Смерть, идущая по следу… Попытка историко-криминалистической реконструкции обстоятельств гибели группы свердловских туристов на Северном Урале в феврале 1959 г. Главы 23—36

Условия, в которых решали свои задачи Терри Адамс и «Хуан Джексон», были чрезвычайно сложны. Они не могли иметь при себе оружие, поскольку его применение против штатного офицера полиции гарантированно отправляло любого из них в тюрьму пожизненно. Большие сложности возникали с использованием оперативной техники. В самом начале операции было решено отказаться от использования носимых радиомикрофонов, поскольку в январе 1994 г. это едва не стоило жизни Терри Адамсу. Его поведение во время встречи вызвало подозрение полицейских и те решили вывезти Терри в какое-нибудь уединенное место и как следует обыскать. Полицейская машина, в которой находились два коррумпированных патрульных, на полной скорости устремилась за пределы городской черты Нового Орлеана, и автомобили ФБР не стали следовать за нею. Риск оказаться обнаруженными был слишком велик, тем более что полицейские могли попросить своих товарищей организовать контрнаблюдение, что привело бы к быстрому раскрытию «наружки» Бюро. Бедолага Терри Адамс не мог избавиться от микрофона, поскольку его заковали в наручники и усадили на заднее сиденье полицейской машины. Впрочем, даже если бы ему удалось сбросить с себя радиомикрофон, это мало помогло бы в той ситуации, поскольку выбросить его из салона автомашины он все равно не мог. Полицейские отвезли Адамса на пустырь загородом и полностью раздели насмерть перепуганного драгдилера. Тот уже прощался с жизнью, поскольку понимал, что ФБР-ская «наружка» безнадёжно отстала и при всём желании помочь ему не в силах. Адамса спасло чудо, вернее высокий профессионализм сотрудников технической службы ФБР, которые укрепили микрофон не на теле агента, а в одежде, причем настолько умело, что его можно было обнаружить только тщательным ощупыванием. Полицейские же до этого не додумались – раздев донага смертельно напуганного Адамса и не найдя приклеенного пластырем микрофона, они мигом успокоились и сменили гнев на милость.

Это происшествие с очевидностью доказало, сколь опасно противостояние с противником, профессионально знакомым с приемами оперативной деятельности. Согласно теории, все встречи с объектами оперативной разработки надлежит проводить в заранее разведанных и подготовленных местах, при наличии прикрытия и технического обеспечения. На практике это очень часто не удавалось – коррумпированные полицейские переносили места встречи, отменяли их либо произвольно сдвигали время в последнюю минуту, организовывали контрнаблюдение и проверку агентов ФБР всеми доступными им средствами. Это потребовало от Бюро максимально задействовать имевшиеся в его распоряжении технические средства – прослушка была установлена в домах всех объектов оперативной разработки, в их служебных и личных автомобилях, в служебных помещениях полицейских управлений, в которых работали подозреваемые. На протяжении всего 1994 г. шла обработка поступавшей информации. За это время коррумпированные полицейские дали на себя много компромата – они круглосуточно охраняли склады с наркотиками, сопровождали грузовики, перевозившие кокаин, и т. п.

В какой-то момент, полностью поверив тому, что «Хуан Джексон» тоннами рассылает по всей стране дорогостоящее зелье, полицейские задумались над тем, чтобы избавиться от него и перехватить находившиеся в обороте груз и деньги. Как только в ФБР поняли, что полицейские готовят убийство агента под прикрытием, операцию было решено свернуть. В течение одного дня – 7 декабря 1994 г. – был и арестованы 13 коррумпированных полицейских. Всего же по материалам, добытым входе операции «Shattered shield», входе трех судебных процессов были осуждены 16 «оборотней» с полицейскими нашивками. Им было инкриминировано одно убийство и участие по меньшей мере в 18 эпизодах незаконной перевозки наркотиков.

