Идентариум

Ирина Сергеевна Молчанова

Идентариум

Предисловие

Осознаваемо или нет, но всё делается исключительно ради души.

Во всём имеет значение лишь душа.

Этот роман отдельное произведение, но при этом продолжает серию «VS», начатую произведением «Идеалиус», в котором представлена неоднозначная персона Вальдемара Сатова, решившего изменить мир, сделав его красивым и более правильным, вогнав людей в строгие рамки. В идеальные. Без таковых не добиться порядка. Для этого потребовалась пандемия. Только масштабный катаклизм мог изменить общественное сознание. Во втором романе события развиваются спустя двенадцать лет после пандемии и войн, затронувших несколько крупных и ключевых регионов, что лишь подчеркнуло важность глобализации и трансгуманизма. В основе сюжета “Идентариума” лежат идеи Сатовых Вальдемара и Иды. Одиозный мизантроп ещё ранее задумывался о необходимости кардинального изменения формата человеческого существования. Перемены требовались для глубокого осознания собственной сути. В новом мире должна подвергнуться пересмотру потребность в формировании союзов между индивидуумами. Но достижимо это станет только в случае, когда мир узнает шокирующую правду об иллюзии родственности за счёт ДНК. Его идея будет посеяна в сознании нужных персон. В своих тайных записях он поведает об удивительном открытии, а именно о том, что ДНК присутствует не только у материальной оболочки, но и у души. Одновременно с этим его преемница Ида задумывается о том, что миру мало человеческих душ. К этому её подталкивает не просто одиночество, а приоткрывшаяся тайна. На пути госпожи Сатовой возникает Филипп Градов и при его содействии, а также генетика Отто Биргена возникнет грандиозная идея вмешаться в формулу ДНК. Для этого будет создана уникальная генетическая вакцина. Подобное форматирование генома требуется для рождения лучших душ. Ида и вовсе решит устранить внешние отличия между людьми, сделав их максимально схожими фенотипически, а отличаться они будут в большей мере душами. Одинокая вдовствующая преемница Сатова грезит о том, чтобы в материальный мир смогли приходить ангелы. Ведь именно Ангел стал для неё идеальным спутником.

Я предлагаю читателю задуматься над тем, что может возникать настоящая любовь у человека с ангелом, а не с кем-то из людей: родителями, детьми и партнёрами по браку, что ранее считалось некоей непреложной истиной. Вместе с тем такое осознание может быть опасно. Если люди это осознают, им не захочется разлучаться со своими ангелами и отправляться туда, где их будет преследовать тоскливое одиночество, от которого придётся защищаться мужем или женой, сыном или дочерью и испытывать потребность в ком-то, кто будет рядом всегда.

Также в своём романе я делаю акцент на том, что настоящая близость обусловлена не телами, кровью и ДНК, а энергией, что создаётся душами. Этот роман я посвящаю своему Ангелу, в существовании которого ничуть не сомневаюсь!

Ангел, благодарю тебя за то, что ты есть и что ты со мной.

Часть I

Глава 1

Тонкие пальцы коснулись увесистого камня, отливающего на свету неестественными оттенками. Возможно, всё дело было в свете. Он представлял собой тонкую полоску, проникавшую через плотные портьеры, скрывавшие от ночи с её яркой луной женщину, сидевшую за широким письменным столом.

Полюбовавшись перстнем, она откинулась на спинку кресла, слившегося с тьмой. Она давно погрузилась в пространство, где было слишком мало света. Более того, он ей не требовался. В её игре свет не выполнял сколь-нибудь важную функцию. Идеи – вот, что имело значение и именно они придавали смысл жизни.

Продолжая касаться перстня, женщина устремила взгляд в сторону окна. Весь мир скрывался за портьерой. Он не проникал внутрь её обиталища. А вот она могла заполучить средство для воздействия на мир, оказавшийся в точности таким, каким его описывал Вальдемар Сатов.

Вспоминая этого человека, она получала дополнительное доказательство тому, насколько важны идеи. Порождённые личностью, они несли в себе код создателя. И самое главное заключалось в том, что какими бы ни были идеи, они не обладали свойством исчезать.

