Литературный журнал «Ситуации»

– Неа, – отвечала Даша, потому как белой и вправду не было, и предлагала «оию».

Розовая вполне подходила, и тогда довольный зайка уточнял, сколько должен за неё денег.

– Пьять-семь, – снова отвечала Даша зайке, после чего брала у него из лапки монетку и говорила: – Пака-пака.

Зайка тоже любезно кланялся, а к маленькому продавцу уже спешил новый покупатель.

И вот в нашей игре в «миинин» – магазин – произошёл сбой… Даша перестала требовать с покупателей деньги!

Я несколько раз повторяла вопрос об оплате, но она отрицательно качала головой, а потом вдруг подставила мне щёчку, в которую, недолго думая, я поцеловала ребёнка зайкой.

Белый свитерок обошёлся пандочке в два поцелуя. Фиолетовое платье барашком было куплено за один. На том и сошлись. Магазин стал работать за поцелуи, которые теперь вполне устраивали продавца.

Поскольку в последние дни погода заметно ухудшилась, игра в магазин стала нашей частой забавой.

Когда стало тепло, мы вышли в люди. Прогулялись в округе, погоняли голубей, покривлялись лужам и… меня случайно занесло в магазин с надписью: «Скидки». Со скидками или без них, этот магазин мне был совсем не по карману, но был привлекателен для ребёнка количеством тремпелей. Я побродила между рядов, полистала одёжки, приложила к себе пару вещей, обсудила с моим юным бизнесменом фасоны, и мы отправились домой. Но тема скидок почему-то меня не покидала.

«Скидки… скидки…» – жужжало в голове.

Мысленно я всматривалась в лица продавцов и думала о том, как же безудержно мне хочется целоваться! И как должно быть стыдно продавцам за то, что никто из них мне этого не предложил!

P. S. Вечером мы снова играли в магазин с Дашей. Поцелуи по-прежнему были в цене.

Как найти небо?

Хмурая погода не веселит…

– Мама, а где небо?

– Как где небо, вот же оно, ты на него смотришь.

Даша шагала не спеша. В её медлительности просматривалась скука и нежелание продолжать прогулку. Но вот она остановилась и снова спросила:

– Мама, где небо?

– Ну, вверху же, над головой. Куда ты смотришь?

– Ввех смотю, – ответила Даша.

– Вот вверху – это небо!

– Нет. И не небо… Это фто-то чёное.

– А разве небо выглядит иначе. Какое оно?

– Небо губое. Идём икать!

И, набравшись решимости, мы пошли искать голубое небо. Однако ни в соседнем дворе, ни возле магазина ничего не менялось.

– Попаво, – заключила Даша.

Пропавшего неба было жаль, но развеять грусть нам помогла незапланированная встреча. Совсем низко на дереве сидел дятел. Он тараторил так настойчиво и увлечённо, что наше присутствие и болтовня его нисколько не смутили.

Даша видела такую птичку впервые, и поиски голубого неба на какое-то время пришлось отложить.

– Тятив… тучит… вут так – тук-тук… тучит а дереву… тук-тук… – Даша тараторила не меньше дятла.

Птичка, которая так резво бьётся головой о твёрдую поверхность, явно вызывала в ребёнке недоумение и, вместе с тем, самый что ни на есть живой интерес.

– Даша! Нельзя бодаться! Нельзя бить лбом стену! Даша, перестань стучать книжкой по голове…

Дома ребёнок активно осмысливал увиденное и смаковал эмоции:

– Я дятив! Мама, я дятив, смоти.

– Даша, нельзя стучать головой!

– Всино, всино фтучу. – И, наклоняясь головой к полу, демонстрировала сказанное и продолжала стучать всё равно.

«Небезопасная птица, однако», – думала я, пресекая детское озорство.

Потом мы рисовали птиц, смотрели мультфильмы про птиц, искали в книгах стишки о птицах и снова рисовали… угадайте кого.

«Дятив» стал событием дня.

Уже перед сном запал наконец-то стих. Завершая последний вечерний ритуал, мы ещё какое-то время изучали с ребёнком фотографии в комнате на стене. Два больших плаката с фото о ярких моментах из жизни Даши до двух лет прочно вписались в интерьер.

