Полная версия
ANTI Лора. Фантасмагория для взрослых
– Пойдем, куда глаза глядят? – вопросил, помолчал и выдал. – Сталь хрипела – идем на Восток.
Прикинул, с какой стороны вставало Солнце, и двинулся в том направлении, справедливо полагая, что там и находится дело тонкое.
– Значит, Мессир взял пешку и сообщил об этом. Оригинал, – усмехнулся. – Своеобразная партия. За нее не то что гонорар отдадут, а еще и расспросят все подробности, вежливо покивают, поахают, а потом увезут под белы руки, – размышляя вслух, он пытался отвлечься от боли. – Ладно, пешку он съел. Хорошо… теперь надо аккуратно подсунуть ему что-нибудь еще. А что мы подсунем…? – он, шагая в сторону ближайшего холма, старался удержать в голове дебютную ситуацию. Но фигуры расплывались, исчезали с доски, и он никак не мог точно представить их всех в нужных местах.
– Сейчас на сопку эту поднимусь, передохну, может, на земле ситуацию нарисую, и подумаю, заодно еще раз по сторонам посмотрю, с высоты, так сказать.
Склоны холма, довольно пологие были покрыты густой травой, ярко изумрудного цвета. В высоту трава достигала пояса и издавала непередаваемый аромат степи. Запахи полыни, чабреца, шалфея, зверобоя, еще каких-то разноцветных, неизвестных по названию растений. Он с удовольствием вдыхал эту смесь, напомнившую ему детство, и поездки с взрослыми в степь, на сенокос. Как тогда было хорошо и беззаботно! Можно было упасть в траву и смотреть на изумительные оттенки неба, где-то ярко-голубого, где-то с легкой зеленцой, ощущать чудный запах и ни о чем не думать.
«Лепота», – улыбнулся. Настолько ярко всплыли в голове картинки детства.
Осторожно ступая, чтоб не споткнуться о то, что могла скрывать густая растительность, он поднялся на сопку, опустился на большой камень, лежащий точно в центре вершины и перевел дух.
Запах был одуряющий. Он манил, заползая в ноздри. Хотелось закрыть глаза и заснуть, никуда больше не двигаясь и ни о чем не думая.
Встряхнул головой, отгоняя дурман.
«Вот так же Лев заснул на маковом поле, но его там друзья спасли, а меня сейчас спасать некому. Ангел появляется сама по себе, когда ей вздумается, а волшебной дудочки, чтоб ее вызывать, у меня нет, к сожалению. Или к счастью».
Поднявшись с камня, он приступил к разглядыванию местности. Увиденная картина заставила его в очередной раз поразиться абсурдности этой реальности, потому что в той, родной, своей реальности, он ничего подобного не то что не встречал, что еще полбеды, но даже не допускал, что такие вещи вообще возможны.
На бескрайнем поле, не иначе как игровом, в четком геометрическом порядке располагались холмы, образуя вертикальные и горизонтальные линии. На каких-то светлых и темных вершинах, покрытых соответственно песком и землей, стояли причудливой формы камни, ослепительно белого и мрачно-черного цвета, на каких-то ничего не было. Сходство с шахматной доской было полным и очевидным…
Вобрав в себя целиком грандиозный замысел «природы», он удивленно-обреченно присвистнул и промямлил:
– Вот тебе бабушка и Юрьев день… Кому расскажешь – не поверят.
Почесал в затылке сначала правой рукой, а потом машинально и левой, раненой.
– Да и кому я расскажу. В этой «стране чудес» похоже все слегка не в себе. Начиная с Алисы. Куда я все-таки попал? Мысли имеют свойство материализоваться? Пожалуйста. Подумал про доску и вот вам. Кушайте не обляпайтесь. Играйте и не жалуйтесь. Чей ход, кстати? Э-эх…!
Ему бы сейчас принять успокоительного, грамм двести, двести пятьдесят, но вино осталось в непонятно как покинутом замке, а здесь, как назло, ни одного супер-, гипер- и даже мини-маркета нет. Остается подручное средство – воспользоваться великим и могучим родным языком.
Ругаясь сквозь зубы всеми выражениями, которые смогли прийти на ум, он потихоньку выпустил злость, сгладил стресс и вернулся к «шахматам». Других развлечений не предлагалось.
Для полного сходства с Наполеоном, осматривающим с высоты поле очередной битвы, ему не хватало знаменитой шляпы и подзорной трубы. За сюртук сойдет пиджак, покрой похож. Продолжая сравнение, хотелось думать, что это австрийское поле, а не бельгийское. Триумф, а не трагедия.
