Ратник. Выбор стороны

Роман Корогин

Ратник. Выбор стороны

Глава 1

В воздухе разносились звуки ударов… Ударов оружия о доспехи, о щиты, о мягкую и податливую человеческую плоть, и сквозь удары доносились крики – громкие, истошные, возвещавшие о том, что оружие достигло цели. Но звуки ударов, и крики становились всё реже – это был знак того, что штурм замка подходил к концу. Наконец, с разных сторон начали доноситься доклады о том, что с вражеским войском покончено и битва завершена, а через несколько мгновений об этом возвестил и горн.

Голова кружилась, и он не понимал от вида этой жестокой битвы или же от усталости. Это головокружение заставило его сесть на землю и облокотиться спиной на опрокинутую телегу. В таком положении Родомир смотрел на последствия штурма: заходящее за горизонт летнее солнце освещало окровавленные, обездвиженные, разрубленные тела. Некоторых поверженных воинов ещё не покинула жизнь и стоны боли, которые они издавали, казались ему невыносимыми. Победа в этом сражении вызывала больше отвращение, чем радость или восхищение. Он прикрыл глаза и казалось, всё вокруг затихает, но в тот же момент он почувствовал, как кто-то начал трепать его за плечо и восхищённо кричать:

– Герой! Проснись! Благодаря тебе мы сегодня одержали славную победу!

Этим кем-то, как он и ожидал оказался его друг детства, а теперь ещё и брат по оружию – Боян.

– Не преувеличивай, я просто пытался не умереть, а чтобы не умереть в этих обстоятельствах выбора не остаётся – либо ты, либо тебя и я свой выбор сделал.

– Брат! – продолжал Боян. – Ты совсем не умеешь радоваться. То, что мы сегодня сделали занесёт наши имена в историю Понтии, мы целый город вернули! Мне вон, смотри! Ногу, до самой кости рубанули, но посмотри на моё лицо – ни капли грусти!

– Ага, жаль не лицо от уха до уха резанули, а то был бы в разы веселее, – с иронией произнёс Родомир.

Он взглянул на своего боевого товарища, на его некрасивом лице с выдающимся носом и вправду не было признаков досады. Его впалые щёки и тонкие губы изображали неестественную улыбку, которая вызывала дискомфорт от её созерцания. А в его карих глазах можно было разглядеть наслаждение, восторг от осознания победы, несмотря на её цену – многие сотни жизней. Затем сказал:

– А, по-моему, это тебя начало заносить, вот уж чьи имена будут в истории, так это вон того мужа, – сказал Родомир с ухмылкой и кивнул в сторону, въезжавшего верхом на коне герцога Витольда II из города Канген.

Они оба смотрели в сторону герцога, который въезжал на небольшую дворцовую площадь города Любеч, где находились дворец и твердыня замка – последний рубеж обороны города, не выдержавший, натиска армии Понтии и наёмников из королевства Рютинг, командовал, которыми тот самый герцог. Витольд был облачен в тяжёлый латный доспех, ограничивающий его подвижность, но практически не имевший слабых мест, а на его груди красовалась пятиконечная звезда, заключённая в окружность – герб королевства. Одетый в этот доспех верхом на коне, он выглядел довольно угрожающе, но люди говорили, что сам герцог был боец очень заурядный, но всей душой желавший, слыть несокрушимым и великим воином. А так как желания его не совпадали с возможностями и личных успехов на поле боя он достигнуть не сумел, имелся у него комплекс и был он от этого крайне жесток.

Герцог в сопровождении личной охраны, уже почти подъехав к твердыне, это было видно по движению шлема, бросил взгляд вниз и вдруг остановил лошадь. Родомир посмотрел туда же, куда смотрел Витольд, и увидел, как тяжелораненый воландриец находясь в агонии и не отдавая себе отчёта в том, что происходит, куда-то бесцельно полз. Герцог спешился, гремя тяжелым доспехом подошёл к этому солдату, поставил на его спину свою ногу и придавил к земле, солдат в бреду ещё перебирал по земле руками, пытаясь ползти к известной только ему цели. Витольд же тем временем снял свой шлем, взял его в правую руку и принялся наносить им удары по голове, находящегося в агонии солдата, он наносил удары пока металлический шлем не лязгнул о каменный настил площади и только тогда остановился – голова несчастного была размозжена. Гордо выпрямившись, весь, забрызганный кровью герцог, подняв голову к небу и с удовольствием произнёс:

– Какое удовольствие – убивать этих псов. Хороший воландриец – мертвый воландриец!

