Я говорю с тобой, судьба

Военный городок, расположившийся на вершине сопки, оказался совсем маленьким: четыре двухэтажных дома предвоенной постройки, дощатый барак и кочегарка. За забором – воинская часть, а в трёх километрах внизу – приграничный посёлок. Он так и назывался – Пограничный. До китайской границы всего 15 километров. Посёлок с 30 тысячами жителей, большая часть из которых военные, располагался в ложбине между сопками. Всем было понятно, что если пойдут – то с этой стороны. Самое удобное место. Тогда с Китаем не было особо дружественных отношений.

В нашей части противовоздушной обороны истошно вопила сирена, когда самолёты подлетали к границе. Офицеры из группы усиления бросали домашние дела и бежали в часть к своим товарищам, нёсшим круглосуточное дежурство. И так порой несколько раз за день.

Муж после приезда познакомил с соседями и убежал на службу. Подозреваю, что Валера сделал это специально, чтобы переждать, пока улягутся мои первые впечатления. А впечатляться было чему.

Квартиру, которую выделили молодому лейтенанту, и квартирой-то назвать было нельзя. Самая маленькая в гарнизоне: комната – девять метров. Общая с соседями кухня, по размерам немного больше комнаты. Газ привозной в баллонах. Водопровода нет. Туалет на улице.

Я всю жизнь прожила в большом городе и такого даже представить себе не могла. Нет, я не расстроилась – я была в шоке.

Ни о какой замене через три года, как, например, на Камчатке, не было и речи. В Приморье приезжали после училищ и уезжали на родину через 20–25 лет, после окончания службы. Взять и уволиться из армии в то время было практически невозможно, да и Валера не пошёл бы на этот шаг.

Я вышла замуж за офицера и готова была разделить его выбор, но к оторванности от привычных условий оказалась не готова от слова совсем и прятала от мужа заплаканное лицо. Разве я предполагала оказаться в посёлке, затерянном среди сопок, за 9 тысяч километров от родных и близких?

Мне до сих пор нелегко вспоминать те дни. Я вижу перед собой четыре серо-жёлтых дома, растрескавшуюся от жары дорогу и столб пыли, поднятый на ней давно проехавшей машиной. Эта пыль застревает у меня в горле и скрипит на зубах.

У Валеры круглосуточные дежурства – принести в вёдрах воду и вынести помойку некому. Не знаю, как у других, а у меня дома тогда царил бедлам. Вода на кухне постоянно плескалась из ковшика на пол. Подмыть ребёнка и постирать – целая проблема. До морозов я полоскала пелёнки на улице под колонкой. О подгузниках никто тогда ещё и не слышал. Одно новшество у меня было: две пластиковые импортные бутылочки с соской. Остальные бутылочки были советскими, стеклянными и часто трескались.

В отличие от меня, многие женщины, жившие в городке, в своё время мечтали выйти замуж за военных. Некоторые до этого жили в деревне и с детства привыкли к водопроводу на улице. На кухнях у них всегда была стерильная чистота: ни пылинки, ни капельки на полу и ничего лишнего, всё убрано. И никаких проблем. Как достичь такой чистоты, оставалось для меня загадкой, да я особо к этому и не стремилась.

Жена одного майора, женщина в возрасте, узнав, что я из Ленинграда, поделилась впечатлением. Она несколько месяцев жила в общежитии, пока муж учился на курсах. Ленинград ей не понравился: там негде было сушить бельё. Я не нашлась что ей ответить.

Конечно негде! То ли дело сушить бельё на вершине сопки. Верёвок для этого за домами сколько хочешь растянуто. Утренним морозцем бельё схватится, затвердеет, потом на солнышке отбелится, а к вечеру разгулявшийся ветер подхватит его, сорвёт с верёвки и унесёт куда подальше. А ты потом ищи по всей сопке простыни, чтобы снова постирать. Романтика.

Стирка белья занимала целый день. Сейчас никто и не помнит, что стиральная машина представляла собой открытый бак, в котором крутилась вода вместе с бельём, а сверху – несложный механизм для ручного отжима. Натаскать воды в машину, нагреть кипятильником – и вот тогда уже стирать.

Раз в неделю в небольшой магазинчик на территории части привозили продукты из военторга: сметану, колбасу, сосиски. На семью можно было купить литр сметаны и один килограмм колбасы, а очередь за этими деликатесами занимали с самого утра.

