Гитара в руках твоих

Выходки среднего сына даже заставили Романа Степановича обратиться за помощью к самому дорогому в городе психотерапевту, на приём к которому запись шла за три месяца вперёд. Психотерапевт, приятной наружности женщина средних лет, внимательно выслушала все жалобы Романа Степановича, а затем вынесла заключение:

– В этом возрасте идёт сильный гормональный взрыв.

– Ну и что? – не понял Роман Степанович, – Все мы были подростками, но такими неуправляемыми грубиянами никогда не были! Родителей своих слушались! Почитали и уважали!

– Все мы так говорим, когда вырастаем, – снисходительно улыбнулась женщина-психотерапевт, – Поймите, что развод родителей – для детей очень большая… нет не травма, нет, – тщательно подбирая слова, объясняла врач, – Но событие значимое, которое без внимания никак нельзя оставить. Ваш сын увидел, что его привычный мир изменился. Причём, изменился внезапно, неожиданно. А он к этому оказался не готов. Вот и отрицает, старается удержать на себе ваше внимание. Часто у таких детей формируется страх – быть брошенным. И когда они взрослеют, то заводят лёгкие поверхностные отношения, которые всегда стараются с лёгкостью закончить первыми. Лучше уж брошу я, чем бросят меня. Поэтому и с девушками у вашего сына так, он часто заводит отношения и первым же заканчивает их.

– Но мой старший сын Вадим пережил наш развод спокойно, – опять возражает Роман Степанович, – Он ответственный, серьёзный, учится на отлично в университете, мне в делах помогает.

– И для него тоже было непросто, поверьте. Он тоже столкнулся с тем, что привычный мир может измениться неожиданно, болезненно. И поэтому старается брать всё под контроль, чтобы в будущем не допустить подобной ситуации, которая выйдет из-под его контроля. Его ответственность – признак доминантного поведения, желания защитить себя и близких от неожиданных, непредвиденных ситуаций.

Роман Степанович тогда только отмахнулся, не поняв и половины сказанных ему слов, и с сожалением подумал, что зря потратил время и деньги и лучше бы записался на сеанс массажа. От массажа пользы больше. Мануальный терапевт, прощупав напряжённые мышцы шеи своего пациента, поставил диагноз – остеохондроз, а от этого головные боли и повышенное давление. И правда, массаж расслаблял мышцы и помогал снимать высокое давление. А здесь что? Заплатил такие деньжищи за какие-то нелепые абсурдные выводы ничего не понимающей в жизни докторши! У которой и детей-то, наверно, своих нет, чтобы ему, отцу троих сыновей, советовать… Драть ремнём сына надо, вот и всё, как его отец в своё время делал. Да, с ныне покойным Степаном Ивановичем было не забаловать! Душу мог ремнём вытрясти, но зато и слушались, и глупостей в голове таких не было. И людьми достойными выросли. А что с его Максима вот получилось, выросло?

Вот и сейчас Роман Степанович ловил откровенно скучающий взгляд сына и едва сдерживал негодование. Вот Павел, тот сидит и внимательно слушает, даже что-то записывает ручкой в блокнот. Но необходимость решать дела отвлекла его от среднего сына. С отчётом выступал начальник службы безопасности и говорил, как произошла утечка важной информации к конкурентам и что уже выяснили, кто в этом виноват – Эдуард Костромин, сотрудник экономического отдела, сливший информацию за деньги.

Всё это, разумеется, Максим слушал лишь краем сознания, прикидывая, в какой ночной клуб отправиться сегодня и, главное, с кем. Надо созвониться с Ренатом, а вот от опеки занудливого братца надо бы как-то сегодня скрыться.

Брусничная зима

Этой зимой

Счастливым быть хочется.

Снег бьёт и щекочется.

И тащит домой.

Не гнать руки с талии.

Замёрзшим дыханием

Греть пальцы другим.