Его личная охрана залилась смехом. Он и сам рассмеялся.

Родомир же не находил в этом ничего смешного, а жестокость герцога вызывала отвращение. Он хотел обратиться к Бояну, но подняв на него взгляд, увидел, на его лице улыбку одобрения зверства герцога. В горле встал ком от одной только мысли, что его товарищ настолько проникся ненавистью и жестокостью к солдатам и людям Воландрии.

Родомир не помнил, но знал из рассказов матери и дяди, что во времена его рождения, двадцать один год назад, Понтия и Воландрия были одной страной, и народ на этих землях проживал один. А теперь всего этого будто и не существовало: ровесники Родомира были воспитаны на культуре ненависти к воландрийцам, собственной значимости и исключительности. Эта ненависть усилилась тем, что Воландрия около года назад вторглась на территорию Понтии, захватив замок города Любеч, затем продвинувшись дальше в глубь страны. Сегодня отбив замок, Понтия отогнала врага почти до границы.

Внезапно раздался голос герцога:

– Кто будет докладывать?! Кто командует здесь?! Где сотник?!

– Он погиб, милорд! – крикнул Боян. – Я принял командование сотней штурмовавшей эту площадь.

– Подойди, боец!

Чуть прихрамывая, но быстро он направился к Витольду. Боян был ранен, на его левом бедре, им же была намотана какая-то тряпка, теперь вся пропитанная кровью. Приблизившись к герцогу и встав перед ним на колено, он продолжил:

– Замок взят, милорд. В твердыне забаррикадировались примерно с десяток вражеских солдат.

– Знатные среди них есть?

– Не могу знать, милорд.

– Сколько солдат ты потерял?

– Перекличку ещё не проводили, но думаю, моя сотня лишилась трёх десятков безупречных воинов. Уж очень тяжёлый бой выдался.

– Да, вижу, что было не просто, можешь быть свободен, – герцог небрежно махнул рукой в сторону. – Сейчас нам нужно выкурить из башни оставшихся тварей.

Боян поспешил отойти в сторону, освобождая путь герцогу, не отошел он и на десять шагов как тот окликнул его:

– Постой, солдат! Как твоё имя?

– Боян сын Абсея, Ваша светлость.

– Я запомнил тебя, а теперь иди.

Хромая сильнее, Боян возвращался к телеге, у которой продолжал отдыхать Родомир. Витольд же подошел ближе к башне, где прятались остатки воландрийской армии и громко начал говорить:

– Воины, воландрийцы! С кем из вас я могу говорить?!

Ответа не последовало, и он прокричал:

– Сдавайтесь! Мы всё равно достанем вас оттуда, но тогда шанса остаться в живых у вас не будет! – он выдержал небольшую паузу. – А пока я оставляю вам шанс, сдаться в плен и сохранить ваши жизни! Даю вам сотню вздохов на раздумья!

В то же время на площадь прибыла бригада лекарей понтийской армии один из них бросился к Родомиру, но тот жестом руки показал, что не ранен и указал на Бояна, который, вернувшись от герцога присел рядом. Лекарь размотал, пропитавшуюся кровью перевязь на бедре Бояна – там зияла глубокая рубленая рана, из которой без туго давящей повязки хлынула кровь. Опытный здравник сделал всё быстро, промыл рану каким-то раствором, наложил, давящую повязку, остановившую кровь, всё это заняло всего лишь мгновение. Закончив, он помчался помогать другим солдатам.

Родомир провожал взглядом этого спасителя жизней, бегущего по площади в поисках тех, кому ещё можно помочь. Он видел, как лекарь остановился у ещё живого воландрийского солдата, чтобы оказать ему помощь. Пока он доставал из своего мешка всё необходимое, к нему приблизился солдат Понтии. Он поднял лекаря с колен, толкнул его в спину и злобно что-то кричал тому вслед. Закончив с ругательствами в адрес адепта бога Рода, этот солдат обхватил рукоять топора второй рукой и, размахнувшись из-за головы, опустил топор на шею воландрийского солдата, отрубив голову.

Родомир снова посмотрел на лицо боевого товарища, оно было слегка бледновато и выдавало усталость, но улыбка одобрения сияла на нём – он тоже видел этот момент.

– Ты чего зубоскалишь?