Операции ФБР «Seaload» и «Shattered shield» являются классическими образцами операций «контролируемой поставки». Они попали в учебные пособия по оперативной работе и ныне рассматриваются в профильных учебных заведениях как образцовые по замыслу и реализации. Вместе с тем их анализ показывает, что даже самое современное техническое обеспечение и самое тщательное планирование не могут быть гарантией успеха. Агенту под прикрытием зачастую приходится действовать в условиях полной изоляции, без всякой поддержки, не имея связи и оружия. Во многих оперативных комбинациях наличие оружия у легендированного агента вообще недопустимо, ибо не только не поможет решить поставленную задачу, а напротив, сделает такое решение невозможным. Лучшим оружием в таком случае являются легенда и умение перевоплощаться. Кроме того, важны такие черты личности, как инициативность, смелость, способность к комбинационному и нешаблонному мышлению, интуиция и лабильность. Последние два качества позволяют хорошо чувствовать состояние противника, использовать его слабости в интересах дела и просчитывать наперед возможное развитие сложной ситуации.

Необходимо признать, что оперативные комбинации типа «контролируемой поставки» или «контролируемой закупки» чрезвычайно опасны для их участников. Некоторый процент их участников со стороны правоохранительных органов погибает либо в силу огрехов легенды прикрытия, либо потому, что сами секретные сотрудники допускают ошибки. От этого не застрахована ни одна спецслужба мира, хотя, разумеется, такого рода потери не могут служить предметом гордости и без крайней необходимости не признаются.

Тем не менее о гибели действующих под прикрытием сотрудников спецслужб иногда становится известно. Так, например, в 1980-х гг. Энрике Камарено, штатный сотрудник АFТ США (Бюро по контролю оборота табака, алкоголя и огнестрельного оружия – Bureau of alcohol, tobacco and firearms), внедренный в мексиканскую преступную организацию, был «вычислен» преступниками при проведении операции «контролируемой поставки», похищен, подвергнут жестокой пытке и казнён. Мексиканскими бандитами был также казнён человек, через которого произошло внедрение Камарено в группировку, т. е. давший ему рекомендацию. Таковы малоизвестные страницы истории спецслужб, обычно остающиеся за кадром кинофильмов и телесериалов.

Аналогичные – и даже более красноречивые – сюжеты существуют и в истории отечественных спецслужб. Однако охранители отечественных тайн крайне ревниво подходят к раскрытию собственного прошлого. Их можно понять, не зря ведь говорится, что «грехи прошлого имеют длинные тени». А мы, имея в виду крайнюю неразговорчивость хранителей архивов отечественных спецслужб, вернемся к истории гибели группы Игоря Дятлова.

Контролируемая поставка заняла подобающее ей место в арсенале оперативно-розыскных методов задолго до формального узаконивания самого термина. В этом исследовании уже упоминалась история с радиоактивной водой, добытой в 1954 г. латышскими националистами для английской разведки МI—6. Это была классическая операция по дезинформации враждебной разведслужбы, реализованная в форме «контролируемой поставки» образца, не являвшегося истинным и потому не имевшего никакой практической пользы для противника.

В 1957 г. кто-то передал американскому разведчику Джону Крейгу шапку из Томска-7. Теперь же подобный фокус американцы попытались провернуть с кем-то, кто работал в Челябинске-40. Однако на каком-то этапе – каком именно, сказать невозможно, – о существовании «крота» в закрытом городе стало известно компетентным органам. Нельзя, кстати, исключать и того, что с самого начала пресловутый «крот» являлся «подставой» КГБ и вся оперативная игра затеивалась с целью создания устойчивого канала длительной дезинформации противника (история отечественных органов госбезопасности знает немало примеров такого рода оперативных комбинаций. Достаточно вспомнить упомянутого в этом исследовании Петра Кудрина, который полтора года кормил своего шефа с берегов Потомака рассказами о секретном заводе в Клину, замаскированном под фабрику термометров).