Дарья Пурш

Лечащий врач сказал, что подготовит выписку и после обеда они уже могут покинуть больницу. И вот сейчас Полина сидела вместе с Антошей на кожаном диванчике в коридоре и напряжённо ждала, когда её с сыном позовут в ординаторскую за выпиской. Мимо проходили медсёстры, сестра-хозяйка, сестра-диетолог, что-то пересчитывали в тележке с бельём, что-то искали на ресепшен в бумагах, и никто не обращал внимания на женщину с ребёнком, терпеливо ждущих на диванчике. Время уже перешло за час, потом за полвторого, когда их, наконец, позвали. В кабинете врач быстро ещё раз просмотрел историю болезни, отдал на руки выписку и сказал:

– Требуется ещё одна операция на другой глаз. Не задерживайте с этим.

А когда они вернулись в палату и Полина начала собирать вещи в сумку, то на какое-то время отвлеклась от сына и не заметила, как он подошёл к окну и долго и тихо стоял. Она обратила на него внимание уже когда собрала вещи и закрыла сумку. Маленький мальчик стоял к ней спиной, а плечи его мелко подрагивали. Полина подошла к сыну, обняла его за плечи и развернула к себе лицом. На его длинных тёмных ресницах блестели тяжёлые капли слёз. Всё это время он беззвучно плакал, не жаловался, нет, просто тихо стоял и прятал слёзы.

– Ты чего, сынок? – растерянно спросила Полина, – Домой ведь возвращаемся.

– Я не хочу ещё операцию, – пробормотал мальчик. И тут только Полина встрепенулась от того, что ребёнок слышал слова врача. Она подвела Антошу к кровати, усадила и обняла его, прижав голову мальчика к своей груди.

– Не плачь, мой маленький. Это же будет не скоро… В мае только. А сейчас мы возвращается, наконец-то, домой. Переночуем в гостинице, сядем на поезд и послезавтра будем дома. Ты не забыл, что скоро Новый год? А мы ёлку ещё не ставили. Нам так много нужно успеть до праздника, – Полина говорила, стараясь отвлечь мысли сына и поглаживая его по голове, распрямляя непослушные упругие кудряшки, а сердце щемило от жалости. Лучше бы он громко расплакался, требуя внимания! Но так смиренно, безнадёжно, жалобно и беззвучно плакать у окна…

Они собрали все вещи, Полина проверила, ничего ли не забыли, и вышли из палаты, спустились на лифте в подвальное помещение, где находился гардероб, забрали верхнюю одежду, оделись и снова поднялись на лифте на первый этаж. От того, что нельзя просто свободно выйти на улицу, у Полины начиналась развиваться клаустрофобия. И она спешила покинуть это здание, так похожее на бункер. На улице уже начинало смеркаться, было только начало четвёртого, но длинные тени уже ложились на заснеженные тропинки вдоль больничного двора. Полина жадно вдохнула воздух, чистый морозный, не пахнущий хлоркой и духотой запертого помещения. Они поспешили к воротам, за которыми стояли машины. Такси вызвали заранее, и теперь вглядывались в номера проезжающих машин, чтобы не пропустить. Вот подъехала серебристая «тойота», остановилась рядом с воротами. Полина взяла сына за руку и поспешила к машине. Водителем оказался молодой парень кавказской внешности.

– Вы не могли бы остановиться возле какой-нибудь аптеки? – попросила Полина. В зеркале поймала взгляд весёлых чёрных глаз и услышала заверение:

– Остановимся! Дешёвую аптеку знаю. Там остановимся. Карта со скидкой есть, тебе дам. Не переживай, красавица!

Молодой шофёр быстро вывел машину из потока автомобилей, подъезжающих к стоянке, и помчал по шоссе, через какое-то время остановился возле аптеки.

– Иди, красавица, покупай! – он протянул ей карточку. Полина помедлила, соображая, может ли доверить ему ребёнка и две сумки. Он, поняв её сомнения, заверил, – Не переживай! Оставляй ребёнка, присмотрю.