– Брат, да ты только посмотри вокруг! Как мы их порубили, а? Ебучих псов! – сказал Боян, смачно харкнув в сторону одного из убитых воинов, лежавших неподалёку.

– Я не разделяю твоей радости, мне не по себе от мысли о том, сколько жизней я сегодня отнял, – с грустью ответил Родомир, опустив голову.

– Ну вот скольких? Скольких ты убил?

– Я… Я не знаю…

– А знаешь почему? Да, потому что тебе насрать! – смеясь прокричал Боян. – Ты их резал словно мясник, будто они и не люди, а я хочу заметить, что они и нелюди.

– Ты не прав, я же говорю, что это война и тут либо ты убьёшь, либо тебя, а я, знаешь ли, жить люблю. Мне жаль парней с обеих сторон, которые умирают не понять во имя чего. Может, ты мне скажешь? – уже срываясь на крик спросил Родомир.

– Тебе придётся нелегко, друг. То, как ты владеешь оружием, подсказывает мне, что на твоих руках будет ещё много крови, – сказал Боян, проигнорировав вопрос. – Так что мой тебе совет: получай удовольствие! Тем более, что убивать воландрийских собак дело богоугодное. Тебе, сам патриарх потом грехи отпустит, – сказав это, Боян рассмеялся.

– Что ты за урод, если тебе такое кажется забавным, – Родомир зло и осуждающе посмотрел на товарища по оружию.

Они встретились глазами, но Боян быстро отвел взгляд и вовсе отвернулся к башне. Родомир понимал, что Боян отвернулся, не потому что был пристыжен, а потому что считал его жалость к солдатам противника полной глупостью.

     Из башни донесся крик:

– Хорошо! Мы выходим и сдаёмся!

На лице Витольда появилась злобная ухмылка.

– Я знал, что эти трусы не захотят умирать как воины, и семидесяти вздохов не понадобилось, – тихо сказал он солдатам стоящим рядом.

Жестами он приказал нескольким солдатам встать по бокам от двери, из которой будут выходить сдающиеся, а лучникам быть наготове, чтобы в случае сопротивления отправить стрелы в цель. Родомир был одним из тех солдат, которых выбрал герцог. Он встал неподалёку от двери в башню и достал меч.

– Выходите без оружия! Если ослушаетесь – будете убиты без промедления! – крикнул Витольд.

Сейчас взоры всех солдат, которые оставались на площади были обращены к башне. За её дверьми стало слышно, как убирается массивный засов, звуки затихли, нависла тишина. Солдаты герцога стояли на позициях и были готовы в случае внезапного сопротивления немедленно расправиться с противником.

Но вот тишину нарушил скрип петель, открывающейся массивной двери башни. Из темноты дверного проёма появился один солдат, он был безоружен и полностью без доспехов, одетый только в поддоспешный комбинезон поверх повседневной одежды. Сделав пару неспешных шагов за порог, он осмотрелся, видимо убедившись, что, если они не будут оказывать сопротивления, их убивать не станут, дал сигнал остальным выходить. Когда все вышли – их было всего восемь человек, тот, который вышел первым, двинулся в сторону Витольда, но герцог, увидев это тут же остановил его.

– Стой, где стоишь! Кто разрешил тебе приближаться? – сорвался на крик герцог. – Всех на колени!

Пленные воландрийцы начали вставать на колени, но пара понтийских солдат решили им помочь, подбежав начали бить пленных сзади в область колена, добавляя удары то в спину, то по затылку концами рукоятей своих топоров. Родомир тоже подошёл к пленным, один из них взглянул на него, они встретились глазами, и было видно, как напуган этот пленный солдат. Родомир подошёл к нему, похлопал его по плечу, подбадривая. Когда все пленники стояли на коленях, Витольд сам подошёл к ним.

– И так. Я герцог кангенский Витольд II, командующий третьей армией Понтии обращаться ко мне никак иначе, кроме как «Ваша светлость» или «господин Герцог», ваши имена меня не интересуют. Меня интересуют ваши чины и титулы, если таковые имеются. Доложить быстро!

– Мы все простые солдаты, Ваша светлость, – ответил тот солдат, что вышел первым из башни.

– Владеет ли кто-то из вас ценной для меня информацией?

– Сомневаюсь, Ваша светлость.

– Тогда какой смысл оставлять вас в живых?

Витольд выбрал рукой нескольких солдат и приказал:

– Увести их, запереть в темнице до дальнейших распоряжений.