Как бы там ни было, Комитет решил сыграть с заокеанским противником в поддавки – устроить передачу особо ценного, в глазах вражеской разведки, материала. Американцам же комбинация, видимо, показалась настолько удачной, что для получения ценного груза из самого сердца советской атомной промышленности они специально направили «транзитных» агентов, которым предстояло перехватить «почтальона» в тайге. Не убить, разумеется, а встретиться и под заранее обговоренным предлогом осуществить прием-передачу ценного радиоактивного груза.

25. Большие секреты маленького городка

В этом месте имеет смысл сказать несколько слов об истории города Челябинск-40 и тех режимных ограничениях, в условиях которых жил и работал персонал размещенного там уникального производственного комплекса. Совместное постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР от 9 апреля 1946 г., регламентировавшее порядок работ по поиску и разработке месторождений урана, созданию атомной энергетики и последующему производству и испытанию атомного оружия в СССР, сыграло исключительно большую роль в скорейшем создании Советским Союзом «ядерного меча». Однако, каким бы удивительным это ни показалось, комбинат №817 и город Челябинск-40 при нем стали возводиться гораздо раньше принятия упомянутого постановления.

Причем с самого начала строительства соображения сохранения полной скрытности производимых работ от потенциального противника превалировали над всеми остальными. Доводов в пользу выбора местоположения центра плутониевого производства на южном Урале было несколько: удаленность от Москвы (как главного объекта возможной атомной атаки противника в случае начала Третьей мировой войны), удаленность от государственных границ (до ближайшей госграницы – с Китаем – более 1800 км), наличие в непосредственной близости мощной индустриальной базы (города Челябинск, Магнитогорск, Свердловск и др. производственные центры), развитость региональной инфраструктуры (железные дороги, линии связи и электропередач) и, наконец, прекрасная водная система – 5 сообщающихся озер, позволяющих решить все проблемы с теплоотводом от мощного атомного котла.

Такой была мотивировка выбора местоположения «атомного» города в 1945 г., когда эта проблема решалась. Существуют предания об учёте розы ветров в данном регионе, о том, что стройку решили заложить у нижнего из озер, чтобы исключить радиоактивное заражение остальных естественным перетоком воды, но все эти доводы следует все же считать вторичными. Главное достоинство местоположения одного из секретнейших городов Советского Союза заключалось в территориальной удаленности от любых границ. Этот фактор сам по себе служил надежным щитом для сокрытия «секретки» от глаз чужих разведок.

Эта логика примерно в те же годы подсказала выбор местоположения некоторых других важнейших объектов атомного оружейного комплекса СССР. Рядом с поселком Верх-Нейвинский (в Свердловской области, в 160 км севернее Челябинска-40) был построен другой «номерной» город – Свердловск-44. Там нарабатывали «оружейный» уран. А рядом с городом Нижняя Тура (опять же в Свердловской области, в 300 км к северу от Челябинска-40) вырос Свердловск-45. Первоначально в этом городе планировалось производство урана по другой технологии, нежели в Свердловске-44, но когда инженерные идеи, заложенные в проект, себя не оправдали, производство несколько перепрофилировали и завод превратился в место окончательной сборки ядерных боевых частей.

В Челябинске-40 предполагалось реализовать (и эти планы были успешно осуществлены) весь технологический цикл получения «оружейного» плутония – от загрузки исходных урановых блоков в атомный реактор и облучения их там нейтронным потоком до получения методом порошковой металлургии штамповок плутония-239 спектральной чистоты. Собственно технологический процесс разбивался на несколько этапов: а) облучение в атомном реакторе медленными нейтронами блоков урана-238 и превращение определенной доли последнего в изотопы плутония-239, -240, -241 и 242; б) растворение в азотной кислоте урановых блоков на радиохимическом производстве и доставка раствора на химико-металлургический завод, где посредством различных химических реакций должно было осуществляться отделение многочисленных побочных «хвостов» от основного продукта; в) передача полученной окиси плутония-239 на металлургическое (аффинажное) производство, где из окиси предстояло восстановить металл нужной чистоты, сформировать из него стандартные отливки либо поковки, которые после помещения в специальную укупорку из никелевой пленки следовало отправлять на завод по производству атомных БЧ.