Вот мы рассматриваем: «Дася пигает а лузе» (прыгает по луже), вот она «миеться» (смеётся), вот Даша «гутит» (грустит), «нюхаит цитоцик», «ест касету» (конфету). А вот она – «Дася Гиминюк» – на фото в футболке со своей фамилией. А вот… и тут вдруг ребёнок вспоминает про потерянное днём небо, которое теперь так привлекательно выглядит на летних снимках.

– Небо… видю… губое… Нафла! Вот тут небо, Дася, мама… Мама сивая[1]!

На летнем фото – вспышка эмоций. Глубокий светлый горизонт, сочное солнце и мы: я с какой-то совсем ребяческой и безмерно искренней улыбкой, сияющими глазами и переполохом на голове и она – хмурая, хитрая и довольная, – мелкая ещё совсем, у меня на руках.

– Да, Дашенька, мама – счастливая, – пробормотала я, уже почти засыпая.

В моих снах ещё долго и озорно тарахтели дятлы. А голубое небо с его невероятной притягательностью в эту ночь осталось у нас в комнате и тихонечко посапывало рядом…

Для тех, кто ещё не стал взрослым

Даша рассуждает о возрасте: «Я макая. Я буду басяя. Ты будишь васти и тоже станишь макая».

Я ловлю её слова и думаю, как это должно быть хорошо: расти-расти и потом снова стать маленьким. Я не очень люблю взрослых. Сама не умею быть взрослой. Но по мере взросления ребёнка – приходится.

Иногда ко мне приезжает мама. Хотя с появлением Даши все родственники приезжают скорее к ней, чем ко мне. Но мама – это другое.

Мама всегда привозит сумку с подарками – вкусности, полезности, бытовые мелочи, приятные сувениры. Даша знает, что для неё в этой сумке непременно припрятана конфета, или игрушка, или «фто-то ище».

Когда я была маленькой, у меня была огромная коробка с игрушками. Она хранилась в шкафу, и упомнить, что именно хранится в коробке, я не могла. Одни игрушки предназначались для игр повседневных, другие – отправлялись в коробку. Время от времени я открывала шкаф и запускала руку на самое дно, хватала первое, что попадалось, и… на мгновение замирала, предвкушая удивиться какому-то из воспоминаний, связанных с давно забытой безделушкой. Всегда радовалась.

Когда приезжает в гости мама, её сумка напоминает мне эту детскую коробку. Никогда не знаешь, что появится в маминых руках в следующий момент – сдобная выпечка, новая футболка, браслетик, кружка, домашние конфеты, новый чай с особым ароматом, что-то из кухонной утвари… Что бы это ни было, это всякий раз одинаково радует, вызывая в душе какие-то совершенно детские эмоции и уже взрослое смущение, – когда хочется ответить тем же, но ты не знаешь как.

В этот раз мама подарила мне платье.

Я никогда не любила такие фасоны. Примерила – красота! Мне нравится. Понимаю, что взрослею. А сама всё равно как ребёнок радуюсь. Всё в маминой сумке – это маленькие истории маминой большой любви. Это моя ностальгия по детству, по моему шкафу с коробкой, по моей комнате с кроватью у окна, по моим детским платьям… По тем рассветам, когда вместе с мамой я вставала засветло, чтобы пойти в сад за малиной, по тем маминым туфлям, которые были, казалось, на сто размеров больше меня, но были на каблуках, а значит, очень подходили мне, 6-летней девочке, и я надевала их и щеголяла по улице… Это ностальгия по субботам и воскресеньям, когда мама пекла вкусные слоёные рулеты и лепила целую гору пельменей… По аромату её духов, который всегда оставался на её лёгком шарфике… По тем ощущениям, которые можно почувствовать только в детстве.

Даша, конечно, не знает о том, что я чувствую. Ей, как всякому маленькому человеку, просто нравится получать подарки. Я – не понимаю ещё, что чувствует моя мама. Все сумки в моём гардеробе и хозяйстве предназначены пока только мне, кроме одной, той, с которой мы с ребёнком ходим на прогулки. Иногда Даша в неё заглядывает в надежде отыскать конфетку. Иногда находит. Но это совсем иначе, чем ждать маму в гости. Ведь на самом деле ты ждёшь не подарков – каждый раз ты встречаешь на пороге своё детство, обёрнутое в красивую упаковку праздника. И никто не может его создать для тебя так, как делает это она.

