Судьба на выбор

– А я их уже приготовил, – заявил альд Линтон.

Он разложил на столике перед диваном пёструю колоду, и Гвендолин, поборов дрожь в руках, потянулась к картам. Почти сразу, как только игра началась, пришлось убедиться, что соперник попался умелый и опытный. Или, может быть, ему просто везло? Как бы то ни было, хозяин приютившего её дома одержал победу, не дав ей ни единого шанса. Гвен оставалось лишь признать поражение и ожидать, какое желание будет загадано.

Стало немного не по себе. Нет, они в особняке не одни, да и едва ли его владелец по ночам обращается в чудовище, но всё же, всё же…

– Вы умеете играть на пианино? – спросил альд Линтон.

Гвен кивнула.

– Тогда сыграйте, пожалуйста. Инструмент настроен, хоть и пользуются им редко – играет только сестра, когда приезжает меня навестить. Вот моё желание.

Вздохнув с облегчением, Гвендолин проследовала к притулившемуся в углу гостиной пианино. Коснувшись рукой клавиш, она будто снова очутилась в музыкальном классе пансиона. Даже вспомнился наполнявший просторное помещение запах лавандового масла от волос наставницы и мастики* от пола.

– Что вам сыграть?

– Что-нибудь на ваш вкус, – милостиво разрешил победитель.

Гвен растерялась. Что может нравиться Карлиону Линтону? С одной стороны, он аристократ, следовательно, ему полагается любить классику. С другой, обитает в сельской местности, а, стало быть, неравнодушен к балладам. Покусав в задумчивости губу и перебрав в памяти все известные ей произведения, девушка начала играть и негромко напевать слова, которым её когда-то научила настоящая Гвенда Грин.

Я бродил по горам и далёким лесам,

Медальон моей милой сжимая в горсти.

Я навстречу бросался любым чудесам,

Ничего не страшась на опасном пути.

Я искал её, звал, но, увы, лишь во снах

Приходила ко мне, чтоб утешить меня.

И у встречных я спрашивал, где же она,

Но качали они головой, и, кляня

Этот мир, шёл я дальше и дальше сквозь ветер и зной,

Унося за плечами глухую тоску…*

– Достаточно! – хрипло произнёс сквайр, прерывая песню.

– Вам не понравилось моё исполнение? – огорчённо вздохнула Гвендолин.

– Не в том дело. Просто… Я вспомнил об одном важном деле. Прошу меня извинить. Доброй ночи!

Он вышел из гостиной, оставив гостью обескураженно глядеть ему вслед.

Оставшись одна, Гвен ещё немного посидела за инструментом, напоминавшим ей о безвозвратно ушедшем прошлом, и отправилась в отведённую ей комнату, переоделась ко сну и забралась под тёплое одеяло. Ложиться спать в незнакомой обстановке оказалось непривычно, но девушка напомнила себе, что гостит в этом доме всего одну ночь, и напоследок можно позволить себе насладиться комфортом, ведь выделенная ей квартира при школе едва ли окажется похожей на особняк Карлиона Линтона.

Любопытно всё же, почему он так резко прервал её пение? Конечно, она не настолько талантлива, как некоторые, но в пансионе Гвендолин хвалили. Может быть, всё-таки следовало бы выбрать нечто классическое?

Карлион Линтон сидел за столом в тёмном кабинете. Перед ним горела, роняя восковые слёзы, одинокая свеча, а в ушах ещё звучал нежный голос случайной гостьи: «Я бродил по горам и далёким лесам, медальон моей милой сжимая в горсти».

Медальон тоже был. Украшенное изящной чеканкой серебро нагрелось в дрожащей ладони, пока сквайр решился открыть крышку и взглянуть на миниатюрный портрет. Каштановые волосы, отливающие золотом, чистые серые глаза, ласковая улыбка…

Похожие глаза и улыбку Линтон видел совсем недавно в своей гостиной, а несколькими часами ранее, на станции, заподозрил у себя безумие, столкнувшись внезапно с такой знакомой незнакомкой.

Случайность? Или судьба?

А, может быть, второй шанс? Разве он не заслуживал его?

– Разве я не заслуживал твоей любви? – спросил он женщину на портрете.

Вряд ли она ответила бы, даже если бы могла.

Линтон закрыл медальон, но не повесил снова на шею, а убрал его в ящик стола и погасил свечу…

*Мастика – жидкая смесь воска с краской для натирания полов.

*Стихи Светланы Казаковой.

