Искусство обольщения для воров-аристократов

– Но видите ли, для нашей с вами… общей задачи… – его голос звучал как урчание кота, – важны случайные прикосновения.

Алиона едва улавливала смысл слов, так как кожу жгло там, где подушечки его пальцев касались ее ладони. Было ли ей приятно? Могло бы быть. Наверное. Если бы контакт был искренним. Сейчас же она чувствовала себя как на уроках физкультуры: ее тело снова немного не дотягивало до нужных стандартов, чтобы сдать нормативы.

– Лион, расслабься, – мягко потребовал Гроус и подбадривающе сжал ее плечо.

Жест, заставивший ее превратиться в изваяние. Она медленно повернулась, опустила взгляд на его тяжелую, теплую ладонь, затем посмотрела Гроусу в глаза.

– Вы знаете, что три самых бессмысленных фразы в мире, это “расслабься”, “не бойся” и “не переживай”?

Он хмыкнул.

– Уверен, их гораздо больше, – произнес он.

Алиона на мгновение задумалась, какие еще слова можно было счесть бесполезными, но Гроус отвлек ее тем, что медленно переместил руку с плеча на шею, коснулся позвонков. Чтобы снять нарастающее напряжение, она – явно громче, чем следовало бы – спросила:

– Если уж на то пошло, разве это не должна делать я?

Он прижал палец к ее губам, шикнув. Вновь огляделся и, лишь убедившись, что никто не подслушивает, ответил:

– Разумеется. Но пока мне кажется, что вы можете прикоснуться к моей шее только с намерением придушить.

Она не смогла сдержать улыбки.

– Хорошо, давайте просто возьмемся за руки, – предложил Гроус, садясь в кресле ровно и протягивая ей открытую ладонь.

Это она могла. Их руки соприкоснулись. Спустя несколько минут, когда Алионе надоело переживать из-за этого или чувствовать неловкость, она отвернулась к окну и сосредоточилась на пейзаже. Там ее ждала довольно однообразная картина: степи с высушенной землей и торчащими из нее кустарниками, чуть вдали – холмы, а за ними – светло-голубое, будто выцветшее на солнце небо.

Когда Алиона совсем было расслабилась, Гроус начал поглаживать ее запястье, заставив вновь напрячься. Она повернулась, чтобы упереться взглядом в профиль его спокойного лица.

– У вас сухие руки, попробуйте пользоваться маслами, – предложила она.

Губы Гроуса дрогнули, он посмотрел на нее насмешливо и тихо ответил:

– Вы пытаетесь заполнить неловкий момент глупым комментарием, тогда как могли бы просто расслабиться. Ведь я не делаю ничего особенного.

– А если я буду трогать вас, где вздумается? – прошипела она, склоняясь к нему и сердито глядя на невозмутимое лицо.

Он перевел на нее взгляд, тонких губ коснулась коварная улыбка:

– Я не скажу и слова против.

Алиона раздраженно откинулась на спинку кресла, продолжая ощущать, как его пальцы рисуют круги на тонкой и чувствительной коже запястья.

И только она начала привыкать к этому, как он отпустил ее кисть и принялся, едва касаясь, гладить тыльную сторону ее руки, то притрагиваясь к пальцам, то проводя по оголенной коже почти до сгиба локтя, посылая мурашки по ее телу. Когда Гроус начал выводить узоры, Алиона страдальчески закатила глаза. А потом вдруг заметила, что…

– Вы пишете буквы?

Она вопросительно поглядела на Гроуса, тот довольно кивнул.

– Л-И-О-Н, – поняла она.

Неловкость как рукой сняло, теперь разум пытался разгадать каждое зашифрованное послание. “Кальери”, “Думтаун”, “Норбергия”.

– М-А-Л-Ы-Ш-К-А-Л-И, – “прочитав” последнее, Алиона стукнула Гроуса по колену.

Она догадывалась, что он лишь дразнил ее, но шутка смешной не показалась.

– Ваш черед, – он положил тяжелую ладонь на ее колено и как ни в чем не бывало добавил: – Рисуйте.

Сглотнув, Алиона принялась пальцем выводить на его руке буквы, складывающиеся в слова.

– Думаю, можем продолжить, – удовлетворенно кивнул Гроус спустя четверть часа. – Положите голову мне на колени.

Алиона возмущенно охнула. Такое в ее кругу – да и в его вообще-то тоже – считалось жестом весьма интимным и было просто неприемлемо в общественном месте.

