Боевой сплав

Наутро сразу же влезать в шкуру спецназовца не хотелось. Наверное, недели, проведенные в госпитале, все же сказались. И Одинцов решил немного потянуть время и не стал надевать военную форму. Еще немного побыть в гражданке, чтобы в самолете на тебя не пялились. А уж потом переодеться и явиться пред ясные очи командира. Если он, конечно, в расположении части. А вдруг командировка, а вдруг соревнования? И группа уехала без него. Тут лейтенант уже вздохнул с откровенным сожалением.

Осмотрев себя в зеркало постриженного, причесанного, чисто выбритого, спецназовец кивнул своему отражению. Порядок! А дальше обычная процедура. Зарезервированный через военного коменданта билет на самолет по воинскому «требованию», регистрация, ожидание в пассажирской зоне. Странно, но Юрию почему-то снова захотелось спать. Поглазев на пассажиров и не найдя среди них симпатичной попутчицы, с которой можно было бы мило поболтать, пофлиртовать, он уселся в кресло и закрыл глаза.

Пассажиры потянулись на посадку. Спецназовец не стал спешить, решив пройти в салон к своему месту, когда большая часть пассажиров уже усядется на свои места. Не хочется попадать в самую гущу предполетной суеты в салоне самолета, когда зачастую ручная кладь превращается не совсем в ручную, с которой не развернешься в проходе между сиденьями и которая никак не хочет втискиваться в полку над головой. Одинцову с его спортивной сумкой эти муки не грозили. Обычно он ее совал под свое кресло и на этом успокаивался до самого места назначения.

Стюардесса улыбнулась так, как будто они были давними и самыми приятными друг другу знакомыми. Она предложила пройти в салон, напомнив молодому человеку номер места. Следом вошли всего двое пассажиров, на чем посадка и закончилась. Но зато начались сюрпризы!

– Юра! – раздался сбоку радостный голос.

Спецназовец не сразу отреагировал, потому что так радостно по имени его в этом городе называть некому. Повернул на голос голову он лишь машинально и чисто из любопытства.

– Юра, это я, Данила! – сияя глазами, махал ему рукой с соседнего ряда вчерашний знакомый Данила Усов. – Я и не знал, что ты тоже летишь этим рейсом.

Одинцов вежливо улыбнулся, не зная еще, радоваться такому совпадению или нет, а Данила уже о чем-то шептался со своим пожилым соседом. Оказалось, что он уговорил его поменяться местами с Одинцовым. И когда подошедшая стюардесса разрешила такое перемещение, лейтенанту пришлось пересесть поближе к парню. Он уже знал, что за этим последует. Конечно же расспросы, расспросы и еще раз расспросы. Будет, конечно, еще и бурный восторг, но расспросов будет много. Ну, что же, придется провести с пареньком ликбез по армейской жизни как минимум и как максимум о жизни спецназа.

– Так я вот еще о чем хотел тебя расспросить, – с заговорщическим видом, понизив голос, начал Данила…

Глава 2

За иллюминатором простиралась необъятная панорама сибирской тайги, раскинувшаяся на многие километры, безграничная и величественная. Летним днем над этой дикой природой само солнце, словно великий художник, разливает свои золотисто-янтарные краски, заставляя хвойные леса сверкать и переливаться в такт то ли ветру, то ли самому дыханию земли. Деревья, стоящие плечом к плечу, создают сплошное зеленое покрывало, среди которого изредка мелькают крохотные зеркальные отражения озер, напоминающие бирюзовые капли на темно-зеленом бархате.

Горизонт тает в туманной дымке, сливаясь с необъятным небом. Горные кряжи местами прорезают лесные массивы вздыбленными спинами, уходящими вдаль. А вся тайга изредка пересечена тонкими нитями рек, переливающимися серебром под летним солнцем! Горы, величественные и древние, возвышают свои могучие плечи над тайгой, словно невидимые стражи сибирских просторов, оберегающие ее тайны. Прозрачный воздух на такой высоте делает очертания рельефа подчеркнуто четкими, каждый холм, каждый склон выступает в своем природном величии. Белые облачные барашки, плывущие беспечно над головой, создают иллюзию того, что земля и небо сливаются в один гармоничный ансамбль, где границы исчезают и остается лишь бесконечная свобода полета.