Прикрывая глаза ладошкой, он изучил «доску».
– Собственно ничего страшного не произошло, пешку я сам отдал, за развитие, так что, все нормально, – засмеялся. – Нормально. Ага. Нормальный здесь только я, хотя уже и в этом начинаю сомневаться. Ждете моего хода? Флажок еще не упал? Тогда так…
Он выбрал фигуру, и уже было собрался спуститься вниз, чтобы добраться до нее, но, случайный взгляд, кинутый за плечо в целях предохранения от неожиданностей, прилип к камню, на котором он только что сидел.
Вырезанные полууставом буквы располагались вверх ногами и не поддавались прочтению в таком положении. Да и стерты были кое-где. Пришлось ему оставить полководческую позицию и, обогнув этот «горячий камень», присесть перед ним.
– Замеч-тательно. Я в сказке про Ивана-царевича. Грозного. Азм есть Царь. Что-то я вас в этом гриме не узнаю, – покривлялся, пока искал знакомые буквы, обвешанные старославянскими значками и прочими ятями.
Глаза пытались сломаться от массы излишних черточек, точечек и палочек. Повертев головой так и эдак, он наконец-то уловил смысл и нараспев прочел:
Напр… о пойдешь коня пот… ряешь Налево п… дешь корол… ну найдешь Прямо пойдешь ешь
Рассмеялся:
– Ты туда не хады, ты сюда хады. А то снег башка попадет, савсэм плохо будет. Побарабанил пальцами по камню.
– Забавно все это. Кто тут занимался фигурной резьбой, интересно? И кто буквы стер? Солнце и ветер? Сомневаюсь. Теперь гадай, что там прямо. Чего -ешь? Сломаешь? Поседеешь? Подобреешь? Или выпьешь? Очень ценные указания. И как их интерпретировать? В местных условиях. Допустим – справа будет размен коней, ход ферзем налево это путь к победе, а в центр лезть нечего, на всякий случай. Возможно-возможно.
Дальнейшее перебирание вариантов не имело смысла. Ведь мир не так прост, как кажется, он гораздо проще. Делай, что должен, исполнится, что суждено и не умножай сущности. Поменьше важности, господа! Улыбайтесь.
Он оставил в покое посланную невесть кем «записку», спустился вниз и двинулся к намеченному холму. Легко взобравшись на вершину, медленно обошел вокруг белого камня, походящего на поставленное на попа небольшое бревно. На стороне, обращенной к противнику, четкими и твердыми линиями было высечено суровое лицо воина в русском шеломе, с бородой и две руки, сжимающие копье.
– Да… сюда бы каких-нибудь археологов…, – протянул, – придумали бы миллион теорий, кто и зачем такое сделал. Но меня это сейчас мало интересует. Своих забот полон рот. Так, еще раз сориентируемся.
Строго за этой фигурой на соседнем холме стоял камень повыше. Его черты трудно было разглядеть полностью, но его форма и особенно верхушка, высеченная в виде шапки Мономаха, говорили о том, что это Царь.
– Все правильно, ходим этим. Только, как бы мне ее перетащить, причем одной рукой? Жаль, ни одного гербалайфщика нет, а то бы я спросил у него как!
Болтая, что попало, лишь бы не быть в тишине, приобнял камень правой рукой и попытался поднять его. На удивление это получилось. Мощная фигура оказалась довольно легкой, несмотря на свой тяжеловесный вид. Пенопластовая что ли? В этом просматривалась аналогия с бочками апельсинов, тоже оказавшимися не по виду легкими. Это должно было насторожить и заставить задуматься… Но он не задумался.
– Вот и чудненько, – прокряхтел с непривычки, поудобнее устраивая ношу под мышкой. – Двинулись.
Солнечный луч отразился от какой-то железки, бывшей под камнем и зайчиком метнулся ему прямо в левый глаз.
Не сходя с места, он нагнулся и увидел весьма и весьма знакомый предмет.
Очередной ключ, украшенный кроликом, сверкал на солнце, как только что вышедший из-под пресса новенький рубль. Ленточки при нем не было. Да и в размерах он был значительно меньше, чем предыдущие экземпляры.
– Хе, хе, я рад встрече, дружище, – подмигнув кролику, он поднял ключ кончиками пальцев и, сунув в карман, пошел на спуск.