– А ничего, что мы едем в автобусе, полном людей, – прошипела она.

– Хорошо, что вы об этом подумали, – тихо отозвался Гроус, озираясь, – но не стоит волноваться, нас не видно. К тому же, маловероятно, что кто-то из пассажиров этого автобуса вращается в кругах Ливингстона. Опасность быть раскрытыми минимальна. Если все же кто-то здесь знаком с ним, я в любом случае не намерен делать ничего, что может поставить под угрозу наше дело.

Алиона медленно перевела на него взгляд. Вот уж о чем, а о провале операции она думала в последнюю очередь! Неужели он совсем не понимал, что все его требования вступали в конфликт с ее воспитанием и скромностью?

– Давай, Лион, положи голову, – нетерпеливо потребовал он.

– Если вам что-то от меня нужно, попросите вежливо.

Настроение Гроуса сменилось, это было заметно по вспыхнувшим глазам, сжатым губам и более резким складкам у рта.

– Мы здесь не для того, чтобы расшаркиваться друг перед другом, – процедил он.

– О, буду иметь это в виду, когда решу продемонстрировать отсутствие манер.

Она всегда была тихоней, редко с кем-то конфликтовала, но не выносила давления и вот такого требования беспрекословного повиновения. На вежливую просьбу она всегда готова была откликнуться, порой даже в ущерб себе, но любую грубость и деспотизм воспринимала в штыки. При этом все в ней начинало дрожать от неприятного волнения, ладони потели, щеки горели. Это было не надменное сопротивление чьей-либо власти, а паника, страх и слепое отчаянное нежелание подчиняться чужой воле.

– Хорошо… Лион, дорогая, будь добра, приляг, ты устала, – тихо пропел он голосом, полным фальшивой заботы.

– Сначала объясните, зачем, – отозвалась она.

– Вы сказали, если я хочу чего-то от вас, достаточно вежливо попросить, – прошипел Гроус.

– Нет, я не так сказала. Я сказала: если чего-то хотите, просите вежливо. Из этого не следует, что я соглашусь.

Несколько мгновений он смотрел на нее, будто размышляя, где будет прятать труп. Затем внезапно схватил за плечо, заставив испуганно всхлипнуть. Медленно и мягко привлек к себе, отчего ей пришлось судорожно схватиться за подлокотник его кресла. Сумев удержать равновесие, она прислушалась к шипящему шелесту, в который превратилась речь Гроуса:

– Вы не в отпуске. Я руковожу операцией, и если говорю положить голову мне на колени… Просто. Так. И сделайте.

Кровь прилила к ее лицу, едва сдерживаемая ярость грозилась выплеснуться в некрасивую сцену, где она шлет его к праотцам и требует остановить автобус.

– Если хотите, чтобы все это сработало, – выдохнула она ему в ухо, – обращайтесь со мной уважительно. Думаете, Данни нет рядом, и я совсем беззащитна? Можете делать, что вздумается?

Он отпустил ее руку, и она медленно отстранилась.

– Я так не думаю, – процедил он сквозь зубы. – Просто не хочу тратить время, которого у нас и так нет, на любезности. Я взял вас с собой, считая рассудительной, не вздорной барышней…

– Вы думали, что я буду во всем вас слушаться, – оборвала она яростным шепотом, – но не учли, что тихая серая мышка выросла с двумя братьями. Первое, чему они меня научили, как больно бить и быстро бегать.

Гроус сощурился, лицо его стало совсем недобрым, и Алиона с большим трудом удержалась от того, чтобы нервно сглотнуть и безропотно на все согласиться.

К счастью, он сдался раньше. Усмехнулся, черты лица вдруг смягчились, и он даже перестал походить на кровожадного маньяка. Затем небрежно, легонько провел костяшками пальцев по ее скуле и заметил:

– Вы дерзите, а глаза как у оленя, увидевшего охотника.

Сердце, и правда, колотилось, как будто к смерти готовилось.

– Объясните, для чего, – чуть более миролюбиво, чем прежде, сказала она.

– Сядьте ближе, я отвечу.

Она вновь придвинулась так, чтобы слышать его шепот. Он склонился к ее уху и очень тихо заговорил:

– Скромность, безусловно, красит женщину, но в нашем случае необходимо, чтобы вы ее побороли, – его дыхание обожгло ухо, и Алиона подумала, что в сравнении с этими перешептываниями, соприкосновение ее щеки с его бедром выглядело бы не таким уж непристойным. – Мы раздвигаем границы вашего личного пространства, чтобы вы не вздрагивали каждый раз, когда кто-то к вам прикасается.