Он дождался пока пленных уведут в темницу той же башни, из которой они вышли. Он повернулся к рыцарю, руководящему его личной охраной, и отдал распоряжение:

– Всех пытать пока не расскажут, что-нибудь ценное. Пытать не до смерти, через три или четыре дня приедет король, и мы устроим на городской площади праздник с казнью, – на лице герцога при этой мысли засияла улыбка. – Ласточку королю, я надеюсь уже отправили?

– Так точно, милорд, – ответил рыцарь.

– Информация о количестве погибшей черни имеется?

– Приблизительная, милорд. Чуть больше десятка человек, в основном находившиеся на этой площади во время штурма, – отрапортовал рыцарь.

– Это хорошо, – герцог замолчал в раздумьях и через несколько секунд продолжил. – Количество убитой черни увеличить в разумных пределах – до почти трёх десятков… двадцать девять, к примеру, да, пусть будет двадцать девять. Но так чтобы без свидетелей, всех их сюда к башне, мы все эти трупы на пленных воландрийцев повесим, мол, они их здесь в заложниках держали и убили, не желая сдаваться, так на казни и скажем – пусть их ненавидят. Глашатаям наказать, чтобы весть о зверствах воландрийцев распространили у наших добропорядочных соседей и других союзных государствах. Выполняй.

– Слушаюсь, Ваше высочество, – сказал рыцарь и удалился.

Родомир со своего места не мог отчётливо слышать того, что поручил герцог своему поверенному рыцарю, но суть он уловил. Жестокость и коварство герцога были просто неслыханными.

Витольд повернул голову в сторону Бояна и жестом приказал подойти. Боян вскочил и так быстро, как только позволяла ему раненная нога, приблизился к герцогу и встал перед ним на колено.

– Встань, солдат. Боян же вроде, верно?

– Всё верно, Ваша светлость.

– Вижу ты ранен, – герцог бегло оглядел его левое бедро. – Как только вернешься в строй после ранения, у тебя официально под командованием будет сотня бойцов, а сейчас отпустите солдат отдыхать да напиться. Но прежде, скажи всем, чтобы завтра в полдень все построилось на центральной площади. Мне есть, что сказать. А потом соберем ставку командования. Выполняй.

– Слушаюсь, милорд.

Боян подозвал Родомира.

– Братец, собери всех. Быстро доведу приказание герцога.

Герцог тем временем повернулся к своим рыцарям и сказал:

– Я буду ночевать во дворце, быстро пошлите туда слуг, пусть приготовят мне комнату. Сейчас или утром найдите людей, пусть уберут трупы по всему городу.

Они молча удалились выполнять поручение, сам же герцог, взяв коня за вожжи пошёл в сторону дворца.

Собрав всех тех, кто мог стоять на ногах, Родомир подошёл к Бояну и, остановившись в шаге от него сказал:

– Давай, командир, говори! Все за исключением мёртвых и тяжелораненых, построены, – доложив, он встал в строй с остальными.

Боян стоял спиной к уже еле видимому за горизонтом солнцу, и в этих сумерках падающие тени делали его впалые глаза на бледном, почти белом от потери крови лице похожими на глазницы черепа – всё его лицо в этих тенях походило на череп. Он стоял и молчал, по всей видимости, собираясь с мыслями, на площади царила тишина, все безмолвно ждали, и он начал говорить:

– Друзья, братья! Все вы меня знаете! С многими из вас мы уже прошли не одну битву плечом к плечу. И сегодня, в этот знаменательный день, в день, когда я, вы и те наши братья, которые никогда больше не встанут с нами в строй, освободили Любеч! В этот день мне оказана великая честь – командующим нашей армией, я назначен командиром нашей сотни! Хочу в полной мере оправдать возложенные на меня обязанности и служить кораблём, который в битвах, на реках вражеской крови доставит вас к морю именуемым «Величие»!

Он закончил свою речь и перенеся вес на здоровую ногу, выпрямился, гордо расправив плечи. Солдаты разразились аплодисментами и приветственными криками. Все воодушевились от слов Бояна. Все, кроме Родомира, который не был фанатиком, взгляды которого исказила пропаганда действующей власти, и его не вдохновляла на подвиги мысль об убийстве людей, бывших братским народом ещё так недавно.