Становилось жарко. Солнце поднималось, и воздух нагревался все сильнее. Взобравшись на очередную вершину, он поставил камень и стер пот с лица.
– Уф, попить бы чего.
Об этом можно было только мечтать, коммерческих киосков, как впрочем, родников и ручейков не наблюдалось.
– Нет, и не надо, хрен с ним.
Он уселся на землю, плюнув полностью на свои когда-то очень красивые брюки, и привалился спиной к камню.
Солнце начало припекать. Искать тень в степи бесполезно, камень тоже ее практически не давал. Скинув пиджак, он поморщился, вытаскивая из него левую руку, бросил его на колени и расстегнул ворот рубашки.
– Есть время подумать, – сказал сам себе вслух. – Откуда мы и где. Куда тебе и мне. Скорее бы… чего-нибудь.
Закрыл глаза и погрузился в кучу новостей, оставленных Ангелом-Котом.
«Как красиво она сказала – шелест утренних звезд… Что это значит?», – он представил себе эту картинку: ночь и тишина, бескрайний простор космоса, бездонный купол черного неба со щедро рассыпанными гроздьями созвездий и отдельными, яркими сияющими точками, выбивающимися из общей массы. Они окружают тебя со всех сторон, и ты чувствуешь себя замкнутым в огромную сферу. Ты паришь в бесконечности и впитываешь в себя эти тонкие, бледные, холодные лучи, пробившиеся к тебе сквозь омут расстояний, чтобы сообщить, подсказать, объяснить… что?
Нарисованное воображением полотно стояло за закрытыми глазами и казалось абсолютно реальным. Может еще и потому, что совсем недавно было перед ним наяву. Может быть…
«Но это только ночь. Не утро. Ночные звезды. Они горят, но не греют. Они иногда падают… На удачу? Для исполнения желаний?», – усмехнулся и мысленно «включил» медленно-мрачную музыку, столь подходящую по звучанию к данной сцене:
Вам может быть одна из падающих звезд, Может быть для вас, прочь от этих слез,
От жизни над землей принесет наш поцелуй домой
И может на крови вырастет тот дом, Чистый для любви… Может быть потом Наших падших душ не коснется больше зло
«Наших падших душ… Ночь – время зла… Время тьмы… Это одна сторона…»
Мне страшно никогда так не будет уже, Я – раненное сердце на рваной душе Изломанная жизнь – бесполезный сюжет
Я так хочу забыть свою смерть в парандже 21
Разыгравшиеся мысли, «создавшие» картину, пытались подстроить под нее и душевное состояние, вытягивая из глубин ощущение бесконечной тоски и одиночества. Он почувствовал горький привкус боли, но не прервал свою «медитацию», а чуть сменил акцент.
«И вот начинается несмелый рассвет. Солнце проснулось. Оно еще далеко, но первые отсветы уже забелили горизонт. Оно подкрадывается. Тихо, не спеша, отгоняя темноту, меняя краски, изменяя мир, делая его другим… Оно готово войти в него, наполнить душу светом. Оно побуждает очнуться, вырваться из власти Тьмы, закричать „Ура!“, приветствуя его. Звезды начинают таять, подмигивать, медленно исчезая с небосвода, освобождая пространство свету. Они шепчут прощальные слова, наполняющие душу странным очарованием. Смена реальности. Пограничное состояние, когда еще не ушла ночь, и не настал день. Это тот самый момент, когда можно услышать тихий шелест утренних звезд, момент гармонии между разумом – тьмой и душой – светом. Это состояние единства, которое надо удерживать в себе. Слышать себя, свою душу, а не только „голос рассудка“. Надо научиться сохранять в себе этот момент, надо слушать себя постоянно, обращать внимание на свои чувства, надо избавиться от важности, порождаемой разумом, надо не придавать излишнего значения ничему, ни внутри, ни вне себя, и тогда… Тогда ты можешь позволить себе иметь всё. Не всё, что хочется, а всё, что душе угодно…».
– Ну и дела, – пробормотал он, не открывая глаз, чтобы не выйти из странного состояния прозрения. Поразительно – откуда возникла такая ясность мыслей? Никогда такие, казалось бы, простые вещи не приходили ему в голову.