Вдалеке, на самом краю обозримой глазу дали, светится голубое небо над Байкалом, великим озером. И вся эта картина, величественная и успокаивающая, вызывает ощущение причастности к чему-то большему, вечному и непреходящему, к тому, что сотворено самой природой, чьи законы и красота неподвластны времени и людям.

Пассажиры, удобно расположившиеся в креслах и погруженные в свои мысли или в книгу, часто не подозревают, над каким великолепием пролетает их самолет. А многие просто привыкли летать этим маршрутом, и для них это сказочное видение за бортом стало обычной картиной бытия. Но каждый, кто взглянет в иллюминатор, не сможет остаться равнодушным к невиданной красоте этой дикой и такой загадочной и привлекательной сибирской тайги.

Юрий отоспался после ночных приключений и, теперь, отвечая на расспросы своего приятеля, думал, когда же Данила устанет и захочет подремать. Непрестанная болтовня все же утомительное занятие. Полет – самое располагающее к ленивой дремоте состояние. Впрочем, как и поездка на поезде или в междугороднем автобусе. И тут резкий мужской голос заставил спецназовца сразу отбросить все посторонние мысли и внутренне собраться в комок, превратиться в сжатую пружину.

– Всем оставаться на своих местах! Самолет захвачен! Кто встанет со своего места, будет сразу убит! Самолет захвачен!

В мгновение тишина самолета наполнилась зловещим эхом слов: «Самолет захвачен». Несколько секунд казались вечностью, когда крики и всхлипывания начали просачиваться сквозь это наступившее безмолвие. Люди обменивались испуганными взглядами, как будто пытались найти у соседей ответы на вопросы, которые казались слишком страшными, чтобы их озвучивать. Но вот еще миг, и в салоне началась паника. Плач детей смешивался с хриплыми, сдавленными голосами их матерей, которые старались сохранить хоть каплю самообладания. Один из мужчин, сидевший слева от Одинцова, потея, дрожащими руками прижимал к себе жену и детей, его глаза бегали по салону, как будто в поисках спасения. Молодая женщина на переднем кресле судорожно хваталась за маленький крестик, висевший на цепочке на ее груди, шептала молитвы, давясь слезами. Пожилой мужчина рядом с ней закрыл глаза и, казалось, смирился с предстоящей судьбой, его лицо выражало глубокую грусть и усталость.

В кресле, расположенном ближе к кабине, бизнесмен в идеально выглаженном костюме сжимал свой смартфон с такой силой, что костяшки его пальцев побледнели. Попытки найти сигнал бесплодны, он понимал это, но все равно старался поймать его, будто от этого зависела его жизнь. Одна из стюардесс, разносившая напитки несколько минут назад, металась между рядами, стараясь успокоить пассажиров, но ее собственная паника была видна невооруженным глазом. Ее голос, обычно спокойный и приветливый, теперь дрожал и был надломленным. Один из террористов схватил ее за воротник и рванул с такой силой, что девушка упала на колени одного из пассажиров, который сразу закрыл ее голову ладонями и умоляюще посмотрел на бандита.

Каждая секунда тянулась бесконечно долго, и каждому хотелось бы, чтобы происходящее было всего лишь кошмарным сном. Напряжение сгущалось в воздухе, словно перед грозой. Все, от младенцев до стариков, были объединены одним общим чувством – необъятным, всепоглощающим страхом. Вновь установившаяся тишина, нарушаемая лишь редкими всхлипами и молитвами, была невыносимой. Почти каждый на борту чувствовал хрупкость своей жизни, будто мир, в котором они жили до этого мгновения, вдруг рухнул под тяжестью реальности.

Мужчина в деловом костюме, до этого без устали стучавший по клавишам ноутбука, теперь сидел неподвижно, его глаза были сфокусированы на какой-то точке перед ним. Пожилая пара, держащаяся за руки, с неизбывным ужасом смотрела на террористов, словно молчаливо молясь о чуде. Лица стюардесс вытянулись, их глаза блестели от страха. Они только что пытались успокоить паникующих пассажиров, стараясь внушить им уверенность, которую они сами не ощущали. Но теперь и они вынуждены были сесть и лишь смотреть на пассажиров и шептать тем, кто был рядом с ними: «Все будет хорошо», хотя в тоне их голосов улавливалась неприкрытая дрожь.