Полина вышла из машины, направилась в аптеку. Очереди не было, только какой-то парнишка покупал пластырь. И взяв сдачу, быстро ушёл. Полина купила лекарство, вернулась к машине. Парень – таксист громко включил весёлую восточную музыку и слушал её.

– Скидку сделали? – деловито поинтересовался он.

– Да, спасибо вам большое, – Полина протянула ему карточку.

– Не благодари, – широко улыбнулся он, – Люди должны помогать друг другу, верно, красавица?

– Да, – не смогла сдержать ответной улыбки Полина.

Такси быстро привезло их к дешёвой привокзальной гостинице, Полина отдала деньги и попрощалась с водителем. От того, что в этот день ей встретился добрый человек, настроение заметно поднялось.

В деревне Брусничное падал крупными хлопьями снег. Он ложился на почерневшие деревянные заборы, крыши домов, засыпал разметённые и протоптанные дорожки. Антошку было не удержать дома. И пока Полина носила дрова, топила печку, готовила обед и прибиралась, Антоша бегал по двору, слепил снеговика, в его валенки набился снег, а рукавички стали мокрыми, но он ни за что не хотел домой. И Полина прекрасно понимала ребёнка – почти неделю провести в маленькой больничной палате, в замкнутом пространстве без свежего воздуха и теперь не надышаться, не набегаться вволю!

А после обеда, оставив Антошу с соседкой Надеждой Дмитриевной, Полина направилась на работу. Дорожка, ведущая к зданию конторы леспромхоза, была уже расчищена от снега, на крыльце курили рабочие.

– Привет, Полинка! – окрикнул девушку один из них, её сосед Виталька Чернов.

Полина остановилась.

– Виталь, просьба есть, – несмело начала она.

– Ну, говори, – подбодрил он, не прекращая затягиваться табачным дымом.

– Мне ёлка нужна. Привезёшь, я заплачу, сколько нужно.

– Да брось ты… Заплатит она… Так привезу. С деляны буду возвращаться, спилю подходящую, – пообещал Виталька.

Полина кивнула и поспешила дальше. Стряхнула липкий снег с замшевых сапожек, на ходу сняла пуховик, проходя по гулкому пустому коридору, заглянула в кадры. Обычно после обеда девчонки там пили чай и обменивались деревенскими новостями. Но дверь в кадровый отдел была прикрыта, а за ней тишина, только звук работающего принтера издавал тихий шорох. Даже привычное «Авторадио» не играло, не служило, как обычно, тихим фоном к послеобеденным ленивым разговорам. За столами, припав взглядом к экрану компьютеров, сидели служащие, и каждый из них был сосредоточен на своём деле.

Не задерживаясь, Полина прошла в приёмную начальника, повесила пуховик на вешалку, прошла к рабочему месту. И в это время, вероятно, услышав стук её каблучков и скрип старой деревянной двери, и кабинета вышел новый начальник. Вадим Романович Левецкий. Он остановился в открытых дверях своего кабинета, давая вошедшей женщине возможность его рассмотреть. Полина успела только отметить, что он молодой, около тридцати лет, темноволосый, высокий и с серьёзным, даже хмурым взглядом серых глаз на смуглом лице. Но больше ничего она отметить не успела, так как Вадим Романович начал говорить, и голос его прозвучал так же отстранённо и холодно, как и взгляд его холодных глаз. Впрочем, было всё же что-то живое в холодном звуке его голоса – нескрываемое раздражение, вот что.

– Как это понимать, Полина Викторовна? Вы всё ещё работаете у нас? Или мне искать вам замену?

Полина вздрогнула от неожиданности этого заявления.

– Я работаю, – поспешно ответила она, – Разве Павел Фёдорович вас не предупреждал, что я была в больнице с ребёнком?

– Предупреждал, – всё так же холодно произнёс новый начальник, – У вас больничный лист. Три с половиной дня вы прогуляли. Объяснитесь.