– Давайте рассчитывать, что все, что нужно, раздвинется само, когда придет время, – уверенно предложила она.

– В критичный момент мы не поднимаемся до уровня наших надежд, а опускаемся до уровня нашей подготовки. Поэтому кладите голову мне на колени, – прорычал он, – и представляйте себя на южноморском пляже.

Она сердито дышала, глядя ему в глаза. Он молчал, но взглядом метал молнии. Алиона подумала: он попросил вежливо и объяснил цель. Выполнил все ее требования, можно и пойти на встречу. Девичья честь не пострадает. По крайней мере, та честь, что воспитывали в ней путем суровых игр и безжалостных соревнований Марк и Данни. Алиона устроилась на своем довольно широком кресле, улегшись на бок, лицом к впереди стоящим сидениям. Ее щека коснулась мягкой ткани мужских брюк.

Алиона была очень напряжена. Рука Гроуса коснулась ее головы и зарылась в мягкие волосы.

– Попробуйте получить удовольствие, – проговорил он, пока его длинные пальцы аккуратно массировали ее кожу.

      Алиона смогла лишь мысленно рассмеяться.

      Он перебирал ее волосы, легонько касался уха, поглаживал голову широкой ладонью, и ей бы и вправду отпустить тревоги и насладиться приятным ощущениями, но сознание просто вопило об опасности. Незнакомый человек, чужак, посторонний прикасался к ней с совершенно неясными намерениями. Близость была слишком интимной, чтобы Алиона могла продолжать лежать. Она попыталась подняться, но рука Гроуса помешала ей, придавив к бедру.

– Спокойно, – твердо сказал он, а потом повторил это слово, но уже чуть мягче.

– Мне кажется, достаточно… Я уже привыкла.

Алиона ощутила, как вздрогнуло его тело, и поняла, что Гроус рассмеялся.

– Вам нужно расслабиться, – сказал он, отводя ее руку, вцепившуюся в его пальцы.

      Она вздохнула. В самом деле, если ее нервировало такое невинное взаимодействие, как она рассчитывала очаровывать Ливингстона? Обольстительные женщины, которых она встречала в жизни и видела в кинофильмах, никогда не смущались, не тушевались, не отводили стыдливо взгляд. Они были полны уверенности в своей привлекательности. Если такая и залепит пощечину, то только в тщательно продуманной ситуации строго в нужный момент.

Как бы повела себя женщина, которая хочет свести с ума?

Алиона набрала воздуха в грудь и решительно перевернулась на спину, ее голова удобно покоилась на бедре Гроуса, взгляд же был устремлен вверх, к потолку. Гроус склонился над ней и с юмором спросил:

– В чем дело?

Алиона лишь дернула плечом.

И куда делась смелая девчонка, выросшая среди пацанов?

Гроус усмехнулся и произнес:

– Понятно… В таком случае вы могли бы закинуть руку за голову. Так ваша фигура будет выглядеть еще более привлекательно.

Он многозначительно опустил взгляд на ее декольте.

Вздохнув, Алиона так и сделала, стараясь выглядеть томно и загадочно.

– Все хорошо, – подбодрил ее Гроус, – но если вы будете вести себя… непосредственно, непринужденно, будто не видите в этом ничего особенного, это сыграет вам на руку. Попробуйте просто поговорить, как будто не пытаетесь соблазнить меня.

– Это несложно, я ведь и не пытаюсь, – проворчала она, а затем поерзала, занимая более удобное положение.

Кресло автобуса было широким и все же недостаточно большим, чтобы разлечься вольготно. Некуда было деть ноги. Наконец, Алиона все же разместилась так, чтобы не чувствовать себя завязанной в узелок.

– Ну… что вам рассказать… – вздохнула она. – Я люблю читать, люблю учиться и мечтаю получить ученую степень по истории.

– Хмм… – в этом мычании послышалось недовольство, и Алиона досадливо зашипела.

– То есть… – она попыталась вспомнить строки из своего личного дела, – больше всего я люблю обустраивать дом и заботиться о наших животных, – фальшивая улыбка. – А еще гулять на природе, любуясь великолепием Норбергских гор, и вдыхать аромат хвойного леса морозным утром.

– Это очень интересно, – проурчал Гроус и вдруг положил руку на ее живот.