Взвизгнула бортпроводница, которую один из террористов схватил за волосы, сбив форменную пилотку, и потащил за занавеску. Посреди салона стояли двое, и у каждого в руке был пистолет. «Как они смогли пронести оружие на борт? – думал Одинцов. – Все современные средства безопасности практически исключали такую возможность. Кто-то оставил заранее в салоне во время подготовки самолета к полету? Или вместе с порционными обедами для пассажиров?» В салоне пахло гречневой кашей. Сейчас это было неважно. Об этом можно будет подумать потом, да и есть кому потом подумать об этом и выяснить, как в самолете оказалось оружие, а сейчас была ситуация, опасность для большого количества людей, и трагедию нужно было предотвратить. Было хорошо слышно, как за занавеской третий мужчина буквально кричит в телефонную трубку связи с экипажем:

– Самолет захвачен! Никто не пострадает, если вы откроете дверь. Не послушаетесь, и мы сейчас начнем резать вашу бортпроводницу на кусочки! Хотите слышать, как она будет кричать? Ну?

Девушка закричала, но, видимо, пока еще не от боли, а от страха. Наверняка ей сейчас приставили нож к горлу. Пилоты, конечно, откроют дверь и впустят в кабину террористов. Им пока ничего не угрожает, кто-то ведь должен вести самолет туда, куда захотят захватчики. Спасти самолет нельзя, пассажиров тоже. Террористы могут начать убивать пассажиров, а значит, дверь открыть придется. А дальше что? Самолет изменит курс, или бандиты свяжутся с властями и предъявят какие-то требования.

– Давай нападем! – громко зашептал в ухо Данила. – Ты левого, а я правого, а потом кинемся за занавеску к проводникам и «сделаем» третьего. Он и понять ничего не успеет, он же не видит оттуда салона.

– Заткнись и сиди смирно, – так же тихо со злостью прошептал Одинцов.

– Ты что? – удивился парень. – Тут ведь дел на пару секунд! Их же всего трое! Люди помогут. Тут ведь еще мужчины есть. Нам только начать, и нам помогут.

– Вдвоем мы быстро встать из кресел и напасть не сможем, – опустив лицо, чтобы не было видно его губ, быстро заговорил спецназовец. – Второй успеет выстрелить прежде, чем ты встанешь на ноги.

– А я не боюсь! – грозно прошептал парень. – А ты что? Струсил, что ли? А кто мне недавно говорил, что есть такая профессия…

– Идиот, кто же делает такое без подготовки, не оценив ситуацию, не поняв, что происходит? Их не трое, их человек восемь в салоне. Просто еще человек пять сидят наготове. На случай вот таких вот дурацких поступков пацанов.

– Откуда ты знаешь, что их восемь? – сразу сбавил тон Данила.

А Одинцов понял это. Почти сразу. Он вспомнил черноволосого мужчину в кожаной короткой куртке и молодого высокого светловолосого мужчину с напряженным лицом. Перед вылетом он обратил на обоих внимание еще в терминале. Светловолосый очень нервничал там и нервничает сейчас. Второй мужчина, в кожаной крутке, там буквально сверлил взглядом светловолосого. Смотрел на него, почти не отрываясь, но они больше часа не разговаривали и не подходили друг к другу. А сейчас они сидели рядом и после посадки даже разговаривали.

А вон тот, с курчавыми длинными волосами и усами, с опущенными вниз концами под Владимира Мулявина, заходил в терминал вообще без ручной клади. Просто его внешность как-то бросилась в глаза и запомнилась Одинцову. Но в самолет он садился, неся спортивную сумку. Это точно, вон она и сейчас над головой в отсеке для ручной клади. И если в салоне есть еще террористы, то они должны быть распределены по салону так, чтобы можно было вмешаться в любую непредвиденную ситуацию, которая может возникнуть. Таких зон должно быть три, в том числе у посадочного и аварийного люков. Одинцов с Данилой сидели так, что видели практически весь салон. И теперь спецназовец, пробегая взглядом по рядам кресел, заметил еще троих мужчин, которые обменивались взглядами с двумя вооруженными людьми, угрожающими пассажирам. Всех нейтрализовать сразу не удастся. Одному точно не получится, у Данилы Усова слишком мало опыта и исключительно спортивные навыки. А здесь нужны боевые навыки. Следует действовать быстро и умело, надежно выводя противника из строя, убивая с одного удара.

Экипаж, конечно же, открыл дверь, и третий террорист вошел в кабину пилотов. О чем там идет разговор, не узнать. Яснее ясного, что самолет изменит курс. Кажется, уже меняет, судя по наклону и ощущаемому развороту. Если спецназовец не ошибался, то самолет развернулся, взяв курс заметно южнее. Куда? К южной границе, к странам Средней Азии, в Китай, в Пакистан? Но ясно, что уже не в Иркутск.