– Два дня мы сдавали анализы, проходили обследования. И больничный закрыли в день выписки, а мы смогли уехать только на следующий день, потому что поезда в тот день не было. И с ребёнком соседка смогла остаться только после обеда… – говорила Полина, и ей всё больше не нравилось то, как жалко звучит её голос, и как жалко при этом она сама выглядит, и почему она вообще должна оправдываться перед этим чужим равнодушным человеком?

– Три дня я оставался без секретаря. И как видите, прекрасно справился. Может, вы мне вовсе не нужны? – с язвительной иронией произнёс мужчина. Полина не ответила, опустив взгляд в пол, как провинившаяся школьница в начальной школе. На глаза предательски начали наступать слёзы, сказалась бессонная ночь, тревоги за здоровье сына, усталость от поездки. Полина прошла к столу, молча выдвинула стул и села на него, ноги почему-то стали то ли ватными, то ли, наоборот, тяжёлыми, но стоять на них перед этим человеком было тяжело, лучше всё-таки сесть и почувствовать хоть какую-то точку опоры.

– Эти три дня вычтут из вашей зарплаты, позже напишите заявление в бухгалтерии на дни без содержания. И сегодня задержитесь, – мужчина бросил быстрый взгляд на наручные часы (Полина успела заметить, что это дорогие часы солидной марки, правда, какой, не поняла), – Вы опоздали на четыре часа, значит на столько же и задержитесь. Ваш рабочий день закончится не раньше девяти вечера. Работы накопилось много.

– Но я не могу! – отчаянно вскликнула молодая женщина, протестуя, – У меня маленький ребёнок останется один…

– Полина Викторовна, – перебил её спокойный холодный голос, – Или мы работаем или вы прямо сейчас можете идти домой, к ребёнку, мужу, собаке. Я вас не держу.

Щёки Полины вспыхнули.

– Простите, Вадим Романович… Конечно, мы работаем, – тихо произнесла она, чувствуя, как внутри всё сжимается от возмущения, страха и обиды. Возмущение – это понятно, но страх откуда? И, тем не менее, она чувствовала нарастающий страх перед этим человеком.

– Зайдите ко мне в кабинет, возьмите документы, которые нужно срочно отсканировать и отправить в головной офис.

Полина прошла в кабинет начальника, следуя за ним в отдалении, сразу заметила, что в кабинете, где обычно любил курить Павел Фёдорович, больше не пахнет табаком и на столе не лежат в помятой пачке его любимые сигареты и нет привычно разбросанных бумаг, наоборот, на столе идеальный порядок. Вадим Романович указал на довольно внушительную стопку бумаг и ничего больше не посчитал нужным сказать. Полина взяла документы и вышла из кабинета.

Ведь остаток дня Полина работала, не отрываясь от документов. Едва она заканчивала одно поручение, как Вадим Романович давал ей другое. И сам ни разу не вышел из кабинета ни покурить, ни чаю выпить. Его дверь была чуть приоткрыта, и Полина знала, что он не просто сидит, а тоже работает. Он с кем-то долго говорил по телефону о каких-то поставках сырья, потом изучал какие-то документы, послал Полину в бухгалтерию за какими-то отчётами, потом с чем-то сверял их в таблице на своём ноутбуке, потом заставил Полину заполнять какие-то таблицы какими-то цифрами, значения которых она так и не смогла понять. Потом вызвал к себе по селекторной связи работников пилорамы и долго что-то с ними обсуждал, а они жаловались ему на устаревшее оборудование. После чего Вадим Романович отпустил рабочих, а Полину заставил просмотреть сайты, торгующие оборудованием для пилорам и провести мониторинг цен. От всего этого Полина устала до невозможности, желая только одного – прийти домой. Она вспомнила, что из-за всей этой суеты забыла позвонить домой и предупредить, что задержится. Выйдя в туалет (потому что теперь говорить по телефону как раньше за рабочим местом уже нельзя), Полина набрала номер Надежды Дмитриевны и предупредила, что задержится.

