как маленький Филипп захныкал, а Ральфо внезапно повалился на землю в приступе громкого кашля, чередующегося с устрашающим стрекотанием, от звука которого стоящих в очереди людей охватила паника.

Все замельтешили, забегали в разные стороны с сумками на плечах, начали ломиться в соседние дома – всё, что угодно, лишь бы скорее скрыться от этой неприятной картины. От этого ужасного шума, пробуждающего звериный инстинкт даже внутри Барбары и Липа, почему, когда сзади раздаётся какой-то грохот, они падают на землю, закрыв голову от полетевших им в спину осколков.

– Назад! Все назад! – сквозь раскаты орудийного грома, словно в вакууме, раздался чей-то голос, и к тому времени, как они вновь открыли глаза, всю улицу заволокло туманом.

И кровью…

Причём в таком большом количестве, что ноги не могли устоять на месте, так и норовя разойтись в разные стороны – почти, как сейчас, когда им уже давно исполнилось двадцать, но они так же беспомощны. На этот раз перед лицом Руди Гонсалеса – чудаковатого и одновременно явно смертоносного нейробиолога, практически приказавшего наврать начальству и спуститься во внутрь здания, оставив тела остальных здесь, аргументируя это тем, что мёртвым всё равно не помочь. И, безусловно, так и есть, но, в отличие от брата, движимого пробудившимся интересом к общей, если так можно выразиться, знакомой, Бэбс не собиралась так просто подчиняться.

Это становится заметно по тому, как она отталкивает от себя протянутую руку помощи, предпочитая доползти до напарника, который одним взглядом подтвердит – другого варианта нет. Да и к тому же, чем дольше они будут оставаться на открытом пространстве, тем хуже из-за возможности привлечь внимание, как недоброжелателей, так и заражённых. Не говоря уже о том, что без принятия какого-либо обезболивающего, у Барбары есть риск ещё больше усугубить своё состояние, поэтому в конечном итоге все трое послушно спускаются внутрь, заходя в расположившуюся на 6 этаже полупустую квартиру с накрытой тканью мебелью, намекающей на то, что прошлые жильцы съехали отсюда ещё задолго до того, как весь мир сошёл с ума.

– Можете не переживать, здесь чисто, – заметив, как в силу привычки двое разведчиков изъявили желание обойти все комнаты, заявил учёный, после чего одним только жестом пригласил всех сесть возле покрывшегося пылью журнального столика.

– В противном случае, я бы вас сюда не звал – да-да, сделаем вид, что поверим, – откровенно язвит шатенка, плюхаясь на диван рядом с Винсентом, что максимально незаметно постарался достать из ножек «бабочку»4.

Гонсалес в это время сел в единственное кресло, как можно ближе к второму близнецу, в чьих глазах виднелось искреннее любопытство и нетерпение узнать те детали, ради которых они спустились сюда, в более безопасное и менее назойливое место, где глаз не будет раздражать куча трупов. Причём, как «Ангелов», так и их сожителей, по поводу чего, по-хорошему, больше всего переживать должен Лип, ведь настоящих, не киношных, мертвецов видеть ещё не доводилось, не говоря уже о том, что его сердце, наполненное сострадания, обычно сжималось за каждого, а тут… Адреналин до сих пор бушевал в крови и, по всей видимости, не давал возможности здраво смотреть на ситуацию, почему учёный встал в центр всего происходящего, предвещающего нечто грандиозное.

– Понимаю, вы имеете полное право не доверять мне, – поправив сползшие на нос очки, произнёс Руди, – и всё же, начать я бы хотел с того, что знаю вашу мать потому, что, как бы странно не звучало, я из будущего. Из 2029 года, где апокалипсис идёт шесть с половиной лет.

– В смысле всего шесть с половиной?! – будто пропустив мимо ушей слова про будущее, все трое в изумлении открыли рот, не представляя, как это возможно, если официальной датой появления заражённых стало 7 октября 2008 года по Швейцарскому времени.

Тогда первыми госпитализировали команду шахтёров, работающих на самой глубокой буровой станции, где лёгкие царапины получили и другие работники. Семь из них мутировали прямо там, заразив сразу сто с лишним человек и тем самым начав эту ужасную цепочку, в которой пострадавшие, утверждали, что на них напало человекоподобное существо с мертвенно бледной кожей, очень длинными клыками и полуподвижными выростами на спине.

Правда, поверили в это только после того, как количество жертв стало превышать несколько сотен тысяч в сутки. Хотя не факт, что более экстренное реагирование не привело к тому, что можно увидеть сейчас.

– В этом-то и заключается странность: у вас такие разрушения, будто с момента катастрофы прошло минимум десять лет, а это невозможно.