Боян жестом руки попросил тишины. Когда все замолчали, он продолжил

– Слушайте мой первый приказ! Сегодня все могут отдыхать, пейте, ешьте, трахайтесь, но чтобы завтра в полдень все вы были на центральной площади, нарушившие приказ будут высечены плетьми! Всем разойтись!

Все солдаты тут же бросились в рассыпную. Боян подозвал Родомира, а одному из солдат поручил найти коня и подать ему, когда его друг подошёл, он спросил слегка взволновано:

– Что скажешь? Как речь?

– Ну, у меня мурашек по коже не было, – равнодушно ответил Родомир.

– Это всё, что ты можешь сказать? Как-то суховато, не находишь? – немного раздраженно спрашивал Боян.

– Слушай отряд тебя принял – наслаждайся. Да и какое тебе дело до моего мнения?

– Может оно для меня важно, потому что мы друзья?

Родомир промолчал. Он сомневался, что они всё те же друзья, которые когда-то шалили в соседских дворах, а потом, будучи пойманными, получали розгами от Колояра – дяди Родомира. Он чувствовал, что постепенно, из-за разных мнений о войне, их отношения меняются не в лучшую сторону.

Они стояли молча, пока тишину не нарушил солдат, которому было приказано найти лошадь.

– Командир, твой конь.

Боян выхватил вожжи из его рук.

– Помоги взобраться! – злобно крикнул он солдату.

Боец помог взобраться на коня и стоял, ожидая других распоряжений нового командира. Но тот сидя верхом напоследок бросил разочарованный и одновременно злобный взгляд на Родомира, пришпорил коня и помчался от дворца к центральной площади.

Родомир остался на площади и не двигался с места, смотря на последний луч заходящего за горизонт солнца он погрузился в раздумья. Всё, что он сегодня видел и слышал, противоречило его собственному моральному кодексу. С детства дядя вбивал ему в голову, что воин должен быть благородным, честным, уважать противника, но всё, что он видел, воюя было вовсе не таким. Казалось, что на настоящей войне нет места чести, благородству и уважению. Но сейчас он дома, в своём родном городе и пока есть время, думать нужно вовсе не об этом.

Раздумья прервал резкий, прохладный порыв ветра. Родомир посмотрел на небо – приближались тучи. Он поспешил домой в надежде успеть до того, как начнётся дождь.

Глава 2

Шел проливной дождь, сопровождаемый раскатами грома и яркими вспышками молний, освещавшими всю округу. Тем, кому в этот момент приходилось находиться под открытым небом, вряд ли можно было позавидовать. Но в трактире «Резвая кобыла», что расположен неподалёку от стен замка, было тепло, сухо и царила атмосфера веселья. Здесь победу над армией Воландрии отмечали наёмники из королевства Рютинг и небольшое количество солдат понтийской армии.

В трактир вошел мужчина в плаще, голова его была покрыта капюшоном. Он насквозь промок, с пол его плаща не капала, а стекала вода. Закрыв за собой дверь, он, не оглядываясь по сторонам, сразу прошёл к стойке, отделявшей трактирщика от посетителей. Подойдя к стойке, он облокотился на неё, бросил взгляд на женщину, стоявшую за ней –это была хозяйка трактира.

Её лицо, обрамленное черными волосами, спадающими на плечи, приятное, но в то же время строгое. Морщинки на нём выдавали её возраст, несмотря на попытки скрыть их с помощью косметики. Синие, как небо глаза не выражали ничего, кроме отрешенности и беспокойства, то и дело поглядывали в сторону двери, казалось, она кого-то ждала. Одета же она была в шёлковый кубелёк, с поясом из цветного бархата – наряд подчёркивал статус хозяйки. Из украшений на ней были только, бусы из жемчуга на шее, да левой руке на безымянном пальце золотое кольцо с сапфиром, так подходившим к её глазам. Закончив с осмотром, он обратился к ней:

– Здравствуйте, добрая женщина! Мне бы комнату!

– Здравствуйте! Нет мест – все комнаты заняты! – сухо ответила хозяйка.

Она взглянула на него, но из-за капюшона не разглядела его лица и тут же отвернулась к стеллажу позади, делая вид, что протирает пыль с полок.

– Я заплачу сколько скажете, – продолжил мужчина.

– Милый человек, ну причём здесь это? Я же не выгоню кого-то из этих мужчин, отважных и доблестных, – она сделала странный акцент на последних словах и как-то недовольно ухмыльнулась, затем продолжила, – лишь, потому что Вы заплатите больше. Мы здесь так дела не ведём. Найдите другое место, где сможете переночевать.