– Вы закапайте каплями Антоше глазки перед сном и, когда он уснёт, не ждите меня.

– Как это не ждать?! А если ребёнок проснётся и поймёт, что один? – возмутилась пожилая женщина.

– Но я не могу прийти раньше, Надежда Дмитриевна! Здесь новый начальник… – едва справившись с чувствами, произнесла Полина, – Он не разрешает уйти!

– Понятно… – вздохнула в трубку соседка, – Только если такое дело, ищи другую няньку, я так долго сидеть не могу, своих дел дома по горло.

Полина вернулась в кабинет с покрасневшими глазами. Это, как нестранно, заметил Вадим Романович.

– Сделайте перерыв, Полина Викторовна, дайте отдых глазам, – произнёс он, не отрываясь от лежащих перед ним накладных и отчётов, – Можете выпить чаю. И, если не трудно, заварите чай и мне тоже. И позвоните в бухгалтерию, попросите главного бухгалтера зайти ко мне.

– Эмма Николаевна уже ушла домой, – ответила Полина, бросая многозначительный взгляд на часы, стрелки которых показывали половину седьмого.

– Тогда пригласите ей завтра с утра, – невозмутимо ответил начальник, – И чай можете взять на верхней полке, чёрный байховый. Если предпочитаете другой, то за ним нужно идти в буфет.

– Спасибо, заварю этот. Буфет тоже уже закрыт, – Полина не смогла сдержать раздражения в голосе, Вадим Романович бросил на неё быстрый взгляд, ровным счётом ничего не выражающий, и углубился в изучении документации.

Полина вскипятила воду в чайнике, заварила чай, разлила его по кружкам, одну кружку поставила перед начальником на стол, а вторую забрала с собой и вышла из кабинета в приёмную, плотно прикрыв за собой двери.

Домой Полина возвращалась в десятом часу по темной пустынной улице, только изредка лай собак нарушал морозную звенящую тишину. Мороз всё крепчал, к утру обещая температуру ниже сорока градусов. Уже зайдя во двор, Полина заметила срубленную небольшую, но пышную сосёнку, прислонённую к стене сарая. «Это Виталя сдержал своё обещание», – подумала с улыбкой молодая женщина и прошла в дом. Жаль, что сегодня не успели нарядить ёлку, хоть Полина так рассчитывала сделать это сегодня вместе с Антошкой. Сын спал в своей комнате на стареньком диванчике, а Надежда Дмитриевна смотрела детективный сериал в гостиной, устроившись в кресле и накрывшись стареньким китайским одеялом с пёстрыми узорами в виде экзотических цветов.

– Ну наконец-то, – с упрёком произнесла она, – Я уже думала, заночуешь там с этим начальником своим.

Полина не смогла сдержать улыбки.

– Какое там! – махнула она рукой, – Даже поговорить с людьми нормально не может.

– Темень такая… Хоть догадался проводить тебя? И чего держал так долго, спрашивается… – ворчливо сказала соседка.

– Не провожал, там остался. Ещё работает.

Надежда Дмитриевна с подозрением взглянула на Полину, но ничего не сказала, тяжело поднялась с кресла, откинула одеяло. А когда надела валенки и полушубок, укутала голову в пуховую шаль, то уже на пороге произнесла:

– Назавтра с кем другим договаривайся. Или в садик веди.

– В садик ещё рано… Нужно капли по часам капать, – растерянно произнесла Полина.

Соседка, ничего не ответив, вышла за порог, обдав Полину облаком морозного воздуха.

В ловушке обстоятельств

Дороги, которые мы выбираем,

Не всегда выбирают нас

«Это судьба» Ундервуд

О пагубной страсти старшего брата к азартным играм Лиза узнала совсем недавно, а вот родители – только сегодня, когда брата задержали по обвинению в преступлении. И только тогда, припёртый к стенке, Эдик признался родителям, зачем совершил служебное преступление, зачем вообще пошёл на это – продать информацию за деньги конкурентам «Леспромтрансматериалов», продать за большие деньги.