Наступало время и ей произвести на свет то, что останется после неё.

Глава 2

– Усталость. Меня одолевает усталость.

– От чего именно?

– От них. От людей. До невозможности утомляют.

– Помнится, ты придерживалась иного мнения о них.

– Слишком давно. Ныне меня одолевает усталость, – госпожа Сатова, произнося эти слова, походила на избалованного ребёнка, неудовлетворённого игрушкой, что была получена под давлением сиюминутного желания.

– Отвернись от них, – собеседница, успевшая превратиться в соратницу и просто отдушину, сохраняла выдержку, свойственную отводимой ей роли.

– Давно уже. Не помогает.

– Они никогда не изменятся.

– Кстати, имею идею по этому поводу.

– Он был бы счастлив, – обладательница выразительных черт лица не скрыла огорчения, вполне обоснованного. Её чувства к Вальдемару так и остались неидентифицированными. Ни в коем случае ни страсть. Почтение – да, но не только оно. Она и сама не разобралась с тем, что испытывала к персоне, запустившей перемены мирового масштаба.

– Всё-таки одиноко мне, – миловидная особа сменила равнодушное выражение лица на грусть. Впрочем, та практически и не покидала её души.

– Без него. Без них обоих. Могу только предполагать.

– Не уезжай. Все ещё не уезжай.

Ида знала, что могла и не просить Эрику об этом. Обеим требовался кто-то близкий по духу, тем более в поредевшем от людей мире.

Глава 3

Серый монохромный мир сменил некогда красочное пространство, заполненное многочисленными людьми, норовившими жить так, как им удавалось и позволялось. Изменилось всё. Мир приобрёл иной формат. Он не стал постапокалиптическим, как его рисовала фантазия писателей и режиссёров соответствующего жанра. Он стал просто пустым. Серым. Обезличенным. Но люди никуда не подевались, разве что не сновали по улицам, городам и странам так, как им того бы хотелось, или как это происходило ранее.

Правила антикризисного правительства внедрились не только в социуме, а в сознании каждого его члена. По крайней мере, большинства представителей общества.

– А мне так больше нравится.

На лице сорокачетырёхлетнего мужчины обозначилось удовлетворение от происходящих событий.

– А я не вижу разницы.

Собеседник, немного старший по возрасту, приподнял бровь и продолжил смаковать коньяк из нового бокала, поскольку склонялся к мысли, что посуда впитывает в себя мельчайшие частицы жидкостей, а те взаимодействуют с напитком, меняя его вкус.

– Когда я езжу по городу в вечернее время суток и не встречаю ни одного прохожего, у меня складывается ощущение, что перенёсся в идеальное пространство без риска столкнуться с чем-то неизвестным, незапланированным и скорее всего неприятным. Это идеальный мир, поскольку он стал контролируемым. – Филипп не понимал людей, которым претили новшества, направлявшие человечество к иному уровню развития.

– На счет контроля соглашусь. Я и сам не придерживался взгляда, что некая судьба волочится впереди меня и прокладывает маршрут. Мне такая навигация не придавала оптимизма. Я предпочитал и, считаю так и по сей день, что только человек обладает правом рисовать свою жизненную линию. В противном случае, почему я должен решать проблемы, которые возникли не по моей вине. – Виктор стал отмечать за собой неустойчивость мнения, метавшегося от одной противоположности к другой.

– Вот ещё один аргумент в пользу того, что новый мир хорош – минимизация проблем. Их некому доставлять тем, кто получил исключительные права на проживание в улучшенном социуме, – Филипп показал собеседнику на часы, не опасаясь, что тот обидится.

– И всё-таки мне не хватает людей, – Виктор поднялся с дивана, чтобы проводить гостя.

Глава 4

Вот и ей приходилось любоваться каменной красотой. Словно по ошибке или же жестокому умыслу та окружала её повсюду. В доме, становившемся невыносимо огромным с каждым прожитым годом, были установлены две статуи. Двум мужчинам. Два человека, изменившие её настолько, что она едва могла вспомнить, какой была до встречи с ними. Вальдемар и Егор. Наставник и супруг. Ни одного, ни второго не было рядом. И статуи только сильнее ранили душу. Память и так бы не стёрла их образов, а из-за статуй она словно кровоточила многочисленными фрагментами прошлого.