Но ты растёшь, взрослеешь, потом даже начинаешь стареть… приезжаешь к маме сам. По возможности тоже привозишь гостинцы. И чем больше ты вкладываешь в эти незамысловатые вещи, угощения, сувениры, тем выразительнее даёшь понять, что ты уже не ребёнок. А значит, каждый раз, навещая родителей, привозишь с собой им немного взрослости. А они вздыхают: «Ах, как же быстро летит время!» Как многое хочется ещё успеть…

У нас под столом стоит большая плетёная корзина. Мы держим в ней Дашины игрушки, которые она не востребовала, но иногда что-то оттуда достаём. Игрушек становится всё больше, а значит, однажды она почувствует ту радость новизны о когда-то любимых вещах, которая хорошо мне знакома.

Однажды я вырасту и стану взрослой и буду приезжать в гости к Даше с подарками. Я хочу, чтобы она вспоминала свою корзину или любую другую коробку из нашего с ней детского времени, радовалась любому пустяку или не пустяку, который я привезу, и чтобы она всегда понимала, что без меня эти подарки ничего не стоят и никогда не порадуют. Потому что на самом деле, конечно, ждать она будет не их, а меня. И даже не меня, а себя «макую» и своё детство, которое не закончится до тех пор, пока есть мама.

Любовь и соль на разных языках

Как понять детей? Что они думают, чего хотят… Я провожу со своим ребёнком 24 часа в сутки и не всегда понимаю, что она говорит. Как же я пойму её, когда она вырастет?

Я люблю свою дочь больше всех в мире и сильнее всех на Земле. Говорю ей об этом, она отвечает. Тоже говорит, что любит, что никому меня не отдаст, что я у неё самая «любимная». И вот затесалось в её признании непонятное слово. Очевидно, совершено непонятное и ей самой.

Вот говорит она:

– Мама, я тибя либлю, змийя.

Или так:

– Мама, змийя, я тибя никаму ни атдам.

Подозрительная «змея» поселилась в моих мыслях и лишила покоя. Откуда это и кто или что это? Впрочем, подумаешь, слово… такие ли бывают недоразумения с детьми…

Когда мой племянник Аким был мал, не все слова давались ему легко. Во время одного из семейных праздников он подошёл к взрослым и попросил «киду». Следующие двадцать минут родня во главе с мамой суетно перемещалась из комнаты в комнату в поисках «чего-то». А ребёнок горько плакал, потому что не мог выговорить слово разборчиво, отчего чувствовал себя подавленным.

– Ну киду, киду… я не могу по-другому сказать… – размахивая ручонками, повторял малыш и снова плакал.

Когда в холодильнике бабушка, наконец, обнаружила киндер-сюрприз, ребёнок засиял.

Мне было неловко. Возможно, потому я вспоминаю этот случай уже несколько лет. Но детское отчаяние показалось мне совсем не детским. Потому что когда мальчик вырастет и научится хорошо выговаривать все слова, станет понятным каждому, ему придётся учиться новым правилам: поменьше говорить окружающим о своих желаниях и чувствах. Почему? Потому что когда он повзрослеет, должен будет понять: отныне «киндер-сюрприз» – это только его проблема.

Но пока ребёнок мал – как понять его и подготовить к взрослости? Как понять и реагировать на его слова и просьбы не изумлённым мычанием, делая лишь вид, что всё понял, а помогать ребёнку разбираться в ситуациях вместе?

Даша решила познакомиться с маленькой девочкой.

– Меня зовут Даша, – сказала она, – а тебя?

– Федя, – ответила миниатюрная кокетка в панаме и в платьице из рюшей.

Я переспросила. Девочка снова ответила: «Федя».

Мама заторопилась образумить дочь:

– Нет, ты скажи, скажи, как тебя на самом деле зовут, скажи своё имя девочке…

Через некоторое время мы выяснили, что девочку зовут София.

– Почему тогда Федя?!

– Она просто очень любит папу, – глубоко вздохнув, пояснила мама. И стало понятно, что мама понимает, почему девочка называет себя Федей. Но не понимает, чем её, мамино имя, не пришлось ребёнку по нраву.

Дети хорошо умеют хитрить и – не умеют лукавить. Зато свои чувства и переживания облачают, порой, в самые неожиданные формы.

– Мама, я плачу, – сказал Аким, взяв маму за руку. Сказал и ушёл.

– Что значит «плачу»? – не поняла я.

– Он сказал, что плачет, – ответила его мама.

– Но… он же не плачет?..

– Он смотрит грустный мультфильм и переживает.

– Почему бы тогда ему просто не заплакать?