Глава 3

Несмотря на солнечную погоду, экономка, разбудившая Гвен поутру, выглядела такой же хмурой, как и вечером. Она сухо сообщила, что хозяин ждёт гостью на завтрак. Лицо женщины выражало неодобрение, и Гвендолин стало не по себе. Чем и когда она успела её прогневить?

Зато Карлион Линтон пребывал в хорошем настроении. Сидя за столом, слишком широким для него одного, сквайр намазывал золотистое масло на ломоть свежего хлеба, и Гвен немедленно захотелось того же самого. Только хорошо бы ещё малинового джема сверху добавить.

– Присоединяйтесь, – с улыбкой пригласил хозяин. – Как вам спалось?

– Просто замечательно! Спасибо.

– Хочу попросить прощения за вчерашний вечер. Мне очень понравилась ваша песня, однако…

– Пожалуйста, не нужно оправдываться! – вспыхнула Гвен. – Это я должна извиняться. Наверняка у вас немало дел, а я свалилась как снег на голову.

– Мне приятно ваше общество.

Тон собеседника и интерес в его взгляде, как и накануне, приводили Гвен в смущение.

– Потому, что вы скучаете по сестре? – предположила она несмело.

– Скучаю. Но такова жизнь. Девушки вырастают и вылетают из гнезда, чтобы свить новое.

– Я не собираюсь делать ничего подобного! – выпалила Гвендолин и тут же прикусила язык, но было уже поздно.

– Не собираетесь выходить замуж? – не без удивления уточнил Карлион Линтон.

– Да. У меня нет ни брата, которого радовало бы моё присутствие, ни родителей, чью старость я могла бы скрасить заботой, и можно полностью отдаться работе…

«И Арчибальду», – добавила она мысленно.

– Не зарекайтесь, Гвен. Однажды кто-то украдёт ваше сердце, и эти размышления покажутся сущей глупостью. Вы от всей души пожелаете никогда не расставаться с этим человеком, подарить ему детей, прожить вместе всю жизнь…

Альд Линтон говорил уверенно, словно сам когда-то испытал подобные чувства. Но как ни любопытно ей было, Гвендолин ни за что не решилась бы расспрашивать о таком едва знакомого человека. Сама она никогда и ни в кого не влюблялась, если не считать Арчибальда, и вряд ли в реальной жизни ей повезёт встретить мужчину, похожего на её героя.

Она вздохнула, заедая тоску яичницей с ветчиной.

Видимо, из-за того, что разговор не клеился, завтрак не затянулся, и уже через полчаса Гвендолин стояла во дворе особняка, ёжась от прохладного воздуха. Хотелось, чтобы поскорее сошёл снег, и солнце стало по-настоящему весенним, но пока природа не собиралась прислушиваться к её желаниям. Шмыгнув носом, Гвен торопливо зашагала к приготовленной карете и заняла место напротив альда Линтона.

– Если возникнут затруднения на новом месте, я настаиваю, чтобы вы обратились ко мне, – сказал он, когда экипаж тронулся с места. – Деревенский староста – неплохой человек, но, боюсь, некоторые ваши нужды он может счесть капризом и оставить без внимания.

– Вы так добры! – растрогалась Гвен. Ощущение чужой заботы казалось пуховым одеялом, в холодный день наброшенным на плечи чьей-то тёплой рукой. – Спасибо вам за приют и угощение, за вашу компанию, за… Боюсь даже представить, что бы со мной стало, если б не вы…

– Полно, хватит вам, иначе я чересчур загоржусь! – отозвался сквайр с добродушной иронией. – Вы отблагодарите меня, если не забудете о моей просьбе и… как-нибудь ещё сыграете со мной в карты.

Вскоре они добрались до места, которому предстояло стать для Гвен новым домом.

Трелони не слишком-то походила на пасторальные деревеньки с гравюр и открыток. Покосившиеся заборы, обрамлённые седыми от инея ветками деревьев, ухабистая дорожная колея, запах навоза, ставший ощутимым, стоило приоткрыть дверцу кареты. Должно быть, в тёплое время года, когда разрасталась живая изгородь, здесь было красивее, но пока никакого особенного вдохновения сельский пейзаж не навевал.

Гвендолин вздохнула и мужественно шагнула навстречу будущему.

Деревенский староста, к дому которого доставил её альд Линтон, оказался приземистым человеком лет пятидесяти. Он комкал в руках потрёпанную шляпу и пытливо рассматривал девушку, точно решая, не попросить ли сквайра вернуть её обратно в пансион, но в конце концов буркнул:

– Отведу вас в школу.