– Я много проиграл. С меня требуют долг, угрожают, – говорил Эдик, суетливо бегая глазами по лицам ошарашенных родителей, – Я не мог поступить по-другому, они угрожали мне расправой, если я не верну долг.

– Но ты же… ты вернул им долг, сынок? – дрожащим от потрясения голосом спрашивала мать, Антонина Евгеньевна.

– Нет! Не отдал! – взвился в истерике парень, – Я не успел перевести полученные от конкурентов деньги, и у меня заблокировали мою карту, как только Роман Степанович всё узнал. И теперь мне снова угрожают! Уже звонили!

– А если объяснить всё Роману Степанычу, попросить у него помощи…, – несмело предложила Антонина Евгеньевна.

– Мать, не будь наивной. Левицкий злой на меня, как тысяча чертей. Он никогда никому ничего не прощает. Он же сам лично, своей вот рукою, написал на меня заявление в полицию, как только узнал!

– Тоня, нашему сыну сейчас, действительно, безопасней будет посидеть в следственном изоляторе, как ни жутко это звучит, – наконец произнёс молчавший всё это время отец Николай Васильевич, – Здесь его, по крайней мере, не достанут бандиты и он останется цел и невредим.

– Но ему же могут дать срок! – побледневшими губами прошептала Антонина Евгеньевна, – И срок немалый…

– Пока идёт следствие, попробуем что-нибудь предпринять. Тоня, ну мы же не будем сидеть сложа руки. Мы будем действовать, найдём адвоката, сами ещё раз попробуем встретиться с Левицким и всё объяснить ему. Возможно, нас-то он выслушает и пойдёт на уступки. Ведь деньги ему вернут через суд, Эдик не успел их потратить.

Николай Васильевич понимал, как наивно это звучит, но женщину это, как ни странно, успокоило. Главное ведь, подарить человеку надежду, пусть и призрачную, но всё же…

Эдик и Лиза были поздними детьми. Эдик появился на свет, когда Антонине Евгеньевне уже было слегка за сорок, а Лиза родилась и того позже, когда возраст её матери достиг сорока пяти. Эдика сильно опекали в детстве, сильно переживали, если он вдруг подхватил очередную детскую болезнь, не разрешали гонять на самокате и играть в футбол по той же причине – не дай бог, ребёнок травмируется. Лиза росла более самостоятельной, а достигнув восемнадцатилетнего возраста, поняла, что её родители уже пожилые люди, которым тяжело и вредно волноваться. Поэтому Лиза старалась оберегать их от ненужных волнений и редко когда делилась своими проблемами и старалась решать все трудности сама. Вот и сейчас, наблюдая за родителями и слушая их разговор, девушка понимала, что ничего они не решат, только зря переволнуются. У мамы снова начнётся обострение язвы желудка, а у отца поднимется давление. Лиза ничего не сказала родителям даже после того, как тем же вечером, после того как они навестили Эдика в следственном изоляторе, она возвращалась с вечерних занятий в консерватории, и девушку стала преследовать чёрная «тойота» с затемнёнными стёклами. Во дворе машина обогнала девушку и преградила ей путь в арку. Лиза попыталась свернуть в другой двор и убежать, но из машины выскочили двое парней и с лёгкостью догнали девушку, обутую в ботиночки на высоких каблуках.

– Стой, рыжая, – один из парней, крепкий и широкоплечий, грубо схватил девушку за локоть и без труда удержал, несмотря на то что девушка отчаянно пыталась вырваться, – Лично к тебе мы без претензий. Поэтому стой спокойно и слушай.

Девушка перестала дёргаться и, тяжело дыша, со страхом смотрела на двух здоровых накачанных парней, которые преградили ей дорогу. Один стоял спереди, крепко удерживая Лизу за локоть, а другой стоял за спиной, не давая возможности сбежать.