Если отключали свет, иногда на целый день, то в части начинал работать дизель, но его мощности не хватало на жилые дома. Через некоторое время в колонке заканчивалась вода, накачиваемая электронасосом, а потом холодели и батареи отопления.

Дочь, как и все другие дети, часто болела. Врача из детской поликлиники не всегда можно было вызвать на дом. Машина неотложной помощи часто ломалась, и приходилось везти больного ребёнка к врачу в посёлок. А на чём? На автобус надежды мало, в части уазик не допросишься – там свои боевые задачи. Выкручивайся как хочешь.

После того как в соседнем доме, захлебнувшись от кашля, умер одиннадцатимесячный ребёнок, я решила на зиму вернуться домой к родителям. Надо сказать, Валера не настаивал, чтобы я всегда жила рядом с ним, понимая, как мне трудно. Но что это за семья, когда жена – в Ленинграде, а муж – на Дальнем Востоке?

Сейчас я хотела бы переписать ту давнюю историю. Не раз я возвращалась в те дни, когда оказалось с пятимесячным ребёнком в далёком приграничном посёлке.

Прошлое нельзя изменить, но можно изменить отношение к нему, и тогда удивительным образом меняется настоящее. Не так важна ситуация, как наши мысли о ней. Нет смысла бежать от трудностей, но совсем необязательно рыдать и обижаться на судьбу. От этого только хуже. Радость не зависит от географического положения и условий проживания. Чтобы быть счастливым, не обязательно жить в Санкт-Петербурге и Москве.

Моя дочь, которая жила в одной со мной маленькой комнате, с теплотой вспоминает детство. В одних и тех же условиях я плакала, а моя дочь радовалась. Радовалась солнцу – в Приморье больше трёхсот солнечных дней в году, радовалась чистой воде из артезианской скважины, которую можно было пить безо всяких фильтров, радовалась подругам и свободе.

Судьба так распорядилась, что я училась быть женой и матерью не в самых лучших, почти суровых условиях, и выдержала этот урок. Всё рано или поздно заканчивается.

Глава 4. Работа инженером

Поздней осенью я вернулась в Ленинград. Но любимый город не мог заменить мне мужа – я скучала по нему. Мы писали друг другу трогательные письма, и я ждала, когда он приедет в отпуск.

Дочь подросла, и я всё-таки решила узнать, что значит быть инженером. Благо мама согласилась посидеть с Олей на период моего эксперимента. По-другому этот опыт я не могу назвать.

В советское время после института молодой специалист должен был отработать «по распределению» три года. Собиралась комиссия уважаемых людей: директоров заводов, представителей предприятий. Студентов, защитивших дипломы, вызывали по одному и решали, кого куда направить.

Меня распределили на машиностроительный завод. Но мой муж был военным, и это давало возможность получить свободное распределение. Я принесла справку и могла работать там, где хочу. Предполагалось, что я найду работу по месту службы мужа. Какая могла быть работа по моей специальности «системы автоматического управления летательными аппаратами» в посёлке Пограничном Приморского края? А многие мне после окончания института завидовали. Кто-то даже говорил, что очень удачно начать работу на Дальнем Востоке – там больше возможностей построить карьеру.

В нескольких трамвайных остановках от меня, а жила я тогда с родителями на Гражданке, был Научно-исследовательский институт телевидения. Очень хорошее, даже милое, как мне показалось, название для начала трудовой деятельности. Зимой я и решила туда устроиться инженером. Меня охотно взяли в лабораторию, занимающуюся в тот момент проектированием космического туалета. А что? Дело нужное. Но до серьёзных разработок и схем меня, конечно, не допустили. Я подбирала детали в соответствии со спецификацией.

В лаборатории нас было всего семь человек: четверо мужчин и три женщины. Светлое просторное помещение, большие окна, выходящие на проспект. Зима в то время смягчила нрав, оттепели сменялись заморозками. Снежная каша разлеталась из-под колёс машин. Крупные капли дождя, перемешанные со снегом, барабанили по подоконнику. За окном сплошная серая пелена короткого зимнего дня.