Пресс тут же стал деревянным, все мышцы напряглись. Алиона открыла глаза.

Гроус стал поглаживать ее ребра – только пальцами, аккуратно, едва ощутимо. Алиона досадливо закусила губу, безуспешно попыталась расслабиться.

– Ладно, не все сразу, – заключил, наконец, он.

– Думтаун, – в этот же момент объявил водитель. – Кому надо, выходим поживее.

      Алиона резко поднялась, заехав лбом в подбородок Гроуса. Он зарычал от боли, схватившись за челюсть. Она прижала ладони к своему лицу, с ужасом представляя, какие ощущения сейчас испытывала ее жертва: у самой-то звезды из глаз посыпались. Не зная, чем помочь, она коснулась его щеки.

– Простите, простите, – причитала она. – Больно?

– А вы как думаете? – прошипел он и уткнулся лбом в ее плечо.

Испытывая чувство вины, она осторожно погладила его руку, коснулась волос.

Гроус вжался в нее сильнее, тихо постанывая. Она сперва продолжала гладить его, жалеть и позволять стискивать себя в объятиях. Потом червячок сомнения подал голос: точно ли ему так больно? И точно ли необходимо прижиматься к ее груди, чтобы облегчить страдания.

Она застыла. Он чуть ослабил объятия. Алиона отстранилась. Гроус глядел на нее с легкой улыбкой, кажется, не испытывая никакой боли.

– Симулянт! – задохнулась она от возмущения и дважды хлопнула его по плечу.

Гроус оправил тулуз, невозмутимо заявив:

– Вы едва не свернули мне челюсть, мои страдания были неподдельны. Но я на практике показал вам, как любую ситуацию можно использовать для сближения. Особенно ту, где вы оказались жертвой. Ничто не вызывает у мужчины такого влечения к женщине, как возможность проявить себя защитником.

– Вот прям ничто? – язвительно проворчала Алиона, поправляя платье и выглядывая в окно. – Это наша остановка или нет? – уточнила она, глядя на одинаковые домики с низкими белыми заборами.

– Это пригород. Мы выходим в центре. Еще полчаса.

Последние тридцать минут дороги они провели в тишине. Алиона смотрела в окно, разглядывая непривычные пейзажи и архитектуру. Гроус, к счастью, больше не докучал ей своими лекциями.

      Наконец, они въехали в квартал, плотно застроенный высоченными зданиями. На одной из оживленных улиц они вышли из автобуса.

      Воздух пах непривычно. Нельзя было определить, что в нем смешалось, но Фентерра точно ощущалась иначе.

Алиона зябко поежилась: свежее весеннее утро только недавно вступило в свои права. Но от дороги, автомобилей и зданий как будто бы исходило тепло, накопленное еще накануне.

– Нам необходимо попасть к Грандшайн билдинг, – сообщил Гроус, попутно пересчитывая чемоданы. – Это должно быть в шести кварталах отсюда.

      Люди огибали их, не особо обращая внимания. Хотя наряд Гроуса должен был бы показаться им необычным. Здесь так не одевались. Конечно, и в самой Норбергии далеко не все носили традиционную одежду, многие позволяли себе брюки и свитера или хотя бы простые рубашки и жакеты. Как и в Фентерре. Но все же жители этих стран стремились к элегантности и опрятности, а вот в Морланде к подобным вещам относились совершенно безразлично. То, что было надето на многих горожанах, походило на стандартный ассортимент фентеррийского магазина пижам.

Подойдя к дороге, Гроус вытянул руку вперед, и тут же перед ним затормозила желтая машина. Через четверть часа, попетляв между столпившимися вдоль улиц высотками, такси оказалось на проспекте Хайфорд, четыреста пять.

В холле огромного отеля, расположившегося в одной из высоток с острым шпилем, было довольно людно. Шикарное фойе, отделанное разными оттенками мрамора от пола до потолка, предлагало гостям отдохнуть на роскошных бархатных диванах, расположить свой багаж на блестящих золотистых тележках и отведать напитков в сверкающем хрусталем баре.

У стойки регистрации все переливалось от перламутра на стенах, люстр из желтого металла с витражными плафонами, защитных магических кристаллов и сотен ящичков с лампочками. В последних хранились ключи.

Сопроводив широкой белозубой улыбкой заученное приветствие “Мы рады видеть вас в Грандшайн Меджик Хотел”, администратор, высокая девушка с элегантной прической, достала для них из такого ящичка круглые карточки с номерами “256” и “257”.