– Это не тот случай, чтобы просто заплакать, – пояснила мама.

Как отличает ребёнок эти самые случаи? И почему, если он пытается скрыть слёзы, всё же об этом говорит?

У нас, взрослых, всё с точностью наоборот. Мы плачем украдкой, проливая слёзы, и никогда не сознаемся окружающим в своей слабости. А когда наступает какой-нибудь «тот самый случай» и нас застают врасплох со слезами, мы судорожно вынимаем десяток соринок из обоих глаз.

Как понять взрослых?

Говорят, что ты остаёшься ребёнком до тех пор, пока живы твои родители. Очевидно, потому я усердно не хочу взрослеть. Но я всё реже и реже приезжаю домой, потому что дома я кажусь себе беспомощным ребёнком и как будто ловлю себя на своих же слабостях… расслабляюсь, раскисаю, потом не могу собрать себя в кулак. Научилась любить на расстоянии. Родители обижаются. Я приезжаю. Говорят, во мне мало самостоятельности и я живу не совсем правильно.

Как понять родителей?

Я слушаю их, слушаю, а потом взрываюсь и говорю, что разберусь сама, потому что я уже – взрослая!

Вру.

Как понять меня?

Моя мама живёт со своей мамой. Бабушка плохо себя чувствует, почти не выходит из квартиры, но никогда не довольствуется малым. Привыкла держать всё под своим контролем. Человек другой закалки. Мы проще: да – да, нет – нет. А бабушка компромиссов не любит. Мама расстраивается: бабушке сложно угодить. Мама старается – угадывает её настроение, заботится, всегда рядом. Бабушка находит повод для слёз.

Как понять бабушку?

Иногда мой ребёнок меня жалеет. Случается всплакнуть при ней. На днях было.

– Мама, ты ни пвач. Я люблю тебя больше всех… на Зем-ле, – наконец выговорила мне Даша своё заколдованное «змеиное» слово.

– Даша! Ну наконец! Наконец!!! И я, я тоже люблю тебя больше всех на Земле!

«Змея» оказалась не страшной. Но это не важно. Не надо ничего понимать. Любить надо. Вот в чём соль.

Любовь Глембо

Хозяин тайги

Мой дедушка, Мясников Захар Афанасьевич, был заядлым охотником. В свои 82 года он легко попадал белке в глаз, чтобы не попортить её шкурку. Знал повадки всех зверей, места их обитания и по праву пользовался уважением своих односельчан. Охотились они обычно в урочище Алханай, богатом чистыми родниками, кедрачом, целебными травами и пушным зверьём.

Однажды ранним утром пошёл дед с двумя своими товарищами-односельчанами на охоту. Дождя не было, хотя стояла весьма пасмурная погода. Товарищи обошли все потаённые места, но ни зверя, ни даже вездесущей белки не встретили.

День уже клонился к вечеру. Делать нечего, решили идти домой. Подустали порядком, сделав по лесным тропинкам большой круг. Вообще-то такого прежде никогда не бывало: чтобы за день в богатой забайкальской тайге не повстречалось ни одного зверя. Шли по лесной чаще. Стояла какая-то необыкновенная, даже чуть жутковатая тишина – ни ветерка, ни щебетанья птиц. Как будто всё вымерло. И природа притихла, замерла. Наступали сумерки. Вдруг посреди этой тишины из лесного полумрака прямо на охотников вышел гуран – самец косули. Необычно крупный для своего вида гуран спокойно двигался… прямо на охотников. Вот так добыча, сама пришла!

Прогремели сразу три выстрела, и гуран упал в высокую густую траву. Тушу нужно было разделать – снять шкуру, отделить требуху, освежевать, потом поровну разделить меж собой. И обязательный ритуал: с хлебом и солью съесть ещё тёплую печень. Это один из способов у настоящих охотников укрепить своё и без того хорошее зрение, тренированное от бесконечного прицеливания по мелкому зверю. Красавец-гуран лежал на боку. Шкуру аккуратно разрезали по центру. Брюшина мягко вывалилась на траву, окрасив её кровью. Глаза гурана, не мигая, смотрели вдаль, и от этого было не по себе. Видно, в нём ещё теплилась жизнь.

– Захар Афанасьевич, давай-ка я его в лоб жахну ещё разочек, – проговорил один из охотников. – Чего он зенки вытаращил? Даже не по себе.