Мужчины в лаборатории часто собирались кружком над какой-нибудь электрической схемой и обсуждали, как и куда должен течь ток. Все чертежи тогда были только на бумаге. Солидные и опытные инженеры спорили, водили карандашами по чертежу, что-то друг другу доказывали и были довольны, когда находили верное решение. Для меня всегда это было тёмным лесом. До сих пор не понимаю, как я в институте на экзамене получила пятёрку, без запинок объяснив работу мультивибратора. Наваждение какое-то.

Институт телевидения жил своей жизнью. На его территории были бассейн и спортивный зал, в котором проводились соревнования. В обеденное время мужчины тренировались, а женщины плели макраме – ажурные полотна из суровых ниток. Можно было сплести изящное панно на стену или украсить цветочный горшок. Один из горшков с вьющейся традесканцией висел в таком узорчатом бежевом кашпо на стене рядом с производственным календарём.

О здоровье сотрудников умственного труда думали уже тогда, и были специальные перерывы в работе для производственной гимнастики, которая транслировалась по радио. Очень редко профсоюзная комиссия проверяла, по назначению ли потрачено выделенное время. Обычно женщины во время гимнастики продолжали плести макраме, а мужчины выходили покурить.

По институту можно было свободно прогуливаться, но вот выйти за проходную – ни-ни. Только с разрешения начальника отдела. Его резолюция проставлялась на специальном бланке, и часы отсутствия работника вычитались при расчёте заработной платы. Одним из поводов для «свободной» прогулки были продуктовые наборы.

Перед лихими 90-тыми страна вступила в полосу дефицита. Выбор продуктов в магазинах был ограничен. Товары не лежали на полках в ожидании счастливых покупателей, как сейчас. Их «выбрасывали» и тут же расхватывали. Вот тогда и появились эти самые наборы со всякой вкуснятиной, чтобы сотрудники не бегали после работы по очередям.

И надо же было такому случиться, что, мчась по коридору института за продуктовым набором с индийским чаем и твердокопчёной колбасой, я наткнулась на Пашку!

Пашка на год раньше окончил наш институт и к тому времени освоился на новом месте работы. Не знаю, каким он был инженером, но в волейбол играл лучше всех.

Как он мне нравился в институте! Дыхание замирало, а сердце трепетало, стоило только его увидеть! Кареглазый блондин и организатор театрального кружка, в который я ходила целый год исключительно из-за него. Он не мог не нравиться девчонкам. Все попытки обратить на себя внимание закончились полным провалом. С подругой мы разрабатывали целые схемы возможного его охмурения. В институте таких, как я, было предостаточно, и я оставила надежду.

Пашка спросил, как я здесь оказалась, чем занимаюсь. На следующий день я весь обед болела за его команду, и они выиграли у нашей лаборатории. Вечером мы встретились, как будто случайно, на проходной и вместе дошли до автобусной остановки. Скоро это вошло в привычку: после окончания работы я всё чаще встречала его в вестибюле. Отдел, в котором работал Паша, заканчивал работу на 15 минут раньше, и он ждал меня у проходной. Мы шли вдоль здания института, переходили шумный проспект, ждали автобусов на остановке и разъезжались по разным маршрутам.

В тот день я не увидела его в вестибюле среди сотрудников, спешащих домой, огорчилась и невольно замедлила шаг. На улице я чуть не поскользнулась на ступеньках, зажмурившись от внезапно прорвавшегося сквозь облака солнца. Пашка подхватил меня сзади под локоть:

– Пойдём в кафе, расскажешь, что там в институте было в последний год? Какие спектакли в театральной студии играли? – смеясь, предложил он.

Боже, как я мечтала об этом в институте! Чтоб вот так, вдвоём с Пашкой. Я слушала его, смотрела на вьющиеся кудряшки волос, торчащие из-под шапки, и сама себе не верила.

– Хорошо, – согласилась я, раздумывая, стоит ли признаваться, что после его ухода театральная студия потеряла для меня всякий интерес. – Ты знаешь, перед дипломом было так напряжённо, времени ни на что не хватало.

В маленькой кафешке мы сидели друг напротив друга на пластмассовых стульях, вспоминали стройотряд, спектакли, преподавателей и экзамены. Я как будто снова стала беззаботной, никуда не спешащей студенткой. Неторопливо ела корзиночку с воздушным зефирным кремом, смахивала с губ крошки и смотрела на такое знакомое смеющееся лицо.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Приборы, используемые в технике для ориентации в пространстве.