– Одноместные номера класса люкс с видом на море, – пропела она.

– Совершенно верно, – кивнул Гроус.

Алиона удивленно подняла брови: моря тут нигде не было и в помине, но она, разумеется, слышала о зачарованных окнах. Только вот ни разу в жизни не видела: в Фентерре никто не стал бы тратить силу на такую ерунду. Да и прекрасных видов дома хватало с лихвой.

      Оставив багаж коридорному, Алиона и Гроус прошли к лифту. Металлическую решетку отодвинул в сторону лифтер, низкорослый лысоватый мужичок с круглыми выпученными глазами и очень кустистыми бровями. Быстро отведя глаза от его лица, Алиона сказала:

– Наши номера двести пятьдесят шесть и двести пятьдесят семь.

– Двадцать пятый этаж, – гаркнул лифтер и резкими движениями закрыл дверь лифта.

      Затем он поднял слишком большой для его худосочных рук рычаг, и лифт рванул вверх.

      Человек недобро смотрел на Гроуса и Алиону, но вскоре это перестало иметь значение. Лифт ехал слишком быстро. Кабина оказалась стеклянной, и то, как проносились мимо стены шахты, пугало.

      Что-то заставило Алиону взглянуть наверх, и она взвизгнула: они стремительно приближались к крыше и вот-вот вместе с лифтом должны были превратиться в лепешку. Гроус тоже поднял голову, но не успел что-либо сказать, потому что лифт проломил бетонную плиту и вылетел из здания. Точно ракета, он пролетел на сотню метров вверх, позволяя пассажирам полюбоваться окрестностями с высоты птичьего полета. Впрочем, они не сумели оценить всей прелести ситуации, с ужасом в глазах глядя то друг на друга, то на уродливого лифтера, то на облака по ту сторону стекла.

      В голове Алионы пронеслась сотня мыслей. Возможно, их план раскусили, и этот человек был послан Хранителем, дабы убрать потенциальных грабителей? Узнают ли родители и братья, как глупо она погибла, или их смерть позже инсценируют, дабы не очернять репутацию отеля? Успеет ли она почувствовать боль, когда лифт шмякнется на землю, или умрет мгновенно? Чувствует ли себя Гроус полным идиотом, так скоро провалив операцию? Дадут ли им звание героев посмертно?

Все эти и многие другие мысли проносились очень быстро – значительно быстрее, чем летела кабина.

      Наконец, лифтер нажал на рычаг, на несколько мгновений они зависли в воздухе. И вдруг началось стремительное падение вниз. Вцепившись в руку Гроуса, Алиона пыталась убедить себя в том, что спокойствие маленького уродца-лифтера не могло быть напускным. Если он не волновался, то и им, возможно, не о чем было беспокоиться.

Гроус поднял ладони, видимо, намереваясь спасти их при помощи магии, но лифтер лишь мрачно покачал головой.

      Кабина же тем временем влетела точно в шахту лифта и через несколько секунд плавно остановилась.

– Двадцать шестой этаж, – гаркнул лифтер и открыл дверь.

      Пару мгновений пассажиры пытались прийти в себя. Гроус казался бледным и в то же время разъяренным, но почему-то ни слова не сказал лифтеру. Алиона же, чуть нахмурившись, дрожащими губами уточнила:

– Вы же сказали, нам нужен двадцать пятый.

      Гроус послал ей убийственный взгляд. Лифтер также взглянул весьма нелюбезно.

– А, ну да, – процедил он, порываясь снова закрыть дверь, но Гроус помешал.

– Мы пройдем пешком, – он за руку вытащил Алиону из лифта.

      Когда они уже шли по лестнице, она спросила:

– И что же, теперь мы будем ходить пешком каждый раз?

– Нет, но прежде, чем повторим этот аттракцион, я хотел бы поставить себе новое сердце. Это, кажется, больше негодно.

      Алиона была поражена красотой своего номера. Ей понравились спокойные песочные и шоколадные оттенки, царившие в убранстве всех комнат, и она пришла в неописуемый восторг от ванной, которая пряталась за небольшой дверью в спальне. Медово-бежевые мраморные стены этого просторного помещения были настолько гладкими, что в них можно было увидеть собственное отражение.

Разумеется, восхищал вид из зачарованного окна: ярко-голубое море блестело на солнце, где-то далеко внизу манил горячий песок безлюдного пляжа.