Он снова погрузился в размышления, пытаясь не упустить откровения, посетившие его столь неожиданно и столь необычно. Ведь он всего лишь ощутил, почувствовал тонкую грань «листа бумаги», на одной стороне которого расположилось его «рацио», на другой – эфемерное, неосязаемое и неизведанное нечто. То, что делает человека человеком. Частица Бога…
«А что она сказала о линиях жизни? Получается, что существует много линий жизни, бесконечно много… Некое… поле информации, которое содержит все возможные варианты любых событий, которые уже произошли и могут произойти. Некий шаблон, шаблон того, что и как должно быть. Своеобразная координатная сетка… Матрица… Ничего ж себе!!! А фантастика может
21 Песня группы «Кукрыниксы»
оказаться не так уж далека от жизни… И поскольку эти линии уже существуют и это не зависит от моего хотения, то изменить свою линию жизни нельзя. Но! Но можно выбрать другую! Выбрать другой вариант. По душе. Оп-ля…».
В висках стучало от напряжения. Он дрожал от накатившего, несмотря на жару холода, но боялся пошевелиться, чтобы не потерять нить, ведущую в неведомые глубины тайного знания, пока не укладывающегося в голове, поскольку оно выплывало не из зашоренного мозга, а рождалось в душе и раскрывалось подобно невиданному заморскому цветку.
«Выбрать другую линию жизни, перейти на нее. Как? Представить желаемое и носить его у себя в голове, видеть его, раскрашивать красками, оживлять. Пока в воображении. Но энергия мыслей, рисующих картину способна перенести меня в этот вариант. Я просто выбираю его в матрице. Выбираю то, что мне по душе. Не придумываю, а выбираю! Ведь он там уже есть. Энергия мыслей, моих положительных мыслей, переносит меня на эту линию жизни. А если мысли мрачные? Ну, соответственно получишь и мрачную жизнь. Ведь так и есть. Разве нет? Цвет мыслей словно отражается в зеркале и возвращается к тебе обратно. Что желаешь, то и получаешь. Но одного желания мало. Нужно намерение иметь и действовать. Решимость. И еще нужно избавиться от важности. Выбросить ее в мусорку. Именно важность часто губит все благие начинания. Примеров же масса, у каждого. Но никто, почему-то не обращает на это внимания. Да я и сам такой. Это сейчас я вижу, чувствую разрушительную силу важности. Если ее нет – тогда появляется чистое намерение. Оно и реализуется. Так? Или что-то еще?».
Боль мешала, путалась под ногами, предательски толкала в спину, стараясь сбить его с тонкого каната пути, по которому он шел над пропастью, пытаясь удержать хрупкое равновесие между черным и белым.
«Бандитская пуля», – чуть улыбнулся, – «от товарища Мессира. Ничего, ничего. Мы только в начале пути, да и как сказала Кот – до свадьбы заживет. Будем надеяться, что я до нее, свадьбы в смысле, доживу. Чьей только…», – хмыкнул.
«Важность – это как путы на ногах. Как их снять? Взять ключ, открыть замки и скинуть вериги. Вроде того, да. Что может быть ключом в данном случае? Намерение. Мое внутреннее намерение. А может… что совсем просто, надо отказаться от желания достичь цели? Гм. Есть желание, оно бурлит, кипит, кричит: «скорее, скорее!», тем самым, порождая огромную важность. А если нет желания? Если я не желаю, а я намереваюсь. Это не одно и тоже. Я вам таки скажу – это две большие разницы!», – со знаменитым черноморским акцентом произнес он последнее предложение вслух. – «Поэтому, если я смирюсь с поражением, то соответственно важность победы, важность достижения цели растает, как дымок сигарет. Вуаля тут! Хотя нет, не все. Надо еще всегда принимать и транслировать из себя только положительную энергию, рассматривать любое событие как позитивное, и тогда оно именно таким и будет. Опять же, эффект зеркала. Что отразил, то получил в ответ. Надо встречать кажущуюся неудачу не с досадой, а с радостным удивлением, с юмором, наконец! И позволить себе быть собой. Принять самого себя, полюбить себе таким, как есть, со всеми недостатками. И самое главное – позволить себе иметь всё! Что-то это мне напоминает…», – покопался в залежах своих знаний, – «ага, это ж практически рецепт прохождения сквозь стены из одного новогоднего фильма: видеть цель, верить в себя и не замечать препятствий, т.е. важности. Кстати, да. Стругацкие что-то знали об этом. Хотя это может не их фраза?».
Он покрутил в голове, рассматривая со всех сторон сто раз слышанную фразу, в которую раньше просто не вникал. Хорошо замаскированный чародейский рецепт. Вроде все на поверхности, но люди видят шелуху слов, не замечая за ней семечек смысла.