– В каком случае они могут взорвать самолет прямо в воздухе? – напряженным от возбуждения голосом спросил Усов.

– Не станут они его взрывать, – спокойно возразил Одинцов. – Это блеф. Мне кажется, что их цель – скрыться. Это не религиозные фанатики. А может быть, они что-то важное везут. То, что нужно вывезти с территории России.

– И что нам делать?

– Сидеть и ждать моей команды, – жестко приказал спецназовец. – Ни одного шага, ни вздоха без моей команды! Атаковать без подготовки, не зная сил и намерений террористов, – значит наломать дров, что приведет к большому количеству жертв. Нужно наблюдать, ждать подходящего момента, когда шансы на победу будут максимальными или когда не будет иного выхода.

– Есть, командир, – не очень уверенно ответил Данила.

Вячеслав Щербаков проснулся от того, что раннее утреннее солнце светило ему прямо в глаза. Он чувствовал это сквозь закрытые веки. С трудом приоткрыв один глаз, он увидел, что часы на стене напротив кровати показывают всего пять утра. И только теперь Щербаков понял, что проснулся не от первых лучей солнца, мешавших ему спать, а от женского всхлипывания. И все воспоминания о вчерашнем вечере и ночи вспыхнули в его памяти ослепительным фейерверком и накрыли его с головой. Черт! Вероника…

Он лежал на краю кровати, распахнув глаза и пытаясь ухватить реальность сквозь не отпускавшее его сонное оцепенение. Линейка света от приоткрытых штор мягко играла на зареванном лице девушки.

– Вероника, ты что, не ложилась… не спала?

Вячеслав смотрел на нее, понимая, что он несет полную чушь, что все гораздо сложнее. Он пытался услышать хотя бы намек на мысли Вероники, но ответом ему было лишь молчание. Черт, что же не так? Ведь вчера все было просто супер… Кажется.

– Я не смогла заснуть. – Ее голос был тихим, чуть дрожащим, как будто она еще не справилась с нахлынувшими чувствами. – Ты просто вырубился, и… я не знала, что делать.

Щербаков сел на кровати и, пытаясь скрыть свое смущение и непонимание, двумя руками почесал голову. Что же произошло, ведь она почему-то проревела всю ночь? И это видно по ее раскрасневшемуся, опухшему лицу. Ощущая кожей холодный воздух раннего утра, он зябко передернул плечами. Вячеслав смотрел на Веронику, стараясь понять, а заодно и вспомнить.

– Я хотел, чтобы все было хорошо, Вероника, – пробормотал он, понимая, что опять говорит не то, что нужно. Точнее, не то, чего она ждет от него. Но чего она ждет, что произошло? – Мне казалось… Вчера вечером все было так хорошо. Ты была такой… мы были такими счастливыми.

– Да, счастливыми. – Горькая улыбка скользнула по лицу девушки. – Но… Я не ожидала, что ты просто уснешь сразу после… После этого!

Уснул? Ну да, уснул. Щербаков едва сдержался, чтобы не пожать недоуменно плечами. Он вымотался за те сутки, да еще алкоголь. Естественно, его сморило. Вячеслав потянулся к ней, но Вероника отстранилась, подняв руку.

– Слушай, я… – Он запутался в словах. – Прости. Это не так должно было быть. Все, что произошло между нами, важно для меня. Ты важна для меня, и это… Это было моей ошибкой. Ты просто пойми, что…

Она вздохнула, в ее глазах была видна внутренняя борьба. Наверное, девушка не услышала того, что она должна была, по его мнению, понять. «Как все глупо получилось, – думал Вячеслав. – И все из-за того, что я матерый опер, битый и перебитый жизнью взрослый человек, а она просто девчонка, которая еще сохранила в своей красивой головке романтичность школьницы. А ведь четвертый курс Академии МВД, должна бы повзрослеть. Или я просто ничего не понимаю в женщинах, стараюсь видеть их такими, какими хочу, какими мне удобно их видеть? А они другие, тоньше меня во всем. Меня, такого толстокожего, что я просто не могу понять, что случилось с этой девочкой, которая воспылала ко мне страстью и с которой я переспал в благодарность за это. Нет, чушь и дурь! Она мне нравится, и я с ней поэтому спал. Тронула она меня своей нежностью, своим порывом. Потому что я давно не встречал таких женщин и мне захотелось быть с ней. И я не хочу ее терять, вот что главное. И это ей нужно было говорить, а не нести всякую чушь.