С этими словами охотник взял ружьё, намереваясь добить животное, и вдруг… гуран, повернув голову, начал медленно подниматься на полусогнутые ноги. Вот он встал, выпрямился и… прыгнул в сторону леса. И сразу зашумел ветер, застонала тайга. Бывалые охотники кинулись бежать, побросав ружья. Опомнились только в деревне. Молча разошлись по домам и молча улеглись спать, не в силах что-то рассказать близким…

Утром собрались у Захара Афанасьевича и решили все вместе идти на то злополучное место. Ведь ружьё для охотника – самая необходимая вещь. Ружьё кормит семью, и вряд ли что найдётся его дороже. Оно долгие годы сопровождает своего хозяина, и лишиться его – всё равно что потерять кормильца и верного товарища. Шли молча, кучкой. С опаской подкрались к злополучной поляне. На месте, где лежал гуран, была примятая трава. Но на ней следов крови не осталось. Лежали ружья, ножи, котомки, хлеб с нетронутой солью. Молча собрали снаряжение, пошли в обратный путь.

– Захар Афанасьевич, что же это было? – прервал молчание один из охотников.

Дед остановился, неторопливо достал кисет, свернул цигарку из своей знаменитой доморощенной махорки и, закурив, просто произнёс:

– Это был Хозяин тайги! Он в таком гураньем виде вчера обходил своё хозяйство. И слава богу, что для нас всё кончилось благополучно!

Сергей Гороховир

Борцовские байки

Остаться в чьей-то памяти…

Тазик

Звезда молдавской классической борьбы цыган Прокопий Гроссу на одном из чемпионатов Советского Союза тяжело гонял вес. Последние пятьсот граммов никак не хотели уходить.

На помощь пришли парная и два тренера, которые по очереди колотили вениками лежащего на верхней полке Гроссу. Для облегчения мук поставили перед ним тазик холодной воды. Спортсмен периодически окунал в него голову, дабы не потерять сознание.

После четвёртого захода вытерли Прокопия насухо, и он поднялся на весы. Тренеры с надеждой заколдовали над гирьками, но те нагло показали целый килограмм лишку! Бедняги недоумённо переглянулись и сурово уставились на Гроссу, который заикаясь пролепетал:

– З-зачем тазик п-поставили?

(Рассказал Виктор Ворошнин)

Паспорт борца

Борцу вольного стиля Александру Фролову с детства снилась Италия. Попасть за рубеж помогли ему не медали чемпионатов Украины и СССР, а развал Советского Союза. Открылась граница, и Саша двинул в город своей мечты – Рим.

Всё бы ничего, но преградой на пути встал языковой барьер. Выручили уши: борцы всего мира узнают друг друга по поломанным ушам. А у Сани они – настоящие «вареники»!

На улице или в метро подходили к нему с улыбкой незнакомые парни и как могли заводили разговор о борьбе. А когда узнавали, что Саша из совка, бескорыстно угощали его, помогали найти кров и работу. Авторитет советской борьбы велик!

Особенно почитаемы поломанные уши в Турции. На базаре в Стамбуле нашему брату нет прохода: обязательно остановят, расскажут по-русски борцовские новости, накормят, предложат побороться…

Говорят, что турецкие мальчишки специально ломают уши, прищемляя их дверьми!

(Рассказали Александр Фролов, Леонид Ракомин, Виктор Ворошнин)

Облом

Призёр чемпионата России по сумо в весовой категории до 80 кг симпатичная Татьяна из Смоленска очень хотела выйти замуж и невольно прислушивалась к разговорам молодых людей.

– Смотрите, какая клёвая девчонка! Вот бы познакомиться… – слышит она как-то за спиной разговор парней в московском метро.

– Что ты? Это опасно, не видишь, что ли? Она ведь – спортсменка…

– Тем лучше… Ноги-то какие стройные!

Таня потихонечку замедляет шаг…

– Стройные? Я бы сказал – мощные, все в мышцах!.. А руки – ещё рельефнее!

– Зато фигура – заглядение!

Сердечко у девочки затрепетало…

– Посмотри лучше на её спину – Геракл! Она наверняка – борец…

– Нет, ребята, я всё же попробую с ней заговорить. Чего нам бояться, нас же трое!

Танюша с улыбкой оборачивается…

– Балбес, бежим! Она и с тремя легко расправиться может!..

(Рассказала Татьяна)

Брат

На вокзале в Симферополе профессионально орудовали воры-карманники. При посадке в электричку они обчистили севастопольского борца Берегового Сергея. Благо он был не один, в сутолоке его товарищи заметили и прихватили воришку.