«Цель. Надо определить цель, которая ответит на вопрос: чего я хочу от жизни. Что сделает мою жизнь счастливой. В чем я достигну единства своей души и разума. Что доставит мне истинное удовольствие, даст ощущение радости. Надо понять, к чему лежит душа, что превратит жизнь в праздник. Как сказал, а?!», – улыбнулся.
«Так, а дверь – это то путь, который приведет меня к цели. Дверей сегодня было уже… м-м-м, много, в смысле больше двух. Вели ли они меня к моей цели – пока непонятно. Нет, не могли вести, поскольку цель я себе еще не сформулировал. Может она родиться по дороге? Дороге… Много символов получается. Дороги, двери, цели. И все это в игре. Очень интересно. Бежишь за Белым Кроликом, сталкиваешься с Ангелом и открываешь для себя столько нового, что… Этот ушастик как знак получается. Предвестник событий, внесших надо сказать ощутимые изменения в жизнь. Только знак („опять знак!“) этих изменений зависит от меня. Плюс или минус».
«И ключи к дверям… Они тоже не зря. Они… Они открывают двери, да, но не все эти двери мои. Мне нужно найти свою дверь и открыть ее своим ключом. Но ключ очень часто зашифрован в самой задаче. А задачу, вернее загадку мне поставили такую – как получить свободу выбирать все, что захочешь. Где же в ней ключ?».
Он открыл глаза.
Горячий воздух плыл над землей, в его мареве «шахматные» фигурки дрожали и колыхались, их контуры расплывались, превращая камни в бесформенные пятна.
«Ключ в игре», – он пробежал глазами по полю, – «вернее игра это ключ. И решить ее, найти разгадку, проще всего не напрягаясь чрез меры. Вообще не напрягаясь. Выбрать самый простой вариант решения и не усложнять ничего. Нет смысла лупить руками по воде, стараясь сопротивляться течению, и впустую расходуя энергию. Но, не надо и смиряться, просить подаяния, отдаваясь, на чью ту милость. Надо просто идти и брать. Без всякого недовольства всем и вся. Без требования того, что якобы причитается. Штурвал моего корабля в моих руках».
– М-да, столько умных мыслей и сразу, – привычно сыронизировал над собой. – Остается выиграть эту партию и убедится, что все так и есть. А выиграть здесь можно только с помощью Белой Королевы, она же Алиса. Белова, гм. Но нам мешает Черная Королева, которая Анастасия. Надеюсь не Черн…, – скомкал окончание фамилии. Не надо озвучивать вслух неясные домыслы. – Как сказала одна известная мама – поживем, увидим. Мессир был прав, шахматы это сама жизнь. Из бесконечного множества вариантов надо выбрать один, свой.
Встряхнув головой, он собрался уже подняться, но остановился. Еще одна мысль, зароненная Ангелом, требовала прояснения.
«Сон. Она сказала сон это не иллюзия. А что это? Один из множества вариантов, существующих в матрице? Может сон – это… как путешествие души по этому пространству? Пока разум дремлет. А там имеется любой сценарий. И вот во сне я проживаю некую виртуальную жизнь, которая вроде не материальна, но в то же время реальна. Очень реальна. Я вижу то, что не было реализовано, но что могло бы произойти в прошлом или будущем. Получается, что та сцена с автоматами могла быть? Или была? Или еще будет? А та, возле дома? Та была или нет?! Вопросов еще масса… Но самое интересное, что во сне я не контролирую ситуацию, а принимаю все как должное. В таком случае сновидение действительно далеко не иллюзия…».
Да, подумать есть о чем. Но сидеть под палящим Солнцем уже невмоготу. Да и пора действовать, в конце концов. Игра продолжается.
Встав на ноги, он еще раз внимательно окинул взором «доску».
Что-то на ней изменилось, буквально за последнюю минуту и он старательно вглядывался в пейзаж, пытаясь определить, какая из фигур сдвинулась с места. Каким образом сдвинулась – это уже вопрос второй.
Минуту-другую он напряженно, до рези в глазах рассматривал холмы и, наконец, увидел перемену. Один из черных камней переместился на «клетку» вперед, прикрывая своего собрата, вырвавшегося дальше всех.
– Я иду, Мессир! – закричал он радостно. Настроение у него, почему-то улучшилось. – Офицеры рвутся в бой! Вперед! За нами Путин и Сталинград! – к чему он проорал последние слова он и сам не понял. Вспомнилось же. Верноподданнический всхлип стихотворца.