– Оставляю вас в надёжной компании, – сказал, прощаясь Карлион Линтон. – Но вы ведь помните, о чём я вам говорил? Если что, обращайтесь без всякого стеснения.

– Вы с нашим сквайром, часом, не родня? – полюбопытствовал староста, пока Гвен провожала глазами карету.

– Нет, – удивилась она вопросу. – Мы… недавно познакомились.

Собиралась сказать «сегодня», но побоялась, что знакомый с расписанием почтового транспорта староста уличит её во лжи. Да и слуги альда Линтона наверняка бывают в деревне, и, вполне возможно, однажды принесут с собой слухи о том, что новая учительница провела ночь в доме землевладельца.

Щёки Гвен вспыхнули, но, к счастью, староста этого не заметил. Подхватил её саквояж и размашисто зашагал по неширокой улице.

Гвендолин едва поспевала за ним. Сперва улочка выглядела пустынной, но постепенно на ней начали появляться прохожие. На Гвен они глядели с любопытством, но без настороженности. Миниатюрная, скромно одетая девушка вызывала лишь улыбку, у кого приветливую, у кого – снисходительную. Последнее чаще, и даже когда староста представлял её кому-то как новоприбывшую учительницу, веса в глазах деревенских жителей Гвендолин это не прибавляло. Наверное, потребуется немало времени, чтобы заслужить их уважение.

– Вот она – школа, – буркнул староста, остановившись у двухэтажного строения, расположившегося поодаль от жилых домов. – А сверху квартирка ваша, – махнул рукой на закрытые ставнями окна. – Обживайтесь.

Служанкой при школе работала крепкая молодая женщина с такими румяными щеками, что они казались подкрашенными свекольным соком. Она назвалась Талулой и с ходу повела Гвендолин осматривать владения.

Сама школа – скромная и опрятная – производила в целом приятное впечатление. Но квартиру ещё не успели привести в порядок. Расчихавшись от пыли, Гвен оглядела продавленную кровать, трёхногую табуретку и грубый деревянный стол, составлявший компанию кособокому шкафу для одежды.

– Прежняя учительница была из местных, – пояснила служанка, – в этом жилье не нуждалась. Но теперь, когда у неё снова родился ребёнок, работать здесь ей совсем некогда. Уже четвёртый. Хорошо, что у мужа неплохое жалованье.

Гвендолин вспомнила комнату, в которой проснулась утром, и подавила тягостный вздох. На роскошные условия она не рассчитывала, и всё же представить себе, что всю дальнейшую жизнь придётся провести в таком месте, получалось с трудом. Да и не хотелось представлять – уж слишком безрадостной получалась картина.

Оставив Талулу прибираться в квартире, Гвен спустилась в школьный коридор, радуясь про себя, что сегодня выходной день. Было бы непросто приступать к работе прямо сейчас. Сначала нужно хотя бы немного освоиться.

– Госпожа учительница!

Обернувшись, Гвен увидела хорошенькую девушку примерно своих лет. На голове у той красовался ярко-голубой капор, шаль такого же оттенка лежала на плечах. Незнакомка протягивала свёрток в плотной бумаге с масляными пятнами.

– Я дочь старосты. Пришла вас поприветствовать. И принесла пирог.

– Спасибо! – Гвендолин приняла угощение. Сквозь бумагу пробивался вкусный запах. – Вы сами пекли?

– Нет, мама. Я не слишком хорошо стряпаю. Ой! Я не представилась. Меня зовут Джесмин. А вас – Гвенда Грин, да?

– Да. Но мне больше нравится, когда меня называют Гвен. У вас очень красивое имя.

– Мама вычитала в какой-то книге, – улыбнулась новая знакомая. – А у вас есть книги? Я тоже люблю читать.

– Конечно, есть. Может, вместе попьём чаю с пирогом? А затем я вам их покажу.

Дочь старосты оказалась девушкой бойкой и разговорчивой, и за время чаепития в маленькой, не в пример квартире опрятной кухне Гвендолин услышала о деревне Трелони и её жителях столько, сколько и не рассчитывала узнать.

– Все говорят, что он посватается к дочке башмачника, – говорила Джесмин, энергично жестикулируя. Упустив нить разговора, Гвен не совсем понимала, о ком идёт речь, потому попросту кивала, демонстрируя, что участвует в беседе. – Но пока что-то не торопится. Вот я и думаю – а если он собирается сделать предложение не дочери башмачника? А если мне?