За пределами дома каменная красота буйствовала в полной мере. Даже деревья были вытеснены конструкциями вышек, принимавших и отправлявших преобразованный сигнал, при этом они выступали ещё и декором города. А уж гигантские стелы, изображавшие сцены назидательного характера, располагались в чёткой последовательности. И конечно же, здания, построенные в вычурном стиле, предназначавшиеся для институтов науки и управления обществом, выступали безусловным украшением города. Всё было неживым. В этот город даже птицы не залетали. Либо делали это крайне редко, может в надежде, что восстановилось знакомое им пространство. И лишь дождь и снег напоминали о том, что мир не перестал быть настоящим – в нём все ещё оставалось место чему-то, что создал не человек.

Люди тоже изменились. Но недостаточно. Они всё ещё были слишком разными. Для идеального мира это было недопустимо. А ей хотелось оказаться в пространстве без изъянов. Причём не столько внешних, сколько внутренних. Именно эти изъяны создавали беды в мире, лишённом возможности стать идеальным.

И такой мир она попробует создать. Или хотя бы предоставить миру идею преобразования.

Глава 5

Двенадцать лет для социально-общественных перемен срок относительно малый, но «Идеалиус», предложенный миру Вальдемаром Сатовым, оправдал ожидания своего создателя. И пережил его. Данное обстоятельство тяготило женщину, остававшуюся поклонницей уникального человека, сочетавшего в себе весьма элегантным образом мизантропию, цинизм и преклонение перед красотой, талантами и благородством. Таких людей она не встречала до последнего времени. Пока максимально не сблизилась с его преемницей. Правда, Ида Сатова смогла сохранить часть персональных черт характера, сформированных до того, как стала часть жизни Вальдемара. Что же, как для женщины она просто обязана была демонстрировать лояльность.

Эрика лениво возлежала на кушетке, установлённой чётко по центру просторной комнаты таким образом, чтобы та ни на миллиметр не сдвинулась. Даже спальни в доме Сатовых отличались вычурностью, что едва ли не обязывало держать себя в строгих рамках. Но самое главное, атмосфера располагала к сдержанному сибаризму. Она давно перестала себя корить за бесцельно проводимое время. Такого попросту не могло быть. Она получала удовольствие от проживания жизни. Куда хуже было бы жить, чтобы заработать на жизнь. Ей невероятно повезло. И конечно же, благодаря Вальдемару, оставившему ей часть наследства. Ни Егор, ни Ида ничуть тому не противились. От Иды она точно не ждала бы возражений, а Егор не ставил деньги превыше человеческих взаимоотношений. Но ни благородство, ни щедрость не уберегли его от преждевременной кончины. Когда не стало Егора Сатова, Эрике пришлось оставить крошечный домик на Маврикии и прилететь к Иде. При виде хрупкой вдовы, она поняла, что поступила правильным образом. Минуло четыре года, а Эрика так и не решилась вернуться на остров, чтобы продолжить собственную жизнь. Что-то не отпускало её. А Эрика не торопилась узнать, с чем это было связано. Ей по-прежнему нравилось проживать нетривиальную жизнь. А иной та не стала бы рядом с членом семьи Сатовых. Уже единственного. И этот человек нуждался в присутствии кого-то близкого. Даже Вальдемар не был настолько одинок, как его преемница.

Глава 6

Совещания, собрания, синклиты проводились всё реже. Общество лишилось перемен. Оно стало статичным. Ни войн, ни конфликтов, ни кризисов. Как будто мёртвые города заполнили мир, став единым пространством, по которому перемещались не схожие друг с другом люди, но при этом приученные вести себя обезличенно.