– Но ведь я тоже из числа, как Вы говорите, отважных и доблестных!

– Ну, так тем более, Вам наверняка будут рады в любом другом месте, а у нас комнат нет!

– Мам, может всё-таки найдётся место для меня?

Хозяйка, оббежав стойку, бросилась к незнакомцу, сбросила с его головы капюшон и впилась глазами в его лицо: губы её задрожали, по щекам покатились слёзы.

– Родомир! Сыночек! – и не сумев сказать ничего больше, она крепко обняла его и прижалась к его груди.

Он крепко обнял её в ответ, ощущая, как его мать плачет. Не в силах сдержать эмоции, его глаза стали влажными от слёз. Они некоторое время стояли, сжимая друг друга в объятиях.

Когда пыл чувств поутих и мать Родомира снова смогла говорить, она чуть отпрянула от него, но не убирая рук с его торса, всё ещё не веря, что перед ней он – её сын. Не отводя взгляд от его лица, она крикнула:

– Колояр! – никто не отозвался. – Колояр! – крикнула она громче.

– Сейчас спущусь! – громким басистым голосом прогремел ответ сверху.

Сквозь перекрытия послышались тяжёлые шаги, и спустя пару мгновений на лестнице, ведущей на второй этаж, показался дядя Родомира – Колояр. Это был большой мужчина – настоящий богатырь, на полторы, а то и две головы он был выше племянника. На голове его была войлочная шапка, скрывавшая густые и золотистые, средней длины волосы от висков, переходящие в пышную бороду. Прямой, острый нос, в левой ноздре которого блестело небольшое по размерам кольцо. Лицо по левому глазу, сверху вниз пересекал толстый шрам, и в глазницу был вставлен стеклянный шар черного цвета, а единственный правый глаз был карим. В отличие от матери, дядя Родомира был одет в простую крестьянскую одежду: подпоясанная рубаха и порты, заправленные в сапоги из дорогого на нём, был только золотой перстень, верх которого изображал лапу дракона, обхватившую изумруд.

Замерев на лестнице, он посмотрел на него единственным глазом, признав наконец-то своего племянника. Он стянул с головы шапку, а потом быстро зашагал к нему, выкрикивая на ходу:

– Какие твою мать люди! Живой! – Колояр рассмеялся.

Подойдя, он положил руку на плечо матери Родомира так, словно просил у неё разрешения приветствовать родственника, обратился к ней:

– Агидель…

Она посмотрела на Колояра и отошла в сторону, позволив тому, как следует поприветствовать племянника. Он схватил своей ручищей руку Родомира и крепко сжал её, свободной рукой он по-мужски его обнял.

– Живой, сучонок. Ни одной весточки за полтора года – всех нас извёл, –прошептал Колояр на ухо племеннику.

Затем чуть отстранив Родомира, он оглядел его с ног до головы и улыбнулся.

– А ты стал шире в плечах, выглядишь как мужчина, воин блядь! А то я боялся, что никогда ты не избавишься от своей бабьей фигуры! – и Колояр рассмеялся.

Родомир тоже расхохотался. Когда смех затих он посмотрел на мать, на своего дядю и в конце концов дрожащим голосом произнёс:

– Я скучал…

От нахлынувших эмоций по щекам скатились несколько слезинок, но он быстро смахнул их рукавом и ещё раз обнял своих близких, на этот раз обоих.

Закончив с приветствиями, Колояр и Родомир вышли на задний двор «Кобылы». Ливень уже утих, сильный ветер превратился в прохладное освежающее дуновение, а грозовые тучи на небе сменились почти полной луной, заливающей двор мягким светом. Здесь было тихо и можно было поговорить, не пытаясь перекричать шумящих выпивох.

– Почему не писал? Мать, сестра, жена – всё это время, как на иголках, думали помер уж. Да, что греха таить, и я не на шутку волновался, – договорив Колояр сурово посмотрел на племянника.

– Мне нечего было писать, сначала. Пока мы служили под Карвеем, нам только что и дело внушали ненависть к Воландрии и проводили тренировки с оружием, тренировались с тяжестями и даже разучивали боевую хореографию, как у эльфийской армии. А потом начался этот кровопролитный поход длиною в год, – Родомир грустно опустил голову, – знаешь, я не хочу воевать. Всё должно было быть иначе.