– Он тебе нравится? – догадалась Гвендолин.

Длинные ресницы Джесмин затрепетали, и она залилась нежным румянцем. Её смущение выглядело так мило, что Гвен пожалела о том, что сама не может вот так же опустить глаза, признаваясь в своих чувствах к Арчибальду, который, конечно же, посватался бы к ней, будь он настоящим.

– Да, но тссс… Это секрет! – улыбнулась, показав ямочки на щеках, собеседница. – Пока даже он о том не знает, не говоря уж о наших родителях.

– Но разве не они должны заниматься всем, что связано с браком?

– В большом городе – может быть, но в деревнях всё по-другому. Обычно молодые сговариваются сами, а уже затем парень идёт к отцу невесты. Мы живём привольнее.

– А как же репутация?

– Пффф! – махнула рукой Джесмин. – Ты ведь ещё не знакома с прежней учительницей? Так вот, её первенец родился через четыре месяца после свадьбы! И ничего. Вот если бы свадьба и вовсе не состоялась, её репутация пострадала бы. А так все довольны. Особенно родители мужа, которые убедились, что невестка не бесплодна.

– Не хочу даже слушать о таком! – зажала уши Гвен. – И настолько безнравственной особе разрешили работать в школе?!

– Привыкай, – хмыкнула дочь старосты. – Про моего милого тоже поговаривают, будто он одарил одну девицу из батрачек зелёной юбкой. Но мне кажется, брешут из зависти.

– Он… подарил другой девушке юбку? – растерянно переспросила Гвен. – С её стороны не слишком благопристойно принимать от молодого человека такие презенты до свадьбы. И почему именно зелёную?

Джесмин расхохоталась, согнувшись и обхватив руками колени, и долго не могла успокоиться.

– Ах, до чего же ты смешная! Не было никакой юбки! Это означает, что парень и девушка занимались этим на траве!

– Чем занимались?

– Ой, не могу! – снова рассмеялась Джесмин. – Из какого же яйца ты вылупилась? А ещё грамотная!

К её звонкому, как журчание весеннего ручейка, смеху присоединился громкий, похожий на звук трубы, хохот Талулы. Гвен перевела обиженный взгляд с одной на другую и встала с места. Выпрямила спину и гордо зашагала в комнату – проверить, хорошо ли там прибрала служанка.

Вид нового обиталища, пусть и ставшего чище, по-прежнему наводил тоску. На какое-то мгновение Гвендолин вообразила себя не на чужом, а на своём месте. В наверняка большом дядюшкином доме – почти таком же красивом, как особняк Карлиона Линтона. Представила полный новой одежды сундук с приданым, уложенные камеристкой локоны, белые свадебные перчатки.

И – чужого человека, который откидывал вуаль с её лица.

Вздрогнув, Гвен потёрла виски, прогоняя навеянную хандрой фантазию. Нет, она не усомнится в правильности своего поступка! Он был совершён, чтобы больше ни от кого не зависеть. Чтобы рассказать до конца историю Арчибальда. Чтобы стать наконец-то самой собой, а не приложением к фамилии, которую она носила.

– Что случилось? – раздался за спиной голосок Джесмин. – Ты обиделась? Ах, Гвен, я тоже далеко не так искушена, как пытаюсь показать! Даже целовалась всего-то пару раз.

Гвендолин вздохнула: её саму не целовали ещё ни разу.

– Пожалуйста, вернись к столу! – попросила дочь старосты.

Натянув на лицо улыбку, Гвен обернулась.

– Хорошо. Но, учтите, вам не удастся привить мне свою деревенскую мораль!

– И не нужно! Глядишь, и другие девицы станут на тебя равняться. А то так и бегают за ним, так и увиваются! Вертихвостки! – снова вернулась к предмету своего обожания Джесмин. – А ты любишь мясное рагу с картофелем? – вдруг сменила она тему. – Мама его готовит сегодня на ужин и будет рада, если ты придёшь. И я тоже.

Гвендолин с большим удовольствием провела бы вечер наедине с собой, но обижать новую приятельницу отказом не решилась.

И правильно сделала. Ужин удался. Староста был всё так же неразговорчив, но его супруга оказалась хлебосольной хозяйкой, не скупившейся ни на угощения, ни на комплименты новой учительнице. Поначалу Гвен смущалась, но затем почувствовала благодарность к едва знакомой женщине, встретившей её так радушно. Дочь очень походила на мать, и, глядя на жену старосты, можно было с лёгкостью представить, какой станет Джесмин через несколько лет, когда её пока гибкая фигура приобретёт пышность, а в густые тёмно-русые волосы белой лентой вплетётся ранняя седина.