– Я не знала, что ожидать, – буркнула девушка. – Это у меня в первый раз, и я просто… Наверное, хотела больше тепла и понимания. И уважения к себе. Конечно, крутой опер, капитан полиции, а я просто еще никто, так, очередная девочка в его постели.

Щербаков чуть не вспылил, но вовремя остановил себя. А ведь так все и было, очередная. Но сейчас-то он понимал. Нет, не понимал, а точно знал, что эта девочка не очередная, а именно та, которую он ждал, искал. Пережить развод и два расставания после жизни вместе – это кого хочешь заставит усомниться. И вот теперь эта девочка. Мужчина снова попытался дотронуться до руки Вероники, но она снова отстранилась, поджав губки.

– Я действительно сожалею, – вздохнул Вячеслав в лихорадочных поисках выхода из этого неприятного положения. Он смотрел на ее руку, не решаясь снова сделать попытку прикоснуться к ней. Красивая рука, изящная, с тонкими пальцами. Как он вчера целовал эти пальчики, с нежностью целовал, а теперь не может найти подходящих слов. Скотина толстокожая.

– Я знаю – я скотина, – улыбнулся он беспомощно. – Но я это осознал, я все понял и сделаю все, чтобы не повторять этих ошибок. Ты мне очень нужна и просто… Давай будем говорить. Откровенно и честно.

– Откровенно и честно? – повторил она, снова капризно поджала губки и дернула плечом. – Если откровенно и честно, то начальник привел домой влюбленную в него стажерку, трахнул ее и, отвернувшись к стенке, захрапел.

– Вероника. – Щербаков чуть ли не в голос застонал. – Ну все же совсем не так. Ты правда мне нужна, и все, что между нами было, это от симпатии, это все только потому, что мне нужна не любая женщина, не просто женщина, а именно ты, такая вот, какая ты есть.

– Ну вот и докажи это, – вспыхнула девушка и, соскочив с кровати, принялась торопливо одеваться.

– А вот сейчас и докажу, – с энтузиазмом заулыбался Вячеслав, вскакивая с кровати, но тут на тумбочке зазвонил его мобильный телефон.

И на экране высветился номер дежурной части управления. Вероника остановилась у двери и с иронией посмотрела на начальника, ожидая, когда он возьмет телефон. Дежурный велел срочно выезжать в Научный институт физической мезомеханики, в который проникли и где был убит охранник.

…В коридоре лаборатории № 315 Щербакова ждал начальник охраны Бурун и заместитель директора института Агафонов. Скорая уже увезла пострадавшего охранника, который, по счастью, оказался жив, но пока возможности допросить его не было. Вячеслав представился, строго глянул на свою стажерку, которая попыталась пройти в помещение перед ним, и спросил:

– Кто из вас может мне дать краткую картину произошедшего?

– Наверное, я, – пожал плечами Бурун. – Я вообще первый, кто узнал о происшествии, и первым сюда прибыл.

– Близко живете? – тут же задала вопрос Вероника.

Щербаков поморщился, но удержался от замечания стажеру. У него тоже сразу же мелькнула мысль, что начальник охраны неслучайно приехал первым, как будто знал о готовящемся проникновении. Но задавать подобные вопросы вот так в лоб, без подготовки и изучения материалов, не следует. Если Бурун виновен, то к его разоблачению нужно тщательно подготовиться, не пугать его откровенными подозрениями.

– Нет, просто встречал с поезда жену с дочерью. Только привез домой, и сразу же звонок из института.

– Дмитрий Артурович, – обратился Щербаков к Агафонову. – Ради чего стоило вот так проникать в эту лабораторию? Что там ценного и интересного? И кому это может быть интересным? Обычный уличный гопник не полезет. У вас специфическое научное учреждение.

– Да как вам сказать, товарищ капитан, – со вздохом пожал плечами заместитель директора института. – Я даже не знаю, кто бы мог сюда забраться. Наши темы интересны только специалистам. Я бы мог вам попытаться в двух словах объяснить, чем мы занимаемся, но думаю, что вы не поймете. Простите, но вы же не физик.

– А вы попробуйте, – хмыкнул Щербаков.