Август 1949 г. Первый взрыв атомной бомбы в СССР. Это был безусловный военно-политический успех и невиданный технологический прорыв Советского Союза, однако он таил огромную опасность – весь запас наработанного на тот момент плутония сгорел в этом атомном котле в доли секунды. Советский Союз еще более чем на год остался фактически обезоруженным перед лицом противника, имевшего в своем ядерном арсенале более 200 авиабомб. Именно поэтому сохранение максимальной секретности всего, что связано с атомной отраслью, стало приоритетной задачей советской госбезопасности на последующие десятилетия. Эта таинственность маскировала не столько успехи советской ядерной энергетики, сколько её крайнюю слабость и огромное отставание от потенциального противника. Реальный паритет с США и Великобританией в области ядерных вооружений был достигнут Советским Союзом только в начале 1970-х гг.

Датой начала строительства Челябинска-40 следует, пожалуй, считать 9 ноября 1945 г., когда первая группа строителей выехала в район будущей стройки на южном берегу озера Кызылташ. С самых первых дней политическое руководство СССР придерживалось той точки зрения, что хотя «атомный» город следует возводить силами ГУЛАГа НКВД, матерых уголовников на стройку допускать нельзя. Слишком ненадёжен был этот контингент с точки зрения сохранения тайны строительства. Поэтому решение было принято воистину соломоново – на стройку направили солдат, но не обычные инженерно-сапёрные части, а особые «строительные батальоны», специально для этой цели сформированные из спецконтингента. Это были военнослужащие, состоявшие на действительной воинской службе, в прошлом либо побывавшие в плену (а теперь дослуживавшие срок, отведенный им в силу воинской обязанности), либо угнанные на работы в фашистскую Германию, возвращенные оттуда после 9 мая 1945 г. и призванные на службу в Советскую Армию. То есть это были вроде как солдаты, но солдаты не вполне надёжные, скомпрометированные тем, что они слишком долго пребывали на вражеской территории без руководящей и воспитательной опеки «партии Ленина – Сталина». Оружие давать таким солдатам было опасно, а вот кайлом махать – в самый раз!

В Челябинской области быстро сформировали 10 «строительных батальонов» по тысяче человек каждый, и всю эту рабочую силу живо передали в оперативное подчинение ГУЛАГу, хотя формально считалось, что эти люди не только не осуждены, но даже ни в чём и не обвинялись. В дальнейшем рост числа занятых на строительстве неведомого объекта не прекращался. В период наивысшего форсирования работ во второй половине 1948 г. на стройке трудились более 40 тыс. человек!

В сентябре 1946 г. стройку посетил член Политбюро, заместитель Председателя Совета министров СССР Лазарь Моисеевич Каганович. Берия, хотя и считался главным руководителем всех работ по созданию атомного оружия в СССР, впервые появился на стройке «комбината №817» много позже – в июле 1948 г.

Первоначально согласно совместному постановлению ЦК ВКП (б) и Совета министров СССР от 9 апреля 1946 г. под «комбинат №817 и обслуживающий его поселок Челябинск-40» отводилось 1159 га земельных угодий и леса, принадлежавших различным организациям Кузнецкого района Челябинской области и отдельным гражданам. В полное пользование строительству передавалось также озеро Кызылташ – ему предстояло стать прудом-охладителем запущенного атомного реактора.

Как это часто бывало в СССР, гладко было только на бумаге… Под стройку забиралось все, что руководство того или иного объекта считало необходимым. Нужно было протянуть линию электропередачи – и через лес пробивалась просека, а сам лес объявлялся закрытой зоной, по периметру которого ходили патрули с собаками. Надо было подвести линию железной дороги – и ее проводили через колхозные поля, совершенно не сообразуясь с их ведомственной принадлежностью. Надо строить объект «А» (атомный реактор) – и вокруг него возводится охраняемый периметр, надо приступать к объекту «В» (радиохимический завод) в двух километрах от объекта «А» – и периметр появляется там. За короткий срок солдаты в фуражках с малиновыми околышами взяли под свой контроль территорию, более чем в 10 раз превышавшую разрешенную постановлением от 9 апреля 1946 г. Всякая хозяйственная жизнь оказалась буквально парализованной на площади свыше 12 тыс. га.