– Вы уж не обижайтесь, я с вами говорю как с собственной дочкой, – шепнула Гвендолин хозяйка дома, улучив момент, когда гостья отошла от стола ополоснуть руки. – У нас тут новенькие девушки редко появляются. Так что вы будете на виду, и парни станут на вас заглядываться, ходить вокруг да около, пытаться свести знакомство поближе. Не ученики, конечно, те ещё не доросли, а вот их старшие братья… Да и отцы тоже.

– Спасибо за предупреждение! – Гвен вспыхнула. – Но, я приехала сюда не для того, чтобы с кем-нибудь познакомиться. А для того, чтобы работать.

– Так-то оно так, но вы же ещё молодая. Соблазнов очень уж много. А приглядывать за вами некому.

От старосты Гвен уходила затемно. Хозяин провёл её до дверей школы и, пожелав доброй ночи, оставил одну, ведь Талула, закончив дела, давно ушла. В пустом доме властвовала тишина, нарушаемая только редкими шорохами, и Гвен от всей души надеялась, что их издают не мыши или крысы.

Поднявшись в свою комнатку, она зажгла свечи, чтобы разогнать темноту и страхи, и переоделась ко сну. Но тот всё не шёл, и Гвен достала толстую тетрадь, которую не открывала уже несколько дней, и собралась продолжить историю Арчибальда.

Однако не успела она начать, как внимание отвлекли какие-то звуки, поначалу невнятные и негромкие, но спустя минуту превратившиеся в бойкую слаженную мелодию. В удивлении Гвен подошла к окну и откинула занавеску. Взору открылось презабавнейшее зрелище: перед стенами школы собралось несколько мужчин, облачённых в традиционные костюмы жителей данной части королевства. Аккомпанируя себе на народных инструментах, они хором выводили незнакомую девушке задорную песню. Заметив внимание Гвендолин, необычный оркестр заиграл энергичнее. Она в ответ улыбнулась и помахала рукой. Вот так приветствие!

Разглядывая незваных гостей, Гвен увидела среди них молодого человека, выглядевшего немногим старше её самой. Он, не отрываясь, смотрел на неё, и она задержала пальцы на занавеске, почти физически ощутив на себе этот взгляд. Остальные музыканты тоже с любопытством глазели на новую учительницу, но по-другому, от их взглядов не теплело в груди и не хотелось улыбаться.

Гвендолин не знала, сколько времени продолжался импровизированный концерт, но, когда она отошла от окна, улыбка всё ещё оставалась на её губах.

Глава 4

Ночь после ухода музыкантов прошла тихо, зато первый рабочий день начался шумно и суматошно. Ученики, вопреки представлениям Гвендолин о пунктуальности деревенских жителей, осаждали школу задолго до начала уроков. Стоило Талуле открыть дверь, как пестрый гомонящий поток хлынул внутрь и застопорился в дверях классной комнаты. Дети, одни довольно чисто умытые, другие с чумазыми лицами, некоторые одеты неплохо, но большинство в поношенных ботинках и дырявых чулках, с опасливым интересом рассматривали новую учительницу. Под их взглядами Гвен ощутила пугающую неуверенность. Она знала, чему ей следует научить этих детей, знала, что лишние премудрости им не нужны – лишь самое необходимое. Так им говорили в пансионе, но годы учёбы не могли подготовить будущую преподавательницу к тому, как найти общий язык с деревенской ребятнёй. Гвен заставила себя улыбнуться и указала рукой на парты.

Классная комната была достаточно просторной, чтобы вместить всех учеников, а тех, как сосчитала Гвендолин, было двадцать четыре. Правда, двое из них, милая белокурая девочка и мальчуган в штопаных одёжках были ещё малы, чтобы чему-либо учиться. Их привели старшие братья, и Гвен не стала с этим спорить, поняв, что детей просто не с кем оставить дома. К тому же малыши сидели тихо и хлопот не доставляли, в отличие от настоящих учеников. Прежняя учительница не привила им понятия дисциплины, а что ещё хуже – практически не дала никаких знаний. Видимо, она и сама не являлась в достаточной мере образованной и компенсировала этот недостаток тем, что помнила большое количество интересных историй. Их она, как выяснилось, и рассказывала на уроках. Неудивительно, что дети ждали того же от Гвен и были недовольны, поняв, что теперь придётся учиться по-настоящему. Гвендолин с трудом удалось их утихомирить, пообещав, что в конце учебного дня, если они станут прилежно заниматься, она, так и быть, почитает или расскажет им что-нибудь.