      Получив свои сумки, Алиона развесила одежду по шкафам, переоделась в легкое серое платье, чуть больше подходившее местному климату, расчесала чудесные черные волосы и призадумалась, что же делать дальше. Ответ нашелся сам собой – в дверь постучали. На пороге стоял Гроус.

– Время бранча, – коротко сообщил он.

      С опаской они подошли к лифту. С явным нежеланием вошли в него. Но на этот раз лифтер довез их до первого этажа совершенно обыкновенным образом.

Они пересекли холл и спустилась по широкой лестнице в просторный ресторан.

– Выпрями спину, – велел Гроус, когда они уже были за столом.

      Лениво накалывая на вилку листья салата, Алиона послушно распрямила плечи.

– Ешь аккуратнее, – не отставал он, и она промокнула губы салфеткой.

– Почему не ешь морковь?

Алиона медленно подняла взгляд от тарелки: ну уж нет, съесть вареную морковку он ее не заставит! Родители не смогли, три гувернантки не смогли, и он не сможет.

– Потому что никогда ее не ем, папа, – тон Алионы был достаточно многозначительным, чтобы он понял: во избежание некрасивых сцен со рвотой на белоснежные накрахмаленные скатерти ресторана, лучше отказаться от мыслей о моркови.

      Тогда Гроус переключил свое якобы отцовское внимание на другое:

– Сегодня вечером мы идем на ужин к тете Агате. Там тебе предстоит познакомиться со множеством людей.

Она кивнула.

– Сейчас же я намерен заняться делами в своем номере.

– О, тогда можно я пойду погулять? – воодушевленно спросила Алиона.

– Нет, это исключено.

      Она удивленно подняла брови.

– Почему?

– Потому что ты не отправишься гулять по улицам этого города в одиночестве, – строго ответил Гроус.

– Но папа! – возмущенно воскликнула Алиона, прекрасно понимая, что Гроус играл на публику, и стараясь соответствовать. – Я не хочу страдать из-за того, что ты решил просидеть весь день взаперти. Возможно, это мой последний визит в Думтаун в жизни, я хочу посмотреть как можно больше всего…

– Я сказал – нет. И это больше не обсуждается.

– Я не маленькая, ты не можешь мне указывать, – как легко оказалось в гневе вести себя как капризная особа.

Ее истинные чувства смешались с теми, что она пыталась изобразить. Они не договаривались с Гроусом ни о чем подобном, но она помнила личные дела, помнила легенду и понимала, что ее напарник выбрал роль сурового родителя. Ей же оставалось вживаться в образ Лион Кальери.

– Я твой отец! – с жаром произнес Гроус.

– Ты тиран!

– Прекрати этот концерт, смею тебе напомнить, мы не одни, – прошипел он.

      Алиона огляделась: многие из тех, кто сидел за соседними столиками, отчетливо слышали их разговор. Одни загадочно улыбались, другие качали головами, явно не одобряя поведение непослушной барышни, третьи с упреком смотрели на злыдню Гроуса.

Неплохая разминка перед ответственным вечером.

– Я пойду гулять, и точка, – тихо и спокойно ответила Алиона и гордо подняла подбородок.

– Узнаю, что высунула свой нос на улицу, запру в номере до конца поездки.

После ланча Алиона зашла к Гроусу.

– Папа, ты думаешь, мы можем тут разговаривать? – уточнила она, озираясь.

Номер отличался от ее собственного. Здесь царили синие цвета, интерьер казался более холодно-сдержанным, хотя и размер, и расстановка мебели, кажется, полностью повторяли ее.

– Да, номера окружены магическим барьером приватности.

– Отлично. Тогда, пока вы заняты делами, я пойду погуляю, – сообщила Алиона и развернулась, чтобы уйти. – Меня не будет не больше часа.

– Я же сказал, что запрещаю, – спокойно отозвался Гроус, усаживаясь за письменный стол у окна.

Алиона медленно повернулась к нему.

– Вы затеяли тот разговор, чтобы разыграть спектакль перед гостями отеля, – сообщила она его спине.

– В целом, да. Однако это не значит, что вы можете уйти.

– Это почему же? – процедила она, предчувствуя, что проиграет в этом споре.

– Потому что половина ресторана слышала, как я запретил вам, – терпеливо пояснил Гроус, поворачиваясь к ней. – И еще потому, что я отвечаю за вас и не отпущу никуда без охраны. И потому, что, если на вас нападут какие-нибудь грабители, наше дело окажется под угрозой.