– Ну что же, – Агафонов улыбнулся, – я попробую, но очень трудно подобрать неспецифические термины, которые соответствовали бы специфическим. Если коротко, то физическая мезомеханика материалов – это научное направление, которое объединяет механику сплошной среды, так сказать, макроуровень, физику пластической деформации – микроуровень и физическое материаловедение. На основе физической мезомеханики мы разрабатываем принципиально новые методы исследований материалов самого различного назначения: конструкционных, инструментальных, материалов для электроники и медицины. Разумеется, есть темы, относящиеся и к оборонному направлению.

– А вот это уже интересно. – Оперативник настороженно посмотрел на Агафонова. – Давайте с вами поступим следующим образом. Я понимаю, что сейчас этим инцидентом займется напрямую ФСБ, но и с нас никто не снимет ответственности за расследование происшествия. И поэтому вы составьте примерный перечень того, что могло заинтересовать злоумышленника. Может быть, драгоценные металлы, сплавы, возможно, деньги в сейфе…

– Какие деньги? – удивился Бурун.

– Ну, это я образно, – улыбнулся Щербаков. – Пытаюсь смоделировать разные ситуации. Например, пятеро сотрудников не получили зарплату по грантам, и деньги до утра сложили в сейф. Ну, и кто-то решил ими завладеть. Это моя фантазия, понимаю, что у вас это все делается совсем иначе, поэтому вы сами постарайтесь подумать, кому и что могло быть интересно в лаборатории № 27. Может, не государственные секреты, а просто бытовая причина. Скопировать с компьютера сотрудницы факты измены с ней мужа другой сотрудницы.

– Да-да, я вас понял, – кивнул Агафонов. – Мы с Буруном займемся этим вопросом.

– Вячеслав Дмитриевич. – Подошедший эксперт не спеша стягивал с руки эластичные перчатки. – Точнее я смогу сказать после исследования замка двери в общий коридор и замка в помещение лаборатории. Но предварительный осмотр подсказывает, что замки не взломаны и отмычками не вскрывались. Скорее всего, открыты родным ключом или хорошо изготовленной копией.

Времени позавтракать все же хватило. Но в половине десятого утра Щербакова вызвал к себе заместитель начальника управления по оперативной работе подполковник Шацкий. Вячеслав вошел в кабинет, когда подполковник разговаривал с кем-то по телефону. Он сделал знак оперативнику, чтобы тот вошел и сел, продолжая давать кому-то односложные ответы.

– Вот что, Слава. – Положив телефон, Щацкий достал платок и вытер высокий лоб с залысинами, которые скоро обещали превратиться в обширную лысину. – Продолжай работу по институту.

– Да? – удивился Щербаков. – Я думал, что уже понаехали товарищи из органов, курирующие такие заведения, забрали дело и велели держать язык за зубами.

– Язык за зубами держать необходимо и без приказа извне, – нахмурился подполковник. – Без напоминаний. Кто понаехал, а кто нет, для тебя это неважно. Материалы я отписал тебе, будешь ежедневно вечером мне отчитываться. Рапорт подшивать о проделанной работе ежедневно помимо других материалов. С органами буду общаться, скорее всего, я, и делиться информацией, которую они запросят, буду тоже я. Ты в это дело не вникай, а разбирайся как обычно. Для тебя неважно, в институт проникли или в столовую. Кстати, звонили из 2-й городской больницы. Охранник пришел в себя, оснований беспокоиться за его жизнь нет. С ним можно поговорить. Так что отправляйся туда прямо сейчас. Зовут охранника Роман Горячев.

– Я в курсе, – кивнул Щербаков.

Это сообщение начальника очень удивило Щербакова. Странное проникновение, которое пытался предотвратить охранник, а значит, свидетель преступления. И такого свидетеля оставили в живых? Почему, что за случайность или неумелые действия преступника? Хотя Вячеслав сталкивался с такими фактами и раньше. Нечасто, но сталкивался. Не всякий «крадун» может убить человека, не каждый преступник способен пойти на «мокруху», как на воровском жаргоне называют убийство. Вор мог и оплошать и ударить не так сильно, как следовало бы. Бурун сказал, что у охранника травма головы, а не ножевое или огнестрельное оружие. Лишний повод для размышлений. Преступник не намеревался убивать или защищаться. Значит, был уверен, что сможет проникнуть в лабораторию безнаказанно? Ясно уже, что это не какой-то матерый вор. Скорее всего, новичок.