Филипп медленно ехал в своей чёрного цвета машине по городу, погружённому во мрак. Гигантские здания всех оттенков серого цвета зловеще прорывались сквозь темноту, в чем им помогал лунный свет. В зданиях не просматривался его искусственный собрат. Никто из горожан не осмеливался нарушить постановление об экономии энергетических ресурсов. И тишина. Повсюду распространялась тишина. Она бродила среди каменных исполинов. Она заходила внутрь чужих домов, игнорируя правила приличия. Ей позволялось всюду ступать, ибо она была признана на государственном уровне важнейшим звуком, порождаемым обществом.

2032 год ничем не отличался от предыдущих нескольких лет, которые копировали друг друга. При таком ритме жизни встречать новый год не требовалось. Не происходило нового – продолжалось привычное. И такое восприятие времени превращалось в вызов. Человечество бросало таковое самому процессу отсчёта времени, делая его невластным над собой в полной мере. Никаких празднований наступившего нового года, дней рождений. Время замирало там, где оно отмеряло продолжительность жизни. Человек обретал свободу от временных ограничений, но при этом получал новые. Эра прав сменилась эрой дисциплины. Социальная, нравственная, ментальная ответственности вменялись на законном уровне. Отныне права становились привилегией, и чтобы получить таковые, человек обязан был доказать, что он достоин их. Высказывания в общественной плоскости, получение информации, озвучивание мнений и гипотез не могло происходить лишь по воле индивидуума. Уровень претендента на то, чтобы совершить нечто подобное должен был достигать определённого минимума, и чаще всего таковой получали личности, сумевшие представить результаты умственного труда. Не имел права современный человек и на свободу проявления чувств. Их подлинность следовало подтвердить, что не позволяло людям создавать пары без фиксации в реестре отношений и прохождения проверки. С деторождением процесс частично управлялся природой, но в большей мере перенесся в стены репродуктологических центров во избежание рисков, сопряжённых с некорректной диагностикой и собственной безответственностью. Для максимальной чистоты и точности выполняемых действий во всех службах был введён программный контроль, страховавший от человеческого фактора.

И мир принял программу «Идеалиуса», чтобы получить право на жизнь. После нескольких войн в ряде крупных стран и поглощения более мелких человечество оценило её безусловную важность. Семилетние военные процессы стёрли ряд условных границ между общественными образованиями, именуемыми государствами. Экономический и медицинский контроль заставил человека принять эгиду «Тоталкора» (Примечание: «Тоталкор» – тотальная корпорация, исполняющая функции мирового правительства. Создана президентами ведущих государств, получивших победу в военных конфликтах. Управляется программой «Этики и Разумности» с правом голоса ведущей тысячи членов синклита). Ни один из законов не подвергался осмеянию со стороны рядовых граждан, но и проекты создавались под контролем глобальной компьютерной программы «Этики и Разумности», дабы устранить человеческий фактор в виде преследования частных интересов. Лишь отдельные группы людей пытались сохранить прежний мир с его традициями и устоями. Хватило нескольких лет, чтобы опасные ксенофобы отказались от своих убеждений. Одни умерли, не выдержав голода и болезней, другие сдались, чтобы жить.

Филипп не верил в то, что «Идеалиус» удержит достигнутый формат общественной жизни в заданных границах. Он боялся, что мир попятится назад. А потому следовало заранее искать способ, что продолжит идеологию Вальдемара Сатова. Вот только в мире более не существовало подобных ему персон. Такие приходят в нужное время, будто бы неслучайно. Таких людей не может быть много. Они всегда единичны. Крушители старого. Создатели нового.

Глава 7

Долго висело молчание в просторной комнате с тёмными стенами и двумя серыми статуями. Между ними стояли лишь два кресла с обивкой чёрного цвета. Располагавшиеся в них люди никогда не вели пустых бесед. Только те, что не давали покоя душе и озадачивали ум.

– Как же мне не хватает любви.

– Прости за то, что сейчас скажу.

– Не говори.

– Догадываешься, что собралась сказать?

– Я больше не поверю в любовь. Между людьми.

– А есть ещё какая-то?

– Да.

– Расскажи.

– О таком зачастую молчат. Такая любовь не для пересудов.

– Я тебя не понимаю.

– Когда-то я все поясню, – Ида не спешила делиться личными открытиями с кем-то, даже весьма близким.