Наполненный отличным настроением, не ощущая простреленной руки, он несся с холма, ловко перепрыгивая через возникающие под ногами препятствия. Следующий ход был понятен и хитер. Оставалось его сделать.
Промелькнувшая перед глазами тень заставила его резко притормозить. Какое-то живое существо петляло в траве, высоко выныривая из нее при каждом скачке и стремительно убегая за горизонт.
– Ну, если он бормочет себе под нос «бедные мои усики, бедные мои лапки и что скажет Герцогиня…», – проговорил он, срываясь с места за…, ну за кем же еще, за Белым Кроликом конечно!
Кролик, словно напуганный чем-то до смерти, мчался не детскими прыжками на огромной скорости, как будто за ним гналась стая волков.
– Постой, паровоз! Не стучите, колеса! – он подбодрил себя, стараясь достигнуть максимального ускорения в гонке по пересеченной местности за столь любимым животным.
Кролик еще прибавил ходу, и ему пришлось напрягаться изо всех сил, пытаясь не упустить того из вида в высокой траве. Спасало то, что глупый ушастик петлял, как и полагается, а он мчался напрямик, сокращая дистанцию.
Если бы, какой залетный тренер стоял сейчас на возвышенности с секундомером, то можно было быть уверенным, что минимум КМСа по бегу на короткие дистанции он сдал.
– Можно помедлен-н-н-нее, я зап-п-п-писыв-в-в-ваю, – прокричал он фразу незадачливого собирателя фольклора, но кролик, похоже, только прибавил в скорости. – Вот же шустрая зараза!
Они мчались по полю, не разбирая дороги и удаляясь все дальше от «шахматной доски». Он только-только успевал водить глазами за мелькающими над травой то справа от себя, то слева, длинными ушами, боясь потерять своего проводника, как шуршание травы и явление этих путеводных знаков прекратилось.
Сбросить резко скорость не удалось, и он пробежал по инерции еще, наверное, с десяток метров, прежде чем открыл рот с намерением грязно выругаться, ибо кролик провалился как сквозь землю.
Первое слово застряло в горле, не успев родиться, в тот момент, когда твердая поверхность под ногами исчезла, и он рухнул в…
ГЛИССАНДО22
«Я хотела влезть поглубже, зацепить любовь и душу…»
Он падал в темноту, успев инстинктивно выбросить вперед руки, что здоровую, что больную. Ожидание удара о дно ямы заставило напрячь все мускулы, хотя, как всем известно, падать лучше, полностью расслабившись. Но это получается только у пьяных.
Прошла секунда, две…, пять…, а удара все не было.
– Ну не яма, а ловушка для слонопотама, хе-хе, бездонная она что ли?
«Бездонная яма… бездонная… ну, конечно же! Я падаю в кроличью нору, как Алиса. Не, правда, все повторяется», – он не знал, плакать ему или смеяться, – «и вылечу я на другой стороне Земли, где люди ходят вверх ногами».
Бредовое предположение заставило его улыбнуться. Впрочем, оно было не более бредовым, чем очередная дурацкая ситуация, в которую он влип.
Падение длилось и длилось, но вопреки законам физики скорость движения вниз ощутимо уменьшалась, как будто он попал в какой-то антимир.
– Когда-то же это должно закончиться? – глубокомысленно задал вопрос сам себе. Других достойных собеседников не было. – Хорошо бы упасть во что-нибудь мягкое, и приятное, гм, ну скажем…
Он попытался представить, во что такое можно упасть, даже мечтательно прикрыл один глаз и… с оглушительным всплеском рухнул в водоем.
Переход из одной среды в другую был настолько неожиданным, что он даже не успел ахнуть, как перед широко раскрытыми глазами возникла мутная зеленая вода.
Пытаясь остановить погружение, он судорожно замолотил руками и ногами, и, отфыркиваясь, как кашалот, вынырнул на поверхность.
– Заросла глубокой тиной, гладь старинного пруда… тьфу, – выдул изо рта остатки воды, – хотя это больше смахивает на болото. Нет, чтобы упасть в бассейн с длинноногими красавицами, так нет же, все мои подружки, пиявки да лягушки, фу какая гадость, э-эх! – захотелось грязно и витиевато выругаться.
Повертел головой, знакомясь с новой обстановкой и прикидывая в уме как из нее лучше выбираться.
Ближайшие заросли камыша расположились в метрах тридцати прямо по курсу, и он, стараясь особо не баламутить грязную воду, потихоньку погреб в их сторону.