– Почему? – задал один из вполне логичных вопросов Лип.

– Потому что я прекрасно помню: первый коматозник вышел на свободу в начале февраля две тысячи двадцать третьего года, – уверенно заявил нейробиолог. – Более того, даже если мои математические расчёты для откалибровки хронолёта оказались не совсем верны, прошлое не должно меняться до неузнаваемости.

– Хронолёта? Скачка? Что за херню он несёт? – недоверчиво хмыкнула Барбара, переглянувшись с парником, не меньше озадаченным свалившимся на голову потоком слов, чего однако не скажешь про брата, вновь спросившего:

– А… можно взглянуть на эту вашу машину времени?

– Конечно, – Гонсалес кивнул, снял с запястья прибор, напоминающий огромные карманные часы с маленьким циферблатом, и протянул их Кёнингу, который тут же принялся вертеть замысловатую конструкцию в руках. – Это моя личная разработка – хроно-навигатор. Он позволяет безопасно и точно перемещаться в пространстве и времени с помощью квантового измерения.

– Хм… – не отвлекаясь от изучения прибора, он озадаченно хмыкнул. – Получается, раз то, что я читал – правда, это может объяснять, почему у нас такая большая разница в моменте начала катастрофы, ведь квантовое измерение устроено так, что при путешествии в нём, можно попасть в другой отрезок времени, сразу создавая при этом альтернативную вселенную.

– Не знал, что вы можете быть подкованы в этой теме, – лицо учёного приняло удивлённо-озадаченный вид, что можно понять по наклону головы и блеску голубо-серых глаз. – Но, мне казалось, параллельные миры могут не зависеть друг от друга и отличаться только в отдельных деталях, не затрагивающих главные опоры любой из реальностей.

– Ну, апокалипсис всё равно произошёл, поэтому дело, наверное, в теории Хартла-Хокинга, где вселенная рассматривалась, как квантовая система, способная находиться одновременно в бесконечном множестве состояний.

– Соответственно, ваша реальность – лишь одно из них, – продолжил за него Гонсалес, мысленно сравнивший это с экспериментом Шрёдингера, где кошка сидит в ящике рядом с атомом радиоактивного вещества, который с одной и той же вероятностью может распасться или не распасться.

– Эй, – неожиданно окликнула Барбара, проглотив стон от ударившей в голову пульсации. – Круто, конечно, что каждый из вас может болтать про какие-то там штуки, но, Лип, при всём уважении к твоей начитанности, всё это – самая неправдоподобная херня из всей, что я когда-либо слышала.

– Согласен, звучит немного бредово, и всё же, – вопреки здравому смыслу начал искать оправдания тот, посмотрев в чуть рассеянную пару глаз, – что ещё может объяснить его знания о нашей семье?

– Да всё, что угодно, кроме грёбанных путешествий во времени с помощью «машины времени», сделанной настолько убого, что любая поделка трёхлетнего ребёнка будет выглядеть куда лучше!

– Не думаю, что трёхлетний ребёнок смог бы построить устройство для преодоления пространственно-временного континуума, – вставил Гонсалес с такой надменной интонацией, что появилось желание вскочить с места и, невзирая на боль, заехать ему по лицу.

Остановил разве что Винсент, чья ладонь легла на запястье, позволив бросить лишь едкое:

– А вы, мистер путешественник, вообще помалкивайте, лады? А то уж больно не хочется портить ваше аристократическое личико.

– Бэбс! – услышав завуалированную угрозу, хотел было одёрнуть Лип, и тотчас перешёл на немецкий, чтобы не позориться при человеке, который, по-хорошему, сделал нереальный в науке засчёт нахождения способа перемещаться сквозь пространство и время. – Ты можешь вести себя поспокойнее?

– Нет, потому что незнакомец из якобы будущего явно хочет запудрить тебе мозги, а ты только рад!

– Во-первых, не незнакомец, а нейробиолог из Англии, а, во-вторых, из параллельного будущего – это разные вещи, – как будто не понимая всю абсурдность своих слов, поправил Лип, отчего сестра стала злиться ещё больше:

– Понимаю, ты писатель, у тебя фантазия вселенских размеров и всё такое, только вот даже я своей ушибленной башкой могу осознать, что это, мягко говоря, бред, поскольку мы не живём в «Назад в будущее» и собрать «делориан» не представляется возможным. А если бы и было возможно, чувак явно бы не стал прилетать сюда для того, чтобы найти нашу мать.

– Почему нет? – всё ещё искренне не мог понять он. – Сама подумай, там, у себя, в другой реальности, он создал механизм, способный отнести тебя в прошлое. Это же просто фантастика! До такого мог додуматься только гений!