– Ты же сама говоришь, что нуждаешься в любви, – Эрика не настаивала, но не отказалась бы услышать то, что думает собеседница.

– Нуждаюсь.

– Совсем ничего не пойму.

– Любовь через касания. Через крепкие объятия. Близость души и тела. Но без пошлости. Без боли. Без скверны. И без сожаления.

– Такое бывает?

– Нет. Ни с людьми, ни с кем-то тем, кто выше них, – Ида уронила голову на прижатые к груди колени. Она не скрывала мощь страдания, не упиваясь им, а просто его проживая.

– Пусть я не понимаю всех твоих слов, но как же тогда быть? – Эрика хотела, чтобы госпожа Сатова продолжала говорить, ведь тогда бы ей стало легче. Может быть. Немного.

– Жить.

– Без любви? Впрочем, я так жила. И ты сумеешь.

– Когда-то. А сейчас мне так больно без любви.

Глава 8

«Он искал душу своего ребёнка».

Название статьи создавал явно профессиональный технический писатель. И даже ему, несколько безразличному к чужим проблемам человеку, захотелось прочесть содержимое информационного посыла.

«Господин Кахновски искал своего ребёнка среди тех, что родились в дату, пришедшую ему во сне. Похищенным малышам задержанный не причинил физического вреда, но подверг их опасности, оставив без присмотра взрослого. На территории случайных отелей в номерах полицейские находили похищенных детей. Похитителю удавалось на протяжении трёх месяцев терроризировать жительниц города, ставших матерями. Преступник уверял полицию, что отыскал своё дитя в наследнике весьма известных персон. Остаётся загадкой, как задержанному удалось проникнуть на территорию дома с охраной и незаметно похитить годовалого мальчика. Впрочем, в данном деле имеется и ещё один вопрос, почему господин Кахновски продолжал настаивать на том, что родные дети могут родиться у кого угодно, и родителям необходимо их искать. Вероятно, общество столкнулось с редким явлением психического расстройства у индивидуума, прежде считавшегося абсолютно здоровым».

Филипп отложил планшет в сторону, и задумался над безумной идеей незнакомца. Сам он не стал отцом, но у него присутствовало ощущение, что где-то может находиться его ребёнок. Подобные мысли он, как мужчина пояснял просто – рождением малыша от одной из своих любовниц. И только сейчас Филипп задумался над иной версией родительства, поданной безумным похитителем детей.

Глава 9

– Дальше ждать попросту нельзя.

– Но мы ничего не можем сделать.

– Конечно, если ждать, что кто-то решится и всё сделает за нас. А мне это не нужно.

– У тебя есть план действий?

– Банально.

– Располагаешь идеями?

– Не иронизируй.

– Просто не понимаю такой прыти.

– Я думаю над тем, как поступить, – мужчина лет сорока даже не пытался распрямить морщины на лбу. Он постоянно пребывал в раздумьях, но те не обеспечивали идеями.

– А мне кажется, что человечество, в том числе и мы – аутсайдеры внедрённого формата общества, не сможем повернуть вспять, – более старший по возрасту собеседник давно обзавелся смирением, и не мог взять в толк, что мешало также само поступить Герману.

– Казимир, ты не до конца понимаешь, каким может стать мир, если мы не выступим против «Тоталкора» и стоящих за ним персон.

– С чем мы будем выступать?

– С информацией.

– А у них имеются идеи, которые общество принимает без раздумий.

– Тогда нам нужно низвергнуть эти идеи, – Герман не расстался с мыслью, что общество нужно спасать от новых настроек.

– Боюсь, что тут ты точно проиграешь, – Казимир редкую борьбу воспринимал потенциально успешной. Лучшие сражения никогда не начинались.

– Почему?

– Герман, тебе нечего предложить обществу.

– Ошибаешься.

– К сожалению, нет.

– Казимир, я тебя уверяю, что-нибудь придумаю.