Был более простой и быстрый способ добиться послушания. Наставницы пансиона, где воспитывалась Гвен, не тратили бы время на уговоры, и в ответ на возмущение тут же последовало бы наказание. Но Гвендолин ещё по дороге в Трелони решила, что обойдётся без жёстких мер, ведь ей хотелось, чтобы дети относились к ней так же тепло, как она сама – к самым терпеливым и добрым своим учителям, и большее, что она позволяла себе, – постучать указкой по столу, призывая к тишине.

Стучать приходилось часто. К концу занятий голова у Гвен раскалывалась от гомона, и даже когда ученики наконец разошлись по домам, в ушах ещё звенели их голоса.

– Строже с ними надо, – то ли укоризненно, то ли сочувственно сказала Талула, когда Гвен появилась у неё в кухне. – Обедать будете?

Гвендолин так проголодалась, что проглотила всё, что подала служанка, не чувствуя вкуса. Но сытная еда вернула силы, а хорошее настроение принесла с собой Джесмин. Дочь старосты, сегодня выглядевшая ещё наряднее и довольнее жизнью, чем вчера, влетела в кухню вихрем оборок и лент и тут же забросала вопросами:

– Как прошёл день? Как дети? Не слишком озоровали?

– Как сказать, – неопределённо растянула Гвен. – Похоже, моя предшественница не достигла особых успехов. Только не передавай ей мои слова, пожалуйста!

– Ей сейчас не до того, – отмахнулась Джесмин. – А что до детей, вряд ли кому-то из них пригодится твоя наука. Им ведь придётся, как родителям, работать на земле, никто не станет доктором или адвокатом.

– Отчего же? – не согласилась Гвен, хоть и понимала, что собеседница права. – Возможно, у кого-то из них появится шанс продолжить образование и освоить другую профессию. Но знания в любом случае не бывают лишними.

– Ты говоришь как альд Линтон. Это он велел, чтобы в деревне открыли школу. Ты ведь с ним знакома, да?

– Знакома, – подтвердила Гвендолин. Должно быть, староста рассказал дочери о том, что новую учительницу привёз в Трелони сам сквайр. Хорошо бы данный факт не оброс нежелательными домыслами, и Гвен поспешила сменить тему: – Что за люди поют и играют на народных инструментах? Вчера, когда я уже вернулась от вас, они выступали прямо под моим окном!

– А, есть тут такие! – рассмеялась Джесмин. – Обычно они играют на праздниках и ярмарках, но перед тобой, видно, решили отдельно покрасоваться.

– Мне понравилась их музыка, – улыбнулась Гвен.

– Я передам. Среди этих старичков-трубадуров затесался и мой дядюшка.

– Старичков? Но я заметила среди них молодого человека.

– Молодого? – Джесмин нахмурилась. – Вот уж не знаю. Может, родственник к кому-нибудь приехал? Надо выяснить! – она подскочила с места, явно уязвлённая тем, что новой учительнице известно что-то, чего не знала она сама. – Я ещё попозже загляну! – крикнула уже от двери и, захлопнув её, побежала по лестнице, грохоча каблуками.

– Вот егоза! – проворчала, заглядывая в кухню, Талула. – Ничего, замуж выйдет – будет ходить медленно и степенно, как и положено хранительнице очага. Глядишь, скоро и её деток учить будете!

Поблагодарив служанку за обед, Гвендолин отправилась к себе в комнату, где наконец-то смогла посвятить несколько часов исключительно Арчибальду. Никто не потревожил писательницу. Слова кружевной вязью ложились на бумагу, и Гвен казалось, будто герой её истории тоже здесь, совсем рядом, неслышно стоит за спиной. Она даже чувствовала запах прелых листьев, налипших на подошвы его сапог за время долгой дороги.

А к закату вернулась Джесмин – влетела прямо в комнату Гвен, взбудораженная и горящая желанием немедленно поделиться новостями.

– В самом деле, родственник! Одного человека, который тут уже не живёт, а домишко его остался, так тот прислал сына своей кузины приглядеть за хозяйством и подыскать покупателя на дом! Ума не приложу, как парень так быстро втёрся в доверие к нашим и начал петь с ними! Не иначе настоящий талант! А до чего же хорош собой!