– Твой брат должен нам денег.

– Он не сможет вам ничего отдать, он в тюрьме! – возразила Лиза.

– Знаем. Поэтому деньги будешь отдавать ты. К концу месяца отдашь нам шестьсот тысяч. Мы люди понимающие, знаем, что тебе не выплатить всю сумму сразу. Если к концу месяца денег не будет, то жди неприятностей. Может так случиться, что твоя мама поскользнётся и сломает себе ногу или отца нечаянно собьёт машина, когда он будет переходить дорогу. А может и тебя подкараулят местные гопники, когда будешь возвращаться поздно домой. До конца месяца, поняла? Всё, сами с тобой свяжемся.

Парень отпустил руку девушки, криво усмехнулся и сплюнул. Они оставили Лизу, сели в машину и уехали. А девушка, наблюдая, как машина скрывается в глубине проулка, прислонилась спиной к холодной каменной стене арки и закрыла глаза. Она ещё не поняла, не осознала суть разговора, но постепенно до неё доходил смысл, и ужас всё сильнее сковывал её тело.

Домой она вернулась не сразу, долго сидела на лавочке, пытаясь унять нервную дрожь. И, конечно же, ничего не сказала родителям. А ночью лежала без сна и решала, что делать. Можно было бы продать машину Эдика, но совсем недавно Эдик её разбил, и она стоит в гараже, ожидая ремонта. И на ремонт денег нет… Можно что-то продать. Но драгоценностей ни у Лизы, ни у Антонины Евгеньевны не было. Пара серебряных колечек и бижутерия не в счёт. Кое-какие деньги у Лизы имелись, она копила на гитару. Но эти двадцать тысяч рублей, отложенных девушкой, конечно же, проблему не решат. И вдруг Лиза вспомнила разговор родителей, был ведь в словах отца некий смысл! Конечно, идти к Роману Степановичу бесполезно. Во-первых, он очень озлоблен на брата за его подлый поступок, во-вторых, Роман Степанович прослыл человеком, с которым очень трудно о чём-то договориться и он никогда практически никому не шёл на уступки. Но ведь у Романа Степановича есть ещё сын… Как его… Брат упоминал… Максим, кажется. И Эдик отзывался о нём хорошо, рассказывал, как однажды они устраивали корпоратив и Максим был на нём душой компании. У этого парня куча друзей, он общительный, в силу молодости не упрям и не упёрт, как его отец. И, к тому же, вряд ли воспринимает вину Эдика как личное оскорбление, в отличие от своего отца. Да, надо попытаться поговорить с Максимом, всё объяснить ему и попросить денег взаймы. О том, как отдавать деньги обратно, Лиза не стала думать. Разберётся с этим потом. Возможно, Эдика отпустят, и он что-нибудь придумает. Решено, завтра же она направится на поиски Максима Левицкого.

Но, как оказалось на следующий день, встретиться с сыном Романа Степановича оказалось совсем непросто. Весь день Лиза провела в ожидании на ресепшен главного здания «Леспромтрансматериалов», но Максима, входящим в здание или выходящим из него, так и не увидела. Не появился он на работе и на следующий день, а молоденькая хорошенькая девушка на ресепшен объяснила, что Максим Романович может неделями не появляться на работе. Кое-как упросив девушку дать домашний адрес Максима, Лиза направилась в элитный район города, где находятся многоквартирные фешенебельные дома. И там новое препятствие – надёжно запертые ворота и пост охраны. Охранник, правда, оказался молодым и разговорчивым и поведал, что вот уже пару дней Максим Левицкий не появляется в своей квартире и, что вероятнее всего, живёт у одной из своих многочисленных подружек. Но при этом добавил, что Максим часто тусит с приятелями в ночном клубе «Звёздная пыль» на набережной. И вполне вероятно, что этим вечером найти его можно именно там.