Глава 10

Сдержанная роскошь разместилась в двухэтажном здании, словно контролируя человека, проживавшего на его территории. Среди тёмного цвета стен перемещалась стройная женщина, чаще всего одетая в длинный чёрный халат, больше походивший на пальто, и скорее всего оно могло быть уместно из-за холода, поселившегося вместе с роскошью в просторном доме. Вот и богатство не защитило от душевных страданий. Всё было бесполезно перед прихотями судьбы или чем-то там ещё, что влияет на жизнь человека, игнорируя его планы, мечты, желания и элементарные надежды. Впрочем, от прежнего богатства поступало всё меньше положительных эмоций. Инвестиции обеспечивали стабильностью и одновременно застоем, денежные знаки с банковского счёта исправно списывались на запланированные обязательные траты. А драгоценности, хоть и не утратили финансовой силы, но обрели для Иды Сатовой иного значения, нежели память. Меньше всего ей хотелось бы избавляться от колье, подаренного Егором, увесистого и порою тяжелого для изящной женской шеи, и перстня Вальдемара, помогавшего ей мысленно к нему обращаться, когда она особенно сильно нуждалась в совете. В миниатюрном сейфе хранилось немало украшений, воспринимаемых владелицей, как дополнение к нарядам, а в последнее время она перестала в них появляться, поскольку игнорировала светские мероприятия.

Ида всё реже покидала стены дома, в котором находились статуи ушедших от неё людей. Без них она утрачивала жизнь. День за днём. И даже Эрика при всей своей участливости не могла развернуть Иду к миру живых. Этот мир был полон чужих лиц. А всё чужое не так красиво, как близкое, как родное, особенно то, что утрачено. В таком мире она была чужой.

Глава 11

Какая-то незнакомая скука нагрянула в его душу или скорее проникла в жизненное пространство. И она ни в какую не желала покидать чужую территорию. А ведь владелец этого самого пространства прилагал к тому все усилия. Вероятно, недостаточные. Либо просто недейственные для сражения со скукой. Он-то не был знаком с нею прежде.

Константин плохо представлял, чем следовало поднимать себе настроение в новых условиях. Он был родом из того мира, когда человеку позволялось ошибаться и называть этот процесс получением опыта. Тогда он себе многое позволял: от распития алкоголя в кругу друзей или даже в одиночку с кем-нибудь в ночном баре, до сближения с незнакомой привлекательной девушкой. Ныне эти забавы никому более не были доступны. Мир стал другим. Штрафы и вычленение из общества приструнили инстинкты. Лиц, предпочитавших интриги защищённому завтрашнему дню изолировали, как особо-заразных. Впрочем, и тех, кто носил в своих телах опасные заболевания также устранили из числа достойных членов общества, каким позволительно влиять на будущее. Константин Старицкий воспринимал подобные меры жестокими, но признавал действенными. Категоричные идеалы стали защитой. И зрелый мужчина пытался вобрать в себя новый мир. Доля ксенофобии заставляла спорить с обществом, но только про себя. И вместе с тем и он сливался с однородным тоном обновлённого мирового сообщества. А вот уже изредка нарушить правила несколькими глотками коньяка, хранившегося с нарушением норм взаимодействия с вычищенным миром, считал чем-то полезным. Он опустошил бокал. Скука такого подвоха от него не ожидала.

Глава 12

Ночь не лучшее время для вдумчивых бесед, но на таковые она и не рассчитывала: достаточно было поверхностного восприятия. Опираясь на интуицию, Эрика отправилась в гостиную, где и нашла владелицу дома.

Ида мало спала, и с каждым днём это обстоятельство ощутимее отражалось на её лице. Что-либо говорить по данному факту Эрика воздерживалась. Она и сама, как женщина не приветствовала замечаний по поводу внешнего вида.

– Скажи мне сейчас, что ты имела в виду под любовью, но не между людьми.

– Что?

На лице Иды появилось недоумение, будто впервые услышала сказанное подругой.

– Кого ещё любит человек, или наоборот?

Ида внимательно смотрела на Эрику, словно пыталась понять, стоит ли той доверять. Так могло показаться со стороны. Вот только Эрика хорошо знала госпожу Сатову, чтобы такое о ней подумать. Ида умела доверять нескольким людям из своего окружения, и никогда не сожалела об этом. Иного характера мысли терзали Иду.