Игорь Васильевич Курчатов вполне заслуженно остался в отечественной истории как «отец советской атомной бомбы». Хотя, справедливости ради, это звание ему следовало бы разделить с Лаврентием Павловичем Берия. Курчатов, отпустивший бороду в годы Великой Отечественной войны, говорил не раз, что сбреет ее, «когда решит главную задачу своей жизни». Начиная с 1943 г. этой задачей являлось создание советской атомной бомбы. А после ее успешного испытания появилась новая «главная задача» – создание термоядерной бомбы. После первоначального успеха – создания одноступенчатого взрывного устройства – выяснилось, что американская схема двухступенчатого подрыва более перспективна с точки зрения энергомассового совершенства. И началась новая гонка на достижение «главной задачи». Затем была разработка «царь-бомбы» в 100 мегатонн, перспективных ядерных частей с повышенным выходом радиоактивных изотопов и т. д. и т. п. «Главная задача» не была достигнута, и Игорь Васильевич так и не сбрил свою легендарную бороду.

Когда землеустроители Кузнецкого района по многочисленным просьбам руководителей местных организаций приехали, чтобы документально зафиксировать границы изъятых земельных владений, охрана строительства едва не расстреляла их как шпионов, решивших осуществить топографическую съемку совершенно секретного объекта. Ситуация складывалась анекдотичная – от совхозов №1 и 2, колхозов «Красный луч», «Доброволец», подсобного хозяйства Теченского рудоуправления и прочих хозяйственных субъектов требовали выполнения плана сельхозработ, а все эти организации не могли работать по причине изгнания с земли… Не следует забывать, что в те времена действовала жесткая система налогообложения сельскохозяйственных товаропроизводителей и невыполнение плана по налоговым поставкам было чревато самыми серьезными оргвыводами, вплоть до уголовной ответственности.

Жалобы на действия представителей МВД полетели во все инстанции, в том числе в Совет колхозов СССР и прокуратуру Челябинской области. Поскольку там никто не знал об атомной программе Советского Союза, облпрокурор Николай Шляев в мае 1947 г. выдал предписание освободить земли, «занятые самозахватом», и вернуть стройку в границы, определенные постановлением от 9 апреля 1946 г. Что, разумеется, следовало признать совершенно невозможным.

При этом не могло быть и речи о том, чтобы должным образом разъяснить ситуацию прокурору и секретарю челябинского обкома партии – стройка комбината №817 являлась проблемой совершенно не их масштаба. Поэтому далее последовал такой финт, который наверняка поставил в тупик всех челябинских чиновников – 21 августа 1947 г. Совет министров СССР принял постановление о выделении под стройку комбината №817 дополнительно еще 12 290 га. Территория города Челябинск-40 и комбината №817 получала статус «закрытой», а прилегающие земли, «прирезанные» постановлением от 21 августа 1947 г., официально стали называться «особо режимной зоной».

Что это означало? Через территорию указанной зоны прекращалось всякое транзитное движение – железнодорожный, авто- и гужевой транспорт отныне должен был объезжать ее кругом. Всем жителям «особо режимной зоны» следовало пройти перепись и по ее результатам получить паспорта (напомним, что вплоть до второй половины 1950-х гг. колхозники в СССР паспортов не имели и в случае необходимости отъезда получали у председателя колхоза справку сроком действия 30 суток, до истечения которых им надлежало вернуться в родной колхоз).