Но тот оказался пуст, так как ловко передал кошелёк скрывшимся сообщникам. Завязался спор, и запахло дракой. С обеих сторон стягивались силы: коварная шайка и борцы после соревнований.

Воров было больше. Внезапно из-за их спин юркнул пацан, подбежал к Береговому и… вернул кошелёк.

– Мой брат – тоже борец, – шепнул он Сергею, получая от своих оплеухи…

(Рассказал Иван Цепин)

Потеря

Михаил Ложечка сладко спал в конце вагона, когда его команда борцов Луганской области высыпала на ночной перрон. Тренеры пересчитали спортсменов. Одного не хватало…

– Кого ж это мы потеряли?! – заволновались они и быстро смекнули: – Ложечку!

Тут же метнулись обратно. Короткая стоянка поезда вынудила их со словами «Потеряли Ложечку! Где же Ложечка?» перещупать весь тёмный вагон…

– Ну и жлобы!!! – полетели в них градом возмущения пассажиров. – Это же надо! Из-за какой-то ложечки перебудили всех!

(Рассказал Сергей Шудегов)

Бороться до конца

Чемпион Советского Союза, бронзовый призёр чемпионата мира по классической борьбе в легчайшем весе Иван Иванович Михайлишин зачастил к специалисту по надгробиям чемпиону Украины Леониду Ракомину.

Они встречались у Лёни в мастерской-гараже в центре Львова, ходили «на каву», вспоминали молодость.

Однажды Иван Иванович сделал Ракомину неожиданный заказ: надгробный памятник самому себе. Уплатил вперёд и сказал, что едет на родину навестить сестёр. А изумлённого Лёню попросил подыскать для него на кладбище хорошее место.

По приезду Иван Михайлишин собрал у себя друзей и близких. После весёлого застолья проводил гостей, вернулся в дом, лёг и умер.

Свой диагноз (рак лёгких) он хранил в тайне. Признаться пришлось одному Ракомину. Врачи предсказывали Ивану Ивановичу полтора года, а он прожил ещё восемнадцать с половиной лет.

(Рассказал Леонид Ракомин)

Досада

Основоположник сумо на Украине Сергей Викторович Коробко, выступая в молодости на чемпионате МВД СССР по самбо, начал один поединок задолго до самой схватки.

Во время разминки он подошёл к сопернику и, глядя в глаза, нагло предложил ему проиграть за 100 рублей. Тот побежал советоваться к тренеру, который отрицательно закачал головой.

Коробко тут же спрятался, наблюдая, как исполнительный спортсмен ищет его, чтобы дать ответ.

Через 15 минут он незаметно подошёл к сопернику сзади и на ухо ему сказал: «Сто пятьдесят». Самбист опять метнулся к тренеру, но нарвался на раздражение и окрик. Коробко и в этот раз исчез.

Перед самым выходом на ковёр он предложил 200 рублей, но растерянный спортсмен только молча покосился на грозного тренера…

Непродолжительная схватка завершилась амплитудным броском Коробко с переходом на болевой приём и хриплым стоном соперника: «Во дурак! Лучше бы деньги взял…»

(Рассказал Сергей Коробко)

Бац-бац! И…

Ленинградский тренер по классической борьбе Моторин Дмитрий Михайлович, потерявший в долгих сталинских лагерях своё зрение, как-то на соревнованиях в запарке подбегает во время минутного перерыва между периодами схватки к своему подопечному Горохову.

– Толя, давай, борись… – машет он ему полотенцем.

– Я не Толя, – отвечает незнакомый голос. – Толя в другом углу ковра…

(Рассказал Юрий Тимин)

Мечта

Заветный норматив мастера спорта по классической борьбе Юрий Огоновский выполнил на престижном московском Всесоюзном турнире памяти Егорова в весовой категории до 57 кг благодаря своей уникальной «коронке».

Вызывая соперников проводить ему вертушку, Юра чётко припечатывал их головы в ковёр. В финале столичный претендент после второго раза на ноги уже не встал. Судьи вынуждены были поднять Огоновскому руку.

Как приятно было делать дырочку в пиджаке нового костюма для долгожданного мастерского значка, а потом пройтись по весенне-солнечному Львову мимо памятника Адаму Мицкевичу!

У витрины кинотеатра Юра задержался, любуясь своим стройным счастливым отражением…