Лица, признанные неблагонадежными, а также их родственники паспортов не получали и отселялись из этой зоны. Неблагонадежными признавались прежде судимые, а также лица, в отношении которых органы МВД располагали оперативной информацией, позволявшей усомниться в их лояльности Советской власти. Из почти 96 тыс. жителей неблагонадежными были признаны немногим менее 3 тыс. чел. Все они были отселены в наиболее глухие места Челябинской области. На этом, кстати, поиски неблагонадежных отнюдь не прекратились. В последующие годы оперативный состав милиции и подразделения госбезопасности продолжали тщательно следить за тем, кто из жителей «особо режимной зоны» как шутит и кому какие письма рассылает (перлюстрация была тотальной). По результатам этой невидимой, но эффективной работы в число неблагонадежных попали ещё 545 человек – всех этих людей в октябре 1948 г. без каких-либо объяснений отселили в Увельский район Челябинской области.

Заброшенные постройки внутри «закрытой зоны». Создание «закрытой зоны» вокруг «комбината №817» потребовало уже в 1946—1947 гг. проведения работ по отселению местных жителей за ее периметр. Поскольку стройка захватывала все новые территории, практика отселения в последующие годы получила дальнейшее развитие. После запуска первых реакторов (по наработке плутония и иттрия), имевших незамкнутый цикл циркуляции теплоносителя, радиоактивная вода без всякой очистки стала сбрасываться в больших объемах в реку Течу и озеро Кызылташ, что сделало невозможным их хозяйственное использование в любой форме. Еще до знаменитой сентябрьской 1957 г. катастрофы по меньшей мере 10 населенных пунктов «особо режимной зоны» были эвакуированы из-за угрозы здоровью жителей.

Но обеспечение безопасности свелось не только к удалению от совершенно секретного объекта неблагонадежных лиц. Те, кто остались жить в окрестностях Челинска-40,сделались неотъемлемым элементом его охраны, хотя и неявным. Те, кому посчастливилось успешно пройти проверку и получить заветный «серпастый паспорт Страны Советов», были обязаны всегда носить его при себе и предъявлять представителям власти по первому требованию. На сотрудников местных органов внутренних дел была возложена функция паспортного контроля, который проводился в любое время в самых неожиданных местах – на рынках, в кинотеатрах, на автовокзале в Кыштыме (Кыштым был единственным городом, который попал в границы «особо режимной зоны», остальные 98 населенных пунктов представляли собой обычные деревни). В пределах «особо режимной зоны» под угрозой уголовного преследования запрещалось заниматься рыболовством, охотой и сбором грибов. Кстати сказать, край, очень богатый грибами и рыбой, с пуском реакторов и радиохимического завода очень быстро оскудел. Например, внутри заводского периметра в 1950 г. полностью исчезли грибы (и более не появились). Местным жителям категорически запрещалось пускать на ночлег либо для временного проживания лицо, не имеющее прописки в «особо режимной зоне». В случае появления лица без документов или с документами, но не прописанного в данной зоне, необходимо было сообщить об этом представителю местного органа власти. Недонесение расценивалось как пособничество вредительству. Что это означало по законам того времени, разъяснять читателю этой книги уже не надо.

Кстати, раз уж зашёл разговор о вредительстве, то нельзя не отметить, что это явление было вовсе не выдумкой Сталинского агитпропа, в чём нас пытаются убедить историки либеральной направленности, а имело место вполне объективно. Вредительство было стихийным анонимным ответом народа на безудержную эксплуатацию и ложь сталинской пропаганды. В рассматриваемом нами случае первыми объектами вредительства стали танки ИС-2, направленные настройку зимой 1945—1946 гг. в качестве тягачей. С них сняли башни и разоружили, в результате чего получились тягачи, по мощности и проходимости превосходившие любой трактор. Танки были удобны на лесоповале – с их помощью можно было валить деревья, корчевать пни, тащить по бездорожью огромные «волокуши» из срубленных стволов. Понятно, что с появлением трёх таких тягачей выработка резко увеличилась… Увеличился тут же и план. Ну, а дальше, как догадается любой проницательный читатель, с техникой сразу начались нелады – то вода в топливном баке оказывалась, то песок… К весне все три тягача были приведены в полную негодность, да притом такую, что ремонту на месте не поддавались, пришлось их отправлять для восстановления на окружной ремонтный танковый завод в Челябинске.